Догонялки-10. Китай до 1-й опиумной войны

ОГЛАВЛЕНИЕ
КИТАЙСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ
ИСТОРИЯ КИТАЯ ДО ДИНАСТИИ МИН
ПОРТУГАЛЬЦЫ ОТКРЫВАЮТ КИТАЙ
РОЛЬ ИЕЗУИТОВ
МАНЬЧЖУРСКОЕ ЗАВОЕВАНИЕ
ЗАПАД И КИТАЙ В ПРАВЛЕНИЕ КАНСИ
ПРАВЛЕНИЕ ЮНЧЖЭНА
ПРАВЛЕНИЕ ЦЗЯЦИНА
ЗАМОРСКАЯ ТОРГОВЛЯ ПРИ ЦЯНЬЛУНЕ
ПРАВЛЕНИЕ ЦЗЯЦИНА
ПРАВЛЕНИЕ ДАОГУАНА И «ПЕРВАЯ ОПИУМНАЯ ВОЙНА»

КИТАЙСКАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ

С чего начинается история нации?
Народ, ещё бесписьменный, слагает предания о прошлом, в которых исторические персонажи становятся больше похожими на сказочных героев, чем на реальных людей. С появлением  письменности записываются и предания, и текущие события; так возникает писаная  история. (Впрочем, обычно первые сведения о бесписьменных народах появляются в документах их грамотных соседей). О более ранних событиях народной жизни мы можем только догадываться по археологическим находкам, умозаключениям сравнительной лингвистики или генетическим данным.
Египтяне, изобретя примитивную письменность примерно пять тысячелетий назад, первым делом записали имена своих царей. Шумеры, создавшие письменность несколько позже, сразу принялись записывать хозяйственные сведения. Обитатели Киевской Руси, получив от греков вполне развитое алфавитное письмо, довольно быстро стали записывать и предания, и текущие события.
Китайцы свою историю представляют как смену правящих династий. Они сохранили предание о династии Ся, правившей, по их расчётам, то ли с 2070-го, то ли с 2700-го по 1765 год до н. э. Возможно, племя с таким названием действительно существовало на территории современной провинции Шаньси. Современные китайские учёные склонны отождествлять с Ся археологическую культуру бронзового века Эрлитоу-3 в долине реки Лохэ, датируемую XVII-XVI веками до Р. Х., а большинство иностранных археологов считают существование Ся апокрифом (проще говоря, выдумкой).
Самые древние памятники китайской письменности представляют собой гадательные надписи на черепаховых панцирях и лопатках крупного рогатого скота. Датируются они XVII веком до Р. Х., то есть рубежом между династии Ся и вполне уже исторической династией (точнее, племенным государством) Шан-Инь. Под контролем Шан-Инь находились земли в центральном течении Хуанхэ на территории современных провинций Хэнань, Шаньси, Шэньси и Хэбэй.
Первые более-менее достоверные исторические сведения, соответствующие русским преданиям о князьях Рюрике, Олеге и Игоре, относятся к XI веку до Р. Х., когда государство Шан-Инь было завоёвано У-ваном («Воинственным королём») – правителем племени Чжоу. Таким образом, писаная история Китая на полтора – два тысячелетия моложе египетской и месопотамской и на два тысячелетия старше российской.
На протяжении девяти столетий правители династии Чжоу, носившие титулы ван (лучше всего смысл этого термина передаёт слово «король») и Тянь-Цзы (Сын Неба), правили обширными пространствами, лежащими к северу от Янцзы. Но их власть над многочисленными удельными хоу и гунами (князьями) становилась со временем всё более номинальной.
В эпоху Чжоу закладываются культурные основы, определявшие облик китайской цивилизации на протяжении следующих двух с половиной тысячелетий.
Важнейшую роль играли родственные связи. Если человек добивался власти и могущества, то его родственники, оказывая ему поддержку, сами рассчитывали на его покровительство. Возникал цзун цзу – клан, множество семей, объединенных общим происхождением, почитающих одних и тех же предков и подчиняющихся главе клана. Иероглиф цзун означал главную генеалогическую линию, цзу – боковые ветви. Помимо прямых потомков, клан пополнялся за счёт зятьёв и усыновленных; примыкали к нему также зависимые семьи (римляне именовали таких людей клиентами) и рабы. Высшее положение занимал клан Чжоуского вана.
Разрастаясь, улан дробился, подобно пчелиной семье; член клана, добившийся большого могущества, сам становился главой для своих родичей, которые образовывали новый клан. В «Цзочжуань» сказано, что «Сын Неба создает го – государство, а владетельные князья-хоу (чжухоу – буквально «все князья») учреждают свои цзя – знатные дома». Термин цзя в данном случае синоним цзун цзу – клана.
Родовые и клановые отношения прочно переплетались с религиозной жизнью. Китайцы почитали Тянь (Небо) и бесчисленных духов, но прежде всего – духов своих предков. Глава семьи и клана представлял живых потомков перед духами предков, приносил жертвы духам предков, поэтому его власть имела священный характер. Он же, так сказать, по совместительству, мог приносить жертвы и остальным духам – земли, морей, рек, гор, злаков и т. д., а также самому Небу. Если в Египте и особенно в Месопотамии территориальная община сплачивалась вокруг общих богов, то в Китае клан сплачивался вокруг духов предков. Культы, независимые от кланов, и профессиональное жречество в Китае в ту эпоху не сложились.
Наибольшим авторитетом пользовались духи-первопредки самых древних и знатных кланов; они назывались ди. В соответствии с учением о пяти стихиях из первопредков тоже образовывали пятерку, но состав её в разных княжествах и в разные эпохи был неодинаковым. Так, в книге «Люй ши чунь цю» («Весны и осени господина Люя») первопредками-ди названы Тай-хао, Янь-ди, Хуан-ди, Шао-хао и Чжуан-сюй. Писавший позже историк Сыма Цянь называл Хуан-ди, Чжуан-сюя, Ку, Яо и Шуня. Историки высказывают предположения, что список Сыма Цяня сложился в западных районах, в местах первоначального расселения племён Шан и Чжоу, а вариант «Люй ши чунь цю» – на востоке, на землях княжества Ци в современной провинции Шаньдун. Юй,  предок народа Ся, и Хоу-цзи (Князь-Просо), предок народа Чжоу, также причислялись к первопредкам.
Наименование клана выполняло роль современной фамилии и записывалось перед именем. Вскоре после рождения китаец получал детское имя, а с достижением совершеннолетия – новое имя, взрослое. Кроме того, могли его называть и по какому-нибудь прозвищу. Он мог также получить титул, часто (но не всегда) включающий название пожалованных ему земель, и именоваться этим титулом. Наконец, после смерти он получал посмертное имя. Большинство упоминаемых здесь имён ванов, князей и вельмож – это именно посмертные имена, под которыми эти люди вошли в историю.
В отличие от Древней Эллады, где клановые связи очень рано утратили значение, в Китае клановая система дожила до наших дней. Клановые структуры стали основой китайского общества, и без учета их невозможно понять и представить дальнейшую историю Китая.
Клановая структура присуща и другим восточным культурам и цивилизациям – например, арабским и тюркским народам, а почитание духов предков до сиз пор практикуется в Африке. Зато уникальной особенностью Китая является ли. Это слово переводят на русский язык как «ритуал». На самом деле китайскому слову ли нет точного соответствия ни в русском, ни в европейских языках. Словом «ритуал» нам приходится пользоваться за неимением лучшего; значительно ближе по смыслу к ли исламское понятие «шариат» или иудаистское галаха;. Философ Сюнь-цзы указывал, что в основе ли лежат воля Неба, почитание предков и почитание господина.
В ходе эволюции китайского языка в нём исчезли приставки, суффиксы и окончания; грамматическая и смысловая связь между словами определяется почти исключительно порядком их расстановки в предложении, и отчасти контекстом. Каждое китайское слово представляет собой «голый» корень, записывается особым иероглифом и в зависимости от контекста может иметь очень разный смысл. Такой язык «заточен» на построение классификаций и провозглашение общих истин, которые можно толковать по-разному и которые нуждаются в комментариях. В то же время этот язык плохо приспособлен для передачи смысловых оттенков, особенностей, нюансов. Такой характер языка отражал (и одновременно определял) особенности китайского мышления и общий облик китайской культуры.
В рамках ритуала-ли китайцы, кажется, стремились всё классифицировать и всё упорядочить. Например, основой общества считались у и – «пять отношений», согласно которым отцы должны быть справедливыми, матери – любящими, старшие братья дружественно относиться к младшим, младшие братья уважать старших, дети проявлять почтение к родителям. Ритуал-ли определял, как следует себя вести, чтобы не нарушать общественную гармонию и не ронять достоинства. Строгие правила должны были соблюдаться буквально во всём – в жертвоприношениях, поведении, одежде, строительстве жилья и т. п. Так, во время еды подавать дыню простолюдину полагалось целой, низшему чиновнику – разрезанной пополам, старшему чиновнику – разрезанной на четыре части, а если доведётся подносить дыню правителю, каждый кусочек следует покрыть тонким шелком. 
Когда умер Гунфу Вэнь-бо, его мать, известная своей мудростью, запретила его наложницам слишком бурно выражать своё горе, чтобы люди не подумали, что её сын при жизни уделял наложницам много внимания.
Как и шариат и галаха, ритуал-ли глубоко консервативен. Он не сводится к строгому набору каких-то слов и действий. За всеми правилами и классификациями, которые часто кажутся нелепо-мелочными, стоит настойчивое стремление не допустить перемен, зафиксировать, законсервировать существующие отношения между кланами, семьями и отдельными людьми. Ритуал-ли пронизан убеждённостью в справедливости неравенства не только для отдельных людей, но и для родов. Каждый человек должен был довольствоваться тем местом, которое занимали его предки, и не пытаться подняться выше. В книге «Чжоу ли» («Ритуалы Чжоу») сказано: «Коли обогатится простолюдин, то пусть подарит он своё богатство главе семьи. Коли обогатится служилый человек, то пусть преподнесет он своё богатство господину. Коли обогатится господин, то пусть вверит он своё богатство Сыну Неба. А коли придёт богатство к Сыну Неба, пусть он уступит блага Небу».
