Порабощение Ингред. От лица Корнелии

Первую ночь в доме Киры Ингред провела прикованной за щиколотку к ножке ее кровати, на толстом пушистом ковре, рядом со мной. Весь следующий день она по приказу хозяйки провела в диванной, одна, опять же, прикованная за щиколотку уже к столбу, я только несколько раз в день отводила ее в туалет. Разговаривать между собой нам было запрещено, и это было правильно. Своих, подобранных по размеру, оков у нее, конечно, еще не было, а мои ей были откровенно малы, слишком сильно пережимали запястья и лодыжки, поэтому вопрос решался просто – обычная цепь обнимала щиколотку рабыни, между звеньями щелкал навесной замок, второй конец цепи так же крепился к чему следовало, ключ от замков Кира всегда хранила у себя. Кстати, меня тоже частенько так приковывают. За весь день у новенькой невольницы было только одно дело – к ней Кира пригласила врача и медсестру. У нее взяли анализы, врач тщательно осмотрел ее, написал свое заключение, в прихожей, когда я их провожала, он откровенно сказал хозяйке – здорова, как лошадь, на ней пахать надо, и мне стало все понятно. Утром мою новую подругу обратят в рабство по-настоящему. Так и вышло.
Утром Ингред не получила ни крошки, Кира разрешила ей выпить только стакан воды. Потом велела заткнуть ей рот как следует и заковать в пластиковые наручники, благо, этого добра у хозяйки хватает, что я и сделала со всей тщательностью, рот рабыни был заткнут кляпом, на запястьях за спиной затянулась пластиковая петля, я продела свободный конец в замок, туго затянула, специальными щипцами отрезала длинный остаток. Потом по приказу Киры я поставила Ингред клизму, отвела в туалет, а потом тщательно вымыла всю, все еще не вынимая кляпа и не освобождая стянутых за спиной рук. На паническое мычание и испуганные глаза пленницы я отвечала многозначительным молчанием и подчеркнуто-тщательным выполнением приказов хозяйки.
И вот, идеально вымытая, благоухающая моим парфюмом, с высушенными, расчесанными, распущенными по плечам светлыми волосами, без единого грана косметики на лице, с расставленными на ширину плеч ногами, обнаженная, со скованными за спиной руками и заткнутым кляпом ртом, рабыня Ингред предстает перед Кирой. Хозяйка неторопливо обходит ее кругом, внимательно осматривает, приказывает освободить ей рот.
- Сегодня, рабыня, - медленно говорит она, - у тебя тяжелый день. Ты станешь настоящей рабыней, такой же, как Корнелия и сотни и сотни парней и девчонок. Ты получишь все, что полагается рабыне. Принимая тебя в свое рабство, я беру всю полноту ответственности за тебя. За твою жизнь, здоровье, еду, питье, поведение, твои поступки и твои проступки, за все это теперь отвечаю я. Тебе это понятно?
- Да, госпожа, - тихо отвечает Ингред, - спасибо вам, госпожа.
- С моими требованиями к тебе ты успеешь ознакомиться, если что, плетка, специальные комнаты для рабов, цепи и прочие предметы тебе помогут понять, что ты делаешь не так.
- Я постараюсь не вызывать вашего гнева, госпожа.
- Неудовольствия, рабыня, достаточно даже этого.
- Да, госпожа.
- Опустись на колени. Голову вниз. Спина прямая. На пятки не садиться. Голову не поднимать, разговаривать запрещено. – отрывисто командует Кира. – Корнелия, идем со мной.
