Пинкертон, гл. 24-27

ГЛАВА XXIV.

Соммерс возвращается в Бриджпорт. — Интервью с мистером Боллманом. — Соммерс развеивает подозрения адвоката Бухольца и нанимает его в качестве собственного адвоката.

Холодные, суровые мартовские ветры уступили место теплым и бодрящим апрельским ливням, которые принесли с собой яркие цветы и ароматные травы, которые росли и цвели в это прекрасное майское утро, когда Эдвард Соммерс покинул ограничивающие стены тюрьмы в Бриджпорт. Прошло более двух месяцев с тех пор, как он вошел в его хмурые порталы, чтобы начать изолированную жизнь заключенного, и вздох благодарного облегчения вырвался у него, когда он оглядел яркость и красоту картины, раскинувшейся перед ним.
У него было мало времени, чтобы предаться этим успокаивающим и приятным мечтам. Ему предстояла работа, и он должен собрать всю свою энергию для стоящей перед ним задачи. Его освобождение было совершено, и через несколько дней ему будет дано обещанное откровение о Бухольце, но он должен посетить тех, кто заинтересован в его благополучии и перед кем он несет ответственность за свои действия. Он также получит возможность в течение нескольких дней отдыха укрепить свои расшатанные нервы и подготовиться к важным обязанностям, которые вскоре будут возложены на него. Поэтому он сел на поезд до Нью-Йорка и прибыл туда в назначенное время.
Для Вильяма Бухольца отсутствие его друга и доверенного лица было тяжелым ударом, но когда он осознал, какую услугу он обещал ему оказать, и перспективу спасения, которая открывалась перед его отчаявшимся умом, он смирился со своей одинокой участью и терпеливо ждал возвращения человека, который должен был посвятить себя его интересам.
Подозрительные действия Брауна, заключенного, который так усердно следил за их передвижениями, не ускользнули от внимания и Соммерса, и Бухольца, и, уходя, первый предостерег своего спутника особенно и неоднократно от того, чтобы он ничего не говорил ни ему, ни кому бы то ни было. еще о делах, связанных с его делом.
Через три дня Эдвард Соммерс вернулся в Бриджпорт и, выбрав частный пансион, поселился там и приготовился осуществить планы, которые должны были быть согласованы между ним и Уильямом Бухольцем.
Он счел чрезвычайно важным с самого начала избавить адвокатов Бухольца от всякого подозрения относительно существующих между ними отношений, и с этой целью он посетил город Нью-Хейвен и нашел г-на Боллман, адвокат, действовавший от имени их обоих, в своем кабинете, нанял его для ведения своего собственного дела, когда дело должно было дойти до суда.
В ходе последовавшего разговора мистер Боллман внезапно повернулся к Соммерсу и сказал:
«Знаете ли вы, мистер Соммерс, что я серьезно и неоднократно предостерегал против вас своего клиента? У меня были основания полагать, что обвинитель посадил кого-то в тюрьму, чтобы поддерживать дружбу с Уильямом Бухольцем, в попытке добиться от него признания, и я думал, что это вы. дело не в вас, но я сказал ему, что он не должен доверять никому, с кем он был связан, и не делать доверенным лицом кого-либо в тюрьме. Человек в его положении, вы знаете, не может быть слишком осторожным.
Соммерс внимательно и добродушно выслушал эти замечания и, наконец, сообщил мистеру Боллману, что он знает, что Бухольц был предупрежден против него, поскольку он сам ему об этом сказал.
— Но, мистер Боллман, — продолжал он, — вам нечего бояться меня, потому что я сам дал ему тот же совет.
— Вам известны какие-нибудь подозрительные лица в тюрьме? — спросил мистер Боллман.
"Я не могу сказать с уверенностью," ответил другой; -- Но мне не нравится вид ни одного из надзирателей, ни этого вероломного Брауна, который всегда следит за действиями заключенных в тюрьме. Я сам предостерегал Бухольца от этих людей и не думаю, что он дал им какую-либо информацию".
После продолжительной беседы, во время которой Соммерс усердно и успешно старался вытравить из головы поверенного любые скрытые подозрения, мистер Боллман наконец сказал: «
Ну, мистер Соммерс, если быть с вами откровенным, мои подозрения были самыми решительными». Когда я допросил мистера Олмстеда, прокурора штата, по поводу вашего залога, он выказал нежелание уменьшить сумму и выразил убеждение, что вы знали Бухольца до того, как попали в тюрьму. Его манера говорить привела меня думать, что он знает о вас больше, чем нужно моему клиенту, и я был уверен, что именно он посадил вас в тюрьму, чтобы вы наблюдали за ним».
"Я совершенно согласен с вами, мистер Боллман, это действительно выглядело подозрительно," сказал Соммерс; — Но мистер Олмстед задавал мне те же вопросы, когда я с ним разговаривал. Я полагаю, исходя из нашей близости, он решил, что я должен был быть знаком с ним до того, как он был арестован.
После этого объяснения и той наивной манеры, в которой оно было дано, мысли мистера Боллмана, казалось, успокоились по этому поводу, и их дальнейший разговор касался дела, в котором сам Соммерс предстанет в качестве ответчика и в котором мистер Боллман должен был выступать в качестве его советника.
Соммерс сообщил ему, что он видел джентльмена, чье имя было подделано, и что, принимая во внимание семейные связи обвиняемых, он согласился не выступать против него и что опасность осуждения преступление, в котором его обвиняют.
Это оказалось очень приятной информацией для г-на Боллмана, который, таким образом, не предвидел особых проблем с расчетом своего клиента и получением гонорара.
Кроме того, между ними было решено послать письмо родственникам Бухольца в Германии, которые еще не проявили никакого сочувствия к несчастному и не предложили ему никакой помощи в час суда над ним.
Заметной чертой их разговора было явное избегание обоими обсуждения вероятной виновности или невиновности подсудимого, и ни один из них не заявил о своей вере в его невиновность.
Мистер Боллман выразился очень осторожно: «Я проследил за теорией его вины, и она не согласуется ни с его собственными утверждениями, ни с утверждениями других людей. Затем я снова взялся за теорию его невиновности, и это не согласуется и с его рассказом. Это самый исключительный случай, и иногда мне кажется, что и не может быть иначе, как виноватым является Вильгельм Бухольц, и потом, опять же, есть некоторые его действия, которые положительно тяготеют к показать, что он этого не делал. Я сам затрудняюсь, что сказать об этом».
Соммерс дал понять мистеру Боллману, что верит в виновность обвиняемого, но, несмотря на это, готов помочь ему в меру своих сил.
Так они расстались, и Эдвард Соммерс вернулся в Бриджпорт, чтобы быть рядом со своим сокамерником и осуществить план, который должен был быть ему поручен.
Сойдя с поезда на платформу, он с удивлением увидел фигуру Томаса Брауна, стоящую в дверях вокзала и явно ожидающую, пока поезд увезет его на время. Наведя справки, он выяснил, что его отпустили под залог и что он нашел друзей, которые ему помогли. Больше он его никогда не видел. Был ли этот человек зачаточным сыщиком, жаждущим раскрыть тайну убийства Шульте, или же он просто стал жертвой сильного любопытства, так и не было выяснено.
Он исчез, и, что касается его отношения к этому повествованию, о нем больше ничего не было слышно.
ГЛАВА ХХV.

Визит Соммерса в Южный Норуолк. — Он знакомится с Сэди Уоринг. — Удачная уловка. — Бухольц сообщает своему другу тайник с деньгами убитого.

