Глава 10

ГЛАВА 10.

Ужасная борьба не на жизнь, а на смерть на транспортном судне «Иллинойс». — «За бортом!» — На одного «Отчаянного» меньше. — Четвертый и последний грабитель пойман.

После того, как Бартон признался Уильяму в Сент-Луисе, заключенных, Хиллари Фаррингтон и Бартона, держали отдельно, так как последний боялся, что Хиллари найдет способ убить его. Около полуночи в четверг, четырнадцатого декабря, все они отправились по железной дороге в Каир, а там сразу же отправились на большом транспортном судне в Колумбус, штат Кентукки. Все сыщики были совершенно измотаны волнением и бессонницей, но ни на мгновение не ослабляли своего неусыпного надзора за арестантами. Уильям некоторое время разговаривал с Хиллари, пытаясь добиться признания и узнать, что было сделано с деньгами, добытыми при двух ограблениях. Из вопросов, которые задавал Уильям, Хиллари вскоре узнала или предположила, что Бартон признался. Он ужасно разозлился[стр. 105] при этом, и, без сомнения, он убил бы Бартона, если бы мог добраться до него; но, будучи не в состоянии сделать это, вся его ярость была обращена на его похитителей.

Мой сын надеялся, угрожая арестом и заключением миссис Фаррингтон, убедить Хиллари отказаться от своей доли грабежа, а не наказать его мать. Эта угроза, казалось, привела его в бешенство больше всего, и он поклялся, что отомстит Уильяму, даже если ему придется ждать этого двадцать лет. Посидев некоторое время, угрюмо размышляя на эту тему, он сказал, что замерз и хочет выпить. Поэтому Уильям предложил пройти с ним в барную комнату, и они прошли в передний конец салона, оставив Голуэя и Бартона сидеть вместе. Коннелл зашел в туалет за несколько минут до этого, но, поскольку с каждым из заключенных находился детектив, не предвиделось попытки побега.

Пароход был мощным транспортным судном «Иллинойс», и он несся с огромной скоростью, его тяжелые колеса вращались с необычайно быстрой скоростью. Бар располагался прямо перед салуном, после прохода через парикмахерскую, и в него можно было попасть из салуна или через дверь, ведущую к охранникам, прямо перед гребным ящиком.

Когда они собирались войти в парикмахерскую из салуна, Хиллари отступил назад, сказав, что не хочет идти этим путем, так как в этой комнате были какие-то мужчины, которых он знал. Они поэтому вышел на охранников, чтобы пройти к внешней двери бар-комнате. Пространство было узким, а перила довольно низкими, так что человеку было бы совсем нетрудно прыгнуть за борт, даже если бы он был в кандалах. Эта идея пришла в голову Уильяму, но он не стал об этом беспокоиться, так как знал, что тяжелые удары гребного колеса мгновенно убьют любого, кто попытается сделать это. На Уильяме был свободный мешковатый плащ с большими карманами, в одном из которых он нес тяжелый армейский револьвер, который он взял у Хиллари, а его собственный револьвер был за поясом. При ходьбе он имел привычку класть руку на приклад этого армейского револьвера, который несколько высовывался из кармана. Однако, подойдя к двери, он убрал правую руку с пистолета, чтобы повернуть ручку. Это был неосторожный поступок, в котором он никогда не был бы виновен, если бы был менее утомлен умственно и физически, но, будучи настолько измотанным, что действовал почти механически, его привычная задумчивость на мгновение исчезла, и он был застигнут врасплох. охрана на мгновение таким образом, который чуть не стоил ему жизни. Следует понимать, что последовавшая за этим сцена произошла так быстро, что заняла в своем прохождении меньше времени, чем требуется, чтобы прочитать о ней, и что в эти несколько секунд шла борьба не на жизнь, а на смерть.