Следую за Кирой, давненько она не была настолько серьезно настроена, поэтому я веду себя тише воды, ниже травы. Пусть я сто раз любимая и хорошая рабыня, а перепасть мне может очень даже легко. А рука у нее тяжелая, моя задница и спина не дадут соврать. Кира заводит меня в гардеробную и велит раздеваться, я быстро и молча скидываю легкий домашний халатик, никакого белья я давным-давно не ношу, халатик протягиваю хозяйке. В ответ она велит мне одеться в любимый ею костюм. Это бежевого цвета тонкие льняные капри до середины голени и такая же коротенькая рубашка без рукавов, с глубоким вырезом, оставляющая очень мало место для фантазий по поводу моей груди, на одну пуговицу, оставляющая низ живота открытым. Быстро одеваюсь. А потом хозяйка отворяет специальный шкаф для моих оков, там хранится достаточно много цепей, наручников, кандалов, кляпов, сделанных специально по моему размеру, я уже молчу о веревках и прочих аксессуарах для обездвиживания рабыни. Этого я точно не жду. Но Кира быстро и молча выбирает для меня предмет моей неволи. Это ножные и ручные кандалы, соединенные между собой цепью и запирающиеся на замки.
- Надевай, - велит она, протягивая мне оковы.
Вздыхаю про себя, ходить в этом наборе откровенно тяжело и неудобно, но быстро подчиняюсь. Захлопываю на лодыжках браслеты кандалов, потом на запястьях ручные оковы. Ключи только у Киры, закована я надежно. При первом же шаге я ощущаю тяжесть цепей на руках и ногах, чувствую, как вокруг щиколоток немного прокручиваются браслеты, цепь между ручными и ножными кандалами такой длинны, что когда я стою прямо, руки выше пояса я поднять не могу, не могу и развести руки шире двадцати сантиметров, а при ходьбе приходится и поддерживать руками центральную цепь, чтобы легче было идти. Не самый удобный для рабыни набор. Тем временем Кира цепляет к моему ошейнику обычный поводок и выводит к ожидающей ее Ингред. Та, как ей и велено, стоит на коленях, спина идеально прямая, смотрит в пол, так, что волосы свисают у нее вокруг лица. Даже при звоне моих оков она только вздрагивает, но головы не поднимает.
Кира садится в кресло и велит мне:
- Обувай, Корнелия, - и закидывает ногу на ногу, - плетенные босоножки.
Опять возвращаюсь в гардеробную, стараясь не запутаться в цепях и не сильно греметь по паркету, и остро ощущая тяжесть оков на руках и ногах, поддерживая руками центральную цепь, среди десятков пар обуви нахожу нужную обувку, и старательно оплетаю Кирины мускулистые колени затейливой шнуровкой. Хозяйка, как и рабыни, дома ходит босиком. Она встает с кресла, подхватывает со столика сумочку и велит нам выходить в подъезд. Игред неловко, со стянутыми за спиной руками, встает на ноги, выходит первой, иду за ней. Под ногами холодный бетон. Позади щелкает замок. Кира подталкивает по-прежнему обнаженную, красную от стыда Ингред к лифту, меня ведет за поводок на ошейнике.
На лифте спускаемся на нулевой этаж, на подземную парковку, таким же образом хозяйка ведет нас к своей рабской машине. Сразу понимаю это, как только мы спускаемся вниз, обычно она ставит обе свои машины на уличной стоянке. Идем в дальний конец парковки, там, в отдельном боксе, стоит ее машина для рабов. Это обычный фургон, выкрашенный в белый цвет. Кира отпирает его заднюю дверь, а там уже все необычно. На полу лежат толстые маты, окон, конечно, нет, фургон разделен на две половины решеткой из тонких металлических прутьев, вдоль стен прикреплены наручники с разомкнутыми браслетами, вдоль пола и вдоль решетки тянутся тонкие подпружиненные металлические рельсы. Приковать рабов или рабынь при перевозке можно любым способом.
- Корнелия, залазь в правый отсек, Ингред – в левый. – командует Кира. – Как влезешь, встанешь на колени на край, лодыжки скрестить.
