Глава 10. Царь

«Динь-динь-дон, динь-динь-дон
Колокольчик звенит
Этот звон, этот звон
Много мне говорит…»
Постукивания камня о стенки свинцовой юбки на шеях овец недалекой отары наполняло тактильную «твердь» зноя визгливым звучанием повседневности, составленной из однообразия, тяжелой заботы и редких простых удовольствий. Еще несколько мгновений и эта равнина, подернутая седой пылью и одинокими пятнами бурого лишайника взорвется исступлением боя. ПОРА …
«Динь-динь-дон, динь-динь-дон
Колокольчик звенит
С молодою женой
Мой соперник стоит …»
СОПЕРНИК … Он никогда не обозначал их словом «враг». Они даже не были «необходимым злом». Они были частью системы аксиом – необходимым условием его ПОБЕДЫ. Ибо победить можно лишь что-то или кого-то… Ну, например, его, этого гигантского дикаря с налитыми кровью и заливаемыми потом глазами, замершими на долю секунды, уперевшись в его взгляд. В этом мгновении секрет успеха. Именно оно отделяет поражение от победы, жизнь от смерти. Его, «соперника», смерти, если заглянув в эти глаза ты, в отличие от него, сумеешь сохранить непрерывность движения, воплощающего холодную расчетливость мастерства и азартную ярость победы.
«Динь-динь-дон …» Кто знает, по какой «надобности», именно здесь и сейчас, в иной ЭПОХЕ и совершенно иной «географии» завертелся в голове с навязчивой цикличностью заезженной виниловой пластинки этот старинный русский романс.
«С молодою женой …»
Леа! Любимая! По какой надобности ты, студентка факультета истории стран Ближнего Востока тель-авивского университета Леа Герман, стала царицей Гармонией этой, подернутой седой пылью и одинокими пятнами бурого лишайника, равнины, Фиванского царства? Все эти вопросы пришли только сейчас, много позже. А тогда, входя под своды сталактитовой пещеры, открывшейся позади еще агонизирующей массы сторожевого монстра, оглушенный трансформацией ПЕРЕМЕЩЕНИЯ, он с удивлением, как сторонний наблюдатель, услышал собственные рыдания, невольно вырвавшиеся из груди, когда наконец увидел Лею, смог наполнить дрожащие ладони нежным теплом ее лица, словно пытаясь оградить … спасти… оберечь… Ведь это ЕГО Леа! А значит это его ДОЛГ и ПРАВО быть ХРАНИТЕЛЕМ. Она что-то пыталась говорить, покрывая его лицо поцелуями. Что-то о СУДЬБЕ… о НЕИЗБЕЖНОСТИ… А еще о том, что она его ждала, знала, что он большой и сильный. И даже ОНИ не смогут их разлучить…
Позднее, с течением ВРЕМЕНИ, он не раз ловил себя на этой «отстраненности», вдруг замечая, что даже думает о себе в третьем лице, пока не осознал, что это защитная реакция сознания на то, что с ними случилось. «Нырнув» на четыре тысячи лет в «глубь веков», они сразу, как данность, как «систему аксиом», восприняли условности этого ДО потопного мира: безоговорочную повелительность воли ЦАРЯ, спасительную покорность окружающих. Они будто заняли некую нишу, обозначенную для них энтропийными флуктуациями СУДЬБЫ и только ОНИ не давали забыть об АЛЬТЕРНАТИВНОСТИ этого мира.
- Приветствую тебя, мой победитель!
Леа стояла под сводами мраморного портика в белоснежном, во весь рост дорийском льняном хитоне, уже не способном скрыть полноту чрева, носящего плод, подставив лицо еще ярким лучам уже клонящегося к закату светила.
- Приветствую тебя, великая царица! – Он осторожно провел рукой по ее волосам, отливающим медью в лучах закатного солнца, будто обозначая этим жестом переход из одной стихии к другой: из пронзительной, всегда ДРУГОЙ, коварной и непредсказуемой, стихии боя к спасительной стабильности домашнего очага. – Почему-то в развалинах этот портик представлялся куда более величественным.
- Развалины давали волю фантазии. Завершенность всегда ограничена.
- Но очень уютна … когда в ней – ты.
- Совершенство Завершенности – практически эсхатологическая парадигма. – Раздался за их спиной звучный, но неожиданно приятный голос, в котором, однако ощущалась ничем не скрываемая ирония.
Голос принадлежал могучему атлету, а чуть тронутые сединой виски и густая ухоженная борода придавали образу внушительность МУДРОСТИ. Нарочито небрежно наброшенная хламида скорее подчеркивала нежели скрывала идеальные пропорции, казавшегося произведением искусства, тела.
- У вас на Олимпе хороший фитнес. – В голосе Ури прозвучала столь же откровенная досада. – Не поделишься тренером.
- Не шути с Зевсом, смертный. У меня не очень хорошо с чувством юмора. Мог бы догадаться об этом из ваших мифов.
