Икона-2

Автобус внезапно дёрнулся, и Алексей, очнувшись от своих воспоминаний, увидел за окном свой старый, покосившийся дом. На крыльце стояла Вера и приветливо махала рукой. Из дома выбежал сынишка, а за ним показалась голова дочки, младший ещё спал.

— Алёш, ко мне приходил зоотехник и предлагал работу доярки на местной ферме. Я спросила: «А как же дети?» А он ответил: «В ясли…» Как ты на это смотришь? — обратилась Вера к мужу.

Алексей деловито ел, широко расставив руки на столе и поднося ложку со щами ко рту. При этом он приглаживал свою бороду.

— А что я? Решай сама. Тебе виднее, ты мать. Но я думаю, что сначала нужно устроить детей в школу, а потом уже думать о коровах, время найдём, — ответил он.

Он пытливо посмотрел на жену, которая делала вид, что собирает со стола крошки.

— Так что, Вер, потерпи до сентября, а там решим, дай мне только на ноги встать! — произнёс Алексей.

Алексей проработал уже больше недели и незаметно для себя начал привыкать к новому месту. Он любил всё расставлять по своим местам, чтобы не тратить время на поиски нужной краски, когда она понадобится.

Скучать ему не давали. Посмотреть на нового художника приходило много людей, но чаще всего захаживал завклубом Василий Семенович — мужчина лет тридцати с небольшим, с чёрными, всегда опущенными вниз усами. Худощавый, с длинными чёрными волосами, закрывающими уши, он представлял собой типичный портрет культработника того времени. Он мог походить как на музыканта, так и на художника или танцора, но был директором совхозного клуба, чем очень гордился. Его жена, чем-то похожая на него, была его замом, вот такой семейный подряд.

— Алеша, привет! — почти выкрикивал Василий Семенович, влетая в мастерскую, как ветер. — Как дела, как живёшь, чем дышишь? А? Не унывай, прорвёмся, где наша не пропадала? — Он выпаривал весь набор стандартных фраз и только после этого переходил к делу. — Ты знаешь, Алёш, надо сделать рекламу к субботним танцам, к фильмам на следующую неделю, ну и ещё кое-что по мелочам.

— Хорошо. Сделаем, — сдержанно отвечал Алексей.

И он делал. Делал всё, что приносили, а заказов было много и от разных людей. Алексей по доброте своей души никому не отказывал, что очень раздражало Василия Семеновича. Он долго и вкрадчиво объяснял Алексею, как надо жить.

— У тебя два начальника: я и парторг совхоза, а остальных гони в шею или ко мне посылай. А я уже как-нибудь разберусь, что и как. Но это не главное. Бросай всё, пойдём, собирайся. У нас сейчас обед, мы тебя приглашаем.

— Нет, спасибо. Я из дома бутерброды беру, — решил отказаться Алексей.

Стол ломился от яств. Чего только здесь не было, но Алексей даже не старался запоминать, он такого никогда в жизни не ел. Центр стола украшала бутылка «Столичной», рядом соседствовал портвейн «Три семёрки», наполняя душу томящими нотками.

Тост за работу, потом за коллектив, потом за директора, без такого прекрасного руководителя вообще ничего бы не двигалось. Потом откуда-то появился баян, начали петь. И все заметили, что у Алеши хороший голос. Вдруг кто-то предложил организовать агитбригаду и включить туда нового художника, тем более что тот не только хорошо поёт, но и играет на гитаре. Алексей разомлел, ему стало хорошо, но в то же время что-то смущало его: как он может сидеть здесь, есть, пить, а дети его там совсем голодные.

Вечером дома он никак не мог объяснить Вере, почему от него так сильно пахнет спиртным. И на следующий вечер было то же самое…

Клубная жизнь всё больше затягивала Алексея. По решению «сверху» ему разрешили участвовать в агитбригаде без отрыва от производства, если не было срочной работы. Домой он приезжал на последнем автобусе всегда очень усталым. Вера смотрела на его опоздания сквозь пальцы, но потом ей стало это надоедать — встречать его каждый вечер под «хмельком» было не очень приятно.

Нет, он не был пьян. Наоборот, стал более общительным, весёлым, но чужим. Это был уже не её Алексей, а кто-то другой, только похожий на её мужа. Этот «другой» мало интересовался детьми, совсем не думал о доме, крыша которого текла во многих местах, и как в нём можно было зимовать, Вера представить не могла. А про супружеские обязанности и речи не шло, а ведь Вера была ещё крепкой молодой женщиной. Алексей только доходил до кровати, валился как подкошенный, словно боец, вернувшийся из разведки. Наутро объяснял свою слабость чрезмерной нагрузкой на работе.

