Мы будем грустить по ним вечно

Мы будем грустить по ним вечно...

   Новый 1979-й год мы встречали, как обычно, у тёти. Она приезжала из ГДР на зимние каникулы каждый год, приехала и в этот раз. Тётя украсила шоколадными игрушками ёлку, наполнила хрустальные вазочки салатами, открыла банку редких в ту пору консервированных ананасов, тонко нарезала сервелат и с хитрой улыбкой кивнула в сторону крышки старинного немецкого пианино, где рядом с наивкуснейшим «Наполеоном» лежал небольшой волосатый мяч:
- А там кокос, племянники в прошлый раз просили... - Подмигнула мне тётя левым глазом, отчего я порозовел от довольства и смущения.
- Как тебе не совестно! - Разгневалась мать, но отец, втянув носом аромат деликатесов, предостерегающе сжал её локоть:
- Оставь. Не теперь.
- Хорошо. Отложим выяснение до дома. - Согласилась мать, отсрочив, таким образом, очередную выволочку аж до будущего года, так как тётя оставляла нас ночевать.

   Устроившись ближе к салатнице, не обращая внимания на предостерегающие гримасы матери, я накладывал себе уже третью тарелку, а в промежутках смаковал привезённым из Германии, но сделанным в СССР сервелатом. Он был нежно-розовый, со снежными комочками жира и таял на языке, не оставляя после себя ничего, кроме желания взять ещё кусочек, а потом ещё один.

   Старинные колокола Кремлёвских Курантов ещё раскачались от  сквозняка, просочившегося из-под двери начала новолетья, когда мы принялись прикидывать - как вскрыть кокос.
   Мы передавали его из рук в руки, трясли, с блаженной улыбкой прислушиваясь к заветному бульканью, безуспешно царапали консервным ножом, и добивались взаимности при помощи молоточка для отбивания мяса, пока кто-то не догадался принести из кладовки топорик. Впрочем, даже с его помощью кокос поддался весьма неохотно.

   Я помню смак того первого кокоса по сей день. Жёсткая мякоть и белесая водичка с запахом лесного ореха. Мне думается, таково же бывает на вкус разочарование. И именно потому не стоит ждать начала новой недели или года, чтобы приступить к чему-либо.


   Квартира тёти теперь  совершенно пуста. Несмотря на обилие в ней вещей, на покрытые пылью сувениры, посуду и перо совы, заправленное за шляпную ленту на стене.
Тётя дорожила людьми, а вещи... Это не по ним мы будем грустить вечно.