Молча выполняем приказ. На скрещенных лодыжках Ингред хозяйка затягивает еще одну пластиковую ленту наручников, небрежно толкает рабыню, так, что она валится на живот на маты. Я уже влезла и уселась, привалившись спиной к борту машины.
- По дороге можете разговаривать, рабыни, - и Кира закрывает дверь, щелкает замок.
Слышу, как заводится мотор, под потолком загорается свет, я вижу, как моя подруга по рабству пытается встать на колени и повернуться ко мне.
- Что это все значит, Корнелия? – почти в ужасе, наконец встав на колени и прижавшись к решетке лицом, спрашивает Ингред, когда машина трогается с места. – Куда мы едем?
- Ты сегодня станешь настоящей рабыней, - спокойно, не меняя позы, говорю я, - ты получишь свое клеймо, свои татуировки, свой ошейник. Сейчас в моде навесные, кстати, а не заклепанные, как у меня.
- О господи!... Зачем это все? Связанные руки-ноги, клизма, врач, анализы… я же уже подписала контракт… - шепчет она, - пусть меня заклеймят, пусть наденут ошейник, я согласна…
- Ингред, ты сегодня испытаешь тяжелейший стресс, уж поверь мне, - серьезно отвечаю я, - думаешь, зачем Кира заковала меня? Еще и на цепь посадит, будь уверена. Чтобы я не смогла никак помочь тебе. Да, будет больно. Но самое главное у тебя произойдет в голове, когда за тебя будут решать вообще все, от тебя уже ничего не зависит. Ты, извини, в туалет сегодня ходила по прихоти, пусть и умной и нужной, но прихоти, своей хозяйки. Я вставила тебе клизму и все. И так будет весь контракт, который ты подписала. Ты сильная, красивая и умная женщина, ты справишься, я уверена. Но ты станешь другой. Не лучше и не хуже себя прежней. Другой.
- Мне страшно, Корнелия, - всхлипывает Ингред, - я боюсь.
Вместо ответа я тоже опускаюсь на колени и подползаю к разделяющей нас решетке, нахожу ее губы и целую ее, прижимаюсь всем телом к ее обжигающе-горячему телу и холодным прутьям.
- Я помогу тебе в рабстве, не волнуйся… - шепчу я.
Когда мы отрываемся друг от друга, Ингред затихает в своем отсеке, я ее не беспокою. Не знаю, сколько проходит времени, мы все время куда-то ехали, но машина останавливается, отпирается замок, и Кира командует:
- Рабыни, на выход. Корнелия, вылазь, а ты, Ингред, ползи жопой вперед, пока твои ступни не будут свисать с борта машины.
Я-то вылажу довольно быстро, а Ингред неловко возится, наконец, хозяйка разрезает пластиковые наручники на ее щиколотках, я замечаю две красные полосы на коже, заставляет ее выползти из машины, хлопает дверью. Я озираюсь, все понятно. Примерно в таком же месте я тоже проходила всю процедуру.
Это большой подземный ангар, оборудованный для определенных целей работорговцами. Под ногами бетонный пол, в дальнем углу – большая клетка для рабов. Кира загнала свою машину в противоположный угол. А так – несколько специальных станков и колодок для фиксации рабов, несколько столиков с компьютерами, несколько стендов. К Кире уже спешат люди, я их знаю, это опытные и знающие работорговцы, которые умею и знают просто все, стоят их услуги неимоверно дорого, но они того стоят. Не знаю, конечно, как их зовут по-настоящему, может, даже Кира не знает, но они представляются как Аша, это женщина лет сорока, высокая и стройная брюнетка, Ор, под стать ей мужчина, и Питер, молодой, до тридцати, но безумно талантливый дизайнер рабов, художник, татуировщик, короче, мастер на все руки.
- Кира! – с восторгом кричит Аша. – Девочка моя, как мы тебя ждали!
- Вы же знаете, что я не торгуюсь, - мило улыбается в ответ хозяйка, но тем не менее светски целуется со всеми встречающими, - я тоже искренне рада, что могу обратиться к настоящим профессионалам.