Едва рука Уильяма коснулась дверной ручки, как он почувствовал, как из кармана пальто вытащили пистолет. Он знал, что есть только один человек, который[стр. 107] мог бы это сделать, и этот человек был совершенным дьяволом, жаждущим своей крови. Внезапно повернувшись, он схватил Фаррингтона за оба запястья, как раз в тот момент, когда тот пытался взвести курок; потом был ужасный конкурс. Пистолет был в руках Фаррингтона, стиснутых крюками так близко друг к другу, что невозможно было вырвать одно из другого; он был направлен прямо в голову Уильяма, и если бы Фаррингтону удалось взвести его, смерть Уильяма была бы мгновенной. Поэтому все его усилия были направлены на то, чтобы держать руки Фаррингтона достаточно далеко друг от друга, чтобы он не смог отдернуть молоток. Пространство было слишком узким, чтобы можно было вести такую борьбу без того, чтобы одна из сторон не была отброшена назад к поручню, и через мгновение Уильям поднял своего более легкого противника с палубы, прижав его к поручню, и в то же время время кричать о помощи. В ответ на его зов выбежал Коннелл в дезабилье с пистолетом в одной руке и брюками в другой. В этот момент холодное дуло пистолета было прижато к виску Уильяма, и он услышал щелчок курка, когда отчаявшемуся пленнику удалось отдернуть его. Он сделал резкий рывок вперед, пригнув при этом голову, и одновременно пистолет взорвался рядом с его ухом, пуля проделала небольшую борозду на голове, а порох обжег его шею и волосы. Пошатываясь, он на мгновение остолбенел и почувствовал головокружение, но его поймал Коннелл, который спросил, в порядке ли он, много боли. Вскоре он пришел в себя и, обнаружив, что его рана незначительна, спросил, что сталось с Фаррингтоном. Коннелл указал за борт, и дальнейший ответ был не нужен; ни один человек, упавший перед этими колесами, не смог бы прожить ни минуты, и даже если бы его не ударило, он не смог бы удержаться в быстром, тогда бегущем по тонкому льду потоке.

К этому времени бар, парикмахерская и салон были освобождены от их обитателей, и лодка была остановлена, чтобы посмотреть, можно ли подобрать человека; но, так как это было явно безнадежно, поездка вскоре возобновилась. Прибытие Коннелла было очень кстати для Уильяма, так как он поймал оружие в тот момент, когда оно было выпущено, и сумел изменить курс пули в достаточной степени, чтобы спасти жизнь Уильяма. Однако, думая, что Уильям был убит, Коннелл ударил Фаррингтона пистолетом по голове почти одновременно со взрывом, и этот удар, усиленный прыжком, который Уильям сделал вперед, пытаясь увернуться от пистолетного выстрела, заставил Фаррингтона через перила в воду, где в следующее мгновение его, несомненно, убили гребные колёса.

Факт смерти человека был настолько несомненным, что никто не мог усомниться в этом, если бы знал обстоятельства; тем не менее, не было недостатка в людях, которые намекали, что ему позволили сбежать, прыгнув за борт и попав на берег. Абсурдность такой истории очевидна, ибо, даже если предположить, что его кандалы[стр. 109] был удален, и что он избежал травм от гребных колес, он никогда не смог бы доплыть до берега в том месте, где произошло дело. Ближайший берег реки находился более чем в трехстах ярдах, и течение в этом месте отбегало от берега; к тому же ночь была очень холодная, и вода покрылась пленкой льда, так что после пятиминутного погружения в нее человек сделался бы совершенно онемевшим и бесчувственным.

Бартон ничуть не удивился, когда узнал о смерти Хиллари Фаррингтон, поскольку сказал, что знал Хиллари так хорошо, что ничего другого не ожидал с тех пор, как его похитили; он был в таком отчаянии, что, несомненно, намеревался схватить Уильяма и вытащить его за борт; но, увидев пистолет, ему, вероятно, пришла в голову другая мысль. Бартон сказал, что если бы Хиллари удалось убить Уильяма, он подошел бы к рулевой рубке с револьвером и заставил пилота немедленно посадить его; оказавшись на берегу, его знание страны позволило бы ему снова сбежать. Однако, каковы бы ни были его планы, попытка убийства потерпела неудачу, и за свою опрометчивость он заплатил жизнью.