По возвращении Эдварда Соммерса в тюрьму в Бриджпорте его тепло приветствовал его друг, для которого прошедшие дни тянулись медленно и утомительно.
Его приветствие было сердечным и дружелюбным, и, когда Соммерс рассказывал о своих переживаниях во время его отсутствия, глаза Уильяма загорались от удовольствия. Никто, взглянув на него теперь, ни на минуту не подумал бы, что лицо, ныне окутанное улыбками, было когда-то искажено убийственной страстью или побледнело от страха перед последствиями его поступка.
Их разговор был долгим и казался интересным, и, когда Соммерс изложил свои планы по освобождению заключенного, все сомнения в их успехе рассеялись из его разума, и видения возможной безопасности стали густыми и быстрыми. Он все еще, казалось, сомневался в том, что сможет сообщить своему спутнику обещанный секрет тайника денег старика. Он избегал этой темы, задавая вопросы на другие темы, и когда пришло время отъезда Соммерса, ему все еще не доверяли, и местонахождение украденных денег было известно только тому, кто положил их туда.
Соммерс сообщил ему о своем визите к мистеру Боллману и о состоявшемся между ними разговоре относительно подозрений, питаемых им в отношении Соммерса, которые Бухольц слушал с сосредоточенным вниманием, и когда его снова торжественно предупредили его совету об отношениях, существующих между ними, или о том, что они владеют каким-либо богатством убитого, со своеобразным блеском в глазах он пообещал строгое послушание.
Найдя невозможным добиться от него чего-либо во время этого визита, Соммерс попрощался, пообещав вернуться на следующий день, когда будут допущены посетители, а также согласившись снабдить его некоторыми деликатесами, которые он изъявил желание.
Соммерс начал терять терпение из-за этого продолжающегося откладывания и уклонения и решил принять такие меры, которые помогут достичь желаемой цели. Во время общения с Бухольцем он обнаружил, что не имеет ни малейшего отношения к истине. Он делал самые поразительные утверждения, беззастенчиво настаивая на их правдивости, и даже при столкновении с фактами, противоречащими его заявлениям, упорно отказывался быть убежденным или признать свою ошибку или ложь. На протяжении всего их общения он проявлял эту склонность к преувеличениям и лжи, и Соммерс стал очень скептически относиться к любому заявлению, которое он делал.
Он пообещал Уильяму посетить ферму, где жил Генри Шульте, и навестить семью Уорингов, которые все еще продолжали жить там, и передать сообщение Сэди. Соответственно, однажды утром он отправился в Южный Норуолк и, благополучно добравшись туда, пошел по главной дороге и, войдя в ворота перед домом, постучал в дверь.
Вся семья отсутствовала, кроме Сейди, которая дружелюбно приветствовала новоприбывшего. Он объявил себя другом Уильяма и передал ей нежные послания, которые ему доверили. Сэди, похоже, обрадовалась информации, которую он принес, и вскоре стала довольно общительной с молодым человеком. Она рассказала ему об инцидентах убийства и выразила свою веру в невиновность Бухольца и свои надежды на его оправдание.
Соммерс, благодаря небольшому добродушию и такту, обычно приобретаемому светским человеком, сумел снискать расположение молодой леди, и когда, проведя некоторое время в ее обществе, он поднялся, чтобы попрощавшись, она вызвалась сопровождать его в пути и указать ему место, где произошло убийство.
Ее предложение было радостно принято Соммерсом, и вскоре они мило болтали по дороге через поля. Дойдя до полосы леса, они пошли по узкой тропинке, и Сэди указал ему место, где было найдено тело.
Совершенно иной теперь была представленная сцена. Деревья, чьи ветви тогда были голыми, теперь покрылись своей яркой и густой зеленью; земля, тогда твердая и мерзлая, теперь была покрыта роскошной травой; птицы весело пели над головой, и теплое солнце освещало лес совсем не так, как в ту холодную зимнюю ночь, когда Генри Шульте встретил свою смерть на том месте, где они сейчас стояли.
Затем они вместе пошли вверх по железной дороге, и, встретив возвращающихся домой мать и сестру, Соммерс приятно попрощался с ними и пообещал нанести им еще один визит, как только представится возможность.
Он решил сделать этот визит основой решительной атаки на скрытность Уильяма Бухольца. На следующее утро, отправившись в тюрьму, он сообщил Уильяму о своем визите в Южный Норуолк и о встрече с Сэди Уоринг. Рассказав о различных происшествиях, происшедших во время его визита и выслушанных с живым интересом, он вдруг повернулся к Бухольцу и небрежно сказал: «Кстати
, Бухольц, Варинги собираются переезжать».
Бухольц вдруг вздрогнул, как будто информация преподнесла ему неприятный сюрприз.
"Вы не должны позволить им двигаться, Соммерс," воскликнул он быстро, и с признаками страха в его голосе. "Это никогда не будет делать."
"Я не могу предотвратить их движение," ответил Соммерс. — Я думаю, они будут делать с этим все, что захотят. Кроме того, какое отношение их переезд имеет к нам?
"О, все, все," воскликнул Бухольц.
"Ну, они собираются на все мероприятия."
— Тогда нужно достать деньги. О, Соммерс, не выдавай меня, но один из бумажников лежит в сарае.
"Где в сарае?" — спросил Соммерс, почти не в силах скрыть своего удовлетворения от успеха своей уловки.
«Я покажу вам, как его достать. Я нарисую набросок амбара и покажу, где его можно найти», — поспешно воскликнул Уильям. «О, мой дорогой Соммерс, вы не представляете, как я волновался. Сначала я бросил деньги под солому в сарае, а в воскресенье утром, после того как был убит старый Шульте, я пошел в сарай, чтобы получить их, и положить ее в надежное место, когда я обнаружил, что солома убрана, я стоял там, как будто я окаменел, но я посмотрел дальше, и там, под рыхлой соломой на земле, я увидел бумажник, лежащий Все в порядке. Человек, унесший соломинку, не был достаточно умен, чтобы увидеть ее. Я почувствовал, как будто яркий солнечный свет осветил меня, и я поднял его и спрятал в надежном месте. Боже мой. Боже мой! Какой я был дурак.
"Я должен так думать," ответил Соммерс.
Затем Бухольц нарисовал набросок амбара и обозначил место, где спрятаны деньги, находящееся под полом первого стойла, которое вы встретили при входе.
Получив эту информацию, Саммерс с большим трудом сохранял самообладание, но ему удалось совладать со своими эмоциями, и он взял бумагу из рук своего спутника со спокойствием, которое свидетельствовало о прекрасном контроле над собой.
-- На этих банкнотах есть какие-то пометки, -- со смехом сказал Бухольц, -- и если бы мистер Олмстед увидел их, он бы понял, что они означают.
"Ах, да," ответил Соммерс. «Это цифры, которые поставил на них г-н Шульте, но, — добавил он уверенно, — я скоро это исправлю, немного кислоты уничтожит все это, и никто ничего об этом не узнает».
Пленник радостно засмеялся и, хлопнув своего товарища по спине, воскликнул:
«Ах, Соммерс, ты дьявол! И я могу положиться на твое умение во всем».
Затем он сообщил Соммерсу, что не знает, сколько денег в бумажнике; что он взял из нее около пятидесяти и стодолларовых банкнот, но, опасаясь иметь при себе так много денег, заменил большую часть того, что он взял раньше.
Приближалось время, когда посетители должны были покинуть тюрьму, и Соммерс встал, чтобы уйти. Бухольц тоже встал, как будто ему пришла в голову какая-то новая идея или он принял какое-то новое решение; он сказал:
"Пока вы там, вы можете также получить..." Затем он резко остановился и, передумав, добавил: "Но ничего, это слишком... высоко".
Соммерс был уверен, что его товарищ что-то утаивает от него, и решил, что, не закончив, он доберется до всей тайны, но он получил достаточно для одного дня и был вынужден удовлетвориться.
Прежде чем покинуть Бухольца на этот день, он сообщил ему, что отвезет деньги в Нью-Йорк и постарается снять отметки со счетов; что он потом бросит пустой бумажник в какое-нибудь место, где его найдут, и это будет ему на пользу на суде.
Бухольц с жадностью ухватился за это предложение и громко расхохотался, представив себе перспективу ослепить глаза правосудия с помощью этой ловкой уловки.
Оставив его в прекрасном настроении, Соммерс покинул тюрьму и в ликующем настроении вернулся в город.
ГЛАВА ХХVI.

Эдвард Соммерс в роли сыщика. — Посещение амбара и обнаружение части денег. — Сыщик заигрывает с адвокатом заключенного. — Еще одно доверительное сообщение важного характера.