В книге «Го юй» («Речи царств») рассказывается, что когда вельможа Чжао Вэнь-цзы строил дом, «он решил обтесать балки, а затем отшлифовать их. Чжан Лао, придя к Чжао Вэнь-цзы вечером, увидел это и, не встретившись с ним, возвратился домой. Услышав об этом, Чжао Вэнь-цзы отправился на повозке к Чжан Лао и, встретившись с ним, сказал: «Если я поступил плохо, скажите мне об этом, зачем же было так быстро удаляться?». Чжан Лао ответил: «Балки во дворце Сына Неба обтесываются, затем шлифуются и, наконец, отделываются тонким точильным камнем. В домах чжухоу (удельных князей) балки шлифуются, в домах дафу (феодалы, аналог европейских баронов или рыцарей) обтёсываются, а в домах служилых людей обтёсываются только концы балок. Отделка балок в соответствии с занимаемым положением указывает на соблюдение долга, а использование балок в соответствии с рангом знатности указывает на соблюдение правил поведения. Ныне вы, занимая высокое положение, забыли о долге, а будучи богатым, забыли о правилах поведения. Я испугался, что не избегну обвинений в дружбе с таким человеком, поэтому и не посмел доложить о своем приходе».
(Заметим, что подобная осторожность (чтобы не сказать – трусость) выставлялась в качестве образца поведения).
Чжао Вэнь-цзы, вернувшись обратно, приказал не шлифовать балки.
Но мы составим совершенно неправильное представление о роли ритуала-ли, если будем думать, что его каноны всегда тщательно соблюдались. Скорее дело обстояло наоборот: если бы все поступали как Чжао Вэнь-цзы, история с балками не попала бы в книгу. И если бы все всегда следовали ритуалу, ничто и никогда не могло бы измениться.
Соблюдение ритуала было выгодно тому, кто вполне удовлетворялся своим положением и не стремился к более высокому. Тот же, кто хотел возвыситься, добиться могущества и богатства, обычно пренебрегал правилами ритуала. Собственно, с нарушения ритуала и начиналось всякое возвышение. Если такому человеку везло, рано или поздно его новое положение признавалось, и тогда он сам мог превратиться в ярого поборника ритуала — если не стремился к дальнейшему возвышению. Всегда кто-то пытался пробиться наверх, а тот, кто уже находился наверху, стремился защитить свои привилегии; поэтому потребность в ритуале сохранялась.
Ритуал был столь авторитетен, что с ним приходилось считаться самым могущественным людям. Например, считалось, что женщины не должны преподносить кому бы то ни было богатые дары. Когда Чжуан-гун, князь области Лу, женился на княжне Ай Цзян из княжества Ци, он потребовал, чтобы подарки его невесте преподнесли не только его воеводы, но и их жены. Начальник обрядов и жертвоприношений Сяфу Чжань сказал: «Это нарушает имеющиеся прецеденты». Чжуан-гун возразил: «Прецеденты создаёт правитель». Сяфу Чжань ответил: «Когда правитель создаёт прецеденты, и они не нарушают принятых правил поведения, их принимают за прецеденты, а если они противоречат правилам поведения, это также записывают как нарушение правил поведения. Я следую за чиновниками, ведающими записями, и боюсь, что запись о нарушении вами правил поведения будет оставлена потомкам, поэтому не смею не доложить об этом...
Приношения женщин ограничиваются лишь финиками и каштанами, которые служат для выражения искреннего уважения. Мужчины же подносят яшму, шелк, диких и домашних птиц, чтобы с их помощью указать на занимаемое положение. Ныне женщины должны представить приношения мужчин, чем стирается различие между женщинами и мужчинами. Различие между мужчинами и женщинами — важный момент в правилах поведения во владении, и нельзя, чтобы оно стиралось».
Чжуан-гун не послушал совета и настоял на своём, но совершенное им нарушение ритуала навсегда вошло в исторические записи.
Распространение ритуала-ли среди многочисленных племён, населявших долины Хуанхэ и Янцзы, означало их приобщение к иньско-чжоуской традиции иначе говоря,  китаизацию. Этот процесс происходил очень медленно. Так, Конфуций о своём родном Ци – не самом отсталом среди китайских княжеств – говорил, что если бы не реформы, проведённые тамошним князем за полтораста лет до того, то и в его время (VI-V вв. до Р. Х.) местное население по-прежнему запахивало бы одежду налево, т. е. было бы подобно варварам.
По представлениям древних китайцев, верховная власть над миром принадлежит Небу (Тянь), которое часто персонифицировалось в образе Небесного Владыки. Но в то же время мироздание имеет незыблемую первооснову, которая именуется Дао. Слово Дао обычно не переводят, или переводят как «Путь»; по смыслу оно в какой-то степени соответствует современному понятию «законов природы», дополненному религиозным чувством. Дао проявляется в виде Дэ – Силы, через которую происходят изменения в телесном мире. (Сравним с понятием о «взаимодействиях» в современной физике).
Помимо Воли Неба, характер земной жизни определяется добродетелью Сына Неба – общекитайского правителя, которая воздействует на население различными способами. В частности, через музыку. В книге «Го юй» говорится: «Пин-гун полюбил новую музыку, в связи с чем Ши-куан сказал: “Уж не придет ли от этого дом правителя в упадок? Есть ясные признаки, указывающие на ослабление добродетели правителя. Ведь музыка открывает дорогу ветрам с гор и рек, широко и далеко разносит добродетели. Она разносит добродетели правителя, чтобы они широко распространились, смягчает ветры с гор и рек, чтобы добродетель правителя могла далеко достигнуть, облагораживает живые существа, чтобы они могли слушать о добродетелях правителя, сопровождает стихи, чтобы их можно было петь, сопровождает правила поведения, чтобы внести в них умеренность. Таким образом, добродетели правителя разносятся широко и далеко, и он действует в нужное время, соблюдая умеренность. Вот почему далеко живущие народы выражают ему покорность, а живущие близко не помышляют о переселении”».
Не имея по соседству ни одной равной по развитию цивилизации, китайцы очень рано привыкли считать себя центром мира. Слово «Поднебесная» («Тянься») обозначало у них весь земной мир, который в их представлении подвластен – или должен быть подвластен –  китайскому государю. Свои собственные княжества они называли «Срединными государствами» («Чжун го»). Этими терминами китайцы пользуются и сегодня; именно словосочетание «Чжун го» мы переводим как «Китай».
Около 770 года до Р. Х. чжоуский государь Ю-ван был свергнут восставшими князьями, столица Чжоу ради безопасности от нападений племён жунов,  перенесли из Фэнхао у слияния рек Фэн и Вэйхэ на восток, в Лои (современный Лоян). Это событие делит историю династии на Западную и Восточную Чжоу. В период Восточного Чжоу формируются основные философские школы Древнего Китая — конфуцианство, моизм, даосизм, легизм. Тогда же начинает складываться набор текстов, составивший канон – ядро китайской учёности:
– наборы триграмм и гексаграмм, использовавшиеся при гадании и составившие впоследствии «Книгу Перемен» («И-цзин»);
– рассказы о деяниях и высказываниях первопредков-ди и чжоуских ванов, составившие «Книгу Истории» («Шу-цзин»);
– песни, оды и гимны народов Срединных государств, составившие «Книгу Песен» («Ши-цзин»). К народным песням ученые мужи Китая всегда относились с особым почтением. Считалось, что именно в этих песнях, как бы не имеющих автора, проявляются установления самого Неба, а в детских песенках, которые малышня распевает на улицах, прямо или завуалированно говорится о том, какие события должны вскоре произойти;
– «Записки о совершенном порядке вещей, правления и обрядов» («Ли-цзи»), содержащие сведения о правлении древних царей и идеальной системе общественных отношений и поведения;
– летопись «Чунь цю» («Весны и осени»), приписываемая Конфуцию; описываемое в ней время с  VIII по V вв. до Р. Х. в Китае было принято именовать «периодом Чуньцю»;
– тексты, приписываемые правителям «Срединных государств», так называемые «Речи царств» («Го юй»);
– изложение системы управления, приписываемой Чжоу-гуну – младшему брату основателя династии Чжоу У-вана, т. н. «Ритуалы Чжоу» (Чжоу ли»);
– «Рассуждения и беседы» («Лунь Юй») Конфуция, главная книга конфуцианства;
– «Книга о Дао и Дэ» («Дао-ди цзин»), приписываемая современнику Конфуция Лао-цзы
На протяжении двух с лишним тысячелетий, вплоть до начала XX века, каждый образованный китаец – «учёный муж» – обязан был знать канонические книги едва ли не наизусть. Основополагающим элементом сохранения культурной традиции стала система экзаменов на получение учёной степени – кэцзюй. Экзамены проводились регулярно на окружном, провинциальном и столичном уровнях. Успешно сдать их было очень трудно: для этого требовалось потратить много лет на изучение канонических текстов и многочисленных комментариев к ним; к тому же сама эта литература стоила дорого. Поэтому для бедняка, не имеющего поддержки зажиточных и влиятельных родственников или покровителей, возможность получить учёную степень была в основном теоретической. Зато учёная степень, особенно полученная на провинциальном и столичном экзамене, давала право на занятие чиновничьей должности и возможность сделать карьеру.

