Иллюзия тайны

  Тихо и мирно просыпалось утро. Солнце, ещё не успевшее подчинить себе всё небо, первыми, робкими лучами прокрадывалось по закоулкам улиц, заглядывая в самые разные её места. Где-то испуганно скрипнула дверь, простучали по мостовой каблуки, хозяин, или хозяйка которых, очевидно, спешили. Затем надрывно мяукнула кошка, пропел петух, и далее, словно по команде, город стал наполняться различными звуками, которых мы почти не замечаем днём.

 Ночь, как известно, подобную суету не подразумевает, и относится к ней, скорее враждебно.

 Город просыпался, и вместе с ним просыпались жильцы дома, на котором остановилось наше неумолимое внимание.

 Сам по себе, дом ничем особенным не отличался. Как большинство из них, он был сделан по образу и подобию домов, до него существовавших. То есть, из камня, дерева и некоторых других строительных материалов, призванных служить такому делу. Остроконечная крыша была крыта потемневшей от времени красной черепицей, и венчалась шпилем с фигуркой железного петуха. К нему часто подсаживались вороны, вероятно, желая с ним познакомиться.  Небольшие окна не позволяли дому претендовать на звание роскошного особняка, но и  простой ночлежкой его назвать было никак нельзя. Опрятный дворик, чистые занавески, горшки с цветами, неопровержимо свидетельствовали, что  обитатели этого дома – люди с достатком. И таких, нужно сказать, в доме было  три семейства.

 Далее в нашем рассказе речь пойдёт большей частью именно о них. О  доме мы лишь добавим, что жильцы его менялись не часто, но всё-таки менялись, и за полтора века от окончания строительства, их набралось не так уж и мало. Разные люди переплели свои, порой, удивительные судьбы с ним, находя надёжное пристанище под его крышей.

 Семья Лесквик состояла из трёх человек. Глава семейства – почтенный мистер Лесквик был примечателен тем, что беспрестанно курил трубку, носил клетчатые брюки, и такой же масти пиджак. Он был довольно любезен с другими обитателями дома,  но весьма подозрительный к прочим. Миссис Лесквик во всём поддерживала мужа и всем материям, из которых почтенные дамы шьют свои наряды,  также предпочитала клетчатые. С соседями она была   общительной, и могла болтать, казалось обо всём на свете, кроме того, что так, или иначе,  касалось её семьи.  С мистером и миссис Лесквик  жила кузина, которая в виду своего преклонного возраста, выходила на люди редко, но всегда самым запоминающимся образом. Высокого роста, сухая и прямая, словно жердь, она оценивающе смотрела на всех, кто попадался ей на встречу, делая при этом весьма странные заявления, тесно переплетённые со строками из Святого Писания. Звучало это примерно так: « Вам уже давно пора собирать камни, которые разбросали», или « А ты отдал козла в жертву за свои грехи?». Подобные обороты выдавало её стремление  разить грешников пророческим словом,  и вообще, относиться ко всем непримиримо.

 Вторая семья имела фамилию Досмунд и была примечательна своей открытостью. Но это качество имело  свои границы. Для местности, в которой происходили описываемые нами события, открытость, во всех смыслах этого замечательного слова, была сродни умопомешательству. Мало того, исконно консервативному обществу, в котором довелось появиться нашему дому, вместе с его обитателями, настолько было несвойственно это качество, что его считали признаком дурного тона.

 Так вот, чтобы не входить в конфронтацию с традициями и в тоже время прослыть оригиналами, семья Досмунд никогда не закрывала входной двери своей квартиры, но всегда держала на замке дверь ведущую из прихожей в комнаты.  Таким образом, границы их открытости имели строго определённые формы. Они начинались на пороге прихожей и ей ограничивались. Такое отношение к окружающей действительности навечно закрепили за семейством Досмунд славу  человеколюбивых, но обладающих здравым умом, личностей.