Работа для совхоза представляла собой рутину. В основном это были бессмысленные тексты, которые информировали о хозяйственных достижениях совхоза: «Выполним и перевыполним», «обязуемся, не покладая рук». И так можно ещё долго перечислять тот стандартный набор слов, который, как правило, писался на оформительских щитах и вывешивался на самом «красном» месте в конторе совхоза или в «красном уголке». Никто это никогда не читал, но для приезжих начальников было важно видеть, что наглядная агитация совхоза в нужном месте, на высоком уровне, и Алексей с этим прекрасно справлялся.

Основным работодателем от совхоза был парторг. Ведь именно он отвечал за агитацию и различные призывы, несущие гражданам правильное понимание того, чего от них хотят. Зубов постоянно опробовал свои ораторские и организационные данные на бедном Алексее.

Врываясь в его мастерскую, при этом выписывая замысловатые круги, он не говорил, но выкрикивал новое задание. Скорее всего, показывая этим своё превосходство над оппонентом, а когда следовал его вопрос: «Ну что?» — нужно было быстро отчитываться о проделанной работе, что Алексей делал с большим трудом. Руками он мог делать многое, но вот говорить не любил и не умел, а иногда просто не хотел. Но эта черта характера как раз часто спасала его. Там, где другой в раздражении мог бы такого наговорить, Алексей молчал, а молчание — золото.

Зубов, не получив желаемого, уходил, махая рукой. Он считал, что с Алексеем бесполезно разговаривать, ведь он не от мира сего — блаженный, а с таких людей нельзя взять даже за самую малую провинность.

Тем временем жизнь в совхозе шла своим чередом. Центральная усадьба расширялась, и начинали строить двухэтажные многоквартирные дома. Алексей с надеждой смотрел на эту стройку.

Жизнь его семьи постепенно налаживалась: Женька, старший сын, ходил в школу, Наташу определили в детский сад, а Ивана — в ясли. Вера устроилась дояркой на ферму. Работа была тяжёлой: каждый день вставать в четыре утра, но всё же лучше, чем целыми днями сидеть дома и общаться с мышами.

Хотя у неё был муж, Вера часто чувствовала себя одиноко. Она понимала, что он не изменяет ей, но что толку? Лучше бы он изменял, но чаще бывал дома. Тогда она простила бы его и, возможно, даже получила бы что-то «с барского плеча». А то ходит, как корова яловая, а бабы на ферме смеются: «Ты, Верка, своего хоть в аренду сдавала бы, а то товар попусту пропадает. Так не ровен час и подпортится, может. Ха-ха!»

Время летело незаметно. Подходили «Ноябрьские» — время подготовки к большому праздничному концерту. В клубе царила суматоха: нужно было всё подготовить так, чтобы «не упасть в грязь лицом» перед приезжим начальством.

Алексей тоже не оставался в стороне. Он играл на гитаре в местной группе, и получалось у него неплохо. Ребята, которым было чуть за двадцать, искренне радовались такому приобретению. Хотя Алексей и выбивался внешне со своей бородой и очками из стилистики их молодёжного ансамбля, в целом всё смотрелось очень даже неплохо. Теперь к Алёшиной занятости добавились ещё и репетиции.

Для концерта было подготовлено много добротных номеров, но гвоздём программы стал женский хор. Его вёл профессиональный баянист Иван, который приезжал из самой Москвы ради этой работы. Всегда улыбчивый, слегка под хмельком, он выдавал такие трели на своём инструменте, что даже совхозные мужики, побросав сигареты, шли в пляс, не обращая внимания на своё начальство. А что говорить о его подопечных, хористках!

Каждая вторая положила глаз на заводного баяниста. Ну и что, что женат? Жена в Москве в филармониях, а мужик один пропадает. И по возможности они старались как могли. Когда Иван задерживался, то одна, то другая предлагали ему ночлег — не оставлять же мужика на улице.

Зал был переполнен. 7 ноября 1977 года — это не просто дата в календаре, а юбилей — 60 лет революции. Нужно было показать, как радуется и ликует весь советский народ, как он един в построении развитого социализма! Он идёт к светлому будущему вместе с коммунистической партией страны и лично с его бессменным руководителем. И все показывали, кто как мог, конечно.

Завклубом был доволен. Отработал фокусник, потом местный поэт, написавший какую-то здравницу, посвящённую партии и народу. Выступили танцоры. Затем «ударил» хор, разбудив задремавших на последних рядах старушек. Но все ждали обновлённый вокально-инструментальный ансамбль, в котором, по слухам, должен был играть пока ещё не всем известный художник. И публику не так интересовала группа с набившим оскомину репертуаром, просто все хотели посмотреть на нового гитариста. Так как всё новое, какое бы оно ни было, вызывало у публики неподдельный интерес.

