Калино или Потревоженные тени -12 Спутники Дюма
А.ДЮМА и ЕГО СПУТНИКИ
Дюма прибыл из Нижнего Новгорода в Казань в сопровождении студента Московского университета Калино и художника Муане.
Справка: Жан-Пьер Муане (1819 — 1874), был отличный рисовальщик, обладавший быстрым, четким и нежным карандашом. Его первые работы появились в Парижском салоне в 1848 г. Путешествие с Дюма дало ему известность. Его русские и кавказские пейзажи и жанры, сделанные во время путешествия, долгое время, вплоть до 1874 года появлялись на парижских выставках и охотно раскупались.
Как известно, А. Дюма намеревался выехать в города: Симбирск, Самару, Саратов и Астрахань. Пройдёт не так много времени, и Дюма уже не будет жалеть о вынужденной остановке. А пока даже погода подчеркивала, как отмечает он, грустный вид этой страны. Мостовые ему кажутся (и не без оснований) ужасными, улицы – грязными. Спутник писателя – Н. Калино, исполняющий обязанности переводчика, информирует его, что в Саратове в ту пору насчитывалось тридцать тысяч жителей, имелось шесть церквей, два монастыря, одна гимназия и что пожар 1811 года за шесть часов уничтожил 1700 домов.
Дюма пишет о Николае, как о юноше, интересовавшемся лишь цифрами: «Калино опускал голову, потом докладывал, сколько жителей в городе, на какой реке стоит, в скольких лье от Москвы, сколько домов сгорело в последнем пожаре, и сколько в городе церквей. Этот юноша был рожден для статистических отчетов».
Дюма понял, что его переводчик хорошо знает немецкий, а о знании им французского отзывался весьма невысоко.
30 августа Александр Калино сменяет Николая, объясняя Дюма, что так было задумано ректором университета. Дюма был в восторге от Александра, и от его великолепной французской речи.
"ВЫСОКИЙ, БЛЕДНЫЙ БЕЛОКУРЫЙ МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК
ДВАДЦАТИ ДВУХ ЛЕТ С КРЫМСКОЙ МЕДАЛЬЮ В ПЕТЛИЦЕ"
Дюма пишет друзьям: «Я в Казани, в царстве татар. Положив портфель мой на колени, пишу к вам с берегов Кабанского озера, а спутник мой, художник Муане, бьется над абрисом минарета, который препроводит на ваше рассмотрение.
За мною стоит высокий, бледный белокурый молодой человек двадцати двух лет, с крымскою медалью в петлице. Это студент Московского университета Калино, сопровождающий меня в качестве переводчика.
Вокруг меня из любопытства толпятся татарские женщины, нельзя сказать, чтоб очень взрачные, и мужчины - тоже. Смотря на них, полагаю, что больших улучшений в расе татарской не произойдет, а если и произойдет, так не скоро. А между тем, даром, что они грязны и растрепаны, все же очень картинны».
Ежедневно, от зари до зари Дюма собирал материалы для книги, записывая, свои размышлял. Естественно, что в этом ему помогал Калино. Дюма просил его найти и прочесть заслуживающие внимания произведения. Калино отбирал их, читал, пересказывал Дюма. Тот улавливал самое существенное, а потом использовал в «Кавказе» — получалось занимательно и ярко. Дюма обладал поразительной интуицией на все прекрасное, талантливое, необычное. Ведь из русских поэтов, писавших о Кавказе, он, Дюма, остановился на Пушкине и Лермонтове — самых великих поэтах России.
В Дербенте Дюма показали могилу Султанетты, возлюбленной Амалат-бека, героя одноименной повести Марлинского. Переводом-переделкой этой повести и является роман Дюма «Sultanetta». Другая повесть Марлинского, «Фрегат Надежда», безоговорочно авторизованная Дюма под ее подлинным названием, была переведена для него А. Калино. «Прощание с Каспием», причем Дюма дает такую оценку: «Подумаешь, что эти страницы написаны Байроном, а между тем имя человека, написавшего их, даже неизвестно во Франции! Сколько будет зависеть от меня, я постараюсь упразднить это забвение, которое, по моему мнению, есть почти святотатство».
В Тифлисе Дюма ревностно принялся за выполнение этого обещания. Его спутник, студент А. Калино, лишь только начинало светать, садился за стол, заваленный книгами и рукописями, брал перо и оставлял его в полночь, переводя с остервенением сочинения Лермонтова, Пушкина, Марлинского. Эти произведения, переведённые Александром Калино с русского на фран¬цузский язык, были нужны для пользования романисту.
