Икона-3

       Шло время. Незаметно для всех подкатил Новый год. В доме было холодно: дуло изо всех щелей. Нужно было что-то делать. Алексей мог многое: играть на гитаре, петь, хорошо рисовать, писать длинные лозунги, но только не ремонтировать свой дом и не работать по хозяйству. Иногда создавалось впечатление, что он не ходил по земле, а лишь пролетал мимо и всё, что происходило вокруг, его как бы и не касалось...

       Его театральный талант был замечен сразу и его попросили облачится в костюм Деда Мороза, вжиться в эту роль и выступать на детских утренниках в клубе. Потом, найти время и ездить с новогодним представлениям по всем хозяйствам совхоза, давая на местах новогодние представления. О каком  ремонте речь может идти, ему бы ноги домой по вечерам приволакивать и то хорошо...

       Но Алексей решился на большее, чем ремонт. Он собрался с духом и переступил порог парторга Зубова. Тот, набычившись, с красной физиономией, с которой постоянно приходилось вытирать пот, сидел за столом и разглядывал какие–то там бумаги, при этом, делая вид особой занятости. К таким не подступись, всё равно отбреют. 

     - Вы знаете, мы больше так не можем. Надо что-то делать, - начал выдавливать из себя Алексей. – Мы замерзаем. У меня дети болеют...

     - Ну, ладно, Алексей, хорош ныть и без тебя тошно. И ты тут ещё тоску нагоняешь. В понедельник переезжаешь в двухкомнатную квартиру. Там же в Голубине. Видел на бугре два белых дома стоят двухэтажных, так вот туда и поселитесь. Там и отопление, и все условия, теперь давай, иди... Работы невпроворот, а ты по кабинетам ошиваешься. Пора и честь знать... ты должен понимать - начальству лучше не перечить...

       Алексей вышел из конторы совхоза, не чувствуя под собой ног от счастья. Вот Вера обрадуется! Но он ещё не мог знать, что эта квартира будет мало чем отличаться от дома, в котором они жили: постоянно сырой подвал   с комарами, сломанный санузел и только полы без щелей и мышей поменьше, да в окна не так ветер дует, но всё равно, это было счастье по сравнению с их развалившейся халупой.

       Жизнь шла своим чередом. Праздники сменялись буднями. Семья Повадиных обживалась на новом месте, привыкая к нюансам специфического быта...
 
       За окном стартовали восьмидесятые. Отгремела Московская Олимпиада, хотя здесь мало что изменилось на фоне всемирного праздника спорта. Всё, как было, так и осталось, но пятилетка смертей внесла свои коррективы. В Москве с завидным постоянством хоронили Генсеков и казалось, что забрезжил огонёк надежды на светлое будущее, и люди насторожились, почувствовав, первое дуновение ветра перемен. Вот только, что он принесёт, пока никто не знал. 

       Алексей всё так же монотонно писал лозунги и различные показатели достижений совхозной жизни. Он стал настоящим профи в своем деле. Его все знали, уважали, приглашали к себе на различные весёлые посиделки и не только: в одном месте он веселил народ пением, игрой на гитаре и на гармони, а где и поминальные псалмы приходилось петь, и такое бывало.

       Совхозная жизнь не стояла на месте: умирали старички, рождалось новое поколение. Всё проходило своим неспешным порядком. Не успевали одного парня проводить в армию, как другие возвращался домой к родителям.

       Только пришёл, - тут же весёлые гулянки. Девчонки, как весенние комары облепили, не знаешь, какую выбрать – только отмахиваться приходится, но, как бы не отмахивался, а найдётся хоть один комар, но такой назойливый, который любыми путями, но до твоего тела добраться сможет и сделает он своё нехитрое дело, а этого вполне достаточно, чтобы с холостяцкой жизнью было покончено. Смотришь, месяца через четыре животик растёт.  А к «ноябрьским» и свадьбу гуляют. И всё одно и тоже со всеми, как под копирку.  Свадьбы устраивали в местной церкви, переоборудовав её под зал бракосочетания. Это куда лучше,  чем склад зерна или ещё чего...

