Тишина коридора

Пошатываясь от слабости, старик медленно прошел по коридору провинциальной поликлиники. Он остановился у обшарпанной двери кабинета хирурга и хмуро осмотрел собравшихся людей, ожидающих приема. Никто не проявил внимания к подошедшему. Баюкая покалеченные конечности, все присутствующие, как в трансе, молча смотрели перед собой.

- Кто последний? – громко спросил старик.

Молодая женщина, почесав пальцы загипсованной руки, растерянно оглядела коридор. И словно ничего не услышав, тут же вернулась к созерцанию облупившейся краски на стене перед собой.

- Понятно, все первые, - старичок осторожно присел на край свободного сиденья.

Он с любопытством оглядел очередь. Было не понятно, от чего все молчат. Люди просто смотрели перед собой, и становилось ясно, что они смотрят в никуда. Сами сидят здесь, в этом прохладном, немного сыроватом коридоре, насквозь пропахшем антисептическими средствами, а вот мыслями тут никого из них нет.

Абсолютная тишина вокруг нервировала и смущала человека. Он привык к звукам вокруг: дома постоянно бубнит телевизор, на улице крики птиц и детей. Его всю жизнь окружали звуки громкие или тихие, раздражающие или приятные, но они всегда отвлекали, не давая мыслям надолго засидеться в голове.

Тишины не бывало даже в рабочем кабинете следователя, в котором он провел многие годы, разбираясь в делах о мелких правонарушениях. Там всегда кто-то плакался на трудную судьбу, на тяжелое положение, каялся или жаловался, все доказывали свою правоту и просили помочь.
Старику вспомнился случай, произошедший ещё во времена пионеров. Несколько ответственных и патриотически настроенных граждан, силой приволокли к нему в кабинет сильно хромающего мальчишку лет одиннадцати, всего в свежих синяках и перепачканного красной краской. Этот юный хулиган, выражая свое несогласие с политическим строем, ночью залез на памятник вождя пролетариата, и бессовестно пытался облить голову изваяния масленой краской. Проходившие мимо граждане, проявили сознательность, и пресекли акт вандализма. Малолетку закидали камнями, от чего он свалился с памятника и залил краской самого себя. Ох, и накрутили тогда этому пацанёнку! Еще и семью притянули. Если б союз не рухнул, сидели бы до сих пор.

Это воспоминание, раньше вызывала у старика довольную усмешку, мол «так и надо с ними». А вот сейчас, в этой гробовой тишине, охватившей поликлинику, ему вдруг стало жалко пацана. Мог бы провести беседу, растолковать, объяснить, выяснить мотивы. И в конце концов, не губить ребенка.

Вот ещё было, уже перед самым его уходом на пенсию. Привели бабку. Обычную такую, в заношенном пальто, старом платке. Старушенция не останавливаясь вытирала глаза и нос грязной тряпочкой, и причитала, что выхода у неё не было. Бабулька стянула в магазине масло и булку хлеба, и уже нацелилась на пакет конфет, но была схвачена твердой рукой охранника. Влепили ей мелкую кражу, масло-то дорогое было.

И это дело раньше радовало старика. Да и все воспоминания о трудовой деятельности вызывали гордость. Ни один, попавший к нему в кабинет нарушитель, не уходил от без возмездия. Он был тем неотвратимым мечом закона, что стоит на страже покоя граждан. Случайно разбил локтем стекло: не рассказывай сказки вандал; стянул булку хлеба: в нашей стране нет голода ворюга. Напился и уснул в парке – дебошир, добро пожаловать на уборку города на две недели. Если где-то чего не хватало для оформления, то всегда можно было посмотреть на дело под другим углом.

Но вот эта тишина коридора снова вселила в мыслях сомнение и тоску. Многие закрытые дела, можно было и не открывать. За принятые решения становилось стыдно. Как назло, прокралась мысль, что из-за работы и взрывного характера потерял семью. Да еще и та интрижка с практиканткой, то же повлияла.

Чем больше старик вспоминал, смотря пустым взглядом перед собой, тем сильнее чувствовал единение с собравшимися в очереди людьми. Он уже понимал, вырваться из этой тишины он не сможет, да и не хочет. Тут можно бесконечно вспоминать, жалеть, тосковать. Он становился частью тишины коридора.


Молодая врач, звонко стуча каблуками туфелек по кафельному полу, подошла к обшарпанной двери своего кабинета.
- Зинаида Васильевна, - обратилась она к уборщице, натирающей полы коридора, - Вы бы стульчики у кабинета протёрли, а то они какие-то запыленные, а скоро приём начнется. Поликлиника минут через пять уже откроется.