Читатель, без сомнения, к этому времени полностью осознает характер Эдварда Соммерса. Он был детективом и работал у меня. День за днем, по мере того как его близость с Уильямом Бухольц росла, меня должным образом информировали об этом факте. Шаг за шагом, по мере того как он приближался к желаемой точке, я получал информацию и советовал план действий.
Каждый вечер перед отходом сыщик снабжал меня подробным отчетом о событиях прошедшего дня; будущие движения.
Способ его ареста был спланирован мной и успешно осуществлен; денежный пакет был составлен в моей конторе, а поддельный ордер был делом рук одного из моих клерков, и искусная манера выполнения этого дела полностью ввела в заблуждение его обвинителей, которые совершенно добросовестно предъявили обвинение.
За время пребывания в тюрьме он настолько завоевал доверие Уильяма Бухольца, что стал для него почти необходимостью. Этот виновный человек, прижимавший к себе знание о своем преступлении и своих нечестных доходах, обнаружил, что бремя слишком тяжелое. Много раз во время их общения у него возникало искушение излить в уши внезапно обнаружившегося друга историю своей жизни, и только строгие и часто повторяемые приказы его бдительного совета помешали этому откровению. Но пришло время, когда то ли из-за страха потерять то, ради чего он так рисковал ради приобретения, то ли под влиянием той невидимой силы, которая ищет компаньона или наперсника, он доверил своему сокамернику тайну... место богатства старика - деньги, обагренные кровью его хозяина.
Вопрос о том, насколько его мог привести к этому курсу вопрос личного интереса, является предметом спекуляций. Он был достаточно жесток, чтобы ударить этого старика и лишить его денег. Он был достаточно осторожен, чтобы ранить себя, и притворился ужасом, который заставил многих поверить в его невиновность. Он был достаточно проницателен, чтобы скрывать от своих поверенных все сведения об этих деньгах, и неоднократно отрицал Соммерсу и всем остальным какое-либо участие в темном деле той зимней ночи.
Когда, однако, оказалось возможным, что его сокамерник мог бы помочь ему в приближающемся суде, и что эта помощь могла быть оказана только освобождением Соммерса из тюрьмы, он ухватился за предложение и результат последовал.
По ходу дела я убедился, что все, что Бухольц знал о преступлении, никогда не будет сообщено, пока Соммерс остается заключенным, и, следовательно, после того, как он был заключен в тюрьму достаточно долго, чтобы достичь поставленной цели, я распорядился, чтобы его залог был уменьшен. и что он должен быть освобожден.
Нет необходимости подробно описывать ежедневные сношения этих двух мужчин во время их совместного заточения. Как Соммерс с помощью ловких расспросов проник в мысли подозреваемого в убийстве и настолько увязался с его интересами, что считался единственным человеком, на которого он мог положиться в помощи.
Детектив блестяще сыграл свою роль. Хотя он постоянно подвергался подозрениям, ему удалось преодолеть все сомнения относительно его истинного положения; и, хотя Бухольц был неоднократно предупрежден своим адвокатом против этого человека, в частности, он успешно перехитрил их и знал об их клиенте больше, чем они могли узнать.
Получив сведения о месте, где Уильям спрятал деньги, отобранные у убитого, Соммерс немедленно телеграфировал об этом факте моему нью-йоркскому агентству и запросил инструкции, как действовать дальше. Доверенный оперативник был немедленно отправлен действовать с ним и сопровождать его во время его посещения амбара в поисках сокровищ, и оперативник Джон Кертин был выбран для этой обязанности.
На следующее утро он уехал из Нью-Йорка и, прибыв в Бриджпорт, побеседовал с Эдвардом Соммерсом, и вместе они разработали план, как завладеть деньгами покойного.
Соответственно, они сели на поезд, идущий в Южный Норуолк, а по прибытии разделились и двинулись вверх по железнодорожным путям, пока не скрылись из поля зрения любопытных глаз в депо, когда они воссоединились друг с другом и продолжили свой путь.
Сарай, где якобы были спрятаны деньги, стоял между домом и полосой леса, через которую они пришли, а большие двустворчатые двери находились на стороне, обращенной к ним. Необходимо было принять все меры предосторожности против наблюдения, и поэтому было решено, что Соммерс должен войти в амбар, в то время как Куртен, полулежа под одним из деревьев, сможет наблюдать и предупредить своего спутника, если кто-нибудь подойти к сараю и угрожать обнаружением.
Приняв этот план, Сомерс направился прямо к амбару, двери которого были закрыты и заперты изнутри засовом. Просунув руку через отверстие в деревянной конструкции, он толкнул засов с места, и двери распахнулись.
Поспешно войдя в здание, он обнаружил, что внутреннее убранство в точности соответствует описанию, данному ему Бухольцем, и беглый взгляд сразу указал ему место, где якобы был спрятан бумажник.
Вскоре он добрался до назначенного места и, сунув руку под шатающийся пол у верхней части лестницы, его глаза загорелись удовлетворением, когда его рука коснулась книги в кожаной обложке, которую он наполовину надеялся и наполовину сомневался найти там. Быстро вынув его из тайника, он сунул его во внутренний карман своего пальто и побежал от сарая по направлению к тому месту, где лежал его спутник.
Джон Кертин получил прочный клейкий конверт, и, сделав его, запачканный землей бумажник был немедленно заключен в него, а в присутствии другого пакет был надежно запечатан. Затем двое мужчин пошли к следующей станции и, сев на поезд до Нью-Йорка, прибыли прямо в агентство.
Немецкий консул был уведомлен, и вскоре он явился, когда пакет был передан ему в руки и ему было предложено открыть его.
Он так и сделал, и содержимое книги было пересчитано в его присутствии, а также в присутствии мистера Бэнгса и моего сына Роберта. Было обнаружено, что в нем содержится сумма в четыре тысячи семьсот тридцать семь долларов в деньгах Соединенных Штатов, причем на каждой банкноте были проставлены номера, которые были проставлены Генри Шульте и которые также были обнаружены на деньгах, которые были у Бухольца. так щедро тратит после убийства и до его ареста.
На их лицах отражалось удовлетворение всех достигнутым успехом. Какая бы вера в невиновность обвиняемого ни существовала в их умах до этого, она была сметена перед этим существенным и убедительным доказательством его вины. Все считали, что мы на правильном пути и что избранный нами курс был единственно практичным в данных обстоятельствах.
Деньги после тщательного пересчета были завернуты в обертку из плотной коричневой бумаги, на которой германский консул поставил свою печать, а сверток был помещен в огнеупорное хранилище агентства для безопасного хранения до тех пор, пока не будет принято окончательное решение. сделанный из него.
Было очевидно, что обнаруженные таким образом деньги были лишь небольшой частью тех денег, которые были изъяты у Генри Шульте, и Эдварду Соммерсу было приказано вернуться в Бриджпорт и продолжить свои визиты в Бухольц и его попытки получить дополнительную информацию о баланс.
Бухольц ранее предлагал Соммерсу послать кого-нибудь в Германию, чтобы попытаться раздобыть часть денег, унаследованных им от дяди, чтобы он мог нести судебные расходы, и он просил детектива взять на себя путешествие. Соммерс возражал против этого и рекомендовал своему спутнику поручить для этой цели мистера Боллмана, который тоже был немцем. Это вызвало бы отсутствие адвоката и его предостережений и позволило бы ему с большей свободой воздействовать на заключенного. Поэтому он предложил одолжить Бухольцу сумму денег, которая потребуется для покрытия расходов на такое посещение, и взять записку своего друга на эту сумму.
Мистер Боллман охотно согласился с этим предложением и ждал только предоставления ссуды Соммерсом, чтобы отправиться в дом Бухольца и попытаться собрать деньги, которые он унаследовал.
Таким образом, Соммерсу была предоставлена сумма в триста пятьдесят долларов наличными, на которых не было ни одной из марок, проставленных на банкнотах, принадлежавших Генри Шульте, и в тот же вечер он вернулся в Бриджпорт.
На следующий день он посетил Уильяма и сообщил ему об успехе своего визита и о находке денег. Он также сказал ему, что поместил пакет в безопасное место, но ему еще не удалось удалить метки из-за особого характера чернил, которыми были нанесены числа.
Бухольц, казалось, был и доволен, и взволнован полученными результатами, но, похоже, беспокоился о том, чтобы деньги для отъезда мистера Боллмана были доставлены как можно раньше.
Затем Соммерс сказал ему, что ему удалось занять немного денег у своего друга, которые он авансирует для этой цели, но чтобы полностью обмануть мистера Боллмана, Уильям должен передать ему свою записку в присутствии адвокат, на сумму. Когда это будет сделано, деньги поступят, и мистер Боллман сможет немедленно уйти.
На следующий день г-н Боллман посетил обвиняемого по предварительной записи, и Соммерс и Бухольц объяснили ему суть дела. Он объявил о своем одобрении кредита, который собирается сделать. Банкнота была оформлена должным образом, деньги отсчитаны, и Бухольц передал сумму своему адвокату.
Когда г-н Боллман получил деньги, он быстро поднял голову и тихо спросил:
«Эти деньги нет в списке, не так ли?»
Этих денег нет в списке, не так ли?
— Этих денег нет в списке, не так ли?

