Ножик за жизнь

      Неожиданно в доме Сибирцевых появился новый серьёзно раненый. Не успели ещё забыть Орлика, как Генка прибежал домой, схватил в своей комнате любимый перочинный ножик и выскочил на улицу. Через некоторое время он вернулся назад, неся в тесной клетке взъерошенного коршуна. Коршун тяжело дышал широко открытым клювом, сверкал на всех огромными злыми глазами и шипел, как змей, если кто-либо приближался к клетке.
- Не трогайте его! – предупредил брат сестёр, показал клюнутую хищником ладонь в крови и сказал: - Вон как я с ним уже пообщался. Ему придурок Маньков, как и Орлику крыло дробью прострелил. Он теперь людям не верит. Я вот всего лишь хотел взять клетку, а он голову назад вывернул и хватанул меня через прутья! У него же шея, как на шарнирах. Он в этой «тюрьме» у него уже два дня сидит, кровью истекает.
- Так ты его на свой ножик выменял? – догадалась Иринка для чего брат вынес из дома ножик.
- Так этот же урод затолкал его в тесную клетку, чтобы потом по нему стрелять! Ему каждый день, видите ли, в степь надоело бегать, - в нервах ответил Генка.
- Ты будешь его лечить? – восхищаясь в душе поступком брата, с жалостью стала рассматривать Алёнка гордую птицу.
- Конечно. Только вот сначала сам пойду полечусь, – побежал Генка к аптечке.
      Вернувшись с забинтованной рукой, он накинул на клетку курточку и унёс коршуна в вольеру, где до него лечился Орлик. Алёнка и Иринка побежали следом. Закрывшись в вольере, Генка вытряхнул подранка из тесного заточения и, смело перебросив на него курточку, зажал отчаянно сопротивляющуюся птицу в угол. Быстро обследовав кровоточащее крыло, он нащупал в ране дробину и выдернул её, крепко обругав Кольку:
- Скотина! Тебе бы так в самый зад, чтобы сесть не смог!
- Какой-то он ненормальный совсем этот Колька! – переживая и за брата, и за птицу, возмутилась Иринка.
- А ещё и в армии солдатом был, - с презрением проговорила Алёнка. - Должен быть защитником, а сам только убивает.
      Наконец рана была залита йодом, засыпана стрептоцидом, и коршун остался в вольере один с кусочками мяса перед носом. Но как только Генка вышел из вольеры, он, волоча крыло, подскакал к сетке и ожесточённо стал биться в неё в попытках вырваться на свободу. Пришлось привязать его за ногу на короткую верёвку, примотанную на гвоздь в стене подальше от сетки, чтобы не поранился ещё больше.
      Этот хищник не был птенцом. Он давно уже был взрослой птицей, о чём говорили его тёмный клюв и мощные тёмные лапы с крепкими грубыми когтями. И хоть коршун и был в два раза меньше Орлика, однако, с таким раненым Генке нелегко было справиться в одиночку, и на выручку он снова свистнул мальчишек. Накрыв голову птицы курткой, они, как и Орлику, хором обрабатывали рану. Зазевавшегося коршун больно долбил из-под куртки, оставляя гудящие ссадины и синяки на месте удара. Из-за этого пацаны облачались в фуфайки и только тогда приступали к лечению. Но от стремительности матёрого хищника уберечься было не просто. Не успела у Генки как следует зажить ладонь, как подранок изловчился и так хватил его за большой палец, что мальчуган взвыл от боли и непроизвольно от души отянул раненого курткой по голове! После этого и коршун, и Генка стали относится друг к другу намного внимательнее и осторожнее.
      Так прошла неделя, пока раненая птица не поняла, что этот мальчишка лезет к ней только с добром. Видимо, крыло болело уже не так. Да ещё ему и давали каждый день мясо или свежую рыбу, против чего коршун поначалу бастовал, а потом от голода стал есть сам. Он прекратил угрожающе поднимать когтистую лапу навстречу своему «доктору» и на лету ловил рыбу, которую Генка специально для него удил, с утра мотаясь с друзьями на Шаровую балку. Так же он кидал ему и кусочки мяса. Но стоило отпустить его с привязи, как он тут же начинал биться грудью о сетку.
- Ты вот его приручишь, так он всех кур в округе перебьёт, – как-то с опаской сказала мать, поглядывая на своих кур.
      Здешние коршуны нещадно безобразничали, и несушек приходилось держать в строго крытой вольере.
- Навряд ли он приручится, – с сомнением посмотрел Генка на коршуна, а потом на свои поклёванные руки. - Он всё время только дерётся и норовит тяпнуть.
- В общем, сколько волка не корми, он всё в лес смотрит, – с облегчением вздохнула мать и полезла в курятник за яйцами.
- Скорее всего, так оно и есть, – согласился сын.
      Сёстры же тут же всполошились, вспоминая своё сидение в доме из-за Орлика, и Алёнка спросила:
- А ты его тоже будешь выпускать в сад?
- Да! Как он будет учиться летать? – насторожилась Иринка.
- Конечно, - бросил Генка в ответ, собирая снасти на рыбалку. У ворот его свистнули друзья, и в этот раз они ушли рыбачить на Волгу. Больную птицу надо было хорошо кормить.
      Оставшись на задворках одни, Алёнка и Иринка осторожно подобрались к вольере, присели подальше от сетки и с любопытством стали наблюдать за коршуном. Он же с неменьшим любопытством взялся наблюдать за ними. И если Алёнка или Иринка шевелились, его огромные глаза сейчас же становились больше и строже, а на шее угрожающе встопорщивались перья. Доверия ко всем подряд у него не было абсолютно!
      Рана на его крыле неплохо затянулась на вторую неделю. Дробь повредила, к счастью, всего лишь мягкие ткани мышцы, перебив на ней перья. Самое хорошее было то, что хищник вообще перестал кидаться на Генку и при виде его с кормом поднимал приветственный клёкот. Теперь он полностью доверял своему благодетелю, и помощь друзей отпала, хотя они частенько приходили проведать подранка. В очередной раз, осмотрев крыло, Генка погладил коршуна по спине и ласково проговорил:
- Молоток! Поправляешься!.. Сейчас попробуем с тобой полетать.
      И он отвязал верёвку с гвоздика, подвязал к ней верёвку подлиньше, поднял птицу за бока и вынес в сад. Там он подкинул коршуна, не выпуская конец верёвки из рук. Тот подлетел, замахал крыльями, но долго удержаться на лету не смог и камнем упал на землю.
- Ничего! Лиха беда начало! – подбежал к нему Генка, поднял на руки и заверил, унося в вольеру: - Будешь летать, раз удержался! Мы твоё крыло разработаем.
      В следующий раз он подкидывал птицу в вольере. Потом опять запускал в саду. И к своей радости однажды увидел, как коршун сам подпрыгивает в вольере, пытаясь подлететь. Генка тут же отвязал веревку от его ноги, предоставив ему полную свободу действий. Теперь коршун свободно там ходил, подскакивал и подлетал, долго махая крыльями, словно понимал, что крыло надо разрабатывать. О сетку грудью он уже не бился, видимо чувствуя близкую свободу после своего временного «лазарета».

продолжение следует.......................