Остальная часть группы отправилась в Колумбус, откуда отправилась в Юнион-Сити и прибыла туда в пятницу утром.

Примерно в это же время мистер Болл, которого послали следовать за обозом миссис Фаррингтон, после нескольких дней молчания сообщил, что он[стр. 110] выследил ее на территории Индии. На самом деле она поселилась в Эш-Гроув, недалеко от Маунт-Вернон, в графстве Грин, штат Миссури, и жила там с тех пор, как Хиллари и Бартон оставили ее до их ареста у Дарема. Таким образом, можно увидеть, как мне повезло, что я не доверил Боллу и Бледсо следить за миссис Фаррингтон, так как они совершенно потеряли след и несколько дней следовали за другой группой фургонов до Индейской территории. ; когда, вероятно, подозревая, что он сделал ошибку, Болл телеграфировал офицерам курьерской компании за инструкциями. Затем ему было приказано немедленно вернуться с Бледсо, поскольку к тому времени вся группа была схвачена.

Говоря о миссис Фаррингтон, я могу также дать отчет обо всех наших отношениях с ней, независимо от хронологического порядка рассказа: Получив распоряжение Бартона на все фургоны и товар, а также на пятьсот пятьдесят долларов наличными, Коттрелл попытался наложить арест на ее имущество в гражданском иске. Она настаивала на том, что у нее нет денег Бартона — на самом деле, что у нее вообще не было денег, — и отказывалась от чего-либо отказываться. Наконец, обнаружив, что он не может наложить арест на ее имущество по закону, Коттрелл предпринял смелый шаг, арестовав ее за получение краденого. Ее отвезли в Маунт-Вернон, где она наняла адвоката для своей защиты, а затем, конечно, Коттрелл был обязан также нанять юрисконсульта. Наконец был достигнут компромисс, по которому миссис Фаррингтон было разрешено сохранить небольшую часть имущества; Затем Коттрелл завладел остатком в качестве агента курьерской компании, и миссис Фаррингтон была освобождена из-под стражи. Продав часть животных, Коттрелл отправил все оставшееся имущество в Сент-Луис, где им занялся агент курьерской компании. Затем два детектива вернулись в Чикаго, и на миссис Фаррингтон больше не обращали внимания.

В субботу, после прибытия группы Уильяма с Бартоном в Юнион-Сити, детективы Голуэй и Коннелл начали арестовывать Билла Тейлора, четвертого в группе грабителей.

Это был высокий, худощавый, сутулый человек с замазанным лицом, длинными растрепанными волосами и бородой и безучастным выражением лица, который жил охотой и рубкой дров под Лестерс-Лэндингом, недалеко от озера Рилс-Фут. . Вильям был убежден в его причастности к грабежу за некоторое время до ареста остальных, но он не арестовал его по той причине, что был уверен, что заберет его, когда захочет; и, зная, что Тейлор был всего лишь слабым сообщником, он стремился сначала обезопасить руководителей преступления. Признание Бартона сделало подозрение в виновности Тейлора несомненным, и поэтому Голуэя и Коннелла послали арестовать его.