ИСТОРИЯ КИТАЯ ДО ДИНАСТИИ МИН

Власть чжоуских ванов всё более слабела, наиболее могущественные князья-гегемоны сами стали принимать титул вана. В ходе междоусобиц эпохи «Сражающихся царств» («Чжаньго шидай», с V века до Р. Х.) борьбу вели семь оставшихся крупных княжеств – Цинь, Ци, Янь, Чу и «три Цзинь» – Вэй, Чжао, Хань, образовавшиеся после распада княжества Цзинь. В итоге в конце III века до Р. Х. все китайские земли были объединены под властью Ин Чжэна – жестокого правителя полудикого, зато предельно милитаризованного западного княжества Цинь. Титул вана к тому времени обесценился, поэтому Ин Чжэн именовался Цинь Ши-хуан-ди. Включённый в этот титул иероглиф ди
 (;) обозначал мифического духа-первопредка китайцев. В европейских странах и в России термины ди и хуанди (;;)обычно переводят как «император», хотя в Европе  титул «император» имеет совершенно иную историю и во многом иной смысл (в частности, императоров может быть несколько, а «ди» в каждый момент времени заведомо существует в единственном экземпляре).
Царствование Цинь Ши Хуан-ди – такое (и даже более) же знаковое явление в китайской истории, как правление Нерона в Риме или Ивана Грозного в России. При нём началось строительство Великой китайской стены, присоединена северная часть территории современного Вьетнама, казнено множество конфуцианцев, ратовавших за гуманное правление, и сожжены их книги («сожжение книг и закапывание учёных»).
Династия, основанная Ши-хуанди, пережила своего основателя лишь на три года, однако созданная им империя сохранилась под властью государей династии Хань, существовавшей более четырёх веков. С тех пор китайцы стали называться народом хань.
В III веке от Р. Х. Китай распался («эпоха Троецарствия), а в IV веке весь Северный Китай был захвачен кочевниками. Сюнну (предки гуннов), сяньби, цяны, цзе и другие племена образовали «шестнадцать варварских государств»; значительная часть китайского населения, прежде всего знати, бежала на юг и юго-восток, основав там царство Восточную Цзинь. А на севере установилась гегемония сяньбийской династии из клана Тоба – Северная Вэй, или Тоба Вэй, распространившей своё влияние до берегов Янцзы. К концу VI века потомки завоевателей-кочевников практически полностью были ассимилированы китайцами.
Китайская империя то распадалась, то вновь объединялась под властью очередной династии. Наибольшего могущества она достигла при династии Тан (618-906 гг. от Р. Х.), когда в состав китайской державы были включены территории Джунгарии и Восточного Туркестана, а также северокорейское государство Когурё.
Полувековой период, последовавший за распадом Танской империи, именуется «Эпохой пяти династий и десяти царств». Затем южно-китайские земли были вновь объединены под властью династии Сун, с которой на севере соседствовали государство Ляо, созданное киданями, и тангутская империя Си Ся (Западная Ся).  Несмотря на вынужденные территориальные уступки киланям, период правления Сун считается эпохой экономического и культурного расцвета Китая.
В XII веке Китаю приходится отдать ещё большую территорию новым захватчикам — южноманьчжурским чжурчжэням, создавшим (на базе уничтоженной ими в 1125 году  киданьскую Ляо) империю Цзинь. В 1127 году чжурчжэни захватили сунскую столицу Кайфын, взяв в плен императорскую семью. Один из сыновей сунского императора бежал на юг, в Ханчжоу; его государство называлось Южная Сун. Граница между Цзинь и южносунской империей устанавливается по междуречью Хуанхэ и Янцзы; по мирному договору 1141 года Южная Сун обязалась платить дань империи Цзинь.
В 1215 году Чингис-хан, разбив чжурчжэней, занял Пекин. После похода в Европу монголы захватили соседние с Сун государства Дали и Тибет (1253). Затем после некоторого перерыва, вызванного смертью великого хана Мункэ, монгольский хан Хубилай, внук Чингис-хана, разгромил южносунские войска и к 1280 году завоевал весь Китай. Но поскольку монголов было гораздо меньше, чем китайцев, а китайская культура стояла несравненно выше монгольской, завоеватели стали копировать китайские обычаи. Основанная Хубилаем династия на китайский манер именовалась Юань, но её владения представляли собой (по крайней мере, теоретически)  Юаньский улус  мировой державы монгольских Великих ханов.
Монгольское иго в Китае продлилось менее ста лет. В середине XIV века в ходе междоусобицы среди монголов и многочисленных бунтов китайского населения, слившихся в т. н. «восстание красных повязок», династия Юань пала. Китай был объединён под властью повстанческого вождя Чжу Юань-чжана, сделавшего, кажется самую удивительную карьеру в истории человечества (его дед по отцу занимался промывкой золота, дед по матери был шаманом, а сам Юань-чжан в молодости некоторое время кормился попрошайничеством).   
***
И в Средиземноморье, и в Юго-Восточной Азии веками взаимодействовали друг с другом множество разных народов. И там, и тут обычно существовало несколько сильных  государственных образований. Однако при этом в Средиземноморье формировались совершенно разные, непохожие друг на друга цивилизации – сначала египетская, месопотамская, затем финикийская, эллинская, италийско-римская, позже западно-христианская, восточно-христианская и исламская.
Китай же на протяжении трёх тысячелетий оставался в своём регионе единственной развитой цивилизацией. Окрестные народы, даже те, что его завоёвывали, в конечном счёте подчинялись его культурному влиянию. Иными словами, китайцам нечему было учиться у своих соседей. Единственным крупным культурным заимствованием Китая (помимо штанов, которые китайцы переняли у северных кочевников) был буддизм, занесённый из Индии в первых веках после Р. Х. Несмотря на противоречие его с более ранними китайскими идеологиями – конфуцианством и даосизмом, буддизм вполне с ними ужился – правда, значительно при этом китаизировавшись. Так, буддийское понятие бодхи (просветление) передавалось традиционным китайским термином дао, нирвана — даосским термином у-вэй («недеяние»), Будда Грядущего Майтрейя получил имя Милэ-фо, а бодхистаттва Авалокитешвара – эманация будды Амитабхи, превратился в богиню милосердия Гуаньинь. Многие буддийские монастыри накопили крупных земельные владения и давали деньги в рост. Между идеологическими течениями возникло разделение труда: учёные конфуцианцы считались знатоками правил общественного поведения, монахи-даосы занимались гаданиями и бытой магией, а буддийские монахи – преимущественно похоронными обрядами ради обеспечения благоприятных будущих рождений.

ПОРТУГАЛЬЦЫ ОТКРЫВАЮТ КИТАЙ

Сложившаяся в Средние века лоскутная западно-христианская цивилизация оказалась достаточно прочной, чтобы последовательно отразить натиск гуннов, аваров, арабов и турок и самой перейти в наступление – сначала в форме крестовых походов, а затем в ходе трансокеанской экспансии.
Океанские плавания европейцы и китайцы начали практически одновременно. В 1405 году огромный флот государя Чжу-ди (девиз правления Юнлэ, 1403-1424 годы), сына основателя династии Мин Чжу Юань-чжана,  под командованием государева евнуха Чжэн Хэ вышел в Индийский океан для установления торговых и политических контактов с окрестными странами. А в 1415 году на другом конце света, в маленькой Португалии, принц Энрике Мореплаватель, сын короля Жуана I, снарядил первую, весьма скромную, экспедицию на поиски морского пути в полусказочную Индию.
Плавания китайского императорского флота, охватившие Индокитай, Индостан, Аравийский полуостров и Восточную Африку, продолжались при Чжу-ди и при его внуке и преемнике Чжу Чжань-цзи (девиз правления Сюаньдэ, 1425-1435 годы). Однако последующие китайские владыки пришли к выводу, что тесные контакты с заморскими странами расшатывают стабильность Поднебесной, и плавания за рубеж были запрещены.
В Европе единовластия не существовало, поэтому запрещать или разрешать дальние плавания было некому. Наоборот – почин Энрике Мореплавателя подхватили конкурирующие друг с другом купеческие компании, монархи, горевшие желанием добраться до легендарных заморских сокровищ, и даже римско-католическая церковь, надеявшаяся распространить своё влияние на новые страны. В результате в конце XV века европейцы достигли Индии, открыв попутно Американский материк. В начале XVI века они добрались до Китая, продолжавшего вариться в собственном соку. В 1506 году португальцы высадились близ Аомыня и построили там склады для своих товаров, мотивируя тем, что готовят дань китайскому хуанди. Китайский источник описывает визитёров следующим образом: «Их одежда и волосы были красны, рост громадный, глаза голубые, широко утопленные во лбу... и своим странным наружным видом они пугали народ». В 1513 году корабль португальского капитана Жорже Алвареша посетил Аомынь и Сянган (Гонконг). Получив информацию об экспедиции Алвареша, португальский вице-король Индии Афонсу д’Албукерки отправил по её маршруту Рафаэля Перестрелло, который в том же 1513 году высадился на берегу провинции Гуандун. В 1513-1514 годах Жорже Алвареш принял участие в основании поселений Туньмэнь на территории современного Гонконга. В 1517 году к берегам Китая пришла португальская флотилия под командованием Фернао д'Андраде, который привез подарки для китайского государя. Близ Аомыня стали появляться и другие португальские торговые центры, которые постепенно слились в колонию Макао. Португальцы попытались отправить посольство в столицу, но послов не приняли. Однако с 1537 году им удалось получить в аренду территорию Макао, хотя и с очень жесткой регламентацией жизни и деятельности фактории.
Англичане в то время не имели возможности конкурировать с португальцами в южных морях. В 1553 году английский корабль «Эдуард Бонавентура» под командованием капитана Ричарда Чэнселлора, пытаясь добраться до Китая через Северный Ледовитый океан, обогнул Скандинавию и вместо ожидаемого Китая обнаружил неизвестное англичанам Московское царство.

РОЛЬ ИЕЗУИТОВ

В 1555 году в Гуанчжоу попытался начать миссионерскую деятельность португальский иезуит Мельхиор Нуньес Баррето. Такую же попытку, и тоже неудачную, предпринял монах-доминиканец Гаспар да Курц, проживший в 1556 году несколько месяцев в Китае. В Макао для миссионерской работы приезжал Жуан Батиста Рибейра (впоследствии секретарь третьего Генерала Ордена Иисуса). В 1562 году португальцы обращались к китайскому государю с просьбой разрешить миссионерскую деятельность, но получили отказ. В 1565 году просьбу о допуске иезуитских миссионеров в Гуанчжоу направил китайским властям официальный представитель фактории Макао Франсиско Перес. Через десять лет, в 1575 году, в качестве главы миссии в Китай прибыл испанец Мартин де Рада. Всего в середине XVI века в Китае безуспешно пытались основать миссии 25 иезуитов, 22 францисканца, 2 августинца и 1 доминиканец. Базой для миссионеров в Китае был Макао, где еще в 1576 году была открыта католическая кафедра. В 1577 году по пути в Японию останавливался в Макао известный иезуитский миссионер Аллесандро Валиньяно, вызвавший для работы в Китае из Индии Микеле Руджиери. Именно Руджиери, прибывший в Китай в 1579 году, сделал первые попытки католической проповеди среди китайского населения юго-восточной провинции Гуандун и составил первую миссионерскую работу на китайском языке «Тяньчжу шилу» («Подлинные записи о Небесном Господе»). 
В 1582 году на юг Китая прибыл итальянский иезуит Маттео Риччи, которому было суждено стать в Китае самым знаменитым миссионером; китайцы дали ему прозвище Си-доу – «Западный мудрец». В 1583 году, овладев основами китайского языка, он вместе с Руджиери перебрался из Макао в местечко Чжаоцин рядом с Гуанчжоу, столицу Гуандуна, где они проработали около четырех лет и крестили более 40 китайцев. В Гуандуне католические миссионеры подружились с конфуцианскими учеными, которым стали внешне подражать и даже именовать себя западными конфуцианцами.
В 1616-1623 гг. в Нанкине (город в низовьях Янцзы, столица провинции Цзянсу) прошла серия гонений на христиан. Её устроил министр церемоний Шэнь Цюэ, обвинивший миссионеров в отрицании ритуала-ли. Работавшие в Нанкине миссионеры Семедо и Ваньони были арестованы и брошены в тюрьму, а на следующий год высланы из страны. Один из близких соратников Риччи, испанец Диего де Пантойя, был выслан в Макао (Аомынь). В 1618 году по причине произошедшего накануне конфликта с португальскими купцами в Макао миссионеры были изгнаны и из Пекина, а китайцам было запрещено принимать христианство.
Однако Минский двор не порвал все связи с миссионерами, которые продолжали работать в южных районах Китая. Яркий пример того времени –  деятельность итальянского иезуита Джулио Алени. Прибыв в Макао в 1610 году, уже через три года (1613) он начал работать в разных провинциях Китая, а с 1625 года осел в городе Фучжоу – центре юго-восточной провинции Фуцзянь. Дж. Алени написал несколько религиозно-философских трактатов, а также по приказу китайского государя подготовил разъяснения к «Атласу стран планеты Земля», ставших основой его знаменитого сочинения «Поземельная опись заморских стран» («Чжифан вайцзи»). Этот католический миссионер открыл для Запада существование иудаизма в Кайфыне – столице провинции Хэнань в Центральном Китае, и исследовал памятники несторианского христианства в Цюаньчжоу (провинция Фуцзянь). В 1641 году Алени возглавил иезуитские миссии на юге Китая, а перед смертью стал их главой во всей стране. В своей миссионерской работе Джулио Алени сохранил принципы «культурной адаптации»,  заимствуя традиционные китайские термины и идеи, чтобы сделать христианство доступным и совместимым с китайской культурой. В конце своей жизни он возглавлял академию в Фучжоу, а за комментарии к текстам Конфуция получил почетное наименование «Конфуций Запада».
В 1622 году, после окончания первой волны антихристианских гонений, в Пекин прибыли высокообразованные священники Адам Шалль фон Белл (Скалигер) и Иоанн Шрэк Террентиус. Восстановлению влияния христианства в Китае, с учетом присущего конфуцианству «авторитета древности», способствовало открытие в 1623 году несторианского памятника VIII века. Популярность иезуитов сильно возросла после того, как они точнее, чем китайские астрономы, предсказали сроки произошедшего в 1629 году в Пекине солнечного затмения. После этого по инициативе учёного Сюй Гуан-ци, принявшего в крещении имя Павел, для защиты Пекина от вторжений маньчжуров пригласили португальский отряд в 400 человек. Завершение в 1638 году миссионерами работы по исправлению китайского календаря способствовало закреплению авторитета христиан у руководства страны. В последние годы существования династии Мин западные миссионеры не только оказывали содействие Пекину в деле модернизации оружия, но и предлагали (правда, безуспешно) проекты серьезных реформ в Китае.
Португальцы всячески препятствовали проникновению в Китай англичан.  В 1637 году группа английских купцов-контрабандистов при поддержке короля Карла I отправила в Гуанчжоу 4 вооруженных корабля. Китайские патрульные джонки попытались их задержать, англичане обстреляли береговой форт и высадили десант. На переговорах глава британской экспедиции добился разрешения на свободную торговлю и проживание в Китае английских купцов при условии значительных денежных выплат и передачи китайским властям судовой артиллерии.
Земли, откуда приплыли в Китай белокожие варвары, китайцы именовали Тай Си (Дальний Запад).

