21-й век. Из романа Время Везувия

Милиционер Голованов

...

   Пётр Петрович двигался в расследовании вперёд уверенно; чувствовал, знал, что до точки рано или поздно всё разъяснится: нет ничего тайного, что не стало бы явным. Знал, чем всё для неправедного, неправедных кончится - скамьёй подсудимых; все сволочи, какие ни есть, сядут. Вот так.
   То ли весна тёплая и значительная была виновата, то ли душа его от пыльных одиночества и скуки устала,- он такой яркий и невесомый образ у себя в сердце нарисовал, вырастил Лизин,  что едва в нём, в сердце его, места хватало для всего другого прочего.
  Они с ней, с Лизой, теперь под ручку гуляли - уже да, под скрежет зубовный всего их трудового коллектива. Пётр Петрович такие вокруг себя чёрные, злые глаза видел, что думалось  - а не ждать ли ему подножки теперь прямо здесь, дома?
   Он Лизу, настал час, бросился и стал целовать в руки, в губы у её подъезда, перед тем, как проститься до завтра. Она ему, уронив кисть руки вниз, ягодицу мощно измяла. Он вспыхнул тотчас же весь, но подняться к ней наверх не решился.
   Ковыляя, страдая, поднимался наверх по своей подъездной лестнице. "Боюсь, а чего боюсь?"- спрашивал себя, душу свою подковыривал. Защёлкнул за собой на замок дверь и вдруг разрыдался. Задирая ноги, побежал быстро вниз, хлопнул подъездной дверью, оглядывался, оглядывался - но Лизы нигде не было.
   Давясь горькими слезами, он сидел в погасшей своей ночной комнате перед источающим прохладу раскрытым настежь окном, и до утра так, горюя и наслаждаясь, проторчал. Луна горела над ним такая прекрасная, нежная, что-то тихо ему по секрету на самое ухо пропела.
   Утром, поднявшись голыми, тонкими, голубыми ногами с постели, в ванной перед тусклым зеркалом почистив редкие, острые зубы, он решил идти напролом.
   Он её, Лизу, увидев её где-то на переплёте лестниц, прямо к ней, наперерез, выставив круглый лоб, как бык, двинулся. Она от неожиданности руки себе стала мять, взволновалась. И что она, такая красавица, во мне нашла?- стучал и стучал неприятный молоток в его черепе.
   К ней, едва дыша, он приблизился. Её голубые глаза в него призывно сияли.
   - Как вы к себе домой тогда доехали?- спросил внезапно охрипшим горлом он.
   Они стояли, потом поплыли, взявшись за руки, по коридору. Козлиные морды заглядывали отовсюду из открывшихся кабинетов к ним в их счастливый островок. Петру Петровичу хотелось кого-нибудь по носу щелчком хлопнуть, или даже плюнуть в глаза - чего они лезут? Говори же, говори!- подгонял себя он.
   - Я вот что хочу сказать, Лиза...
   - Да?
   - Э-э, м-м...
   Хотелось ему о многом сказать. Что одиноким жить на свете невозможно; что любовь на свете правит бал... Путались мысли, заплетался язык, лез на ум отрывок из какой-то телепередачи, которую он посмотрел, послушал накануне.
   - Так что же? Да?
   - А который сейчас час?- завернув засаленную манжету, взглянув на циферблат часов, спросил он.

...


   1998