У мистера Меррика они наняли хорошего проводника, и к ним присоединились еще четверо горожан, так что у них получилась довольно внушительная компания. После посещения сев. В трёх домах в тростниковой роще они узнали, где остановился Тейлор, и, войдя туда, увидели, что он смотрит на них из парадного окна. Голуэй попросил Тейлора спуститься на несколько минут, чтобы дать им некоторую информацию, и Тейлор ничего не подозревая подчинился. Ему так долго позволяли выйти на свободу, и он так часто говорил с Уильямом и другими об ограблении, что в этот раз он не представлял себе их цели. Поэтому, войдя во двор, он сердечно поздоровался с мужчинами, полагая, что это группа, разыскивающая других разбойников, об аресте которых он не слышал. Увидев у своей головы пару морских револьверов и услышав приказ вскинуть руки, он без слов сдался. Он был, видимо, сильно напуган, но не сознавался в причастности к грабежу и отказывался сказать, где спрятана его доля денег. Его посадили на лошадь Коннелла и отвезли к Меррику, где добыли еще одну лошадь, и группа отправилась к Хикману; оттуда его отвезли в фургоне в Юнион-Сити, куда он прибыл около полуночи в субботу. И Бартона, и Тейлора разместили в номерах отеля, где за ними днем и ночью внимательно наблюдали мои детективы, поскольку окружная тюрьма была почти бесполезна для содержания заключенных.

Узнав, что вся группа арестована, Тейлор очень подробно рассказал обо всех обстоятельствах, связанных с ограблением, и о передвижениях грабителей после того, как оно было совершено.[стр. 113] произошел. Он подтвердил отчет Бартона во всех подробностях, но не сообщил ничего нового, сколько-нибудь важного. Его доля в украденных деньгах составляла всего около ста пятидесяти долларов, так как Леви заставил его поверить, что всего они получили только шестьсот долларов. При себе Тейлора было найдено около пятидесяти долларов; остальное он потратил. Он сказал, что Леви Фаррингтон спрятал в лесу все чеки, черновики и бумаги, не подлежащие обмену, под старым бревном, но не может ни сказать, где бревно, ни найти его, так как оно никак не было помечено и не имело никаких следов. они взяли все направления, чтобы запомнить это. Он рассказал о том вечере, когда Хикс, подвыпивший плантатор, подошел к их костру, что в точности согласуется с предыдущими утверждениями Хикса и Бартона; но одно небольшое замечание в его признании, казалось, объясняет пятого человека, упомянутого Хиксом. Тейлор сказал, что большую часть времени, пока Хикс находился в их лагере, один или двое из группы лежали на земле ногами к огню, а рядом с ними лежало полено. Теперь вполне вероятно, что Хикс был настолько пьян, что не мог отличить человека от бревна, тем более что в своем описании мужчин он дважды представил Хиллари Фаррингтон как принадлежащую разным лицам. Очевидно, в ту ночь зрение Хикса было несколько неясным.

ГЛАВА XI.

Приближается последняя сцена драмы. — Появляется новый персонаж. — У жителей Юнион-Сити внезапно появляются важные дела. — Линчеватели и их работа. — Их пули и судья Линч усыпляют Леви Фаррингтон и Дэвида. Таулер. Конец.

Последняя сцена этой драмы, казалось, вот-вот закончится полным разгромом всей шайки злодеев и торжеством закона и справедливости, когда на сцену вышел новый персонаж, и кровавой трагедии опустился занавес. Нельзя отрицать, что справедливое правосудие было совершено, хотя способ его исполнения был вне всех форм закона. Это был поразительный пример того, как возмущенная общественность, особенно на Западе и Юге, может прийти к удовлетворительному решению важных вопросов без вмешательства судов, присяжных или адвокатов. Суд судьи Линча иногда допускает ошибки, но редко допускает апелляцию на свое решение.

Роберт прибыл в Юнион-Сити с Леви Фаррингтоном в понедельник, восемнадцатого декабря, и вместе с остальными отвез своего пленника в отель на хранение. Их держали в отдельных комнатах, и с каждым из них постоянно находился детектив. Уильям провел несколько часов с Леви Фаррингтоном, пытаясь убедить его[стр. 115] расскажите, где он спрятал украденные бумаги, а также, что он сделал со своей долей денег, большую часть которых он, несомненно, оставил себе. В конце концов он согласился вернуть все бумаги, а кроме того около двух с половиной тысяч долларов, при условии, что он получит всего пять лет тюрьмы после заявления о признании вины. Согласившись на это, Уильям пошел в свою комнату, большую, с несколькими кроватями, которую занимали Роберт, Браун и Коннелл. Поскольку все мои люди были изрядно израсходованы, Тейлора и Бартона поместили в одну комнату под охраной Голуэя, а Фаррингтона, такого отчаянного парня, поместили в другую комнату с тремя полицейскими из Юнион-Сити. в качестве охранников.