Это был очень ловкий вопрос, если бы сыщик не был начеку, но, не дрогнув, он с сомнением, но твердо посмотрел ему в лицо, когда спросил: «
Какой список? Я не понимаю, что вы имеете в виду».
"Ой!" — ответил мистер Боллман с легким смехом. — Я думал, что это, возможно, часть денег Шульте.
При этом все рассмеялись, и адвокат, казалось, успокоился, зная, что Соммерс знает что-либо о богатстве Генри Шульте.
После отъезда мистера Боллмана из тюрьмы Соммерс, повернувшись к Бухольцу, тихо и беззаботно сказал: «
Я слышал, что поместье Шульте продано и что вновь прибывший намерен немедленно снести здания. Он купил его на спекулятивной основе и надеется найти деньги Шульте».
Бухольц был явно тронут этой информацией. Лицо его побледнело, а губы задрожали, как от подавленного волнения.
— Но они там ничего не найдут, — со смехом продолжал Соммерс, видимо, не обращая внимания на волнение своего спутника. «Мы опередили их».
"Боже мой!" — воскликнул Бухольц, не обращая внимания на последнее замечание. "Этого нельзя делать. Я доверяю вам, Соммерс, и мы должны получить другой бумажник. Вы должны пойти туда и получить его."
Волнение и тревога молодого человека были очевидны, когда он медленно и дрожащим голосом сообщил Соммерсу, где находится другая книга.
— Мой дорогой Соммерс, ты должен достать эти другие деньги — они тоже в амбаре. В одном углу есть скамейка, а под этой скамьей большой камень — ты должен подкопать этот камень, и там ты его найдешь. "
Соммерс внимательно выслушал данные указания и пообещал выполнить возложенную на него обязанность, и, скрывая чувство удовлетворения, которое он испытывал, вскоре после этого распрощался со своим спутником, который теперь, казалось, очень обрадовался возможности спасти этот дом. сокровище, ради которого он так многим пожертвовал и которое теперь казалось в такой неминуемой опасности.
Со смешанным чувством гордости и удовлетворения Соммерс вышел из тюрьмы и направился к себе домой.
После долгой борьбы он добился успеха. «Сокол, после многих воздушных кружений, наконец совершил свой налет», и его полированные когти не безуспешно сделали свое дело. Пораженная добыча может какое-то время колебаться, но конец будет скорым и неизбежным.
ГЛАВА XXVII.

Полуночный визит в амбар. — Сыщик использует лопату для некоторого преимущества. — Пятьдесят тысяч долларов, найденных в земле. — Хорошая ночная работа.

На следующий день после разоблачений, сделанных в предыдущей главе, Эдвард Соммерс вернулся в агентство и сообщил информацию, которую он получил накануне, и ждал инструкций, прежде чем приступить к делу.
Мой сын Роберт А. Пинкертон решил сопровождать его во время этого визита в амбар, а также попросил немецкого консула делегировать кого-нибудь из своего офиса в качестве одного из участников. С этим предложением германский консул немедленно согласился, и Пауль Шмёк, атташе консульства, был выбран сопровождать их во время их визита в поместье Шульте.
Взяв темный фонарь и садовую лопату, группа покинула Нью-Йорк около девяти часов вечера и без происшествий и задержек прибыла в Южный Норуолк. Выйдя из поезда, они расстались, и Соммерс, зная дорогу, пошел вперед. Чтобы не привлекать внимания, они прошли небольшое расстояние вверх по главной улице города, а затем, изменив курс, вышли к железной дороге, по которой шли, пока не достигли полосы леса, в которой встретил Генри Шульте. его смерть. Они прошли по узкой тропинке и подошли к каменной стене, откуда как на ладони стояли дом и сарай.
Вечер действительно был прекрасен — яркая луна освещала пейзаж почти ясным дневным светом. Воздух был неподвижен, и в листве деревьев над головой не шелестело ни единого дыхания. Тишина, глубокая и впечатляющая, царила над всеми. Издалека доносился грохот поезда, который они покинули. Невольно трое мужчин, пришедших сюда с совершенно другим поручением, застыли в молчаливом восхищении природной красотой, раскинувшейся перед ними.
Опасаясь, что Генри Уоринг мог остаться вдали от дома позже, чем обычно, они подождали, пока не почувствуют себя достаточно уверенными в том, что их работа не будет прервана, а затем, окончательно убедившись, что все в порядке, тихо направились к амбару. двери которых были широко распахнуты и не препятствовали их входу.
Зажегши фонарь, они тщательно обыскали внутренние помещения, чтобы узнать, не укрылись ли под его крышей бродяги. Все было тихо, как в могиле. Лучи луны пробивались сквозь открытую дверь, освещая своими лучами сарай и почти открывая фигуры людей, находившихся внутри. Они боялись закрыть двери, которые нашли открытыми, чтобы кто-нибудь, выглянувший из окон фермерского дома, не заподозрил, что в нем кто-то есть, и не соблазнился осмотреть его.
Место, обозначенное Бухольцем, было легко обнаружено, но, к ужасу посетителей, они обнаружили, что на этот угол сарая было навалено большое количество коры, а сверху на него было наброшено несколько листов олова. , который, очевидно, был снят с крыши какого-то здания.
Однако ничего не поделаешь; кору и олово нужно убрать, и Эдвард Соммерс, скинув пальто и жилет, с волей принялся за работу. Роберт держал фонарь, а Пауль Шмок стоял рядом, засунув руки в карманы и с нетерпением ожидая развития событий.
Грохот жестянки, когда ее вынимали, был таким громким, что возникло опасение, что спящие в фермерском доме разбудят этот шум. Они остановились и прислушались. Очевидно, их сон был глубоким, потому что из его ограждающих стен не доносилось ни звука.
От коры вскоре избавились, а затем Эдвард Соммерс схватил лопату и ударил ею по земле. Часы в далеком городе пробили полночь, когда он приступил к делу. Он жадно работал и жадно наблюдал за двумя мужчинами рядом с ним. Их глаза, казалось, пронзали сырую плесень, и каждая выброшенная лопата грязи, казалось, усиливала их тревогу. Стабильно работал сыщик, и вокруг него лежала новая земля, но пока еще не было никаких признаков сокровища, которое они искали. Пот катился с лица встревоженного Соммерса, и в его разум начало медленно закрадываться сомнение. Роберт тоже разделял тревогу своего спутника, а Пауль Шмок, едва понимавший цель их визита, с сомнением смотрел на происходящее и предавался частым разочарованным бормотаниям.
Возможно ли, что они были обмануты, что они искали что-то, чего не было? Мог ли Бухольц обмануть доверчивость Соммерса и отправить его с этим дурацким поручением? Или детектив мог ошибиться в указанном месте? То одно, то другое, казалось, имело место. Но послушай! лопата ударяет по твердому предмету; это должен быть камень, упомянутый Бухольц. С удвоенной энергией сыщик орудует своим орудием, и, наконец, когда он поднимает его с земли, в луче фонаря что-то блестит. При ближайшем рассмотрении было обнаружено несколько блестящих золотых монет, смешанных с темными комками земли, поднятыми лопатой.
С радостным криком он ликующе поднял
перед возбужденными товарищами большой бумажник.
«С радостным криком он ликующе поднял большой бумажник перед возбужденными товарищами».