Дюма ходил возле Александра Калино на цыпочках, боясь спугнуть его музу вдохновения. Он делал всё, чтобы Александр ни в чём не нуждался. Горячий кофе, лучшие закуски и фрукты стояли рядом на тумбочке. Когда Александр заканчивал переводы отобранных произведений, у Дюма уже лежало в кармане несколько приглашений в гости или на званый обед в честь его персоны.
В ГОСТЯХ У КОЛМЫКСКОГО КНЯЗЯ
Дюма и его спутникам пришлось, по приглашению погостить у калмыцкого князя в приволжских степях и затем отправиться на Кавказ.
Дюма интересовало все: история, быт, нравы, культура и люди.
После богатейшего обеда, отдыхали в большой зале. Салон сиял огнями, отраженными великолепными зеркалами, и граненым хрусталем люстр, привезенных, по-видимому, из Франции. У одной из стен салона находился рояль Плейеля.
Дюма спросил князя, играет ли кто в доме на рояле; он ответил, что нет, но ему известно, что во Франции не бывает салонов без рояля — увы! он говорил правду — и что он захотел приобрести такой же. Итак, это пианино, доставленное лишь месяц назад, сохраняло целомудрие, но накануне было настроено специалистом, приглашенным из Астрахани, на случай, если кто-нибудь из гостей, ожидаемых князем, умеет играть на экзотическом инструменте.
На нем играли все три московские дамы, которые приехали с Дюма.
Дюма писал, что он проявил учтивость, и, чтобы ответить княгине – хозяйки дворца, на знаки внимания, только что им оказанные, он попросил Калино, очень сильного в московском танце, сделать первый шаг. Калино ответил, что готов, если одна из дам согласится встать против него.
Вышла мадам Петриченкова. Мадам Врубель села за рояль. Если некоторые стороны университетского воспитания Калино были в зачаточном состоянии, то его природная склонность к хореографии, наоборот, получила большое развитие. Калино плясал «русского» с таким же совершенством, с каким знаменитый Вестрис танцевал гавот шестьдесят лет назад и за свою необыкновенную технику исполнения был назван богом танца. Александр Калино вызвал восхищение общества и получил комплименты княгини.
Потом организовали французскую кадриль. Мадам Врубель оставалась за роялем, звуки которого, казалось, доставляли самое большое удовольствие княгине. Княгиня, уже очень взволнованная русской пляской, была вознесена на вершину счастья французским танцем. Она встала с кресла, смотрела на танцующие пары сверкающими глазами, наклонялась вправо и влево, чтобы лучше прослеживать переходы; аплодировала сложным фигурам и улыбалась, сложив сердечком губы, обаятельные по форме и свежести. Наконец, с последней фигурой кадрили она позвала князя и вполголоса, но тоном, полным жара, сказала ему несколько слов. Было понятно, что княгиня просила разрешения танцевать.
На это Дюма обратил внимание одного из гостей господина Струве, который должен был стать естественным посредником в данном серьезном деле; господин Струве действительно взял на себя переговоры и закончил их настолько успешно, что Дюма увидел его предлагающим руку княгине и занимающим место для следующей кадрили.
Оставались фрейлины, которые с завистью смотрели на хозяйку. Дюма подтолкнул Калино и пошел спросить князя, не будет ли нарушен калмыцкий этикет, если фрейлины будут танцевать ту же кадриль, что и княгиня. Князь как раз созрел для уступок: у него просили конституцию для его народа, и он немедленно дал ее народу. Разрешил общий танец! Когда бедные фрейлины узнали эту добрую новость, они готовы были поднять свои платья, как если бы им предстояло садиться верхом, но взгляд княгини умерил их энтузиазм. Калино первым попал в руки одной из фрейлин, а его друг — в руки другой. Музыка подала сигнал. Веселились до утра».
Дюма и его компания оставались в Астрахани восемь дней, два из них провели у князя Тюменя, а прибыли туда 2 ноября. Настало время продолжить путешествие, сказать «прощай» России Рюрика и Ивана Грозного.
Продолжение http://proza.ru/2023/02/13/498
Свидетельство о публикации №223021200650
Александр Грунский 18.02.2023 11:17 Заявить о нарушении