Вскоре после прибытия Роберта с Леви Фаррингтон человек по имени Дэвид Таулер попытался попасть в комнату Фаррингтона. Получив отказ, он был очень наглым и настоял на том, чтобы увидеться с Фаррингтоном наедине. Убедившись, что этого нельзя допустить, он ушел, проклиная офицеров и поклявшись отомстить. Его действия, естественно, привлекли внимание полиции и вызвали к нему большое подозрение как к вероятному члену группы разбойников Фаррингтона. Около одиннадцати часов ночи полицейский по имени Бенджамин Клайн обнаружил этого человека, Таулера, с обнаженным револьвером, который прятался за машиной, стоящей на обочине возле депо. Он немедленно призвал[стр. 116] ночного сторожа железнодорожной компании, и они подошли к вору, чтобы арестовать его. Мужчина мгновенно выстрелил Клайну в легкие, а затем застрелил сторожа Морана. Ранение Клайна было смертельным, и он скончался через несколько минут, в то время как Моран тоже должен был быть смертельно ранен. На выстрелы из пистолета быстро собралась толпа, и несколько решительных мужчин бросились в погоню за убийцей. После довольно долгой погони он был схвачен и доставлен на станцию, где только что умер Клайн. Мировой судья немедленно провел предварительное расследование, и заключенный, Дэвид Таулер, был обвинен в убийстве без права внесения залога. Он был известен как низкий, отчаянный парень, который был заключен в тюрьму за кражу лошадей и другие родственные преступления, пока его не стали считать чуть ли не преступником. Он долгое время жил возле озера Рилс-Фут и, находясь там, познакомился с Фаррингтонами. То, что их дружба была больше, чем дружба между двумя случайными знакомыми, доказывает важное обстоятельство, обнаруженное Вильгельмом. Следует помнить, что, когда Леви Фаррингтон остановился в Каире, чтобы отправить восемьсот долларов своей матери, он купил два револьвера Smith & Wesson самого большого размера. Они были точными копиями друг друга и имели номера 1278 и 1279 соответственно. На момент ареста Леви был найден только один из этих револьверов, и он сказал, что отдал другой другу, оставив себе номер 1279. Когда Таулера схватили, Уильям случайно заметил, что его револьвер[стр. 117] похожий на тот, что носил Леви. При обычных обстоятельствах в этом не было бы ничего особенного, поскольку, несомненно, в ходу было много таких револьверов, совершенно одинаковых, за исключением количества; но Уильям связал появление этого человека Таулера в Юнион-Сити с прибытием грабителей экспресса, и новый револьвер сразу привлек его внимание. При внимательном рассмотрении его подозрения полностью подтвердились: он имел номер 1278 и, без сомнения, был помощником Леви, купленным им в Каире и подаренным Таулеру.

Когда эта новость стала известна толпе горожан, которых сплотил расстрел Клайна и Морана, чувства против всех заключенных усилились, и когда правосудие передало Таулера в охрану людей, наблюдавших за Леви, горожане стали расходиться очень внезапно, как будто у них были важные дела в другом месте или они торопились домой. К полуночи в городе стало тихо, и после визита к охранникам, чтобы предупредить их об особой бдительности, Уильям и Роберт удалились в свою комнату вместе с Брауном и Коннеллом.