Слышимый вздох облегчения вырвался у всех, когда они посмотрели. Роберт вынул носовой платок, и монеты, грязь и все такое прочее, оказались в нем. Конечно, теперь успех был неизбежен, и вскоре, тщательно раскопав окружающую землю, сыщик смог просунуть руки под камень. Затем с радостным криком он вынул большой бумажник и ликующе поднял его перед возбужденными товарищами.
Ах, да, теперь победа была обеспечена, и после тщательного осмотра камня, чтобы обнаружить, не спрятано ли там что-нибудь еще, бумажник был помещен в носовой платок вместе с монетами, и они приготовились покинуть это место.
Земля была заменена, кора и олово были сложены поверх него, и после того, как они были закончены, ничто во внешнем виде вещей не указывало бы на то, что там были полуночные рабочие, или что сокровища убитого человека были обнаружены и убраны.
Напряженные нервы рабочего и наблюдателей были подкреплены большим глотком прайм-эо де ви, принесенным предусмотрительным Полом, и, убедившись, что все в порядке, они покинули амбар и отправились в путь. направился к железной дороге.
Теперь нужно было избавиться от фонаря и лопаты. Удерживать их было бы опасно — их могли остановить на дороге, а наличие темного фонаря и кошелька с деньгами было бы веским доказательством чего-то другого, кроме детективной операции, и, кроме того, секретность была на первом месте. настоящее время.
Проходя овраг на некотором расстоянии от места их действий, Роберт отбросил фонарь, и он упал на дно с шумом, эхом разнесшимся по тихому воздуху; дальше лопата была утилизирована, а затем, избавившись от бремени, троица отправилась в Стэмфорд, примерно в восьми милях от них, где они сели на поезд и вернулись в Нью-Йорк, очень довольные результатом своей ночной работы.
Было шесть часов, когда они прибыли. Они тотчас же направились в отель «Виндзор», где проживал германский консул, и, разбудив этого джентльмена, Роберт прислал свою карточку, когда они были допущены в его гостиную и сверток был предъявлен его изумленному взору.
Теперь следующей обязанностью было подсчитать содержимое этой ограды, и в присутствии всех сторон работа была немедленно начата. Золотых монет было найдено на сто марок, состоящих из трех монет по двадцать марок и четырех монет по десять марок, и было замечено, что в одной из них было просверлено отверстие. Затем внимание привлек бумажник. Оказалось, что это бумажник, завернутый в холщовую обертку, надежно сшитый и скрепленный сургучом.
Немецкий консул снял эту внешнюю оболочку, и перед глазами предстала книга из черной кожи, что свидетельствовало о том, что в ней была немалая сумма денег.
Содержимое было извлечено, и после подсчета оказалось, что оно составляет двести четыре тысячи марок в тысячных купюрах, или почти пятьдесят тысяч долларов. Поистине хорошая ночная работа, которой можно гордиться.
Деньги убитого были найдены, и человек, запятнавший свои руки кровью, никогда не пожинает плоды своего преступления.
Записки из-за их длительного пребывания во влажной земле были довольно влажными и плотно прилипли друг к другу, и поэтому германскому консулу требовалось осторожно поднимать их своим ножом, и при обращении с ними требовалась большая осторожность. Было обнаружено, что каждая из этих заметок пронумерована так же, как и записи, обнаруженные при первом посещении, и был составлен полный список, по которому впоследствии их можно было идентифицировать. Помимо денег
, в пакете было несколько карточек и заграничный паспорт на имя Джона Генри Шульте, датированный апрелем 1878 года.
. Затем все присутствующие поставили свои подписи на обертке, после чего немецкий консул выписал для них расписку, которую взял на себя Роберт.
Затем они немного подкрепились, после чего удалились, и, чувствуя себя совершенно измученными после тяжелого опыта прошлой ночи, Роберт и Эдвард Соммерс отправились на свои ложа и вскоре погрузились в сон.
Германский консул был в восторге от успеха, увенчавшего наши усилия, и у него не было больше ни малейшего сомнения в виновности несчастного человека, в интересах которого он первоначально интересовался.
Информация о нашем успехе была передана мистеру Олмстеду, прокурору штата, который воспринял ее с явным удивлением и удовлетворением. Мы превзошли его ожидания, и правильность его первоначальной теории была полностью продемонстрирована.
Он испытал гордое сознание того, что может успешно преследовать преступника, нарушившего закон, и осудить негодяя, лишившего человеческую жизнь, чтобы завладеть окровавленными плодами своего преступления.
Пока все это происходило, виновный проводил утомительные часы, попеременно предаваясь надежде на побег и угнетенный мучительным страхом перед наказанием.
ГЛАВА XXVIII.


***
**
CHAPTER XXIV.

Sommers returns to Bridgeport.—An Interview with Mr. Bollman.—Sommers allays the Suspicions of Bucholz's Attorney, and engages him as his own Counsel.

The cold, bleak winds of March had yielded to the warm and invigorating showers of April, and these had brought forth the bright flowers and fragrant grasses that grew and blossomed on this beautiful May morning, when Edward Sommers left the confining walls of the prison at Bridgeport. More than two months had elapsed since he entered its frowning portals to commence the isolated life of a prisoner, and a sigh of grateful relief escaped him as he gazed around upon the brightness and beauty of the scene that was spread before him.
There was but little time given him for indulgence in these soothing and agreeable reveries. There was work for him to do, and he must summon up all his energies for the task before him. His release had been accomplished, and the promised revelation of Bucholz would be made to him in a few days, but he must visit those who had an interest in his welfare, and to whom he was responsible for his actions. He would also be enabled during the few days of rest to strengthen his shattered nerves and prepare himself for the important duties which would soon devolve upon him. He therefore took the train for New York and arrived there in due time.
To William Bucholz the absence of his friend and confidant was a severe blow, but as he realized the service he promised to perform for him, and the prospect of safety that was opening before his despairing mind, he became reconciled to his lonely fate, and waited patiently for the return of the man who was expected to devote himself to his interests.
The suspicious actions of Brown, the prisoner who had watched their movements so zealously, had not escaped the notice of both Sommers and Bucholz, and, on leaving, the former had cautioned his companion particularly and repeatedly against saying anything to him or to any one else about matters connected with his case.
At the end of three days Edward Sommers returned to Bridgeport, and, selecting a private boarding-house, he took up his abode there and prepared to carry out the plans that were to be arranged between himself and William Bucholz.
He considered it of paramount importance at the outset to disabuse the minds of the attorneys for Bucholz of any suspicion in regard to the relations existing between them, and with that end in view he paid a visit to the city of New Haven, and finding Mr. Bollman, the counsel who had acted for both of them, at his office, he engaged him for the conduct of his own case when it should come to trial.
In the course of the conversation which ensued, Mr. Bollman turned suddenly to Sommers, and said:
"Do you know, Mr. Sommers, that I have earnestly and repeatedly warned my client against you? I had reason to believe that the prosecuting attorney had placed some one in the jail to cultivate the friendship of William Bucholz, in the attempt to obtain a confession from him, and I thought you were the man. William would not listen to this, however, and I myself believe now that such is not the case as regards yourself, but I told him that he must not trust any one with whom he was associated, nor make a confidant of any one in the prison. A man in his position, you know cannot be too careful."
Sommers listened attentively and good-humoredly to these remarks, and finally informed Mr. Bollman that he knew Bucholz had been warned against him, for he had told him so.
"But, Mr. Bollman," continued he, "you need not be afraid of me, for I have given him the same advice myself."
"Do you know of any suspicious persons in the jail?" asked Mr. Bollman.
"I cannot tell with any certainty," replied the other; "but I do not like the looks of one of the hall men, nor of that treacherous-looking Brown, who is always spying upon the actions of the inmates of the prison. I have warned Bucholz against these men myself, and I do not think he has given them any information whatever."
After a protracted conversation, during which Sommers labored diligently and successfully to erase any latent suspicions from the mind of the attorney, Mr. Bollman at length said:
"Well, Mr. Sommers, to be candid with you, my suspicions were the most decidedly aroused when I had my interview with Mr. Olmstead, the State's attorney, about your bail. He evinced an unwillingness to reduce the amount, and expressed a belief that you had known Bucholz before you came to the jail. His manner of speaking led me to think that he knew more about you than was good for my client, and I felt sure that he had been the means of placing you in the jail to watch him."
"I quite agree with you, Mr. Bollman; it did look suspicious," said Sommers; "but Mr. Olmstead asked me the same questions when I spoke to him. I suppose he thought from our intimacy that I must have been acquainted with him before he was arrested."
With this explanation, and the ingenuous manner in which it was given, the mind of Mr. Bollman seemed to be at rest upon this subject, and their further conversation related to the case in which Sommers himself would appear as defendant, and in which Mr. Bollman was to act as his counsel.
Sommers informed him that he had seen the gentleman whose name had been forged, and that, in consideration of the family connections of the accused, he had agreed not to appear against him, and that there would be very little danger of his conviction of the crime of which he was charged.
This appeared to be very gratifying information for Mr. Bollman, who therefore anticipated very little trouble in clearing his client and earning his fee.
It was further arranged between them that a letter should be sent to the relations of Bucholz in Germany, who had not as yet displayed any sympathy for the unfortunate man or made any offer of assistance to him, during the hour of his trial.
One noticeable feature of their conversation was the evident avoidance by both of them of a discussion of the probable guilt or innocence of the accused man, nor did either declare his belief in his innocence.
Mr. Bollman expressed himself very carefully: "I have followed up the theory of his guilt, and it does not agree with his own statements or those of other people. Then, again, I have taken up the theory of his innocence, and this does not agree with his story either. It is a most extraordinary case, and sometimes it seems to me that it cannot be otherwise but that William Bucholz is the guilty party; and then, again, there are some of his actions that tend positively to show that he did not do it. I am at a loss what to say about it myself."
Sommers gave Mr. Bollman to understand that he believed in the guilt of the accused man, but that, in despite of that fact, he was willing to help him to the extent of his power.
And so they parted, and Edward Sommers returned to Bridgeport to be near his fellow-prisoner, and to carry out the plan which was to be entrusted to him.
As he stepped from the train upon the platform, he was surprised to see the figure of Thomas Brown standing in the doorway of the station, evidently waiting for the train to bear him away for the time. Upon making inquiries he ascertained that he had been released on bail, and that he had found friends to assist him. He never saw him again. Whether this individual was an embryo detective, who was desirous of discovering the mystery of the Schulte murder, or whether he was simply a victim of intense curiosity, was never learned.
He disappeared, and, so far as his relation to this narrative is concerned, was never heard of again.
CHAPTER XXV.

