Большой Спасо-Болвановский переулок

Увлечение американским джазом я пережил в середине пятидесятых.
 Наша семья тогда жила в Замоскворечье, в Большом Спасо-Болвановском переулке (сейчас – 1-й Новокузнецкий). Мы занимали две комнаты к коммунальной квартире. Большая из них  была «проходной»; через нее ходили сосед и его жена, чья жилплощадь находилась направо. Для них посредством книжного шкафа и платяного гардероба был выгорожен узкий коридор, проложенный вдоль правой стены. Вдоль стены левой за шаткой ширмой стояла кровать моего деда, за нею следовал сервант; за сервантом открывалась дверь в маленькую комнату, а за дверным проемом в углу на подставке располагался телевизор. Вдоль наружной стены, под окном, стоял диван, на котором я на ночь стелил себе постель. Середину большой комнаты занимал обеденный стол, окруженный венскими стульями.
В маленькой комнате вдоль левой стены стояли диванчик младшей сестры и  родительская кровать, справа же всю стену занимал придвинутый к окну двухтумбовый письменный стол. На нем располагался приемник «Балтика», перед которым я ежевечерне усаживался, чтобы прослушать по «Голосу Америки» передачу Виллиса Коновера “Music USA” («Музыка США»). Включив приемник, и установив минимальную громкость, чтобы никому  не мешать, я настраивался на одну и ту же волну, и сидел, дожидаясь, пока, минуя музыкальную виньетку, не возникнет симпатичный басок Коновера, на разработанном им «медленном английском» анонсировавший очередной  номер.
Репертуар Коновера был тщательно продуман и составлен так, чтобы в нем были представлены все направления американского джаза.
Не меньше половины ежедневной часовой программы отводилось популярной музыке. К ней в первую очередь  относились хиты Луи Армстронга, от которых я получал большое удовольствие. Ритмичная и простая музыка заводила «с полуоборота», труба звучала, как «трубный глас», а скрипучий «рваный» голос певца эпатировал слушателя своим хулиганским вызовом. (Вспоминаются  фрагменты из фильма “High Society” - «Высшее общество», - например:
- Хай, хай, хай сосай,
Хай сосаюти!)
В программе присутствовали «большие оркестры»; среди них - биг бэнд  «короля свинга» - кларнетиста  Бенни Гудмена, превратившего джаз в респектабельную музыку, совместимую с протестантской этикой: она развлекала, не колебля устоев.
Большой оркестр Дюка Эллингтона предоставлял уже более утонченное развлечение; - его руководитель внес в джаз гармонию классической музыки. Я дивился длительным пассажам фортепианной партии, исполняемым Эллингтоном с виртуозностью, доступной лишь выдающимся пианистам. А игра его саксофониста Джонни Ходжеса пробирала аж до слез.
От этих чинных оркестров  отличался коллектив Каунта Бэйси (в него входили саксофонист Лестер Янг и певец Джимми Рашинг), не брезговавший популярной музыкой, например, рок-н-роллом, время которого было тогда еще только начиналось. Кстати, Коновер не жаловал восходящую рок-звезду – Элвиса Пресли, и чтобы послушать его истерики, я ловил в эфире другие радиостанции.
Направления джаза, сложившиеся уже в послевоенное время, были представлены бибопом, предполагавшим уход джаза с эстрады в концертные залы: джазовая музыка усложнялась и утончалась. Из бибопа Коновер отдавал предпочтение оркестру Диззи Гиллеспи с саксофонистом Чарли Паркером по прозвищу «Птичка» (“Bird”). Вот это, скажу вам, был виртуоз, каких поискать! Что он выделывал на своем инструменте!
И, наконец, Виллис Коновер отдавал должное авангардному направлению, носившему название «Модерн Джаз». Он был представлен квартетом Дэйва Брубека. Это была уже полноценная элитарная камерная музыка. Поначалу ее длинные медленные периоды со сложной полифонией  было слушать скучновато. Но постепенно я входил во вкус, и стал предпочитать «Модерн джаз» популярной музыке. Тридцать лет спустя этот ранний опыт способствовал возникновению у меня интереса к авангарду классической музыки: к Штокхаузену, Ксенакису, Лахенману.
В эту передачу я весь уходил целиком, не только вслушиваясь в музыку и пояснения Коновера, но в моем воображении возникали картины  оркестров, сверкавших металлом духовых инструментов, и лица вдохновенно музицировавших солистов; мысленно я переносился в иной мир - куда-то далеко-далеко от Большого Спасо-Болвановского переулка.
С этими полетами мне везло не всегда; иногда качество связи из-за помех и сильного фэйдинга было столь низким, что слушать передачу было практически невозможно; иногда родители, ложась спать, велели мне выключить приемник и удалиться. Но каждый вечер, как штык,  в 22.30 я сидел наготове перед приемником.
Так продолжалось до тех пор, пока я не поступил в Университет. Сначала, в связи с большой учебной нагрузкой, мне стало не до джаза. Но и когда я там вполне освоился, оказалось, что прошлая тяга к “Music USA” – пропала насовсем.
Раздумывая ныне о причине такой потери интереса к тому, от чего я до этого так «тащился», я пришел к следующему выводу: я вошел в новый эон своей жизни; ее центр из Спасо-Болвановского переулка, куда я приходил только спать, переместился на Воробьевы горы - в Университет.
                Май 2022 г.