МАНЬЧЖУРСКОЕ ЗАВОЕВАНИЕ

Основанная Чжу Юань-чжаном (посмертное имя – Гао-ди) династия Мин правила около трёхсот лет. Со временем её система правления деградировала, власть сосредоточилась в руках придворных евнухов. В ходе крестьянских мятежей и войн с вассальным народом чжурчжэней, населявшим Маньчжурию, к середине XVII века весь Китай был завоёван чжурчжэньским (маньчжурским) ханом Нурхаци из клана Айсиньгёро и его сыном Абахаем (Хун-тайчжи). 5 мая 1636 года Абахай дал своей династии и государству китайское название Цин («Чистое») в противовес названию Мин («Светлое»). Абахай по-китайски титуловался хуанди, а по-монгольски богды-хан. Помимо Китая, цинские власти контролировали Южную Маньчжурию и Южную Монголию.
Приамурские народы к 1643 году также были разгромлены маньчжурами и признали свою зависимость от Цин, обязавшись платить дань Цинскому государю. Между тем русские промысловики и царские служилые люди, продвигаясь всё дальше на восток, в 1649 году вышли в Приамурье и тоже стали собирать там ясак (дань). В 1651 году отряд Ерофея  Хабарова в верховьях Амура захватил ряд крепостей у народов Даурии (регион Байкала, Селенги и Яблонового хребта) и Дючерии (от устья Зеи до устья Уссури и несколько ниже по течению). В том числе был захвачен и после зимовки сожжён Албазин – укреплённое поселение даурского князя Албазы. Начались русско-цинские конфликты.
Англичане, в противовес голландцам поддерживали антицинские силы, поэтому новая власть прервала с ними связи. Но в целом в начальный период правления Цинской династии китайцы довольно охотно шли на контакты с европейскими миссионерами. При Цин христианские миссионеры получили гораздо больше возможностей для своей деятельности в Китае. Маньчжурские правители, как когда то монгольские ханы, будучи завоевателями, привлекали к себе на службу представителей разных народов и культур. Кроме того, маньчжурская элита осознавала необходимость новых знаний для развития страны. Уже в первые годы утверждения Цинской династии в стране насчитывалось около 150 тыс. христиан. Маньчжурские государи охотно принимали на службу западных миссионеров – специалистов в области астрономии, математики, картографии, военного дела. По этой причине Адам Шалль (Скалигер), служивший в Пекине еще Минам, был принят на службу новой династией. Служивший в Китае в 1640-х годах итальянский миссионер Мартино Мартини вошел в историю как автор первых работ по античной китайской истории и исследователь древнекитайских мифов и верований, а за «Новый атлас Китая» его назвали «отцом географической науки Китая».
Ещё в 1590 году португальцы проникли на Тайвань, которому они дали название Формоза («Прекрасный»), однако к 1641 году их вытеснила оттуда голландская Ост-Индская компания, которой, несмотря на противодействие местного населения, удалось закрепиться на севере и юго-западе острова и получить эти земли в аренду на 40 лет. В 1656 году голландским послам удалось в Пекине договориться о «привозе дани» раз в 8 лет.
Уже в первые годы существования империи Цин возникли проблемы в отношениях между миссионерами и местными китайскими властями. Например, после смерти государя Шуньжи (Айсиньгёро Фулинь), последовавшей в феврале 1661 года, Шалля приговорили к смерти, и почти все миссионеры были высланы в Макао, из 38 иезуитов в Пекине осталось четыре человека.
В период регентства при малолетнем государе Канси князя Обоя (1661-1669) идейным лидером борьбы с христианством был сановник Ян Гуан-сян (1597-1669), издавший в 1665 году сборник памфлетов под названием «Не могу иначе» («Бу дэ и»). Ян Гуан-сян отрицал теорию сферичности Земли как бездоказательную и говорил, что «лучше отсутствие в Китае хорошего календаря, чем присутствие иноземцев».

ЗАПАД И КИТАЙ В ПРАВЛЕНИЕ КАНСИ

Знаменитый четвёртый Цинский государь Айсиньгёро Сюанье правил под девизом Канси с 1662-го по 1723 год, то есть его царствование перекрывало большую часть правления в России Алексея Михайловича, царевны Софьи и Петра I.
Одним из самых выдающихся иезуитских миссионеров в Китае того времени был  фламандец Фердинанд Вербист. Он прибыл в Китай в 1658 году и после непродолжительного пребывания в тюрьме победил в конкурсе на составление календаря. Вербист преподавал маньчжурско-китайскому государю астрономию, математику, философию и музыку, принимал активное участие в составлении карт Китая, написал для китайцев учебник по географии и истории Европы «Куньюй тушо мулу», помог наладить производство новых легких пушек. Собрание переводов западных текстов, представленноея Вербистом в 1683 году, называлось «Цюн ли сюэ» – «Учение об исчерпании принципов». Миссионер надеялся, что государь включит сочинения Аристотеля и других западных философов в экзамены получение учёной степени. Но Канси отверг предложение Вербиста и приказал уничтожить его тексты.
В 1683 году Канси снял запрет на морскую торговлю, и английские корабли вернулись в китайские порты. В 1685 году были учреждены таможни на побережье юго-восточных провинций Гуандун, Фуцзянь, Чжэцзян и Цзянсу. Императорским указом торговля разрешалась лишь на территории порта Гуанчжоу – столицы Гуандуна. В случае захода европейских судов в чжэцзянские порты Нинбо и Чжоушань предписывалось конфисковать оружие и паруса, а за привезенные товары взыскивать двойную пошлину. В развитие указа администрация приморских провинций также запретила иностранным судам посещать все порты, кроме Гуанчжоу. А в 1689 году морская торговля была вообще  прервана из-за крупной драки, в которой погибло несколько человек.
Через несколько дней после смерти Вербиста (1688 г.) в Пекин прибыл иезуитский миссионер Жербийон, который занял его место и продолжил дело своего выдающегося предшественника. Подтверждением успешной деятельности миссионеров при Пекинском дворе явился так называемый императорский эдикт о веротерпимости 1692 года, разрешавший китайцам принимать христианство.
Постепенно были приняты и западные научные достижения, хотя в своеобразной интерпретации. Так, знаменитый астроном Мэй Вэнь-мин (1633-1721) признавал, что Земля круглая, но утверждал, что Китай все равно находится в центре, на «лицевой стороне», так как в нем рождались мудрецы. Более того: китайцы стали приписывать европейской науке китайское происхождение (прямая аналогия с отношением ислама к Европе); эта идея была поддержана государем Канси и вошла в китайские энциклопедии.
Несмотря на то, что китайскую власть  интересовали только научные знания, и допускали они в Китай лишь тех миссионеров, кому находилась определенная должность, почти все иезуиты уделяли внимание и собственно миссионерской деятельности. Переводами большого количества богословской литературы на китайской язык и установлением в Пекине праздника, связанного с почитанием Святого Сердца Иисуса Христа, известен картограф и историк, француз Жозеф-Анн-Мари  Мойрияк де Майя. Вопросами истории распространения христианства в Китае занимался немец–иезуит Килиан Штумпф. Получил известность католический катехизис «Тяньшэн *** кэ» («Беседы в собрании Ангелов»), написанный для китайцев итальянским иезуитом Франческо Бранкати. В XVII XVIII вв.миссионеры перевели на китайский язык и издали в Пекине 67 европейских книг. Они познакомили китайцев с европейской нотной грамотой, европейской военной наукой, устройством механических часов и технологией изготовления огнестрельного оружия. По приказу государя Канси в 1705 году миссионерами был составлен точный план Пекина и его окрестностей. Иезуиты во главе с Жаном-Батистом Режи (1663-1737) участвовали в составлении большой карты Китайской империи, изданной в 1719 году. Отец Теодорико Педрини, преподаватель точных наук, был наставником четвёртого сына Канси –  будущего цинского государя Юнчжэна (правил с 1722-го по 1735 год). В качестве специального посланника Канси в Россию в 1692-1695 гг. ездил миссионер-иезуит Филипп Мария Гримальди. О значении иезуитов в пограничных делах говорит тот факт, что в эпоху Канси для «восьми знамён», на которые делилось маньчжурское войско, было учреждено специальное учебное заведение, готовящее переводчиков на латинский язык.
Даже в области изобразительного искусства миссионеры смогли оставить заметный след, создать новые стили, соединяющие европейский реализм с китайской живописной традицией. Например, Джузеппе Кастильоне (китайское имя Лан Ши-нин), проживший в Пекине с 1715-го по 1766 год, был очень авторитетным художником и у китайских государей, и у китайских живописцев, которым давал уроки. Самой известной его картиной стало произведение «Восемь благородных коней».
В конце 1705 года аудиенцию у государя Канси получил папский легат в Индии и Китае Шарль Тома Майляр де Турнон, внесший заметный вклад в ухудшение имиджа христиан в Китае. Главный критик иезуитских подходов к распространению христианства в Китае, Майляр де Турнон не смог завоевать авторитета у Канси по причине слабого знания китайской философии. В декабре 1706 года Канси издал указ о том, что разрешение на жительство в Китае будет даваться только тем миссионерам, которые обязуются соблюдать традиции и подходы, выработанные ранее Маттео Риччи. Разрешение у китайских властей на миссионерскую деятельность согласились брать лишь некоторые иезуиты и августинцы. А Шарль де Турнон в январе 1707 года опубликовал указ, осуждавший китайский ритуал-ли.  После этого несколько известных миссионеров-иезуитов покинули Пекин, а затем и Китай. Оставшимся миссионерам, вступившим в конфликт с Ватиканом, Канси предложил покровительство, полагая, что ограничение распространения христианства в Китае противоречат воле Неба. Поскольку идеи «нетерпимости» поддерживали те миссионеры, кто слабо знал конфуцианство, их доводы звучали неубедительно.
Папским декретом 1710 года под страхом отлучения от церкви было запрещено публиковать работы по проблеме ритуала-ли, и на следующий год генерал Ордена Иисуса пообещал подчиниться всем папским решениям по вопросам миссионерской деятельности. К 1712 году Китай покинули около 80 католических миссионеров. После их отъезда повысилось значение священников-китайцев, например, католическую общину провинции Сычуань возглавил Линус Чжан Фэн (1669–1743). В 1715 году была обнародована новая папская булла, подтвердившая под страхом отлучения от церкви все предыдущие ограничения и запреты, связанные с культурной адаптацией христианства в Китае. Папа Климент XI через своего представителя Карло Амброзио Меццабарба потребовал от императора Канси запретить христианам поклонение Конфуцию и душам предков. Несмотря на некоторое смягчение этих требований самим легатом («восемь уступок»), маньчжурский государь выразил крайнее недовольство ультимативными требованиями европейцев и в 1720 году фактически запретил миссионерскую деятельность.
В Гуанчжоу за торговлю с Западом вели конкурентную борьбу несколько купеческих объединений – «Гуаньшан», «Цзундушанжэнь», «Фуюанынан». В 1702 году монополизировать торговлю с иностранцами попыталась «Гуаньшан», но по жалобе других торговцев она была лишена этого права.
В 1715 году британская Ост-Индская компания получила на выгодных условиях торговую факторию около Гуанчжоу, а французы приобрели факторию в Нинбо. Однако с  начала XVIII века в торговле с европейцами накапливаются проблемы. Правительство Канси начинает активнее вмешиваться во внешнюю торговлю. В 1717 году появляются первые указы, ограничивающие свободу внешнеэкономической деятельности. В 1720 году в противовес монополии Ост-Индской компании была создана китайская компания (точнее, полугосударственное объединение торговых факторий) «Гунхан», вобравшая в себя другие китайские компании. Новая компания получила право монопольной морской торговли со странами Западной Европы. Для «иноземных варваров» китайскими властями была разработана жесткая регламентация поведения. Иностранным военным кораблям запрещалось входить в гавань Гуанчжоу, на территорию иностранных факторий запрещалось доставлять оружие и женщин, китайские купцы не имели права входить в долговые отношения с иностранцами. Иностранные купцы не имели права самостоятельно нанимать китайских слуг, иностранцам запрещалось пользоваться паланкинами и подавать жалобы китайским чиновникам напрямую, без посредства китайских купцов. Эти требования доводились до сведения иностранцев постоянно, дважды в месяц.
ПРАВЛЕНИЕ ЮНЧЖЭНА

