Вкусная горькая пища тётки Агафьи

      Помимо того, что любимая тётушка очаровывала племянниц во всех отношениях своим всегда опрятным видом, заботами и оригинальной готовкой пищи, Алёнка и Иринка всегда заворожено  наблюдали, как она необыкновенно вкусно ест. В связи с этим у них внезапно проснулся интерес к чесноку. В размерах огромных головок и крупных зубках он был совсем другой по сравнению с тем, из которого отец дома всегда делал им тюрю.
      Тётка наливала себе полную глубокую тарелку щей и первым делом выпивала махонькую стопочку своего самогона. Затем тыкала в соль злую молодую чесночину и деревянной ложкой шумно хлебала щи, откусывая с косточки мясо вприкуску с большими белыми ломтями хлеба. Запах чеснока распространялся по всей хате и прямо-таки зверски будоражил аппетит! Девчонки просили попробовать чеснок, но лизнув зубок, побыстрее заедали его жжение тем, что попало под руку. Потом с завистью смотрели на довольно швыркающую тётку. Отважившись всё же откусить по крохотному кусочку, они срочно заедали его щами и чеснока просили ещё.
      В другой раз вместо чеснока, крякая и охая от удовольствия, тётка съела целый стручок красного жгучего перца, сначала хорошенько пополоскав его в своей тарелке горячих щей. От этого зрелища у Алёнки и Иринки из глаз чуть не полетели искры! Им сразу вспомнилось, как во Фрунзе таким перцем бабка Надя хотела намазать Алёнке язык за «дуру». Сейчас они убедились в злости её наказания и в злости красного перца.
- Он же страшно горький! – глядя на тётку, сморщились их лица.
- Горький, но полезный, – отдуваясь, вытерла она лицо кончиком платка, и заманчиво расхвалила: - И хворь, и дурь выколачивает!
- А можно попробовать? – сразу пристали племянницы, в тайной надежде быстро поумнеть.
- Даже не вздумайте трогать! Он такой жгучий, шо потом никаким мылом его не отмоете! – уже прекрасно зная ко всему их необыкновенное любопытство, запретила тётка и даже убрала перец в буфет на верхнюю полку.
      Только она тем самым страшно разожгла любопытство племянниц к этому овощу! Алёнка и Иринка были не из тех, кого возьмёшь на испуг. Им нужно было всё испытать на своей шкуре. Да и любые тёткины щи, супы и борщи часа через полтора сами просились в рот, что Агафью только радовало. И пробы решено было начать с чеснока. Дождавшись, когда тётка удалится полоть грядки, девчонки быстренько налили себе по мисочке щей, отрезали по ломтю хлеба и очистили по большому зубку чеснока. Самогон, слава Богу, они решили не пробовать, так как уже видели пьяниц, и по разговорам взрослых понимали, какое это гиблое дело – пить алкоголь. Из разговоров взрослых они слышали, что любой алкогольный напиток нужно употреблять для пользы здоровья, но не в ущерб. А их непьющий отец про алкоголиков говорил:
- У пьяницы жизнь весела, да век короток.
      Папка даже никогда не курил! Он говорил, что курящий человек – это чёртово кадило, объясняя, что голову курильщика во время курения сам чёрт таскает за волосы, таким образом место курения чадя дымом.
      Сейчас деловито усевшись за стол, сестрицы взяли по деревянной ложке и, копируя тётку, с присвистом принялись хлебать щи, прикусывая подсоленный чеснок. Через минуту слёзы и сопли в два ручья полились у них чуть не из ушей, а языки припекло так, словно к ним приложили калёное железо!
- Ой!.. Ой!!.. – энергично замахали они себе руками на открытые рты, и как только жжение немного прошло, снова вгрызлись в чеснок.
      Напрочь забыв про присвист, щи они выхлебали быстрее, чем одолели по половине чесночного зубка! Это и спасло их от беды. У обоих в груди как-то заломило, а потом появилась отчётливая боль и жжение в желудках.
- Чего-то у меня вот здеся болит, - щупая грудь, отложила Иринка чесночину.
- У меня тоже болит сильно и ещё вот тут, - потёрла Алёнка живот, в расстройстве смотря на свою недогрызенную чесночину и опустевшую миску.
      В связи с этим они принялись пить воду, но когда неприятные боли ушли совсем, их вновь потянуло на чеснок. Щи с ним были настолько вкусные, что девчонки смотрели на злые зубки, как кролики на питона! И снова, охая и ахая, утирая слёзы и сопли, они хлебали щи с чесноком. Таким образом, помаленьку Алёнка и Иринка довольно быстро научились есть чеснок и уже нисколько не страдали от его злости.
      Тут ещё тётка Агафья стала приносить с огорода зелёные перья молодого чеснока, крупно их резала и горстями сыпала в тарелку. Мигом попробовав такого новшества, сестрицы положительно оценили его прелесть, и уже сами себе делали такие же чесночные щи. Но как-то Иринка зашла на кухню и увидела, что Алёнка сидит над миской борща и держит в руке маленький стручок красного перца.
- Ты будешь его есть?! – полезли у Иринки глаза на лоб.
- Ага. Дурь же как-то надо вышибать! – твёрдо произнесла Алёнка и решительно откусила макушку перчины.