Шиплю на Ингред, и мы синхронно опускаемся на голени, как положено, головы вниз, на пятки не садиться, спина прямая. Аша подходит ко мне, поднимает за подбородок голову вверх, заставляя смотреть на нее.
- Привет, Корнелия, - радушно говорит она, - ты все хорошеешь у Киры, рада тебя видеть.
- Здравствуйте, госпожа, - почтительно отвечаю я, - спасибо вам за приятные слова обо мне и моей хозяйке.
Она обходит меня со всех сторон, носком туфли касается моей пятки.
- Наши розы все еще цветут на твоих ножках?
- Да, госпожа.
- Ну, вставай, пойдем со мной, рабыня.
Придерживая цепь, стараясь не звенеть кандалами по бетону, иду за ней к дальней стене. Передо мной несколько толстых и мягких циновок на полу, множество колец, вмурованных в стену, по разным уровням, к одному из которых Аша и прикрепляет мой поводок, так, что я могу сидеть или лежать на циновке.
- Посиди, пока мы займемся твоей новой подругой, - улыбается женщина.
- Спасибо, госпожа.
Усаживаюсь на циновку и осматриваюсь. Недалеко от меня большая клетка, в которой находятся обнаженные, прикованные за руки и за ноги, будто распятые, мужчина и женщина, с типичными рабскими татуировками, клеймами, всеми атрибутами рабства. На обоих пояса верности, соответственно, мужской и женский, рты заткнуты, на шеях красуются ошейники. Стоят они так, видимо, давно, тела покрыты потом, лица измучены, мышцы рук и ног дико напряжены. Помочь рабам я не могу, сама в цепях и прикована, могу только сопереживать, сама бывала в такой ситуации. На меня они не обращают никакого внимания, их взгляды прикованы друг к другу.
С другой стороны, через несколько циновок, стоит столик с компьютером, за которым сидит молодая симпатичная рабыня, обнаженная, в одной набедренной повязке, ошейнике, украшенная татуировками, с клеймом, прикованная за щиколотку длинной, в несколько метров, цепью к кольцу, вмурованному в стену. Рядом с ней большой стенд с отметками роста, весы, электронный прибор для снятия отпечатков пальцев.
Заметив мой взгляд, рабыня приветливо улыбается мне.
- Привет, я рабыня Ора, зовут Кси, - выпаливает она, как из пулемета, - первый раз вижу негритянку-рабыню.
- Не такая уж я и негритянка, - тоже улыбаюсь я, - зовут меня Корнелия, я рабыня госпожи Киры, которая привезла сегодня новенькую под клеймо.
- Ну, хоть поболтаем, пока работать не пришлось… Видала, вон, стоят, прелюбодеи, - она кивает на рабов в клетке, - рабская любовь у них возникла, отдали для наказания… Это еще без порки и позорных отметин обошлось, хозяева добрые попались. Хотя, - девчонка пожимает плечами, - может, еще и выпорют.
- Не поболтаем, Кси, - киваю я, когда вижу, что к столу рабыни Ор ведет под руку Ингред, - тебе сейчас работать.
Мужчина срезает пластиковые наручники с запястий невольницы, она долго трет вспухшие, покрасневшие кисти, растирает запястья, я недовольно морщусь, я явно перетянула наручники, когда заковывала ее, моя вина. Но молоток девчонка, не пикнула даже.
- Работай, - коротко бросает Ор, отходя.
Гремя по бетону цепью на щиколотке, Кси подводит Ингред к весам и велит:
- Становись, рабыня, - когда та выполняет приказ, - семьдесят шесть… ну, при твоем росте… Ступай к стене. Пятки, голени, жопу, лопатки и затылок плотно прижми к ростомеру…
Ингред покорно, как в бреду, выполняет ее команды.