Новый хуанди Айсиньгёро Иньчжэнь, правивший с 1723 года под девизом Юнчжэн («Гармоничное и справедливое»), запретил деятельность католических миссий. Он отменил указ своего предшественника от 1692 года, а в китайское законодательство была включена статья, определявшая христианство как запрещенную еретическую секту. Большинство миссионеров в 1724 году выслали из Пекина на юг, в Гуанчжоу, а в 1732 году перевели в Макао. Современник тех событий Жан Батист Дюгальд (1674–1743) писал: «Миссионеры были выгнаны из церквей и остались терпимы только в Пекине и Кантоне (Гуанчжоу); более трёхсот церквей разорены и на светское определены употребление; и более трех сот тысяч христиан лишены пастырей».
Участившиеся контакты китайцев с европейцами вели к росту конфликтных ситуаций, в том числе и на бытовой почве, и уже в 1729 году англичане поставили вопрос о неподсудности британских подданных китайским законам.
В 1729 году китайские власти ограничили ввоз опиума, выделив лишь квоту в 200 ящиков в год для медицинских целей. Опиум был известен в Китае с VIII века, однако до конца XVIII века он не получил здесь широкого распространения. До 1760-х годов его ввоз не превышал установленной нормы.

ПРАВЛЕНИЕ ЦЯНЬЛУНА

Айсиньгёро Хунли, 1711 г. р. – шестой маньчжурский государь династии Цин, правивший с 1736-го по 1796 год под девизом «Цяньлун» («Непоколебимое и славное»). На российском троне в период его царствования успели сменить друг друга  Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Пётр III и Екатерина II, скончавшаяся в ноябре 1796 года.
На самом деле Хунли взошёл на престол в 1735 году, сразу после того, как на пятьдесят седьмом году жизни при странных обстоятельствах неожиданно скончался его отец Айсиньгёро Иньчжэнь (Юнчжэн); поговаривали, что он был отравлен. Однако  сыновняя почтительность в Китае требовала сохранения предыдущего девиза правления ло конца года.
Новый богдохан получил классическое китайское образование и во всём стремился подражать своему деду Сюанье (Канси), то есть претендовал на роль ревностного конфуцианца, славу образцового правителя и великого завоевателя. До конца 1770-х годов он, также как Канси и Юнчжэн, не только занимал трон, но и самостоятельно управлял империей, вникая во все дела.
Хунли (Цяньлун) ещё застал царствование своего деда Канси. Тот очень любил его и не раз дивился уму и храбрости внука – например, когда на царской охоте одиннадцатилетний Хунли показал удивительное хладнокровие в схватке один на один с медведем. Говорили, что Канси передал престол нелюбимому сыну Иньчжэню именно в надежде, что затем он перейдет к Хунли.
Обычно царствование этого монарха делят на три периода по министрам, которых он выбирал себе в помощники. Первый период (1736-1750 гг.) связан с именами опытных государственных деятелей, в первую очередь маньчжура Ортая и китайца Чжан Тинь-гюя, бывших министрами еще при прежнем государе. Это был мирный период, когда Цяньлун пожинал плоды централизаторских реформ своего отца. Начиная с 1749 года, когда Чжан Тинь-гюй ушел в отставку, следующие тридцать лет (1750-1780) Цяньлун опирался на своего шурина Фу-хэна (ум. 1770 г.), а позднее на Юй Минь-чжуна. При этом Цяньлун пользовался почти абсолютной властью. Он предпринял ряд очень дорогостоящих проектов, способствовавших славе его царствования. Третьим и последним (1780-1795 гг.) был период министерства Хэшэня (1750-1799) – молодого маньчжура, к которому государь привязался и которому с возрастом все больше доверял. Хэшэнь, бесспорно, был министром с большими способностями, но, как это обычно бывало в Китае, не таясь, продвигал во власть своих родственников и с течением времени накопил огромное богатство. После смерти Цяньлуна (1799) его преемник Цзяцин велел казнить Хэшэня.
Цяньлун взошел на престол, когда Цины уже девяносто лет как утвердились в Китае. Поэтому в области государственного устройства он, в отличие от своего отца Юнчжэна, не предпринимал существенных реформ. Зато он пытался совершенствовать учётно-податную систему. С 1741-1742 гг. стали учитывать мужчин не от 16 до 60 лет, как раньше, а всех поголовно. До 1773 года перепись проводили специальные чиновники, причём с большими огрехами и пропусками. С 1773 года регистрация населения стала осуществляться через систему баоцзя – круговой поруки: за пропуски теперь отвечала вся община, начиная с десятидворки. В реестры стала включать и ту часть неханьских народностей, которая была охвачена системой баоцзя. В результате число учтённых плательщиков поднялось со 143 миллионов в 1741 году до 313 миллионов в 1795 году.
Маньчжурское «восьмизнамённое войско» к \тому времени всё больше приходило  в упадок, его воины постепенно продавали и закладывали земельные наделы, лишаясь возможности выступать в поход с полным снаряжением. Правительство выкупало их земли, но это мало помогало; зато росло казённое землевладение. Крупнейшим землевладельцем был сам монарх, в чьих руках к середине XVIII века находилось более 700 имений. Стремясь восстановить былое экономическое положение «восьмизнамённых», Цяньлун в 1737 году постановил создать для разорённых солдат и офицеров новые поселения в Южной Маньчжурии, переселив туда из Пекина несколько тысяч маньчжурских семей. Несмотря на закрытие Маньчжурии и для китайцев и политику сохранения её для «восьмизнамённых», постепенное переселение китайцев за Великую стену продолжалось. Пытаясь остановить этот процесс, Цяньлун указом 1740 года запретил китайскую колонизацию полуострова Ляодун, а эдиктом 1762 года – расселение китайцев в районе города Нингуты, главной базы маньчжур в Приамурье. В 1776 году приамурские провинции Гирин и Хэйлунцзян были целиком объявлены «запретной зоной» для китайских переселенцев. Однако и новый запрет оказался малоэффективным. К тому же само правительство делало ряд отступлений. Так, в связи со стихийными бедствиями и голодом в Северном Китае, в 1748 году было временно разрешено переселение в Маньчжурию. Кроме того, запрет не распространялся на купцов, мелких торговцев и ремесленников.
Чтобы остановить упадок маньчжурского самосознания (в частности, забвение языка), Цяньлун старался вернуть почтение к культуре предков. При нём вельможи из числа маньчжуров всегда имели первенство перед своими китайскими коллегами того же ранга. Хотя Цяньлун весьма интересовался китайской культурой, он гораздо больше покровительствовал маньчжурам, чем его предшественники.
Цяньлун продолжил антихристианскую политику своего отца. Почти все миссионеры были изгнаны или арестованы.  После указов 1724–1725 гг. при императорском дворе осталось 14 иезуитов. В частности, иезуит Антуан Гобиль (китайское имя Сун Цзюнь-чжун, 1689-1759 гг.) руководил работой по составлению карт русско-китайской границы, за свои достижения в этой сфере в 1739 году был избран еще и академиком Санкт-Петербургской Академии наук. Еще 14 миссионеров нелегально жили в провинциях.
В новых условиях возникла необходимость организации работы с китайцами в Европе, например, Маттео Рипа с четырьмя учениками покинул Пекин и выехал через Лондон в Неаполь, где в 1732 году организовал колледж для китайских учеников. Несмотря на введенный с 1732 года запрет на христианскую миссионерскую деятельность, католическая церковь не ушла из Китая, сохранив свое официальное присутствие в Пекине и полулегальное или нелегальное в других районах Цинской империи.
Китайцы, в отличие от турок и русских, в XVIII веке ещё не столкнулась с военными вызовами со стороны Европы. Европейцы оставались для них экзотическими «заморскими варварами», которые в принципе могут приносить некоторую пользу, но от которых лучше всё-таки держаться подальше. При Цяньлуне Цинская империя начинает сворачивать свои контакты с внешним миром, и в первую очередь с Европой. С 1757 году для морской внешней торговли был оставлен лишь порт Гуанчжоу. В 1762 году голландская Ост-Индская компания основала близ Гуанчжоу свою торговую факторию
Китайские власти боролись с нелегальным миссионерством. В сентябре 1746 года в провинции Хэнань был схвачен француз Жан Франсуа, который умер от пыток. Два иезуита умерли в тюрьме в 1748 году. В 1755 году, уже после выхода приказа местных властей о запрете христианства, было арестовано 50 китайцев из числа активных христиан. Несмотря на репрессии, христианские миссионеры старались и далее активно работать в Китае. Однако в Европе Орден Иисуса не смог противостоять новым тенденциям развития католической церкви в условиях её борьбы с Реформацией. В 1757 году католический епископ Макао не признал назначение главой Пекинской епархии иезуита Лэмбекховена. В 1759 году в Португалии вышел указ о запрете Общества Иисуса, и в 1762 году прошли аресты иезуитов португальскими властями Макао, их имущество было конфисковано в пользу португальской короны. После роспуска в 1773 году Ордена Иисуса иезуитское сообщество в Китае раскололось: часть миссионеров заявила, что останутся иезуитами до официального опубликования этого решения в Пекине. Прокуратор французских иезуитов в Кантоне Луи Джозеф Лефевр вернулся во Францию. В Китае остался Сю Мао-шэн (Симонелли); в 1785 году он был арестован и умер в тюрьме. Место иезуитов в Китае в 1783 году. заняли лазаристы. В 1785 году в провинциях Китая оставалось лишь три иезуитских священника, но официально было объявлено, что полномочия иезуитов Римом переданы винсентианцам.
Католичество, чаще всего адаптированное к китайской культуре, нашло своих приверженцев среди различных социальных слоев этой страны. Принимали христианство как представители интеллектуальной элиты, так и наиболее обездоленная часть китайцев. Несмотря на репрессии, католичество Китае не исчезло даже в период почти полного отсутствия европейских миссионеров.
Интересные замечания относительно итогов католической миссионерской деятельности в этот период сделал православный миссионер, архимандрит Софроний Грибовский (ум. в 1814 г. в Москве): «А хотя б Европейские веропроповедники гораздо более могли способствовать Манджурам в их просвещении касательно их политики и нравственности, однако они за непристойное почитают, дабы присылаемые от данников Князей к императору всей подсолнечной (как мыслит, по крайней мере, наружно говорит сие Правительство) люди, для показания Китайцам некоторых наук и художеств, могли преподавать какие либо политические, или нравственные, правила, а посему веропроповедники употребляются только на обучение Китайцев и Манджуров математике и прочих художеств, хотя, по нерадению учеников, а вероятно и по хитрости их учителей, до сих пор не видно, дабы кто из Китайцев, или Манджуров, в математике, музыке, живописи, в часовом мастерстве, медицине, надлежащий успех показал. Европейские веропроповедники Китайцев обучают только починять часы, а не вновь делать; а посему никто из Китайцев новых часов не умеет делать. Политика же и нравственность к Европейским веропроповедникам не надлежит; но они и сами весьма во многом обязаны тамошним обычаям сообразоваться».
В царствование Цяньлуна состоялось множество военных походов, и некоторые из них заметно расширили территорию, подконтрольную Цинам, особенно в Центральной Азии. Величайшей его победой стало покорение джунгарских ойратов: они были почти полностью истреблены, к империи были присоединены долина реки Или и Восточный Туркестан, получившие название Синьцзян («Новые земли»). Цяньлун подавил мятежи в Тибете (походы Цзинчуаня в Сычуань в 1747-1749 и 1771-1776 гг. и поход против гуркхов в Непале в 1790-1792 гг.) и на Тайване (1787-1788 гг.), воевал в Бирме (1766-1770 гг.) и на севере Вьетнама (1786-1789 гг.).
Цяньлун считается великим покровителем наук и искусств, страстным коллекционером. Он собрал большую коллекцию древностей, особенно бронзовых изделий, печатей и картин. Сам он был хорошим каллиграфом и занимался поэзией. При дворе он окружал себя европейскими учеными и художниками, в числе которых были живописцы-иезуиты Жан-Дени Аттире (1702-1768) и Джузеппе Кастильоне (1688-1766); последний служил еще его деду и отцу. Кастильоне не только написал много портретов государя, но и создал проект огромного дворца в западном стиле – Сиянлоу («Западные постройки»), начатого еще при Канси в саду Юанминъюанъ («Сад совершенной ясности»).
«Полное собрание книг в четырех разделах» («Сыку цюаньшу»), подготовленное в 1772-1787 гг. по инициативе Цяньлуна  под редакцией министра Цзи Юня – самое масштабное издательское начинание в истории Китая: эта книжная серия объединяла содержание императорской библиотеки и образцового набора книг, необходимого для успешного функционирования имперского государственного аппарата. Цяньлун пожелал соединить в этом собрании все самые выдающиеся произведения китайской культуры, но в то же время воспользовался им для масштабной литературной инквизиции, уничтожая и запрещая множество сочинений, признанных антиманьчжурскими или вредными для нравственности.