- Например о том, как вскипели мозги у Семелы, когда ты изнасиловал ее.
- Ты воистину глуп, если действительно думаешь в таких категориях. Бог не насилует и даже не соблазняет. Он лишь ПОЗВОЛЯЕТ (или НЕ позволяет) себя любить. Знаю, вы привязались к ней как родной. Милое дитя – мне тоже она была небезразлична. Но она возжелала больше, чем могла вместить – быть равной богам, видеть то, что видим мы, видеть МОЙ ЛИК в полноте бесконечности его воплощений. Я лишь выполнил ее желание, как и подобает влюбленному. Увы, ее маленькие глупые мозги этого не выдержали, но это был ее сознательный выбор.
- Не более сознательный, чем выбор младенца, раздирающего себе лицо. Забота ВЗРОСЛЫХ уберечь его от такого «выбора».
- Например, как Он уберег Моисея на горе Синай?
«И (еще) сказал: ты лица моего видеть не можешь, ибо человек не может видеть Меня и остаться в живых» (Исход. 33:20-21)
Ничего не напоминает? Пойми мы с Ним из одной семьи и кто ты, чтобы вставать между нами? Да ты понятия не имеешь во что ввязался! Вы, люди, лишь пешки, ну может быть шахматы, в которые мы играем. А теперь представь, что ты даешь пешке, или даже ферзю, возможность САМИМ выбирать какой ход сделать – свободу выбора. Игра просто теряет смысл. Я лишь хочу уберечь Его от этой нелепости. Думаю, Он Сам будет мне благодарен, когда все поймет. Но для этого мне нужны твои сыновья. Предки благодатной Сатьявати отказались от бессмертия, чтобы породить ЛЮДЕЙ. Но ее внуки, Куравы и Пандавы, стали причиной гибели ведической цивилизации. Твоя жена – ее реинкарнация. Возвращая ее потомков в пантеон бессмертных, мы замыкаем круг судьбоносных воплощений. И ты посвятишь их нам: Арес и Афродита воплотят для них родительскую любовь небожителей. Мы сжали для тебя время, позволив в считанные месяцы сделать то, на что у других уходят десятилетия – построить могущественную державу, достойную их, твоих наследников, величия. Ты должен быть мне благодарен.
- Был бы, если бы ты не называл их Фобос и Деймос, Страх и Ужас!
- А как иначе можно вразумить вас понять истинное положение вещей? Ваше истинное положение? Вот например – ты. Ты думаешь, что сравнялся со мной, ибо знаешь что БУДЕТ. Смешной! Я знаю больше! Я знаю что МОЖЕТ БЫТЬ! Давая вам свободу выбора, Он должен был сделать АЛЬТЕРНАТИВНОЙ существующую реальность, ибо одно невозможно без другого. Именно этим я и воспользуюсь, а точнее – реализую. Так что, как видишь, я даже играю по Его правилам. Тем слаще будет победа.
- И в чем же она будет заключаться? В безграничной власти на СТАДОМ, лишенным даже свободы выбора? Да еще и для любовных утех? Да это же скотоложство! Извращенец!
- А ты дерзок, смертный, хотя в этом тоже есть свое очарование. Свобода выбора – говоришь? А как вы ею распорядились? Судя по результатам, я просто освобождаю вас от непосильной ноши. Но я здесь не для дискуссий. Скоро свадьба, которую мы ВСЕ почтим своим присутствием. Я пришел убедиться, что ты готов к этой чести.
- Я над этим работаю.
- Работай усердней, смертный. Мне пора. – Взмахом края хламиды он образовал вокруг себя подобие облака, постепенно становившегося все прозрачней, пока не исчезло совсем.
Оставшись наконец одни они молча вошли под своды неожиданно и приятно прохладного помещения. От ближайшей колонны совершенно бесшумно отделилась тень, замершая в позе почтительного ожидания. По мере приближения в сумраке зала, тень становилась худощавым мужчиной совершенно неопределенного возраста и с совершенно незапоминающимся лицом, которое он не то чтобы прятал, но с каким-то особым искусством не давал рассмотреть. Одет он был в грязноватый хитон с очень сильно (и как показалось Лее, нарочито сильно) обтрепанным подолом, что должно было указывать на низкий социальный статус, возможно – раба. Однако весь его облик, сдержанная динамика неторопливых движений и даже его «почтительность» определяли харизматичную силу повелевать.
- Приветствую тебя, великий царь, говорящий с богами. Приветствую тебя, великая царица.
- И тебе здравствовать, Терезий. Дорогая, - Ури посмотрел на Лею с уже знакомой, но от того не менее тревожащей, «отстраненностью» - проследи, чтобы вода в бассейне была не слишком горячей.
- У тебя от меня секреты?
- Не от, а «для». Скоро я все объясню. Поверь – так надо.
Подождав, пока ее шаги смолкнут под сводами слишком просторного для двоих помещения, Терезий поднял глаза, наконец в упор посмотрев на Ури.