- Сто восемьдесят три… Ты моделью раньше не была?
Потом Кси фотографирует новенькую анфас, профиль, три четверти, с одной, с другой стороны, со спины, заставляет проделывать много вещей, которые вгоняют в отчаянную краску несчастную рабыню. Типа нагнуться, развести ягодицы, присесть, развести половые губы, показать подмышки, вывернуть губы, обнажить десны, крупным планом берет соски, промежность, обе руки и ноги, лицо. Короче, длится это долго.
- Зачем это все? – наконец не выдерживает Ингред.
- Дурочка, это для твоего же блага, - Кси уже сидит за компьютером и скачивает с фотоаппарата снимки, - у тебя контракт закончится… ага, через год, - она смотрит в экран, - а если у тебя половины зубов уже не будет, или твою почку продадут, или ногу сломают… Это для тебя, чтобы потом в суде могла предъявить, я была такой красоткой, а вот что из меня сделали, это типичный рабский контракт, ты, что, его не читала?
- Читала… Но не думала, что… - растеряно бормочет Ингред.
- Читала-не читала, главное, что ты уже его подписала. Давай дальше работать.
Кси тщательно обмеряет новую рабыню, все размеры, отдельно – шея, запястья, лодыжки. Понятно, для ошейника и цепей на руки и на ноги, это уже информация для хозяйки. Все заносит в анкету рабыни. Потом очередь рук и ног, на электронном устройстве Кси быстро снимает отпечатки пальцев Ингред, делает отпечатки ладоней.
- Это тоже для моей безопасности? – ехидничает Ингред, но это у нее нервное, от волнения.
- Это для твоей хозяйки, - любезно поясняет девушка, - если ты сопрешь что-нибудь, или тебя сопрут, например.
Она опускает свой прибор на пол.
- Давай сюда левую ногу, рабыня, - командует девушка.
Взяв лодыжку Ингред, она делает отпечаток ее ступни, потом второй ноги.
- А это еще зачем? – искренне удивляется Ингред.
- Ты с Луны свалилась? – так же искренне недоумевает Кси. – Неужели ты думаешь, что тебе кто-то разрешит обуться в течение твоего рабского контракта? Ты, как и я, как любой другой раб, будешь ходить строго босиком. Твои босые ноги, как твой ошейник и твое клеймо – просто указывают на твой социальный статус. То есть никакой. Ты собственность, рабыня.
- Она умная женщина, - тихо говорю я, - она разберется.
- Кем же надо быть, чтобы порабощать дурочку? – хмыкает Кси. – Ты вроде девчонка опытная, должна понимать, что за глупого раба отвечает его владелец, дурака же или пороть надо безостановочно или постоянно следить за ним, пока очередную глупость не упорол. Так, что, рабыня, - она улыбается уже Ингред, - гордись своими босыми ножками, ошейником и клеймом, они уже говорят о том, что ты небезнадежная идиотка. Все, ступай, я закончила.
Питер за руку отводит ее куда-то, заставляет еще раз вымыть голову, долго ее рассматривает, потом о чем-то очень долго спорит с Кирой, рисует ей что-то на листках бумаги, пока Ингред на коленях ждет рядом. Иногда они подходят ко мне, заставляют встать, крутят во все стороны, и продолжают спорить:
- Мне не нужна копия Корнелии…
- Пойми, ты должна сыграть на контрасте… Одна высоченная, белая, такая валькирия, а вторая такая кофейная статуэтка… У одной голубые глаза… А, у них обеих светлые глаза… Одна с белыми волосами, другая с черными… Перекрасим какую-нибудь, выбирай сама, какую… Эту дылду надо месяца три гонять и держать в цепях, пока она двигаться не научится… Кира, хватит со мной спорить, в конце концов!...
- Хорошо, Питер, - наконец вздыхает хозяйка, - делай, как знаешь… Я тебе доверяю.