ЗАМОРСКАЯ ТОРГОВЛЯ ПРИ ЦЯНЬЛУНЕ

Несмотря на ограничения со стороны Пекина, объемы торговли Китая с Западом неуклонно расширялись. В 1750 году в портах находилось 1900 иностранцев, в том числе 700 британских подданных, в 1790 году иностранцев было уже 5900, среди них 4600 британских подданных, а в 1799 году Гуанчжоу посетило 46 только британских кораблей.  Следует отметить, что регулирование правительством внешней торговли не сводилось лишь к ограничительным мерам. Например, в 1736 году таможенные тарифы были понижены на 10%.
Для Европы одной из проблем в торговле с Китаем (и в целом с Востоком) до конца XVIII века оставался дисбаланс товарообмена. Постоянно нуждаясь в товарах с Востока, Запад не мог предложить достаточного количества нужных Востоку товаров. Следствием был постоянный отток драгоценных металлов из Европы на Восток. Для сокращения диспропорций европейцы боролись за прямую, без посредников, торговлю, за контроль над торговыми путями, прибегали к грабежам и территориальным захватам. Решить же проблему торгового дисбаланса удалось лишь к началу XIX века благодаря начавшемуся в 1760-х годах промышленной революции, сделавшей западные товары массовыми и конкурентоспособными на азиатских рынках.
В 1771 году китайская компания «Гунхан», обладавшая монополией на торговлю с Западом,  была упразднена, но в 1782 году восстановлена в составе 12 торговых факторий, к которым вскоре была добавлена еще одна; часто в литературе эту компанию называют  «Писаньхан» – «13 факторий». В 1800 году во главе «Гунхана» были поставлены владельцы двух крупнейших компаний-факторий - «Ихэ» и «Гуанли».
Военная мощь западных стран ещё до начала промышленной революции  гарантировала им успехи в вывозе их товаров в любой части Старого Света, – но не в Китае. Сильное государство и традиционная самодостаточность китайской культуры долго сдерживали экспансию Запада. Но в ХУШ веке зависимость Англии (после унии 1707 года с Шотландией превратившейся в Великобританию) и ее колоний от китайских товаров значительно усилилась. Произошло это из-за широкого распространения чая, не производимого тогда нигде, кроме Китая. (В Индию чай завезли из Китая англичане, вероятно, только на рубеже ХУШ-XIX вв., а на Цейлоне его стали выращивать ещё позже). В начале XIX века в Европе также резко вырос спрос на шелк-сырец.
Европейцы выполняли функции торговых посредников в отношениях между Китаем и Японией, прерванных в XVI веке из-за японских пиратов и японской агрессии против Кореи, которую китайцы считали своим протекторатом. Это посредничество оставляло в руках европейцев значительный процент японского серебра. Европейские купцы являлись также посредниками и в торговле Китая с Индокитаем и Индией.
Отток серебра из Великобритании в Китай резко увеличился после снижения  британским правительством в 1784 году таможенных пошлин на чай и отдачи монополии на чайную торговлю Ост-Индской компании. Данная ситуация оценивалась британским правительством как таящая угрозу денежной системе Великобритании и ее экономике.
В 1773 году Британская Ост-Индская компания. монополизировала торговлю опиумом. В Великобритании ей в 1798 году запретили продавать опиум, но за компанией было оставлено монопольное право его производства (в Индии).
Вторым после опиума экспортным британским товаром был индийский хлопок, поставлявшийся на китайские мануфактуры. В последней четверти ХУШ века ввоз этого сырья в Гуанчжоу увеличился в три раза.
В конце XVIII века «закрытие» Цинской империи для внешней торговли стало препятствием для быстро усиливавшейся экономической и колониальной экспансии Великобритании.
Американо-китайская торговля тоже начала развиваться после того, как в Гуанчжоу в 1784 году пришёл американский корабль, а через два года туда прибыл и первый американский представитель, Сэмуэль Шоу. Примерно тогда же прямую торговлю с Китаем установили датчане и шведы. В данный период в китайских портах постоянно находились представительства иностранных судоходных компаний и фактории торговых фирм.
Британское правительство Уильяма Питта-младшего, Стремясь пробить брешь в системе изоляции Китая, в 1792 году направило в Пекин посольство во главе с графом Маккартни. Он должен был добиться открытия для британской торговли ряда портов, создания складских пунктов, учреждения дипломатического или торгового представительства Великобритании в столице Цинской империи, отмены некоторых ограничений на торговлю и передвижение англичан в Китае. В провинции Жэхэ и в Пекине Маккартни в 1793 году приняли как посла далёкого и маленького «варварского» государства – очередного «данника» Сына Неба, принесшего дары в связи с 83-летием Цяньлуна. Сам Цяньлун и его фаворит Хэшэнь отказались вести переговоры с послом и отвергли все письменные требования англичан. Миссия Маккартни окончилась в 1794 году безрезультатно. Ответ Цяньлуна Георгу Ш, переданный посольству Макартни, гласил: «Ты, о Король, живёшь за пределами многих морей, и, тем не менее, твоё смиренное желание приобщиться к благам нашей цивилизации побудило тебя направить ко мне посольство... Я прочитал твое послание. Его искренний язык обнаруживает почтительное смирение с твоей стороны, что весьма похвально... Я не нуждаюсь в изделиях твоей страны... Трепещи и повинуйся без промедления». Некоторые пылкие поклонники китайской цивилизации рассматривают этот ответ как свидетельство её величия, но скорее он оставляет впечатление тупого, надутого самомнения. Пекинские правители всё ещё ощущали себя вершителями судеб мира, а свою империю – центром Вселенной, перед которой должны были трепетать как азиатские «данники», так и «белокожие варвары»..
Между тем ввоз в Китай опиума ещё с 1760-х годов стал превышать установленные квоты; расширялась его контрабанда через Макао. В 1790 году только в Гуанчжоу было ввезено  200-250 тонн этого наркотика. Сложилась устойчивая схема международного товарообмена: хлопчатобумажные ткани обменивались на опиум в Бенгалии, а уже за опиум британцы получали китайские товары.