Sommers' Visit to South Norwalk.—He makes the Acquaintance of Sadie Waring.—A Successful Ruse.—Bucholz Confides to His Friend the Hiding Place of the Murdered Man's Money.

Upon the return of Edward Sommers to the jail at Bridgeport he was warmly welcomed by his friend, to whom the intervening days had passed slowly and wearily.
His greeting was cordial and friendly, and as Sommers related his experiences during his absence, the eyes of William would light up with pleasure. No one to have looked at him now would have imagined for a moment that the face now wreathed with smiles had once been distorted by a murderous passion, or grown ashen pale with the fear of the consequences of his action.
Their conversation was long and seemingly interesting, and as Sommers unfolded his plans for the relief of the imprisoned man, all doubt of their success was dissipated from his mind, and visions of prospective safety came thick and fast. He still appeared doubtful of communicating the promised secret of the hiding-place of the old man's money to his companion. He avoided the subject by eager questions upon other topics, and when the time arrived for the departure of Sommers, the confidence was still withheld, and the position of the stolen money was known only to the man who had placed it there.
Sommers had informed him of his visit to Mr. Bollman and of the conversation which had taken place between them relating to the suspicions entertained by him of Sommers, to all of which Bucholz listened with wrapt attention, and when he was again solemnly cautioned about informing his counsel of the relations existing between them, or of their possession of any of the wealth of the murdered man, with a peculiar twinkle in his eye he promised a strict obedience.
Finding it impossible to extract anything from him upon this visit, Sommers took his leave, promising to return upon the next day that visitors were admitted, and also agreeing to furnish him with some delicacies for which he had expressed a desire.
Sommers began to grow impatient under this continued procrastination and evasion, and he resolved to take such measures as would accomplish the object desired. He had found, during his connection with Bucholz, that he had not the slightest regard for the truth. He would make the most astounding assertions, unblushingly insisting upon their truthfulness, and even when brought face to face with facts which contradicted his statements, he would stubbornly decline to be convinced or to admit his error or falsehood. All through their intercourse he had evinced this tendency to exaggeration and untruthfulness, and Sommers had grown to be very skeptical with regard to any statement which he would make.
He had promised William to visit the farmhouse where Henry Schulte had resided, and to call upon the family of the Warings, who still continued to reside there, and to carry a message to Sadie. Accordingly, one morning he started for South Norwalk, and, arriving there in safety, he walked up the main road, and, entering through the gate in front of the house, he knocked at the door.
The family were all absent except Sadie, who greeted the new-comer in a friendly manner. He announced himself as a friend of William's, and conveyed to her the affectionate messages which he had been entrusted with. Sadie appeared to be rejoiced at the information which he brought, and soon became quite communicative to the young man. She related to him the incidents of the murder, and expressed her belief in the innocence of Bucholz, and her hopes of his acquittal.
Sommers, by the exercise of a little good nature and that tact which is generally acquired by a man of the world, succeeded in ingratiating himself into the favor of the young lady, and when, after spending some time in her company, he arose to take his leave, she volunteered to accompany him a short distance upon his journey, and to point out to him the spot where the murder had taken place.
Her offer was cheerfully accepted by Sommers, and they were soon chatting pleasantly on their way through the fields. Arriving at the strip of woods, they walked along the narrow path and Sadie designated to him the place where the body had been found.
Very different now was the scene presented. The trees, whose branches were then bare, were now covered with their bright and heavy verdure; the ground, that then was hard and frozen, was now carpeted with the luxurious grass; the birds sang merrily overhead, and the warm sunshine lighted up the wood with a beauty far different than was apparent upon that bleak winter night when Henry Schulte met his death upon the spot where they now were standing.
They then walked together up the railroad, and meeting the mother and sister returning home, Sommers bade them a pleasant good-bye and promised to pay them another visit as soon as practicable.
He determined to make this visit the groundwork of a definite attack upon the reticence of William Bucholz. The next morning, upon going to the jail, he informed William of his visit to South Norwalk, and of his meeting with Sadie Waring. After relating the various incidents that had occurred during his visit, and which were listened to with lively interest, he turned suddenly to Bucholz, and lightly said:
"By the way, Bucholz, the Warings are going to move."
Bucholz started suddenly, as though the information conveyed an unpleasant surprise.
"You must not let them move, Sommers," he exclaimed quickly, and with an evidence of fear in his voice. "That will never do."
"I can not prevent their moving," replied Sommers. "They will do as they please about that, I guess. Besides, what has their moving got to do with us?"
"Oh, everything, everything," exclaimed Bucholz.
"Well, they are going at all events."
"Then the money must be got. Oh, Sommers, do not betray me, but one of the pocket-books is in the barn."
"Whereabouts in the barn?" inquired Sommers, almost unable to conceal his satisfaction at the success of his ruse.
"I will show you how to get it. I will draw a sketch of the barn, and show you just where it is to be found," exclaimed William, hurriedly. "Oh, my dear Sommers, you do not know how worried I have been. I first threw the money under the straw in the barn, and on the Sunday morning after old Schulte was killed I went out in the barn to get it, and put it in a safe place, when I found that the straw had been taken away. I stood there as if I was petrified, but I looked further, and there, under the loose straw upon the ground, I saw the pocket-book lying all safe. The man who had taken the straw away had not been smart enough to see it. I felt as though a bright gleam of sunshine had come over me, and I picked it up and hid it away in a safe place. My God! My God! What a fool I was."
"I should think so," replied Sommers.
Bucholz then drew a sketch of the barn, and designated the hiding-place of the money as being under the flooring of the first stall that you met on entering.
It was with great difficulty that Summers retained his composure as he received this information, but he succeeded in controlling his emotions, and took the paper from the hands of his companion with a calmness which displayed the wonderful control which he exercised over himself.
"There are some marks upon these bills," said Bucholz with a laugh, "and if Mr. Olmstead was to see them he would know what they mean."
"Ah, yes," replied Sommers. "They are the numbers which Mr. Schulte put upon them, but," he added, confidently, "I will soon fix that, a little acid will take that all out and nobody will know anything about it."
The prisoner laughed, gleefully, and slapping his companion upon the back, exclaimed:
"Ah, Sommers, you are a devil of a fellow! and I can trust your skill in anything."
He then informed Sommers that he did not know how much money was in the pocketbook; that he had taken some fifty and one-hundred-dollar bills out of it, but that fearing to have so much money about him he had replaced a large portion of what he had previously taken.
The time was now approaching for visitors to leave the prison, and Sommers arose to go. Bucholz arose also, as if some new idea had occurred to him, or he had formed some new resolve; he said:
"While you are there you may as well get—" then he stopped abruptly, and changing his mind, he added: "But never mind, that is too—high up."
Sommers felt confident that his companion was withholding something from him, and he was resolved that before he had finished, he would arrive at the whole of the mystery, but he had gained enough for one day and he was compelled to be satisfied.
Before leaving Bucholz for that day he informed him that he would take the money to New York and endeavor to get the marks out of the bills; that he would then throw the empty pocket-book in some place, where it would be found, and that would be a good thing for him upon the trial.
Bucholz caught greedily at this suggestion, and laughed loudly at the prospect of blinding the eyes of justice by the operation of this clever trick.
Leaving him in this excellent good humor, Sommers took his departure from the jail, and, in a jubilant frame of mind, returned to the town.
CHAPTER XXVI.

Edward Sommers as the Detective.—A Visit to the Barn, and Part of the Money Discovered.—The Detective makes Advances to the Counsel of the Prisoner.—A Further Confidence of an Important Nature.