Молодой Клайн, которого убил Таулер, пользовался большим уважением в Юнион-Сити, и его смерть от рук преступника в любое время вызвала бы глубокое негодование; но сейчас были дополнительные причины, по которым это дело должно было возбудить желание немедленно отомстить его убийце. Было показано, что Таулер, должно быть, прежде был в близких отношениях с[стр. 118] Фаррингтоны, а эти последние были хорошо известны как головорезы, чья рука была обращена против каждого человека; следовательно, преступления всей партии рассматривались как своего рода дело товарищества, за которое каждый член фирмы нес личную ответственность. Но, кроме естественного возмущения законопослушных граждан преступлениями, совершенными этими людьми, было широко распространено чувство незащищенности, пока они находились поблизости. Когда Таулер был схвачен, он заметил, что скоро снова выйдет на свободу, и все пленники вели себя с бравадой, как будто у них не было ни страха, ни ожидания наказания. Считалось, что несколько друзей банды среди головорезов, живущих в болоте Ниггер-Вул и возле озера Рилс-Фут, намеревались попытаться спасти всю группу экспресс-грабителей, прежде чем их можно будет отправить в безопасное место. заключение. Граждане, которые рисковали своими жизнями, чтобы схватить Таулера и других, которые вовремя явились, чтобы увидеть бедного Клайна, умирающего в агонии, были полны решимости не допустить, чтобы правосудие достигло преступников, и потребовали самого полного наказания за их многочисленные преступления; отсюда и внезапный уход толпы, присутствовавшей на предварительном допросе Таулера перед судом. Они не разошлись по домам, а собрались в укромном месте и образовали Комитет безопасности. Затем обсуждался вопрос о том, какой курс лучше всего защитит жизнь и имущество общества, и вскоре был сделан вывод, причем никто не возражал.
Во всём городе всё стихло в обычной зимней ночи тишине; нигде не горел свет, разве что в какой-нибудь больничной палате, и сон, казалось, падал одинаково и на праведных, и на неправедных. В одной комнате отеля находились Бартон и Тейлор, охраняемые Голуэем и сотрудником курьерской компании, а рядом находилась комната, где за Леви Фаррингтоном и Дэвидом Таулером наблюдали трое городских полицейских. В каждой комнате горел тусклый свет, и пока охранники ходили по полу в своих чулках, заключенные лежали на своих кроватях в глубоком сне. Не память о прошлом, полном сцен преступлений и крови, не нарушала их покоя; ни одна мысль о будущем, с его возможностями наказания, не заставила их потерять ни минуты их обычного отдыха. Страх, которого они никогда не знали; раскаяние было давно забыто; не осознавая или не заботясь о своей надвигающейся гибели, они проспали всю ночь напролет.

Около двух часов у дверей гостиницы украдкой собрались люди в масках, и по данному сигналу вожака некоторое число проскользнуло наверх с небольшим шумом и заполнило коридор, из которого открывались комнаты заключенных. . Их появление было таким внезапным, а приближение — таким тихим, что даже бодрствовавшие охранники почти не слышали их, пока двери не распахнулись. Затем политика молчания была прекращена, и было предпринято нападение на охрану. Внезапно им противостояла батарея пистолетов, и, так как сопротивление было явно невозможным, безоговорочная капитуляция была немедленно сделана. Взлом дверей разбудил Уильяма и Роберта, которые поспешно вскочили и, не останавливаясь, чтобы одеться, открыли дверь с пистолетом в руке. Однако дружинники предвидели этот шаг, и когда они появились в дверях, им в лицо вонзили дюжину или больше пистолетов.

«Возвращайтесь, Пинкертон, мы не хотим вас обидеть», — сказал один из мужчин снаружи, и их втолкнули обратно в комнату, а дверь поспешно закрыли перед их носами.

Уильям знал, что сопротивляться такому отряду с несколькими людьми в его подчинении было бы самоубийством, и он не особенно стремился жертвовать собой в интересах такой злодейской банды, которую разыскивали линчеватели. Поэтому четверо детективов оделись и остались в своей комнате, ожидая дальнейших событий.