ПРАВЛЕНИЕ ЦЗЯЦИНА

В 1795 году зуанди Цяньлун отпраздновал шестидесятилетие своего правления. Желая проявить сыновнюю почтительность – одну из наиважнейших конфуцианских добродетелей, – он решил царствовать не дольше, чем его дед Канси, и 1 февраля 1796 года (китайский Новый год – между 21 января и 21 февраля) отрекся от престола в пользу своего пятнадцатого сына Айсиньгёро Юнъяня, чьё правление под девизом Цзяцин исчислялось с 1796-го и длилось до 1820 года. Сам Цяньлун, носивший отныне титул «государя на покое» (Тайшанхуан), прожил еще три года и умер в 1799 году в возрасте восьмидесяти девяти лет.
Цзяцин в начале своего правления относился к христианам достаточно благосклонно. Но ситуация кардинально изменилась в 1805 году, когда один иезуит отправил в дар Папе Римскому 16-летнего китайца. В провинции Цзянси у европейцев была перехвачена карта одного из районов Китая, на которой было отмечено месторасположение приходов различных католических орденов, соперничавших здесь за влияние. Последовал запрет на печатание и хранение христианских книг, запрет для жителей страны на переход в католичество и усиление контроля за иностранцами. Государственным служащим было велено отказаться от христианства, а не выполнившие это предписание были подвергнуты репрессиям. В четырех пекинских католических соборах было приказано уничтожить богословскую литературу. С 1805 года в Китае стала применяться заимствованная из Японии практика выявления христиан – «фумиэ», когда подозреваемым предлагалось топтать крест. Отказавшихся это сделать изобличали как преступников.
В 1811 году от арестованного китайца-священника власти узнали о том, что в Китае существует церковная иерархия, контролируемая пекинскими миссионерами. Следствием этого стало объявление католицизма вне закона, а активной миссионерской деятельности – преступлением, карающимся смертной казнью. В том же 1811 году все миссионеры, официально не состоявшие на китайской службе, были высланы из Пекина. В столице осталось всего семь миссионеров, состоявших при императорской Палате астрономии и при Императорском секретариате (Нэйгэ) переводчиками. К тому же они были слишком преклонного возраста, чтобы пускаться в дальние путешествия. В том же 1811 году состоялась дискуссия о вреде католицизма для общественной морали. Так, цензор провинции Шэньси Гань Цзя-пинь в своем послании государю выделил четыре основных преступления христиан: 1) не почитают Небо и Землю; 2) не приносят жертв предкам; 3) не обладают сыновней почтительностью; 4) не боятся государственных наказаний.
Тем самым цензор четко выявил основные черты христианства (а точнее, всей западнохристианской цивилизации), противоречащие конфуцианской морали. Рассмотрев это послание, Цзяцин издал эдикт, предписывающий начать розыск тайных христиан на всей территории Китая. В Сычуани, где с 1810-го по 1812 год было привлечено к суду две тысячи семей католиков, в 1815 году был арестован и казнен апостолический викарий, француз–иезуит Габриель Турин Дюфрес (Gabriel Taurin Dufresse). Голову казненного выставили на шесте и провезли по тем деревням, где жило наибольшее число обращенных в новую веру китайцев. В том же году в провинции Хунань были арестованы и затем казнены итальянец-францисканец Джованни Лантруа де Триор и несколько китайцев-христиан.
Существовала версия, что данные репрессии были спровоцированы португальцами, боровшимися против представителей других стран. Позднее, в 20-х годах XIX века, руководство миссий в Пекине было представлено только португальцами Францисканского ордена; португальцы возглавили и все четыре пекинских католических собора – Южный (Наньтан), Восточный (Дунтан), Северный (Бэйтан) и Западный (Ситан). Португалец Ферейра (Фу Лое), имевший китайскую ученую степень и чиновничий ранг, работал в Астрономической академии. В то же время изгнание множества европейцев привело к тому, что на руководящих постах католической миссии появились китайцы. Например, начальником миссии был воспитанник францисканского монастыря, китаец по имени Петр Буржуа, дядя которого учился миссионерскому делу в Европе. По некоторым данным, в 1820 году в Китае было до 20 иностранных миссионеров и около 80 священников-китайцев, которые удовлетворяли духовные потребности 215 тысяч местных христиан. Исследователи отмечают, что между 1784-м и 1820 гг. только 28 католических священников прибыли в Китай из Европы. В 1812 году был закрыт Дунтан, а в 1826-м Бэйтан.
У некатолических государств интерес к Китаю был связан в основном с торговлей. Ещё в 1805 году российский император Александр I направил в Китай посольство во главе с Юрием Александровичем Головкиным. Официально цель посольства состояла в несколько запоздалом поздравлении хуанди Цзяцину с восшествием на престол, а фактическая – установление торговых сношений между Россией и Китаем и уступка России Амура. Когда посольство прибыло в Ургу, китайцы потребовали, чтобы Головкин исполнил обряд коутоу (тройное коленопреклонение и девять земных поклонов) перед портретом Цзяцина. Головкин отказался, и посольство вернулось в Сибирь. В 1816 году история повторилась с британским лордом Уильямом Амхерстом, посланным договариваться об аренде Гонконга: его пропустили в Пекин, но он отказался бить челом и был выдворен из Китая. При этом Цзяцин указал королю Георгу III, что «нет нужды посылать так далеко посла, заставляя его переходить через реки и переплывать моря».
Поклоны, конечно, были важны для чувства собственного достоинства, но ещё  важнее была торговля, – в частности, опиумная. Контрабандный ввоз опиума в Китай достиг огромных размеров. В начале XIX века крупным экспортером опиума стали США: в 1817 году их доля в общем ввозе наркотиков в Китай составила 42%. Китайские государи регулярно издавали указы о запрете ввоза опиума, борьбе со взяточничеством и контрабандой. Так, в 1813 году Уголовной палате было приказано выработать положение о наказании за преступления, связанные с покупкой и потреблением опиума военными и гражданскими лицами. В 1817 году китайские власти потребовали от Ост-Индской компании признать право пограничных чиновников осматривать корабли на предмет наличия там контрабанды и дать письменное обязательство не заниматься опиумной контрабандой. Однако компания запретила своим капитанам подписывать эту декларацию, угрожая отобрать лицензии у кораблей, и направила в устье реки Сицзян военный корабль для устрашения гуандунских властей.

ПРАВЛЕНИЕ ДАОГУАНА И «ПЕРВАЯ ОПИУМНАЯ ВОЙНА»