The reader is no doubt by this time fully aware of the character of Edward Sommers. He was a detective, and in my employ. Day by day, as his intimacy with William Bucholz had increased, I had been duly informed of the fact. Step by step, as he had neared the point desired, I had received the information and advised the course of action.
Every night before retiring the detective would furnish me with a detailed statement of the proceedings of the day which had passed, and I was perfectly cognizant of the progress he made, and was fully competent, by reason of that knowledge, to advise and direct his future movements.
The manner of his arrest had been planned by me, and successfully carried out; the money package had been made up in my office, and the forged order was the handiwork of one of my clerks, and the ingenious manner of carrying out this matter had completely deluded his accusers, by whom the charge was made in perfect good faith.
During his occupancy of the prison he had so thoroughly won the confidence of William Bucholz that he had become almost a necessity to him. This guilty man, hugging to himself the knowledge of his crime and his ill-gotten gains, had found the burden too heavy to bear. Many times during their intercourse had he been tempted to pour into the ears of his suddenly-discovered friend the history of his life, and only the stern and frequently-repeated commands of his watchful counsel had prevented the revelation. But the time had come when, either through the fear of losing what he had risked so much to gain, or from the impelling force of that unseen agency which seeks a companion or a confidant, he had confided to his fellow-prisoner the hiding-place of the old man's wealth—the money stained with the life-blood of his master.
How much he may have been guided to this course by the question of self-interest is a matter of speculation. He had been cruel enough to strike this old man down and to rob him of his money. He had been wary enough to wound himself, and to have feigned a terror which had deluded many into a belief in his innocence. He had been sufficiently sagacious to keep from his attorneys all knowledge of this money, and he had repeatedly denied to Sommers, and to every one else, any participation in the dark deed of that winter's night.
When, however, it appeared to be possible that his fellow-prisoner might be of assistance to him in his approaching trial, and that this assistance could only be rendered by the release of Sommers from jail, he had caught at the suggestion and the result had followed.
I became convinced as matters progressed that whatever knowledge Bucholz had of the crime would never be communicated while Sommers remained a prisoner, and hence, after he had been confined long enough to accomplish the preliminary object in view, I arranged that his bail should be reduced and that he should be released.
It is not necessary to relate in detail the daily intercourse of these two men during their days of joint imprisonment. How Sommers, by dexterous questioning, had fathomed the mind of the suspected murderer, and become so closely identified with his interests, that he was regarded as the only man upon whom he could rely for assistance.
The detective had played his part admirably. Although the constant object of suspicion, he had succeeded in overcoming all doubts that were entertained of his true position; and, although Bucholz had been repeatedly warned by his counsel against this man in particular, he had successfully outwitted them, and knew more of their client than they had been able to learn.
After obtaining the information as to the place where William had secreted the money which had been taken from the murdered man, Sommers at once telegraphed, in cipher, the fact to my New York agency and requested instructions how to proceed. A trusted operative was at once sent to act with him, and to accompany him upon his visit to the barn in search of the treasure, and operative John Curtin was the man selected for that duty.
He left New York on the following morning, and, arriving at Bridgeport, had an interview with Edward Sommers, and together they devised the plan by which they were to get possession of the dead man's money.
They accordingly boarded the train for South Norwalk, and upon their arrival they separated and proceeded up the railroad track until they were out of sight of any curious eyes about the depot, when they rejoined each other and continued on their way.
The barn where the money was alleged to be hidden stood between the house and the strip of woods through which they had come, and the large double doors were upon the side facing them. It was necessary that every precaution should be taken against being observed, and consequently it was decided that Sommers should enter the barn, while Curtin, reclining under one of the trees, would be enabled to keep watch and to warn his companion, should any one approach the barn and threaten detection.
This plan being arranged, Somers walked directly towards the barn, the doors of which were closed and fastened upon the inside by a swinging bar. Inserting his hand through an opening in the wood-work, he pushed the bar from its place, and the doors flew open.
Hastily entering the building, he found the interior to correspond exactly with the description given him by Bucholz, and a hurried glance showed him at once the place where the pocket-book was alleged to have been hidden.
He soon reached the designated spot, and, reaching under the loose flooring near the head of the stairs, his eyes lighted up with satisfaction as his hand came in contact with the leather book which he had half hoped and half doubted to find there. Quickly removing it from its place of concealment, he deposited it in the inner pocket of his coat and ran from the barn in the direction of the spot where his companion was lying.
John Curtin was provided with a stout adhesive envelope, and producing this, the earth-stained wallet was at once enclosed within it, and in the presence of the other the packet was sealed up securely. The two men then walked to the next station, and taking the train for New York, came directly to the agency.
The German Consul was notified, and in a short time he made his appearance, when the package was placed in his hands, and he was requested to open it.
He did so, and the contents of the book were counted in his presence and in that of Mr. Bangs and my son Robert. It was found to contain the sum of four thousand seven hundred and thirty-seven dollars, in United States money, each note bearing the numbers which had been placed upon them by Henry Schulte and which had also been discovered upon the money which Bucholz had been so lavish in expending after the murder and prior to his arrest.
The gratification of all at the success thus far achieved was apparent upon their faces. Whatever belief had existed in their minds prior to this of the innocence of the man accused was swept away before this substantial and convincing proof of his guilt. All felt that we were upon the right track, and that the course pursued had been the only practical one under the circumstances.
The money, after being carefully counted, was enclosed in a wrapper of heavy brown paper, to which the German Consul affixed his seal, and the package was placed in the fire-proof at the agency for safe keeping, until a final disposition should be made of it.
It was evident that the money thus discovered was but a small portion of that which had been taken from the person of Henry Schulte, and Edward Sommers was directed to return to Bridgeport and continue his visits to Bucholz and his attempts to obtain further information regarding the balance.
Bucholz had previously suggested to Sommers that someone should be sent to Germany to endeavor to procure some of the money which he had inherited from his uncle, in order to enable him to bear the expenses of his trial, and he had requested the detective to undertake the voyage. Sommers had demurred to this, and had recommended to his companion that Mr. Bollman, who was also a German, be commissioned for that purpose. This would induce the absence of the attorney and his cautions, and enable him to work with more freedom upon the prisoner. He therefore had offered to loan to Bucholz the amount of money that would be required to defray the expenses of such visit, and to take the note of his friend for the amount.
Mr. Bollman cheerfully assented to this proposition, and only awaited the furnishing of the loan by Sommers to embark upon his journey to the home of Bucholz, and to attempt the collection of the money which he had inherited.
Sommers was therefore provided with the sum of three hundred and fifty dollars in money which did not bear any of the marks that had been placed upon the notes belonging to Henry Schulte, and that evening he returned to Bridgeport.
He visited William the next day and informed him of the success of his visit and of the finding of the money. He also told him that he had placed the package in a safe place, but that he had not yet been successful in removing the marks, owing to the peculiar nature of the ink with which the numbers had been made.
Bucholz seemed to be both pleased and relieved with the results obtained, but seemed anxious that the money should be furnished for Mr. Bollman's departure as early as possible.
Sommers then told him that he had succeeded in borrowing some money from a friend of his, which he would advance for that purpose, but that, in order to fully deceive Mr. Bollman, William should give him his note, in the presence of the attorney, for the amount. Upon this being done, the money would be forthcoming, and Mr. Bollman could depart at once.
The next day Mr. Bollman visited the accused man by appointment, and the matter was explained to him by Sommers and Bucholz. He announced his approval of the loan about to be made. The note was duly drawn, the money counted out, and Bucholz handed the amount to his counsel.
As Mr. Bollman received the money, he looked up quickly and inquired, in a quiet manner:
"This money is not on the list, is it?"
This money is not upon the list, is it?
"This money is not upon the list, is it?"

It was a very adroit question, had the detective not been upon his guard, but without flinching, he looked doubtfully but steadily into his face, as he inquired:
"What list? I don't know what you mean."
"Oh!" replied Mr. Bollman, with a light laugh, "I thought this might possibly be some of Schulte's money."
At this they all laughed, and the mind of the attorney seemed to be set at rest upon the point of Sommers' knowledge of anything in connection with the wealth of Henry Schulte.
After Mr. Bollman's departure from the jail, Sommers, turning to Bucholz, said, in a quiet, unconcerned manner:
"I heard that the Schulte estate has been sold, and that the new-comer intends to tear down the buildings at once. He bought it on speculation, and expects to find Schulte's money."
Bucholz was visibly affected by this information. His face became pale, and his lips trembled as with suppressed emotion.
"They won't find anything there, though," laughingly continued Sommers, apparently ignoring the excitement of his companion. "We have got ahead of them."
"My God!" exclaimed Bucholz, not heeding the last remark. "This must not be done. I will trust you, Sommers, and we must get the other pocket-book. You must go there and get it."
The excitement and distress of the young man were unmistakable, as he proceeded slowly and tremblingly to inform Sommers where the other book was to be found.
"My dear Sommers, you must get this other money—it is in the barn also. In one corner there is a bench, and under this bench there is a large stone—you must dig under this stone and there you will find it."
Sommers listened intently to the directions given, and promised to perform the duty that was imposed upon him, and, hiding the satisfaction that he felt, he soon after took his leave from his companion, who now seemed greatly relieved at the prospect of saving this treasure for which he had sacrificed so much, and which now seemed in such imminent danger.
With mingled emotions of pride and satisfaction, Sommers left the jail and proceeded on his way to his lodgings.
After a long struggle he had been successful. "The falcon, after many airy circlings, had made its swoop at last," and its polished talons had done their work not unsuccessfully. The stricken quarry might flutter for a while, but the end would be soon and sure.
CHAPTER XXVII.

