***

За окном уже стемнело - так долго я их жду. Блять, как же паршиво. Это точка. Я знаю, как это бывает. Они выбьют дверь тараном, вломятся и оглушат меня. Никакие примочки мне сейчас не помогут. В другое время я мог бы уйти, просто скрыться от них, и эти крысиные бега продлились бы ещё на пару лет. Мог бы покрасоваться и оставить на полу с  дюжину фигур в амуниции. Но не сейчас. Сейчас усталость на твердом фундаменте неизлечимой апатии высосала из моих конечностей всю силу.

Даже представить себя неуклюже бегущего, согнувшись в три погибели, отвратительно. Раны донимают меня до сих пор. Теперь мне не нужно ничего изобретать, чтобы театр одного актера продолжался. Самое отвратное, что мой труд достанется им. Годы исследований пойдут в арсенал их машины кнута и пощечины. Я обратил взгляд на экзокостюм, который теперь в разложенном виде лежал на кресле. Он в чем-то карикатурно изображал своим видом меня: съехавший по спинке, опустивший руки к полу.  Здесь, в угловой комнатушке в самом сердце трущоб даже не представляю, как его уничтожить. Но драться не буду, хватит с меня. Я сыграл и проиграл. Всему есть конец.

Если бы кто-то мог бы читать мои мысли, то удивился. Якобы, как это непохоже на меня. Отказался бы верить. После всего, что было. Идиоты,- ответил бы я. - Вы поверили. Вас так легко купить претензией на героизм. Достаточно показать технологичное снаряжение и пару схваток с патрулями.

Участь, что мне предстоит, меня не пугает. Я бывал в тюрьме. Если бы не познал её, то скорее всего, последних нескольких лет просто не было. Они были предрешены там. Написаны в моем сознании. Планировались в виде образов, без пунктов и конкретных планов. Каждая обида, уродство несправедливости, что я там видел, вносили свой штрих.

А теперь осталось только сидеть спиной к двери и ждать, пока сквозь разорванную завесу тишины не покажутся рыла противогазов с карабинами наперевес. Даже их вид лишает возможности приложить к ним человеческий облик. Они больше похожи на животных, даром, что природа до таких не догадалась.

После нескольких периодов пыток в заключении меня ждет покой. Пусть не слишком комфортабельный, но другой мне заказан от рождения. Смешные догадки обывателей: образ заступника, борьба с несправедливостью, долг, милосердие...

Ярость. Ярость и ничего более. Вот, что несло меня вперед до сегодняшнего дня. Она руководила мной, рисовала схемы соединений на чертежах, по крупицам собирала необходимые знания. Она кипела во мне, когда я монтировал приводы и штифты костюма. Она не лишила меня сна в тот период, когда я создавал свой арсенал. А люди опять усложнили. И пожалуй, хотели усложнить. Прозаичность всегда пугает и отталкивает. Сложно смириться с тем, что реальность всегда жестче и проще.

Я хочу быть найденным. Сейчас стало ясным, что отомстить им так, как они того заслуживают, не выйдет. А если не я, то никто вовсе. Бесполезно искать союзников. Это беззащитное запуганное стадо даже не способно защитить себя само. И если есть повод передумать, то лишь для своего эго. Я тешился в те моменты, когда зеваки кричали мне вслед, считая, будто мной руководят идеалы из бульварного чтива. Но и жалости к ним я тоже не лишен. Когда-то я был одним из них. Мне знакомы страх, отчаяние, безысходность. Я знаю, какого это - не ждать помощи со стороны. Так жить не заслуживает никто, даже этот сброд.

Маска с шейными флексорами лежала на столе, ее нахмуренные глазницы были развернуты ко мне. Свет настольной лампы отбрасывал тени от ее каменных линий. Маска Менестреля из древней легенды. Был один шанс из миллиарда, что этот артефакт вообще существует. Кто-то будет носить ее после меня. Для каких целей - известно. Сломанный гаусс лежал позади, рядом с окровавленными бинтами. На лестнице сзади послышался топот.

Они стремительно ворвались в темную комнату на верхнем этаже. Лучами фонарей обшаривали каждый сантиметр тесного пространства, но ничего не нашли. Грязные стены, нехитрая мебель и открытое окно.