После концерта «артисты» не разъехались. Все остались на фуршет. На сцену были вынесены столы, накрытые скатертями, которые были приобретены именно для таких форс-мажорных обстоятельств. Вытащили ящик с водкой, из сумок была вынута заранее припасённая снедь. Через десять минут стол был накрыт. Неудивительно, что количество женщин, сидящих за столом, намного превышало мужской состав. Один только женский хор чего стоит, да ещё девушки из танцевальной группы. Алексей сидел и молчал. Он впервые участвовал в такой многочисленной пирушке, хорошо понимая, что уже надо ехать домой, но бес соблазна был настолько силён, что Алексею казалось, что он прилип к стулу: подняться и покинуть это собрание женщин не было сил.

— Дорогие мои, поздравляю всех вас с праздником Великого Октября! Ура, товарищи! — воскликнул с рюмкой в руках заведующий клубом.

Все подняли рюмки и выпили. Потом закусывали, потом посыпались шутки, потом по второй. «Между третьей и второй промежуток небольшой».

— А вы что не пьёте, Алексей Василич? — придвинулась ближе к Алексею молодая хористка Марина. — У нас так не принято. Вы что, коллектив не уважаете?

Марина протянула рюмку. Они чокнулись.

— Вот так, до дна. Вот… Вот, молодец, а то какой нехороший, нас не уважает. Водочку не пьёт. Из себя интеллигента строит, а мы тут все колхозники, что ли? Дя-ре-вня? Понимаешь ли…

Марину развезло, наверно, ещё и от усталости. Алексей молчал, и это делало ему честь. Через некоторое время молодая женщина предложила ему выйти в фойе клуба поговорить. Алексей не стал отказываться. Когда они остались одни, Марина почти вплотную придвинулась к нему.

— Вы знаете, Алеша, я хотела вам предложить переночевать у меня. Ведь автобусы по ночам не ходят, и никто вас не повезёт в ваше Голубино. Там одни волки воют по ночам. Соглашайтесь, а завтра от меня сразу на работу. А?…

Она прижалась к нему всем телом. Алексей стоял как вкопанный. Что делать, он не знал. Не знал, как себя вести. Но что он знал точно, так это то, что Вера там с детьми давно с ума сходит.

Но Вера и не собиралась сходить с ума. Она посмотрела на часы — была полночь. Дети давно спали, продолжать ждать мужа было бесполезно. Она легла и выключила свет. Единственное, что она боялась, это мышей, которые иногда по ночам забредали на постель и щекотали пятки своими хвостиками, но и к этому она уже привыкла. Она лежала и бессмысленно смотрела в потолок, ещё на что-то надеясь, но хорошо понимала, что эти надежды тщетны. Да и как он может сейчас приехать, когда в такое время птицы и то не летают. Переночует где-нибудь, она повернулась на бок, хорошо понимая, что спать ей осталось всего пять часов.

— А вы чего здесь делаете? — воскликнул Василий Семенович, натолкнувшись на Марину с Алексеем. — Целуетесь, что ли? В общем, так, Алеш, сегодня ночуешь у меня. У нас с Клавой места хватит, на диване ляжешь, а завтра с утречка на работу. А ты, Марин, давай-давай, иди потихоньку. Тебе уже спать пора. А то ходит, стенки подпирает, постыдись, «сопрано», — пошутил директор, при этом тревожно посмотрев на Алексея. И когда Марина повернула за угол, продолжал: — Ты с ними построже, а то сядут на шею, и моргнуть не успеешь. Ты им палец покажешь, а они руку отхватить норовят. Ну ладно, не переживай. Ты трезвый какой-то, пойдем дерябнем по маленькой, а потом домой спать. Завтра работы невпроворот.

Следующий день прошёл дежурно. Вечером Алексей вернулся домой рано, как никогда. Вера и не надеялась на такое. И была немало удивлена, когда за окном скрипнула калитка.

— Ну, как вы тут? Скучали, а я вот припозднился маленько. Честно сказать, спать хочу, умираю. Вера, собери на стол что-нибудь, а я переоденусь пока. Устал, работы было много, завтра Конотоп приезжает, ну, глава Подмосковья. Четыре лозунга огромных писать пришлось. Совсем заработался — сил моих нет…

Алексей устало побрел к кровати, чем-то напоминая пароход, вернувшийся из дальнего рейса.

Вера ловко накрыла на стол. Но когда пошла звать Алексея, тот уже мирно спал, уткнувшись носом в подушку. 

                (Продолжение следует)

                2012г.*)


Рецензии
Тема - художник сельского клуба, вам конечно же знакома. Помню, читала, правда тогда художник был не женат. Художник пока худо-бедно держится, честь свою не пятнает. И от прилипчивой хористки спас его зав клуб.
Дальнейших успехов в творчестве.
С уважением,

Галина Шевцова   14.02.2023 11:23     Заявить о нарушении
Спасибо Вам! С.В.

Сергей Вельяминов   14.02.2023 17:45   Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.