A Midnight Visit to the Barn.—The Detective wields a Shovel to some Advantage.—Fifty Thousand Dollars found in the Earth.—A good Night's Work.

The day following the revelations made in the preceding chapter, Edward Sommers returned to the agency and communicated the information which he had received the day before, and awaited instructions before proceeding further in the matter.
My son Robert A. Pinkerton determined to accompany him upon this visit to the barn, and he also requested the German Consul to delegate some one from his office to be one of the party. To this proposition the German Consul at once assented, and Paul Schmoeck, an attache of the Consulate, was selected to accompany them upon their visit to the Schulte estate.
Procuring a dark lantern and a garden spade, the party left New York about nine o'clock in the evening, and, without accident or delay, arrived at South Norwalk. On leaving the train, they separated, and Sommers, being acquainted with the road, walked on in advance. In order to avoid attracting attention, they walked up the main street of the town a short distance, and then, changing their course, they reached the railroad, along which they traveled until they arrived at the strip of woods in which Henry Schulte had met his death. They traveled along the narrow pathway and reached the stone wall, from which the house and barn stood in full view.
The evening was beautiful indeed—a bright moon illuminated the landscape almost with the luminous light of day. The air was still, and not a breath rustled among the leaves of the trees overhead. A silence profound and impressive reigned over all. From afar the rumbling of the train which they had left was borne upon the air. Involuntarily the three men who had come to this place upon a far different errand stood in silent admiration of the natural beauty that was spread before them.
Fearing that Henry Waring might have remained away from home later than was his wont, they waited until they felt reasonably sure of a freedom from interruption in their labor, and then, having finally concluded that all was safe, they proceeded quietly to the barn, whose doors were wide open, and offered no bar to their entrance.
Lighting their lantern, they thoroughly searched the interior, in order to discover if any tramps had taken refuge under its roof. All was quiet as the grave. The moonbeams shone through the open door, lighting up the barn with its rays, and almost revealing the figures of the men who were within. They were afraid to close the doors, which they had found open, lest some one looking from the windows of the farm-house should suspect its being occupied and be tempted to make an examination.
The spot designated by Bucholz was easily discovered, but, to the dismay of the visitors, they found that a large quantity of bark had been piled upon that particular corner of the barn, and that upon the top of this were thrown several sheets of tin, which had evidently been taken from the roof of some building.
There was no help for it, however; the bark and tin must be removed, and Edward Sommers, throwing off his coat and vest, went to work with a will. Robert held the lantern, while Paul Schmoeck stood by, with his hands in his pockets, eagerly awaiting developments.
The rattling of the tin, as it was being removed, was so loud that it was feared the sleepers in the farm-house would be awakened by the noise. They stopped and listened. Evidently their slumbers were profound, for not a sound came from its enclosing walls.
The bark was soon disposed of, and then Edward Sommers grasped the spade and struck it into the ground. The clock in the distant town struck midnight as he commenced the task. Eagerly he worked and eagerly watched the two men beside him. Their eyes seemed to pierce through the damp mold, and every spadeful of dirt, as it was thrown up, seemed to increase their anxiety. Steadily worked the detective, and the new earth lay piled around him, but as yet no indication of the treasure they sought. The perspiration rolled from the face of the anxious Sommers, and a doubt began to creep slowly into his mind. Robert, too, partook of the anxiety of his companion, while Paul Schmoeck, who scarcely understood the object of their visit, looked doubtfully upon the proceedings and indulged in frequent mutterings of disappointment.
Could it be possible that they had been deceived—that they were seeking for something which had no existence? Could Bucholz have imposed upon the credulity of Sommers and sent him upon this fool's errand? Or could the detective have made a mistake in the location designated? One or the other seemed to be the case. But hark! the spade strikes a hard substance; it must be the stone mentioned by Bucholz. With redoubled energy the detective wields his implement, and, at last, as he withdraws it from the ground, something glitters in the ray of the lantern. A closer examination disclosed several bright gold pieces, mingled with the dark lumps of dirt which had been lifted by the spade.
With a joyful cry he exultingly held up a large
wallet before his excited companions.
"With a joyful cry he exultingly held up a large wallet before his excited companions."

An audible sigh of relief escaped them all as they looked. Robert took out his pocket-handkerchief, and the coins, dirt and all, were deposited within it. Surely success was certain now—and soon, by carefully digging away the surrounding earth, the detective was enabled to place his hands beneath the stone. Then, with a joyful cry, he withdrew a large wallet, and held it up exultingly before his excited companions.
Ah, yes, victory was assured now, and, after carefully searching around the stone to discover if anything else had been hidden there, the wallet was placed in the handkerchief along with the coins, and they prepared to leave the place.
The earth was replaced, the bark and tin were piled upon the top of it, and after they had finished, nothing in the appearance of things would indicate that midnight workers had been there, or that the murdered man's treasure had been discovered and removed.
The overwrought nerves of the worker and watchers were strengthened by a long draught of prime "Eau de vie," which had been brought along by the considerate Paul, and after making sure that everything was as they had found it, they left the barn and proceeded toward the railroad.
It was necessary now to get rid of the lantern and the spade. To retain them would be hazardous—they might be stopped upon the road, and the possession of a dark lantern and a wallet of money would be strong evidences of something else than a detective operation, and besides this, secrecy was all-important at the present time.
Passing a ravine some distance from the scene of their operations, Robert threw the lantern away, and it dropped to the bottom with a noise that was echoed upon the quiet air; further on, the spade was disposed of, and then, disencumbered, the trio walked to Stamford, about eight miles distant, where they boarded a train and returned to New York, well pleased with the result of their night's work.
It was six o'clock when they arrived. They proceeded at once to the Windsor Hotel, where the German Consul resided, and, awakening that gentleman, Robert sent up his card, when they were admitted to his parlor and the package was exhibited to his astonished gaze.
To count the contents of this enclosure was now the next duty to be performed, and in the presence of all the parties the labor was at once commenced. The gold pieces were found to amount to one hundred marks—consisting of three twenty-mark and four ten-mark pieces—and it was noticed that one of them had a hole drilled through it. The wallet next received attention. It was discovered to be a pocket-book enclosed in a canvas wrapper, securely sewed together and fastened with sealing-wax.
The German Consul removed this outer covering and the black leather book was disclosed to view, which gave evidence of containing no small amount of money.
The contents were removed, and upon counting it, were found to amount to two hundred and four thousand marks, in one-thousand-mark bills—or nearly fifty thousand dollars. Verily a good night's work, and one to be proud of.
The murdered man's money had been found, and the man who had stained his hands with blood would never reap the benefit of his crime.
The notes, from their long continuance in the damp ground, were quite moist and adhered closely together, and the German Consul was therefore required to lift them carefully with his knife, and great care was necessary in handling them. Each of these notes was found to be numbered in the same manner as those recovered upon the first visit, and a complete list was made by which they could afterwards be identified.
Besides the money, the package contained some cards, and a foreign passport in the name of John Henry Schulte, dated in April, 1878.
After counting the money, it was, together with the articles found, wrapped in stout brown paper and duly labeled. All present then affixed their signatures to the wrapper, after which the German Consul wrote out a receipt for them, which was taken charge of by Robert.
They then partook of some refreshments, after which they departed, and feeling completely exhausted after their laborious experience of the night before, Robert and Edward Sommers sought their couches, and were soon wrapt in slumber.
The German Consul was elated at the success which had crowned our efforts, and he no longer entertained a single doubt of the guilt of the miserable man, in whose behalf he had originally interested himself.
The information of our success was conveyed to Mr. Olmstead, the State's attorney, who received it with evident surprise and satisfaction. We had succeeded beyond his expectations, and the correctness of his original theory had been fully demonstrated.
He experienced the proud consciousness of being able to successfully prosecute a criminal who had violated the law, and to convict a wretch who had taken a human life in order to possess himself of the blood-stained fruits of his crime.
While all this was transpiring the guilty man passing the weary hours indulging in alternate hopes of escape, and oppressed with harrowing fears of punishment.
CHAPTER XXVIII.