Яма

Зачастую самые простые вещи и явления становятся жертвами мистификаций. Так, например, самая обычная яма где-то на краю топей, за брошенным железнодорожным полотном на юге Солнечного, обросла среди местных детей множеством жутких легенд. Так, этот некогда накрытый бетонной пробкой люк в брошенный строителями кабельный коллектор стал обиталищем бестелесной сущности, что любила утаскивать к себе незадачливых прохожих, что осмелились подобраться слишком близко. По другой версии, эта тварь была вполне телесным существом, наполовину человеком, наполовину рыбой. Почему этот водяной покинул отравленные химикатами бочажки местных болот, у ребят было несколько версий. По одной и самой жуткой из них, это существо было представителем целой расы, некогда проживавшей на дне болот; со временем же их практически полностью истребили инопланетяне, похожие на разумных раков, которые и перехватили монополию по утоплениям горе-туристов. Другая версия рассказывала, что этот народ стал вымирать как раз после загрязнения болота отходами. Лично я слышал множество версий, но все они сводились к одному – что-то там, в той яме поселилось.

Впрочем, исчезновения нескольких подростков, которые действительно имели место быть, легко объяснил местный участковый – Марьян Поликарпович. По его словам, ничего удивительного в том, что происходило, нету. Кучи строительного мусора, которые окружали яму, были чуть ли не идеальной площадкой для активных игр детей миллениума. Бетонный колодец глубиной несколько метров был запрятан в дальней части стройки, в укромном уголке между кучами песка и штабелями бетонных блоков рядом с закладными под новый цех. Высокая трава, а порой и ветки с опавшей листвой, скрывали широкий провал, куда зазевавшийся сорванец с диким воплем падал, прямиком на бетонный лом с торчащей арматурой. Благодаря необычной форме стен мешка, крики о помощи (если жертва оставалась жива и в сознании) практически не вылетали из-под земли, да и те можно было расслышать лишь стоя вплотную к отверстию. У жертвы в лучшем случае были сломаны ноги – в худшем ещё и таз с позвоночником, что не позволяло помочь себе самому. Особенно мучительной была смерть тех, кто оставался в сознании. Они так и лежали, искорёженные, истекая кровью и дерьмом, пока на запах свежего мяса не сбегались голодные крысы. Именно им приписывают обглоданные кости бедолаг, которые потом в полиэтиленовом мешке поднимали спасатели.

Всё это я увлечённо рассказывал своему московскому приятелю, родом из этого города, но уехавшего в раннем детстве, пока мы шли по заброшенному и заросшему молодыми деревцами подъездному пути. Фреона, достаточно известного в узких кругах сталкера, заинтересовала эта история. Он хоть и был большим скептиком и в мистику не верил, но подобные леденящие кровь рассказы о маньяках или о самых обыденных вещах, что становятся центральными персонажами подобных историй лишь по неосторожности и глупости самих жертв, всегда цепляли его. И именно эта история этим его и заинтересовала. Поскольку он видел немало самых разных объектов, в том числе не самых простых, моего приятеля заинтересовала часть с глушащими звук стенами. Он намеренно взял на работе выходной и, захватив альпинистское снаряжение, вознамерился спуститься в эту яму и самолично всё проверить.

Был поздний сентябрьский вечер. Сквозь свинцовые тучи местами пробивались лучи заходящего солнца. Первую половину пути мы говорили на отвлечённые темы, вспоминая детство. Выходя на ту самую площадку Фреон стал критиковать мои скромные литературные потуги, поскольку вещи, о которых я писал, не соответствуют реалистичному жанру, за который я и выдавал свои поделки. Я же возразил, что мои жуткие рассказы вовсе не являются фантастикой, и что самолично видел нечто подобное, когда в заброшенных деревнях можно видеть огни в окнах. Здравое замечание по поводу туристов или отшельников я парировал тем, что до захода солнца я сам обошёл все дома и убедился в отсутствии любых людей в деревне, кроме меня самого. Тогда, слегка огорошенный данным заявлением, мой друг стал грешить на галлюцинации и разыгравшееся воображение. На этот раз я смолчал, упомянув лишь, что в «Историях земли Русской» этнографа Августа Корнеловича описывается немало поверий, связанных с заброшенными сёлами. Особенно часто они ходили среди поволжского крестьянства. Так, например, Корнелович описал случай, записанный у корчмаря Виталия Мечкина из-под Вятки, что его отец в 18… году наблюдал подобное явление, а когда он дошёл до огней, увидал чёрта или кого-то похуже, в миг поседел и как можно скорее вернулся домой.

Мы остановились у плит и принялись обсуждать это. Все аргументы Фреона я разбивал цитатами Корнеловича и общеизвестным фактом, что за любой, даже самой очевидной небылицей стоит реальная история. На вопрос о связи моей писанины, местами жутковатого труда Корнеловича и провалом коллектора в пяти метрах от нас, я ответил, что описываемые по этому мифу существа зачастую днём обитали в колодцах и подполах, в затянутых ряской прудах и омутах, а с заходом солнца выходили на охоту. Фреон едва сдержал приступ давно распиравшего его смеха. Тогда я перешёл к ныне запрещённой книге иезуита XVI века Себастьяна Гентского, что активно был вовлечён в «охоту на ведьм» на севере ВКЛ и в Московском царстве. Его опус «О предрассудках мещан» практически полностью лёг в основу главы книги Корнеловича о мифах и поверьях земель бывшей Речи Посполитой. Там уже более подробно описаны подобные явления в городах, да так красочно, что читавшие ранее советуют не рисковать и читать работу монаха исключительно при ярком свете солнца, а на ночь запирать книгу в шкафу – настолько кошмарная вышла рукопись.