       Но наступил и на Алешиной улице праздник! Дали им трехкомнатную квартиру в главной усадьбе совхоза. Это такая радость! Пять лет минуло с их приезда и вот – дождались! Наконец-то, они из мышиных подвалов вылезли. Да и Шилово стало совсем другим. Превратилось оно в небольшой городок с добротными многоквартирными домами, магазинами, клубом и гостиницу даже построили для молодых специалистов. В общем, живи не хочу!..

       Всё хорошо, но тут перестройка грянула. Перемешалось всё в совхозной жизни. Новые люди стали появляться. Всё больше проходимцы. В лексикон стали входить незнакомые слова. Как-то непривычно звучали слова: кооператив, подряд, бизнес…  Да и чего их перечислять, они уже тогда оскомину набили.

       Потихоньку разрушалось хозяйство. Всё меньше становилось привычной работы у Алексея, хорошо хоть клуб ещё подпитывал своими заказами. Особенно часто приходилось писать щиты со словом «дискотека».

       Удивлялся Алексей, как можно было заменить мигающими цветными фонариками и царапаньем иголкой по виниловой пластинке живое звучание гитар и непосредственное общение с музыкантами. Но жизнь идёт и откуда ему знать, что через пару лет он и его семья будут жить совершенно в другой стране, о которой они и слыхом не слыхивали...

       На пороге стояли лихие девяностые. И вдруг стало понятно, что наглядной агитации совхозу больше не требуется, а, следовательно, и художник им тоже не нужен. Алексей это хорошо знал, но что же делать? Клуб на свой скромный доход обеспечить художника, чтобы тот ни только себя, но ещё и всю семью кормил, позволить себе не мог. Хочешь, работай, но ставка 87 рублей и не больше. Можешь подхалтурить – пожалуйста, но это твои проблемы…

       Стал Алексей замыкаться, уходить в себя. Домой придёт, ни с кем не разговаривает. Сидит на диване и в одну точку смотрит. Вера и так к нему и сяк, а он, как каменный. Точит его обида на всех, а скорее всего, на сложившуюся ситуацию, не оставляет его в покое. Главный вопрос душу гнетёт - как семью прокормить?

       Однажды домой не пришёл: «Ну, загулял, наверное,» -думала Вера. А днём встретил её директор клуба. Интересуется, почему Алексей на работу не вышел. Испугалась она: «Как не вышел? Его и дома нет…»

       Искали всем селом. На второй день под вечер только и нашли. Километра два от дома. Сидит, около него костерок тлеет, а глаза, как стеклянные, в себя смотрят. Поняла жена не в себе он, спасать надо. На утро врача вызвали, а он уже скорую. Так и попал он в «Бурвихинку», так местная «психушка» называлась.

       Она расположена в живописном месте в лесу, в непосредственной близости от деревушки того же названия. Обнесена большим забором, а корпуса лечебные, как полагается, внутри. Только отличительная особенность была у этого закрытого заведения. Посереди этого комплекса стоял большой храм, да именно храм, а не церковь. Настолько он большим был – пятиглавый, с двумя приделами, с роскошным крыльцом и папертью.

       Долго же власть думала, как бы церковь от народа спрятать. Но в одном промахнулись. Не подумали, что Бог всегда с болящими будет.

       Раньше палаты в самом храме располагались и держали там особо буйных или тех, кого хотели видеть такими. На окнах решётки добротные. Дверь дубовая, с металлическими вставками, - такую кувалдой не прошибёшь.

       Алексей, лишь на третий день осознавать стал, что с ним   произошло. Но это открытие его не удивило. Не мог он никак вписаться в новою жизнь – на столько она ему не по душе была. Слишком близко всё к сердцу принимал – вот психика и дала сбой.

       Теперь он хорошо понял, что появилось время подумать, всё взвесить и принять нужные решения, но в голове, по-прежнему ничего не укладывалось. Там творился полный хаос. Да и врачи за него взялись изрядно: постоянно чем-то кололи, что–то давали пить, - порой становилось легче, но на время, и комок обиды снова подкатывал к горлу и опять становилось плохо, но что-то изменить в себе он не мог и постоянно задавался вопросом: «Почему он в расцвете лет, а ему всего было под срок, вдруг стал никому не нужен, хотя был так востребован прежде.