Среди прочих человеческих качеств им было свойственно вечно совать свой нос в дела других, выходить из дома ранним утром и приходить ближе к вечеру. Одеваться скорее неряшливо, чем достойно, и быть в курсе всех мало-мальских дел невероятно большого количества самых разных людей. Казалось, что не было во всей округе человека, не удостоившегося их внимания. При этом, все считали, что миссис Досмунд качественно дополняет мистера Досмунд, а он вполне самодостаточный и неповторимый.

 Детей у них не было, но были две неузнаваемой породы кошки. Миссис Досмунд считала их «неаполитанскими персами», а мистер Досмунд «персидскими неополитано». Такая маленькая неувязка совсем не мешала супружеской паре любить этих животных, которые всем своим видом и повадками напоминали обычных уличных котов, которых можно с избытком обнаружить на любой свалке. Звали их Тоньё и Соньё.  Столь странные имена были увязаны с их половой принадлежностью и отличались, как и вся семья Досмунд, оригинальностью.

 Третьим семейством, проживающим в доме, были очень скромные миссис и мистер Олтон. Коль скоро мы их охарактеризовали таким положительным качеством, то необходимо будет добавить, что эти люди сумели возвести его в такое совершенство, что стали почти незаметны для окружающих. Говорили они не иначе, как шепотом, проходили мимо, словно тени, и жили так тихо, словно дали обет никому никогда не мешать. Вместе с тем, в доме они занимали самую респектабельную квартиру, окна которой смотрели на солнечную сторону и на их подоконниках густо стояли в красивых пузатых горшках самые разнообразные цветы. Вероятно, из-за вышеуказанного качества, они никого, никогда,  не приглашали в гости, и всем оставалось только гадать, насколько у них скромно в квартире. Никто не мог припомнить, как долго они живут в ней, но все были невероятно хорошего мнения об этом семействе.

 Чтобы вести далее наше повествование без всяких лишних фантазий, мы немного побродим по городу, где суждено было происходить описанным событиям. Примечателен он стал прежде всего своими туманными погодами, однообразными лицами, и многовековыми традициями. Как вы уже поняли, это был совсем немаленький город, в котором уживались все виды человеческих страстей, и который имел на всё происходящее своё личное мнение. С ним могли считаться, или противостоять, но никто не сомневался, что это мнение имело право быть. История находила тому весомые доводы.

 Город относился к своему населению если не уважительно, то  терпимо, но никак не  пренебрежительно. Ведь, согласитесь, позволяя кому бы то ни было, жить у себя, вы невольно берёте его под опеку. Пусть не все дозволенную,  не безграничную, и ещё много какую «не», но всё же опеку. И ваш подопечный становится уже частичкой, олицетворяющей вас, а вы  считаете его  «своим», невольно покровительствуя.

 Именно так этот город относился к своим жителям - как сюзерен к   вассалам, как мачеха к приемным детям, как могучий дуб, в дупле ствола которого поселились белки. Город соглашается принять своего жителя, не подозревая, порой, что и сам житель способен влиять на него.

 Покровителями меньших масштабов, для людей являются их жилища. Здесь город позволяет себе повеселиться и даёт каждому по его отдельно взятым качествам, подразумевая, затем, самые невероятные метаморфозы. К примеру, из хозяина трущобы, человек может превратиться во владельца большого дома с мезонином, а может получиться и наоборот, что к слову, случается намного чаще. Бывает, что человек остаётся и вовсе без крыши над головой. Одноликие люди выбирают не менее одноликие дома, и стараются жить счастливо, толкуя это понятие на свой лад. А город продолжает смеяться над ними, тасуя их судьбы не хуже ловкого шулера.

 Наши герои, столь не похожие друг на друга, сумели встретиться в одном городе. Мало того, их приютил один дом. Их судьбы не стали от этого похожими, но переплелись самым странным способом,  разоблачив в итоге тайны каждого.

 Итак, мы знаем о них лишь то, что уже рассказали и поэтому совсем не удивились, когда утром, миссис Лесквик обратилась к миссис Досмунд с вопросом:

- Как вы думаете, кто мог ограбить банк на пятой улице?