- Повозки из Тимны уже в пути. Странный металл ты научил нас делать из красного песка Тимны. Как, ты говоришь, он называется?
- Медь.
- Ты не только великий воин, но и великий маг.
- Скоро свадьба. Груз должен быть здесь раньше.
- Я над этим работаю.
- Работай усердней, Терезий. Ты даже не представляешь насколько это важно и что это может изменить.
- Имя твое, Великий Царь Кадм, да пребудет в веках.
 
  * * *
- Я уже упоминал, что Кадм впервые нашел медь. Неизвестно, правда, где, но достоверно известно, что он ее использовал.
Лекция затягивалась, но каким-то странным образом, не утомляла. Вадим поймал себя на том, что внимательно следит за логикой лектора – невысокого, немножко нелепого человека, правой ладонью, сжимаемой в смешной кулачок, постоянно подтягивающего рукав пиджака, будто пытаясь сделать его чуть длиннее. При этом рука совершала плавное движение в сторону и вверх словно отворяя некую створку, мешающую плавному истечению речи. Несмотря на некоторую нелепость, в нем угадывался острый аналитический ум и харизматичность искусного оратора.
- И хотя это несколько выходит за рамки объявленной темы, позволю себе несколько слов по поводу этой, еще одной удивительной тайны древности. Почему именно медь? Почему медный и бронзовый (иногда их объединяют) периоды развития цивилизации предшествуют железному. Ведь технология выплавки меди не проще, а может быть даже сложнее, выплавки железа. При этом месторождения медной руды зачастую соседствуют, а в некоторых случаях, как например в Тимне, просто совпадают с рудой железной. А если мы задумаемся о сравнительной характеристике функциональных свойств этих металлов, их практической ценности, то феномен этот и вовсе представится абсолютно невероятным: как орудия труда и войны, медные изделия не идут ни в какое сравнение с железными, а как украшение – с золотыми. Закон неубывания энтропии (а это закон природы) указывает на разумное целенаправленное вмешательство, предопределяющую волю, вызвавшую эту энтропийную флуктуацию. Но тогда возникает вопрос – чья и на какую цель эта воля была направлена?
И наконец, возвращаясь к античной мифологии, сиречь – литературе, хочу указать вам еще на двух удивительных персонажей, тайна которых не в том какими они БЫЛИ, а в том, что их НЕ БЫЛО: Фобос и Деймос, Страх и Ужас. «Объявленные» как неизменные спутники бога войны, Ареса, более того – его сыновья от прекрасной Афродиты, они не фигурируют ни в одном из связанных с этими божествами мифов. А ведь речь идет о «фигурантах первого эшелона власти», современной мифотворчеству рассматриваемого нами периода – античности. При минимальных усилиях и сколько-нибудь заметном любопытстве, вы найдете подробные бытописания персонажей куда менее значительных. Будто некая ниша, обозначенная для них энтропийными флуктуациями СУДЬБЫ, так и осталась незаполненной.
Внезапно Вадим почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Справа от него сидела та самая девушка, с которой он столкнулся у входа в аудиториум перед началом лекции и которая с такой спасительной наивностью, как неуклюжую попытку ухаживания восприняла его «некоторую неадекватность». Однако на этот раз ее взгляд был сосредоточено изучающим, почти враждебным.
- Мы знакомы? – Шепотом, стараясь не привлекать к себе внимания, спросил Вадим.
- Нет, - ответила она совершенно обычным голосом, нисколько не заботясь о чьем-то внимании – но это легко исправить.

Беседа. Фрагмент одиннадцатый.
- А знаете, меня раньше считали интересным собеседником. До того, как мы начали этот «Страдательный залог». Такое ощущение, что я уже все сказал, даже больше, чем знал когда-то.
- Скажу больше: каждый раз перечитывая написанное, я узнаю для себя массу нового.
- А почему, собственно, «Страдательный залог»?
- Когда-то О. Генри один из своих сборников, впоследствии ставший чуть ли не самым популярным, назвал «Короли и капуста» … Ну дальше вы знаете – там было все что угодно, кроме королей и капусты.
- Да бросьте, господа! Я думаю, знаю причину вашего беспокойства. Культурологический гаджет «альтернативная реальность» - штука очень опасная. Легко потерять чувство меры. Джексон Поллок был гений, но то, что пытались делать люди, именовавшие себя его последователями, по моему глубокому убеждению, абсолютно бездарно.
- «Есть многое на свете, друг Горацио» … Ты абсолютно прав. При том это тот редкий случай, когда бездарными являются не люди, а то, что они делают. Некоторые из них потом стали неплохими художниками, но гипнотическая сила Поллока заставляла подражать, а подражать можно Вермееру: история знает совершенно гениальных фальсификаторов, ну на худой конец – Ренуару. Подражать тому, что делал Поллок невозможно.
- И да минует нас эта участь.