       Домой он вернулся через два месяца. Настроение на нуле.   Эскулапы ничего не смогли поделать, если, что и получилось у них, так это загнать душевную боль глубоко вовнутрь, утрамбовать её там и крышечкой прикрыть, а она всё равно наружу лезет. Вера походила вокруг него недельку, а потом поняла, что бесполезно. Отстала. Алексей вернулся на работу в клуб. Это была хоть какая-то занятость – маленькие, но деньги. Вера – на ферме, та ещё функционировала пока, это потом она травой порастёт, но это будет совсем другое время…

    ...Когда она увидела его впервые, Вера не помнила. Крепкий, ладно сбитый мужчина, работавший на бульдозере в бригаде на прокладке новой дороги. Что–то оборвалось у нее внутри, поняла, не к добру это. А когда он зашёл к ним в коровник, якобы молока напиться, бабы как с ума посходили.

       Шло лето девяносто третьего, до расстрела Белого дома ещё далеко. Да и чего ей до политики, какие–то там Верховные советы, разборки в верхах?  Жизнь её проносилась здесь и сейчас и бежала она вприпрыжку – не остановишь. Вырастали дети. Вроде все хорошо, не хуже, чем у других. Только вот личная жизнь никак не ладилась. И каким образом это всё править, она не знала. Только что числилась за мужем, а так, одинокой все свои молодые годы и проходила. А бабье лето кротко, это все хорошо знают. И когда Николай первый раз предложил ей прогуляться после работы, она приняла приглашение без колебаний и без всякого на то - угрызения совести. Статный, мускулистый с непослушной шевелюрой, он сразу покорил её сердце.

       Стоял тёплый июль, самый пик лета. Тихо угасал вечер. Они шли пешком и болтали о первом, что приходило в голову. Но каждый знал, что это так, для проформы, а главное, ради чего они встретились – впереди. И когда на дороге появился покос со свежесмётанными стогами, всё стало ясно...

       Она лежала на стогу, глядя в темнеющее летнее небо, вдыхая в себя сладкий запах свежего сена, перемешанный с запахом пота крепкого мужского тела. Она обнимала его и целовала в вихрастую голову, не понимая в точности, что же с ней происходит. Но было поздно об этом думать. Она почувствовала, как рука Николая медленно поползла по её ноге, а уже через минуту случилось то, о чём она мечтала все эти годы с Алексеем: нечто бурное, как шквал, не известно откуда прилетевшего, ветра. Ей казалось, что она теряет сознание, а теплая истома, идущая откуда–то снизу, стала овладевать всем её сознанием. Николай полностью овладел ею, чувствуя своё превосходство, дал волю первобытному инстинкту. Затем вдруг сразу обмяк, вдавив Веру в податливую траву, которая охотливо расступалась под ними…

      Они стали встречаться каждый вечер. И пыл их не угасал, а только усиливался. Их не смущало видеться и днём, встречаясь на улице под любыми предлогами. По Шилову поползли слухи. Они не могли пройти мимо ушей Алексея.

      Он всё знал, но поделать с этим ничего не мог. Да и не хотел. У него просто не было сил ни моральных, ни физических. Их едва хватало на то, чтобы подниматься и ходить каждый день на работу, на которой, хоть и без дела, но приходилось просиживать целый день.

    - Алексей, я вижу, ты маешься в неведении, да и работы тебе нормальной не могу предоставить. Сам видишь, её и у нас нет. Всё рушится, никому ничего не надо, - как–то раз начал, зашедший на минутку, директор клуба. – У нас только дискотеки остаются, да и то сборов никаких. Я тебе вот что посоветую. В Семеновском, церковь открылась, я слышал, там староста нужен. Попробуй, может, пойдет у тебя?.. может, что и получится?.. (продолжение следует)

                2012г.к