- Вы об этом узнали из вечерней газеты? - в свою очередь вопросом на вопрос ответила миссис Досмунд.

- Ну да, конечно, из вечерней, - несколько смущенно подтвердила миссис Лесквик.

- Надо же! Как превосходно печатаются газеты в нашем городе! Это просто славно, не правда ли?

 Вынужденная признать этот факт, миссис Лесквик повторила свой вопрос.

- Действовала наверняка целая шайка. Я слышала, что они выходцы из северной части города.

- Что вы говорите!

 Мимо промелькнула тень мистера Олтона.

 Далее, разговор двух соседок ещё некоторое время вращался вокруг северной оконечности города, цен на масло и говядину, роста числа безработных и украденных ценностях.

 Нужно сказать, что город уже давно лихорадило от дерзких, порой безумно наглых выходок грабителей, которые действовали весьма лихо. На их счету были не только грабежи со взломом, но и жестокие расправы с жертвами.  Полиция, городские власти, сбились с ног, пытаясь их обезвредить, но преступники всегда ловко заметали следы и оставались неуловимыми. Начались эти разбои несколько лет назад и сначала, все думали, что это дело рук заезжих гастролёров. Но так, как из года в год, они продолжались, сохраняя при этом особый, что называется, подчерк, стало понятно об их местном происхождении. Под угрозой оказались прежде всего банки, в большом количестве расплодившиеся в этом городе, ювелирные мастерские, и богатые граждане. Понятно, что все  перечисленные категории являли собой силу города, его власть и могущество. Теперь эти символы оказались заложниками в руках шайки грабителей. Что действовала целая шайка, ни у кого сомнений не вызывало, и отчасти оправдывало долгую безнаказанность.

 Врага мелкого, не умеющего играть по-крупному, принято бескомпромиссно унижать. Смеяться и выставлять его в самом затравленном виде – обычный приём всех, кому дано право делать это во благо общества. Массово рисуются карикатуры, рождаются смешные истории. Всё это начинает вас заставлять думать, что даже сам факт его существования задуман ради забавы. И пусть себе что-нибудь там делает, лишь бы народу было над кем потешиться. Такой образ повсеместно создан для врага незначительного. Однако совсем другое дело, когда враг решителен, силён и представляет опасность самим устоям общества, тем более его символам. Если такого врага долгое время не удаётся обуздать, или полностью обезвредить, смеяться над ним никто даже не подумает. 

 Наш город  и все его жители  с трепетом следили за похождениями грабителей. Разговор, происходивший между миссис Лесквик и миссис Досмунд наглядно свидетельствовал об этом. Тема разбоев обсуждалась ими регулярно по утрам и никогда в вечернее время . В остальном, жизнь почтенных семейств ничем не изменилась. Мистер Лесквик, когда находился дома, курил трубку, чета Досмунд утром исчезала и появлялась только вечером, а Олтоны были тише воды и ниже травы. Консервативное общество могло радоваться, или бояться, но при этом никому не пришло бы даже в голову, к примеру, поменять пиджак в клеточку на пиджак в полоску, или перенести время ланча.  Традиции, как вы поняли, играли решающую роль в жизни нашего города, и не нужно думать, что могло быть как-то иначе.

 Газеты день за днём печатали статьи о преступниках, поражая всех версиями о их местонахождении, будущих планах и методах их обезвреживания. Банки повысили процент по вкладам, ювелирные мастерские навесили на окна стальные решётки и поменяли двери. Богатые люди увеличили охрану, а полиция увеличила агентурную сеть, и в один из дней произошло событие, которого ждал весь город. Грабителей, наконец, поймали и обезвредили прямо на месте нового преступления.

  Далее, в  центральной газете, в которой главным редактором обнаружился  мистер Досмунд, было напечатано  заявление специального агента безопасности, мистера Лесквика, где он немного приоткрыл методы проведённой им операции. Грабителями же оказались миссис и мистер Олтон,  действующие всегда не иначе, как только вдвоём.