Дальше Ингред крепят в специальном рабском станке, по опыту знаю, при желании рабовладельца, там даже пальцами ног и рук пошевелить не получится, только моргать можно будет, да и то, не всегда. Питер и Аша колдуют над ней, опять спорят, опять рисуют на бумаге, показывают Кире, опять спорят, возвращаются к своей жертве, снова колдуют, в руках так и мелькают кисти, ножницы, инструменты, аэрозоль с обезболиванием, машинки для тату. Потом Ингред, уже совершенно обалдевшую, с безумными глазами, переворачивают на живот, так же тщательно крепят в станке, и все повторяется по новой, над ней колдуют много часов, по моим ощущениям. Тем временем кошусь иногда на рабов в клетке, оба уже не выдержали, обмочились. Как могу, сочувственно улыбаюсь им, мужчина замечает это и едва заметно кивает головой в ответ. Рабская доля тяжела. И рабская любовь горька.
А Ингред уже отцепили от станка, она покачивается на нетвердых ногах, когда ее Аша и Питер под руки ведут опять к ростовому стенду. Жадно рассматриваю ее. Идет на цыпочках, ясно, на пятки что-то набили, розы в цепях, скорее всего, Кира любит это. На вторых и четвертых пальцах ног блестят кольца, намертво заклепанные, от колечек на вторых пальцах тянутся цепочки к опять же к намертво заклепанным браслетам на щиколотках. На одном бедре выбита какая-то дата, скорее всего, дата рождения, на втором – сегодняшняя, дата порабощения. На спине – настоящее произведение искусства – ее портрет, лицо за решеткой. Так быстро, за несколько часов, нанести такой рисунок на кожу, для этого нужен настоящий мастер. У нее пробиты оба соска, в них вставлены специальные кольца, пробит пупок, в него тоже вставлено кольцо. Ингред не орала только потому, что использовали анестетик, у меня тоже так было. На руках тоже татуировки. Ингред уже очень коротко подстрижена, выкрашена в черный цвет, от роковой высоченной скандинавской богини не осталось ничего, только челка спадает на лоб, прикрывая глаз. Чем и как ее красили, я не знаю, но люди явно разбираются в своей работе. Короче говоря, ее подтащили к ростомеру, опять по новой Кси все перефотографировала, уже с татуировками, проколами и всем прочим, и общие планы, и каждую тату отдельно, я даже смогла рассмотреть ее ноги, так и есть, на пятках цвели рабские розы, увитые цепями.
Осталось последнее, самые важные действия. Ингред отводят назад, опять намертво фиксируют в станке. После короткого, но ожесточенного спора, к ней подходит Кира, держа в руках новомодный, тонкий, посеребренный ошейник с большими проушинами на разомкнутых концах. На его заднем торце – шарнир с приклепанным к нему кольцом.
- Принимаю тебя в свое рабство, Ингред, и дарую тебе ошейник, - торжественно и громко говорит Кира.
Тут же ошейник принимает в свой плен новую невольницу, между его проушинами навешивается замок, ключ от которого Кира бережно прячет в сумочку.
- Спасибо, госпожа, - бормочет рабыня.
- Осталось последнее… Клеймо! Ты запомнишь этот момент на всю жизнь, рабыня, даже если потом избавишься от клейма. – также торжественно продолжает хозяйка.
Кире подают раскаленное добела электрическое клеймо, и она коротким, жестким движением вдавливает его в плечо рабыни. Никакой анестезии сейчас нет, клеймо выжигается не только на теле, но и в мозгах, навсегда. Дикий крик Ингред ударяет по ушам, пока клеймо впивается в ее тело. Наконец, эта пытка окончена, Кира отдает клеймо.
- Обезбольте ее, уколите успокаивающее и завтра доставьте мне домой, - распоряжается она, - пойдемте, господа рабовладельцы, рассчитаемся, и отведите Корнелию к моей машине.