Одолев охрану, предводитель дружинников приказал убрать Таулера, и, когда последнего вытолкали за дверь, Леви Фаррингтон понял, что его час пробил. Встав и глядя на оставшуюся часть толпы, которая отошла в дальний конец комнаты, он бросил им всем вызов и приказал стрелять. Ответом на его слова был залп пистолетных выстрелов, и хрипящий огонь продолжался минуты две-три; когда он прекратился, Леви Фаррингтона уже не было, в его тело попало более тридцати шаров, почти каждый из которых был бы мгновенно смертельным. Его  было оставлено там, где оно упало, и комната вскоре опустела, так как группа поспешила за отрядом, которым командовал Таулер. Все дело было кончено через десять минут, и когда сыщики снова вышли из своей комнаты, никого из группы в масках не было видно. Тело Леви Фаррингтона было найдено в его комнате, но следов Таулера обнаружить не удалось. Обнаружив, что волнение прошло, детективы вернулись в постель, оставив Бартона и Тейлора под тщательной охраной. Первый проспал суматоху и шум, даже не вздрогнув и не шевельнувшись, но Тейлор был ужасно напуган и вполне ожидал, что его тоже линчуют.
На следующее утро за завтраком Уильяму сообщили, что тело Таулера было найдено повешенным на дереве возле кладбища, и, придя на место, они нашли его таким, каким его представляли. На коронерском дознании удалось получить мало показаний, кроме того, что один человек был застрелен, а другой повешен неизвестными лицами, и приговор был вынесен соответственно. Естественно, в течение двух или трех дней вокруг этого дела царил значительный ажиотаж, но общий вердикт был таков: «Они так и поступили». Каким бы бурным ни был их взлет, мало кто не чувствовал, что общество требует их смерти не только как наказание за их прошлые преступления, но и как средство безопасности в будущем. Полагая, что наказание в исправительном учреждении было совершенно недостаточным и что их побег оттуда был не только возможен, но и вероятен, Изены предпочли не рисковать будущими грабежами и убийствами со стороны этих головорезов, и поэтому они использовали наиболее эффективный метод предотвращения их возникновения. Их действия были незаконными, это правда, но тогда они были справедливыми — что иногда является более важным соображением.

В следующую пятницу у Бартона и Тейлора было предварительное слушание перед судьей, когда они отказались от допроса и предстали перед судом в отсутствие залога в размере десяти тысяч долларов каждый. После заявления суду о том, что окружная тюрьма является небезопасным местом для заключения заключенных, было получено разрешение перевести их в тюрьму в Мемфисе; были оформлены соответствующие документы, и перевод был осуществлен под руководством Уильяма.

Смерть Леви Фаррингтона сделала поиск пропавших чеков, бумаг и денег невозможным, поскольку ни Бартон, ни Тейлор не смогли провести офицеров к месту, где они были спрятаны. Однако Бартон предоставил компании счет на продажу товаров в магазине в Лестерс-Лендинг и уступку всех долгов, причитающихся фирме, из которых в конечном итоге было получено около пятисот или шестисот долларов. Роберт и Браун занялись этим вопросом и вернулись в Чикаго. Уильям дежурил до тех пор, пока двое оставшихся заключенных не были благополучно помещены в тюрьму в Мемфисе, а затем, уладив все дела, которыми он занимался, он тоже вернулся домой.

На следующем сроке суда в округе Обион, Теннесси, Бартон и Тейлор признали себя виновными в краже в особо крупных размерах и были приговорены к пяти годам каторжных работ в исправительном учреждении. Таким образом, из четверки, участвовавшей в этом грабеже, двое в конце концов предстали перед судом и должным образом наказаны, а двое других так же были бы наказаны, если бы обстоятельства их дел, отягченные их собственный жестокий и мстительный нрав. Ни одно воспоминание из моего опыта не дает более яркой иллюстрации неизбежности возмездия за преступление, чем карьера и судьба этих преступников Юго-Запада.[стр. 124]

КОНЕЦ.