Тем временем совсем стемнело. Ветер был уже не таким крепким, как днём, а тут, среди куч всякого строительного хлама и вовсе не чувствовался. Мы с другом совсем расслабились. Беседа наша стала перетекать в русло так называемого «неименуемого», о чём только ленивый в те стародавние времена не писал. Фреон был непреклонен. Он отказывался верить даже в то, что существуют определённые энергетические субстанции, наделённые разумом, не говоря уже о материальных существах, с биологической точки зрения невозможных в природе, хотя я предоставлял неопровержимые доказательства обратного. Так, иезуит описывал тех самых существ из колодцев как бесформенную груду эктоплазмы, что постоянно пульсировала, а иногда изменяла форму, придавая своим очертаниям вполне материальный вид. Только Фреон хотел раскрыть рот, я продолжил, припомнив ему описание местного монстра из подростковых страшилок. Совпадение практически полное. И откуда взяться книге, которую и в самиздате-то достать сложно было, не то что от типографии? Подобное можно было только увидеть. Мой друг парировал это шуточным замечанием, что, дескать, исходя из городских легенд, у каждого, или почти каждого на рабочем месте в любом из здешних НИИ должна была лежать рукопись монаха. А за компанию и труд Корнеловича.

Нашу беседу прервал утробный нарастающий вой. Это было похоже на те звуки, что издавал ветер, проходя через узкие расселины глубоко под землёй. Не обратив должного внимания, Фреон достал из рюкзака верёвку с обвязкой и мощный фонарь. Проверяя снаряжение, тот проворчал, что ему завтра на ночную смену кровь из носу надо успеть. Впрочем, он не спешил. Спешка может только помешать в столь опасном деле.

- Слушай, а какая тут глубина? – вдруг спросил он.

- Без понятия, - покачал головой я. – Чтобы разбиться насмерть хватит и пары метров, если неудачно упасть.

- Ну, спасатели ведь спускались туда, - парировал Фреон. – Должны знать глубину.

Я только пожал плечами, заявив, что меня в тот день не было, и об этом слышал через третьих лиц. Махнув рукой, мой приятель взял пару увесистых камней и кинул по очереди в провал. Звука столкновения с твёрдой поверхностью, - да вообще с любой, - не последовало ни через тридцать секунд, ни через минуту. Фреон громко присвистнул, а провал ему ответил тем же рёвом вырывающегося из-под земли воздуха. Сталкер пробормотал что-то про разветвлённую сеть тоннелей и переходов, откуда могли идти столь сильные воздушные массы. Я только чертыхнулся. Закончив с последними приготовлениями, Фреон вручил мне рацию, по которой он будет со мной держать связь, а сам приступил к спуску. Верёвка была не сказать, чтобы длинной – не более тридцати метров, чего должно было с лихвой хватить до дна колодца.

- Я спустился примерно на половину длинны, - проговорил мой приятель. – Тут сплошная бездна. Только вдали я слышу журчание воды, но почему-то мне кажется, что это вовсе не вода.

Я всматривался в провал. Ни единый луч от фонаря не пробивался через эту необъятную тьму. От самой тьмы веяло холодом, сыростью и химикатами. На языке чувствовался кислый привкус ржавчины.

- Я добрался до конца верёвки! – взволнованно, через страшные помехи, шептал мой друг. – До дна ещё далеко, но я кое-что могу разглядеть. Я вижу кучи, нет, не кучи – горы человеческих костей. В них копошатся крысы, огромные крысы. Не меньше средней собаки. А эти горы омывает… Боже! Это не вода, слышишь? Могу поспорить на все богатства мира, что вода не может иметь тех же свойств, что и ЭТО… 

Верёвка завибрировала, что означало только одно – мой приятель что есть силы взбирался наверх. Спустя минуту показалось лицо Фреона. Оно было перекошено, глаза горели пламенем помешательства, а в некогда идеально чёрных волосах появилась проседь. Утробный вой со страшной силой вырвался из провала, а за ним показалось то, чьё описание я даже не осмелюсь доверить бумаге. Скажу лишь то, что в существе прослеживались черты тех тварей, которых в своё время описал иезуит. Я в ужасе вопил и бился в конвульсиях, а после (Боже, благодарю тебя за то, что ты даровал нам этот механизм, защищающий наши бренные тела от излишнего напряжения!) я потерял сознание. Очнулся я неподалёку. Нас привела в чувства группа каких-то парней в камуфляжных комбинезонах.

И если я ещё легко отделался, то Фреону повезло куда меньше. Он, весь в ссадинах, с переломом руки и шоком был доставлен в городскую медсанчасть при производственном комплексе. Благо, ему хватило ума умолчать о реальных причинах травм. Спустя пару дней, уже в Москве, тот попросил у меня прощение за его неверие. Приятель объяснил это тем, что большинство никогда ни с чем подобным не сталкиваются, вот и не верят. Кто-то просто ставит под сомнение все подобные случаи и пытается найти рациональное объяснение. И в этом нет ничего плохого, просто такова особенность мозга – искать наиболее простое объяснение происходящему. Так зародились первые религии. Сейчас же на их место пришла наука, которая и сама толком ничего не знает.

С того случая прошло немало лет, но я до сих пор с содроганием вспоминаю тот вечер. До него я если и сталкивался с чем-то выходящим за пределы разумного, то мельком, сейчас же в моей практике всё больше подобного происходит, хотя, будучи в достаточно зрелом возрасте и сторонюсь потустороннего. В то же время Фреон всё чаще теперь интересуется всевозможными проклятыми местами: заброшенными деревнями, забытыми наукоградами, заводами и больницами с дурной славой. А мрачная тайна той ямы на краю города так и останется тайной, поскольку я рекомендую обходить её стороной, ибо все россказни о ней – правда.