      Иринка во все глаза смотрела на реакцию сестры. Реакция не заставила себя ждать. Алёнка с перекошенным лицом, так быстро начала заедать жгучую горечь, что её миска вмиг опустела! Она же, махая на открытый рот руками, уже пихала за щёки большими кусками хлеб. Но и это не помогло! Тогда, бросив всё, Алёнка выскочила из-за стола и кинулась дуть воду прямо из ведра. Во рту всё горело, в глазах сверкало, язык припекало так, будто на нём разложили громадное кострище!
- Вот это да! – наконец выдохнула она и с ужасом посмотрела на перчину: - И как тётя Гаша его есть по целой стручине?! – и в довершение припомнила: - А бабка Надька ещё и хотела таким перцем мне намазать язык! Да я бы померла сразу!
      Из раздирающего любопытства Иринка на свою голову тиранула откушенную макушку стручка пальцем и полизала его. В следующую секунду она раззявила рот, высунула язык, замахала на него обеими руками, закашлялась и понеслась полоскать рот. Но от воды жжение лишь усилилось, из глаз брызнули слёзы, из носа обильно потекло. Отплёвываясь, Иринка вытерла нос и глаза и вмиг натолкала с пальца в них перца!
- Ой!.. Оёё-ёёй!!! – охнула она и заревела на весь дом.
      Тётка Агафья ушла продавать яйца, и что им делать, девчонки не представляли. Перепугавшись за состояние сестры, Алёнка заносилась возле неё, как ошпаренная! Они ринулись к умывальнику и стали драить мылом Иринкино лицо и руки.
- Дура! Зачем ты в перчину-то пальцем влезла?! – чуть не плача, наехала на сестру Алёнка и, намыливая ей полыхающий нос, припоминала: - Ведь тётя Гаша держит его только за зелёный хвост, а ты пальцем влезла и в лицо!
      До кучи к перцу Иринка натолкала себе в глаза ещё и хозяйственного мыла. Кое-как отмывшись и отфыркавшись, она, наконец, проморгалась. И хоть видеть теперь можно было нормально, но веки глаз и ноздри ощутимо пощипывало, словно они были помазанные ментолом. А вот десять раз надраенный мылом палец продолжал здорово горчить, и язык припекало так, что Иринка прямо из чугуна поварёшкой нахлебалась щей.
      Не представляя, что ещё сделать, девчонки забрались на тутовник и стали гасить жжение во рту сладкими, прохладными ягодами. Однако этим любопытство к жгучему перцу не улеглось. Очень уж хотелось выколотить из себя особенно дурь! 
      На следующий день, когда жжение прошло совсем, а тётка Агафья ушла собирать на варенье смородину, сёстры сидели над мисками с борщом, и уже каждая держала в руке по перчине. Стручки на сей раз держались строго за зелёные хвосты. Сестрицы посмотрели друг на друга, вздохнули полной грудью, словно перекрестившись, и решительно вгрызлись в красные злющие макушки. В этот раз они поступили умнее и откусили перец по махонькой крошке, предварительно набив рты хлебом и захлёбывая всё не горячим борщом, а тёплым. Дело пошло в гору. Полыхающие стручки были подъедены на полчетверти. С этого дня Алёнка и Иринка ели то чеснок, то перец, то чесночные перья.
      Когда же чеснок на грядках пустил стрелы, Агафья все до одной их перекрутила на мясорубке, посолила, заправила постным маслом, и племянницы с удовольствием теперь ели со щами и мясом очень вкусную полезную пасту «Чесночный стрелец».
      Лук же кушать они были приучены в зелёных перьях ещё своими родителями. Тётка Агафья, однако, употребляла его в любом виде, что Алёнка и Иринка заметили с удивлением. Когда местные рыбаки задаривали её свежей рыбой, она варила вкуснейшую янтарную ушицу и большими кусками жарила язя, карасей, леща или окуней. Потом чистила маленькую луковичку и невероятно аппетитно сгрызала её с ухой. Пучок же луковых перьев сразу в несколько штук макался в соль, и она съедала его с жареной рыбой. Глядя на всё это с текущими слюнками, племянницы, как две обезьяны тут же копировали её, наедаясь от пуза!
      После пиршества они потом старательно мыли посуду, чисто убирали стол и выметали всю хату, чем тётку удивляли несказанно! Также с утра они заправляли правильно и красиво кровать, на которой спали вдвоём. Что-то это делалось в безмерной благодарности тётке, а остальное было машинально, как делалось в своём доме. Агафья же с огромным интересом наблюдала за такими приятными переменами в племянницах и, угадывая хорошее воспитание Семёна и Маши, лишь кротко подхваливала девчонок:
- Ой, как чисто в хате-то! Как хорошо, когда работы по дому меньше. Хоть отдохнуть лишняя минутка есть.
      Слыша такое, Алёнка и Иринка старались порадовать её ещё больше. У тётушки им нравилось всё: и её непростая жизнь, и огромное хозяйство, и нехитрая крестьянская еда, напоминающая старинные былины и сказки. Они даже, как два лисёнка возле лисицы помогали ей заманивать для щей уток и кур пожирнее. А потом за обе щеки уплетали эти наваристые щи с горьким луком, злым чесноком или жгучим перцем. И никаких конфет не надо было возле этой вкусной горькой пищи тётки Агафьи!

продолжение следует..........................