Бессознательное и синхронистичность

В лекциях о психоанализе, прочитанных в 1915-1917 гг., З. Фрейд впервые открыто выразил мысль, которая на самом деле выходила далеко за рамки его непосредственных коммуникативных интенций. Он справедливо говорил о том, что человечеству открывается новое миропонимание, основу которого составляет психоаналитическая теория, выстраивающаяся вокруг категории бессознательного.  «В течение веков, – писал он, – наивное самолюбие человечества вынуждено было претерпеть от науки два великих оскорбления. Первое, когда оно узнало, что наша земля не центр вселенной, а крошечная частичка мировой системы, величину которой едва можно себе представить. Она связана для нас именем Коперника, хотя подобное провозглашала уже александрийская наука. Затем второе, когда биологическое исследование уничтожило привилегию сотворения человека, указав ему на происхождение из животного мира и неискоренимость его животной природы. Эта переоценка произошла в наши дни под влиянием Ч. Дарвина, Уоллеса и их предшественников не без ожесточеннейшего сопротивления современников. Но третий, самый чувствительный удар по человеческой мании величия было суждено нанести современному психоаналитическому исследованию, которое указало Я, что оно не является даже хозяином в своем доме, а вынуждено довольствоваться жалкими сведениями о том, что происходит в его душевной жизни бессознательно. Но и этот призыв к скромности исходит не впервые и не только от нас, психоаналитиков…».

Открывая человечеству новые парадигмальные пространства, Фрейд одновременно ограничивал их рамками сексуальной теории бессознательного, которую считал незыблемой и абсолютно верной. Более того, он сознательно стремился в своем психоанализе к теоретическому догматизму . Тем не менее начало было положено. Фрейд своей теорией бессознательного заложил основания новой парадигмы и указал путь, ведущий к истинному постижению человеком  себя в мире.

Практически в это же самое время Людвиг Витгенштейн в своем «Логико-философском трактате» сформулировал полностью революционный для науки того времени и буквально ломающий традиционное научное мировоззрение вывод о существовании некой иррациональной «Иной Действительности», автономной по отношению к человеку, но способной к независимому содержательному самопроявлению. «В самом деле, – писал он, – существует Невысказываемое. Оно показывает себя, это – мистическое» . Принятие этой действительности, по сути, вводит в сферу научного обращения категорию «мистического», которое, по мнению Л. Витгенштейна, может постигаться с учетом новых парадигмальных установок и прежде всего – в  общении с ним на основе языка образов.

Следующий шаг в определении парадигмальных установок нового мировидения сделал Карл Густав Юнг. В  1913 г. он порвал с Фрейдом, отказавшись от его сексуальной теории, и уже к 1916 г. выдвинул тезис о существовании таких сфер бессознательного в человеческой психике, которые имеют надындивидуальный, коллективный характер. С провозглашением этого тезиса новая эра в интеллектуальной истории человечества уже обрела относительно законченные очертания и заявила о себе во весь голос.

 Какие же черты новой парадигмы определились в целом с оформлением теории коллективного бессознательного Юнга? Вот лишь некоторые из них.
 
1. Коллективное бессознательное существует. Оно понимается как безграничная область скрытых содержаний в человеческой психике. Эти содержания амбивалентны по своему характеру и заряжены особой энергетикой эмоций. Юнг назвал эти содержания архетипами коллективного бессознательного.

2. Граница между сознанием и бессознательным человека относительна и определяется сущностными свойствами и масштабом наполняющих их содержаний. Содержания сознания, закрепленные в языке, компактны и имеют относительно четкие границы; содержания бессознательного масштабны, по сути своей специфичны и не имеют четких границ. В силу этого коллективное бессознательное трансцендентно сознанию человека. Это – Несказанное.

3. Человек живет одновременно в двух мирах – в ограниченном мире языковых смыслов, формирующих его сознание, и в мире трансцендентных содержаний бессознательного, не имеющем границ. Эти два мира в человеческой психике взаимодействуют друг с другом, однако  бессознательное в значительной мере влияет на сознание, преобразуя его содержание в различных актах творчества, прозрениях, профетических актах, пророческих сновидениях и т.п.

4. Мир бессознательного сам заявляет о себе, открываясь человеческому сознанию в образах. Закрепляясь в культуре, такие образы составляют особый символический язык, посредством которого бессознательное вступает с человеком в содержательное взаимодействие – говорит с ним. Этот язык, по сути, всегда открыт для понимания. Он не скрывает, но бережет содержания высокого качества и напряжения, оставляя врата открытыми для тех, кто внутренне готов их принять.

В этих парадигмальных условиях К.Г. Юнг и выделил как объект науки о человеке явление синхронистичности. Объясняя его сущность, Юнг писал: «Я выбрал этот термин потому, что главным критерием мне представлялось одновременное возникновение двух событий, связанных не причинно, а по смыслу. Поэтому я использую общую концепцию синхронистичности в особом смысле совпадения во времени двух или более причинно не связанных между собой событий, которые имеют одно и то же или сходное значение. Эту концепцию не следует путать с “синхронностью”, которая просто означает одновременность протекания двух событий». В качестве одного из примеров, иллюстрирующих такие совпадения, Юнг привел случай, когда во время беседы с пациенткой, рассказывавшей ему о своем сновидении и собственно о подаренном ей во сне золотом скарабее, в комнату залетел скарабеевидный жук, или хрущ обыкновенный. Его желто-зеленая окраска очень сильно напоминала цвет золотого скарабея.

Явление синхронистичности обратило на себя внимание Юнга практически одновременно с выдвижением тезиса о существовании коллективного бессознательного. «Проблема синхронистичности, – писал он, – занимала меня уже давно, пожалуй, с середины двадцатых годов, когда я изучал феномены коллективного бессознательного и все время наталкивался на связи, которые просто не мог объяснить случайными группами или “сериями”. Я обнаруживал “совпадения”, настолько многозначительно связанные, а вероятность их “случайности” выражалась такой астрономической цифрой, что они явно были “смысловыми”».