В 1820 году после неожиданной смерти государя Цзяцина на Цинский престол вступил его 38-летний сын Айсиньгёро Мяньнин, правивший под девизом Даогуан («Целенаправленное и блестящее»).
Европейские католические миссии в начале XIX века были полностью вытеснены из Китая. В 1827 году Русская миссия похоронила последнего францисканца, а в 1838 году в Пекине скончался последний миссионер – астроном епископ Пире (Pires). Однако католическая община в Китае, несмотря на все репрессии и ограничения, не исчезла. Во время своего посещения Пекина в 1830-1831 гг. молодой российский буддолог польского происхождения Осип Ковалевский писал: «В числе окружавших нас находился один китаец римско-католического исповедания… По словам его, в Пекине считается до 30 000 католиков и немало духовенства из природных китайцев, которые секретно в домах совершают богослужения на латинском языке. В Шаньсийской губернии живет тайно один епископ, которого чуть не открыло правительство, и токмо высшие чиновники, опасаясь жесточайшего наказания за таковую терпимость в своем окружении, успели отвратить дальнейшее пагубное исследование. Мне самому случилось в короткое время видеть немало китайцев, довольно твердых в вере и хорошо знающих латинский язык».
Так или иначе, конфликт на религиозной почве не выходил из плоскости идеологии. Куда более практические последствия имели торговые отношения
Первые (неудачные) попытки ввоза британских хлопчатобумажных тканей в Китай относятся к 1786 году – концу правления Канси. С 1827 года обозначились некоторые успехи в завоевании китайского рынка, связанные с развитием машинного производства. Британская Ост-Индская компания добивалась у Китая права устройства своих складов и приобретения земли под торговые фактории. В 1820 году британцы устроили свою базу в Гуандуне на острове Линдин в устье Чжуцзяна (Жемчужной реки) – районе, который, по их мнению, не входил в сферу действия китайского внешнеторгового контроля. Но в 1828 году китайский флот уничтожил эту базу.
Европейцев и американцев раздражала необходимость на каждом шагу давать в Китае взятки на всех уровнях. Существовали легальные поборы – гуйфэй («узаконенные расходы»). Кроме того, все европейские торговцы обязаны были преподносить императорскому двору образцы новых товаров, три раза в год привозить сукно и павлиньи перья. Хуанди и его двор рассматривали это как обычную дань, которую все варвары обязаны подносить Сыну Неба – властелину Поднебесной. Китайские чиновники считали всякого рода поборы своим естественным   «кормлением». Более того, в отношениях с «заморскими чертями» следование нормам конфуцианской морали считалось излишним. Помимо прочего, в обмен на свои товары западные торговцы обязаны были приобретать совершенно ненужный им женьшень, который до начала XX века в Европе считали предметом китайского суеверия. В глазах европейцев и американцев всё это выглядело как беззаконное вымогательство.
Также недовольны были иностранцы запретом на проживание в Китае семей торговцев. Европейские представители настойчиво добивались юридического оформления торгово-экономических отношений. Но Китай не в состоянии был отказаться от своей системы мироздания, в которой не могло быть ни международных отношений, ни международной торговли. Все народы и правители, находящиеся за пределами Империи, считались «внешними вассалами», и торгово-экономические отношения с ними строились по формуле «дань – подарок». У Европы не было невоенных механизмов давления на Пекин, способных заставить его отказаться от этой системы. Китай не признавал за «вассалами» права иметь постоянных представителей у себя, не воспринимал их требования правового иммунитета.
Важнейшим предметом западного экспорта в Китай оставался опиум. Ост-Индская компания ещё в 1816году формально запретила своим агентам ввозить опиум в Гуанчжоу. Но если в 1800 году в Китай контрабандным путем было ввезено 4570 ящиков опиума, то в 1835-1836 гг. – 30202 ящика, в 1838-1839 гг. - 40200 ящиков. Кроме бенгальского опиума, ввозимого британцами, был еще турецкий и персидский опиум, ввозимый американскими торговцами. Опиумные контрабандисты, наживавшие состояния в Китае,  считались на родине вполне уважаемыми людьми. Например, Уильям Джардин, совладелец торговой фирмы «Jardine, Matheson & Co», у которой в 1839 году конфисковали 7 тыс. ящиков опиума, в 1841 году был избран депутатом британского парламента.
Китайские центральные и провинциальные власти боролись с контрабандой опиума, но многие местные чиновники кормились от контрабанды. Обычно главными контрабандистами были китайские пограничники. Большой резонанс в Китае получило «Дело капитана Хань Чжао-цина». Капитан патрульного судна пропускал опиум, получая в качестве откупных часть контрабанды, которую сдавал как захваченные трофеи. В первой половине 1830-х годов наместник Лянгуана (провинции Гуандун и Гуанси) Лю Кунь сократил число патрульных судов, поскольку они лишь способствовали ввозу в Китай опиума, но под давлением наркоторговцев в 1836 году весь пограничный патрульный флот у берегов этой провинции был восстановлен. В Китае сложилась сеть торговых фирм, закупавших опиум у британцев в Гуандуне и развозивших его морским путем во все китайские порты, до Тяньцзиня и Ляодуна на северо-востоке, откуда наркотик поступал в самые отдаленные районы страны.
В 1832 году корабль гуанчжоуского Совета Ост-Индской компании, несмотря на запрет китайских властей, обследовал китайское побережье. С ростом британского экспорта в 1833 году был зафиксирован пассивный баланс внешней торговли Китая: морской ввоз в Цинскую империю в стоимостном выражении превысил вывоз. Из Китая начался отток серебра, он вёл к инфляции, бившей по крестьянству, привыкшему к денежно-финансовой стабильности. Китай, в отличие от Европы, не имел опыта экономического развития в условиях постоянного оттока денег, поэтому инфляция была для его экономики особенно тяжелой.
В 1833 году в Китай под видом британского уполномоченного по торговле был направлен лорд Уильям Джон Напье. Перед ним была поставлена задача добиться, чтобы китайцы относились к нему как к королевскому послу. Понятно, что он потерпел неудачу. Его письмо к  наместнику было возвращено, а когда Нэпир отказался переделать письмо в прошение, его попытались выдворить из Гуанчжоу. Конфликт быстро перерос в блокаду британской фактории, а затем в перестрелку британских фрегатов « Андромаха» и « Имоджен» с с китайской береговой артиллерией. Напье отбыл в Макао, где 11 октября 1834 года скончался от лихорадки.
В том же 1834 году группа британских коммерсантов из Гуанчжоу во главе с упоминавшимся выше Уильямом Джардином добилась от британского правительства и парламента отмены монополии Ост-Индской компании на торговлю с Китаем. Предприниматели, контролировавшие торговлю опиумом (в том числе «Джардин, Мэттисон и Ко», взяли в свои руки прибыльный импорт китайского чая в Европу. В 1834 году в Британию было ввезено на 40% больше чая, чем за предыдущий год.
Тогда же последовал новый бум в экспорте опиума: в 1835 году опиум составлял 3/4 всего импорта Китая. Импортный опиум курили свыше 2 миллионов человек. В 1838 году объём продажи опиума составил 2000 тонн, миллионы китайцев всех слоёв и сословий были вовлечены в потребление наркотика. По оценке современников, наркоманами стали от 10 до 20% столичных и от 20 до 30% провинциальных чиновников; в отдельных учреждениях этим занимались от 50 до 60 % всех должностных лиц. Среди солдат и офицеров курение опиума стало повальным явлением. Китайский народ был почти полностью деморализован.
С 1837 года Великобритания стала постоянно держать в прибрежных водах провинции Гуандун свои военные корабли. В итоге правительство вигов виконта Мельбурна (Уильям Лэм), в котором пост секретаря по иностранным делам с 18 апреля 1835-го по 2 сентября 1841 года занимал виконт Пальмерстон (Генри Джон Темпл) склонилось к силовому варианту «открытия» китайского рынка.
В 1838 году наместником Хугуана (провинции Хубэй и Хунань) был назначен Линь Цзэ-сюй, известный философ-неоконфуцианец, основатель Сюаньнаньского поэтического общества и бывший член Академии Ханьлинь – учреждения, совмещавшего функции императорской канцелярии, комитета по цензуре и высшей школы управления, контролировавшей экзамены на получение учёной степени. В том же году Линь получил дополнительно посты чрезвычайного уполномоченного высшего ранга по расследованию опиумных дел в провинции Гуандун и командующего морскими силами Гуандуна. Он потребовал от британцев прекратить производство опиума в их владениях: «Мы слышали, что в вашей собственной стране опиум запрещён со всей строгостью и серьёзностью, – это доказывает, что вам прекрасно известно, сколь пагубен он для человечества. И если ваши власти запрещают отравлять свой народ, они не должны травить народы других стран!».
(Линь сильно заблуждался. В самой Великобритании как раз в то время опиум распространялся всё более широко как среди бедноты, так и среди имущих классов; ежегодное употребление его к 1859 году выросло до 61 тыс. фунтов, то есть приблизительно до 27,5 тонн. По некоторым оценкам, регулярно употребляли опий в то время около 5% британского населения. Опиумную настойку давали даже грудным младенцам, чтобы они быстрее засыпали. Употребление опиума считалось личной проблемой человека и законодательно никак не ограничивалось. Лишь в 1868 году Фармацевтическим Актом было запрещено использовать опиум без рецепта врача).
26 января 1839 года Уильям Джардин отбыл из Гуанчжоу в Лондон, где всячески побуждал британское правительство объявить войну Китаю. Он несколько раз встречался с министром иностранных дел лордом Пальмерстоном и изложил ему подробный план ведения войны, а также условия будущего мирного договора. Кроме того, Джардин организовал кампанию в прессе, используя памфлеты и газетные статьи, и сумел повлиять на общественное мнение. (Хотя, разумеется, дело отнюдь не сводилось к одному Джардину: высокомерное поведение китайских властей задевало чувство национальной гордости британцев). .
Тем временем в марте 1839 года Линь Цзэ-сюй потребовал от британцев и американцев в Гуанчжоу сдать весь опиум, а когда те отказались подчиниться, блокировал войсками территорию иностранных факторий и отозвал из них китайский обслуживающий персонал. Британцам пришлось сдать весь запас драгоценного товара – более 19 тысяч ящиков и 2 тысячи тюков, которые по приказу Линя были уничтожены. тобы торговать в Гуанчжоу, английский коммерсант должен был дать подписку об отказе провозить опиум. Адмирал сэр Чарльз Эллиот, губернатор Гонконга, пообещал британским коммерсантам компенсировать убытки за счёт государства.
Неизвестно, как бы развернулись дальнейшие события, если бы китайские правители удовлетворились достигнутым запретом на ввоз опиума. Но, не имея представления о реальной силе западных держав, они решили, что успех Линь Цзэ-сюя позволяет полностью изгнать «варваров» из Китая. Китай был объявлен закрытым для всех коммерсантов из Великобритании и Индии с декабря 1839 года.
В начале июля несколько британских моряков, отравившись рисовым ликёром, убили местного китайского торговца, которого заподозрили в умышленном отравлении. Линь потребовал, чтобы убийц передали китайским властям. Чарльз Эллиот судил их сам с присяжными-британцами и приговорил к каторжным работам, но передавать их китайцам отказался. В ответ Линь запретил британским кораблям заходить в Гуанчжоу, а китайцам запретил снабжать их продовольствием. Нарушителей его указаний Линь Цзэ-сюй в августе 1939 года блокировал в Макао и вынудил их перебраться на свои корабли.
Многие британские торговцы, в том числе квакеры, по религиозным соображениям отвергавшие опиум, были готовы подписать с китайскими властями соглашение о безопиумной торговле. Но 1 октября 1839 года под сильным давлением более радикально настроенных торговых и промышленных кругов  кабинет Мельбурна принял решение направить в Китай военную экспедицию
В конце октября 1839 года в Гуанчжоу подошло принадлежащее квакерам торговое судно Thomas Coutts; его капитан Уорнер сам договорился с китайскими властями об условиях торговли. Губернатор Эллиот решил не допустить, чтобы другие британские торговцы последовали примеру Уорнера. Когда 3 ноября 1839 года британский торговый корабль Royal Saxon попытался зайти в Гуанчжоу у форта Чуаньби, в дельте реки Сицзян его остановили британские же военные корабли Hyacinth и Volage, сделавшие в его сторону предупредительные выстрелы. Находившиеся поблизости китайские военные джонки под командованием Гуан Тянь-пэя бросились защищать Royal Saxon. Четыре джонки британцы потопили. В отчёте китайского военно-морского командования своему правительству сообщалось, что флот защитил британское торговое судно, одержав большую победу. Эллиот своему начальству доложил, что его эскадра защитила 29 стоявших поблизости британских кораблей и что он готовится нанести удар по китайским силам. Пока же, опасаясь, что китайцы подгонят к его кораблям зажжённые плоты, Эллиот передислоцировал эскадру в Макао, договорившись с тамошними португальскими властями.
Тогда же в ноябре Пальмерстон, ничего не зная о битве у Чуаньби, поручил лорду Окленду (Джордж Иден), генерал-губернатору Индии, подготовить войска для вторжения в Китай.
14 января 1840 года хуанди Даогуан попросил всех иностранцев прекратить материальную помощь британцам. В Южном Китае военное командование готовилось вытеснить оставшихся британцев.
В самой Британии и в США многие были возмущены тем, что их страны поддерживают торговлю опиумом, но все также возмущались попытками китайского правительства закрыть страну для международной торговли и отношением китайцев к европейцам как к варварам.
В январе 1840 года все британские дельцы, их товары и корабли были удалены из Гуанчжоу. В апреле 1840 года Великобритания объявила Китаю войну. В том же месяце флотилия из 40 кораблей с 4000 солдат на борту покинула Индию и двинулась в направлении Китая.
20 февраля 1840 года Пальмерстон (который не знал о первой битве при Чуаньби в ноябре 1839 года) написал два письма, в которых подробно излагался ответ британцев на ситуацию в Китае. Одно письмо было адресовано Эллиоту, другое – императору Даогуану и цинскому правительству. Письмо к Даогуану уведомляло, что Великобритания направила на китайское побережье военную экспедицию. В письме к Эллиоту Пальмерстон поручил командирам установить блокаду реки Жемчужной (Чжуцзян) и передать китайскому официальному лицу письмо от Пальмерстона, обращенное к китайскому государю. Затем британцы захватили острова Чусан, блокировали устье реки Янцзы, начали переговоры с чиновниками Цин. Также они направили флот в Бохайский залив, откуда послали в Пекин еще одну копию письма Даогуану с перечислением ребований, выдвигаемых к Китаю правительством Её Величества:
- относиться с уважением к британским дипломатам;
- признать, что британские подданные подсудны только британскому суперинтенданту;
- заплатить компенсацию за уничтоженную британскую собственность;
- предоставить британским коммерсантам статус наибольшего благоприятствования;
- гарантировать безопасность жизни и собственности иностранцев в Китае;
- при конфискации контрабанды не причинять вреда лично контрабандистам-британцам;
- открыть для иностранной торговли , помимо Гуанчжоу, также Сямэнь, Шанхай, Нинпо и провинцию Северная Формоза (Тайвань);
- обеспечить безопасность островов у китайского побережья, либо обменять такие острова на выгодные торговые условия.
Эллиоту Пальмерстон написал, что по его мнению, указанные условия могут быть достигнуты только силой.
Провигская пресса печатала истории о китайском деспотизме и жестокости. В британском парламенте оппозиционеры-тори использовали китайский вопрос для нападок на правительство Мельбурна, обвиняя его не в военных приготовлениях, а в отсутствии предусмотрительности и в том, что оно якобы не снабдило суперинтенданта Эллиота должными инструкциями и полномочиями по борьбе с опиумной торговлей. Более принципиально правительство Мельбурна критиковала небольшая часть вигов, выступавшая и против войны, и против торговли опиумом – сэр Джеймс Грэхэм, лорд Филипп Стэнхоуп и будущий премьер-министр Уильям Юарт Гладстон. Однако антивоенная резолюция, внесённая Грэмом, была 9 апреля 1840 года отвергнута небольшим большинством – 262 голоса «за» и 271 «против». 12 мая Палата лордов отвергла аналогичную резолюцию, внесённую Стэнхоупом. 27 июля 1840 года Палата общин окончательно согласилась с выделением 173 442 фунтов стерлингов для финансирования ыоенной экспедиции в Китай.
Со стороны Великобритании в военных действиях участвовали около 4 тыс. военнослужащих, не считая обслуживающего персонала. Им противостояли 220 тысяч человек в составе маньчжурской «восьмизнамённой армии» и 660 тысяч человек в составе набираемых из этнических китайцев «войск зелёного знамени». Эти силы были разбросаны по всей стране, и уже 35 лет (после подавления восстания секты «Учение белого лотоса») не принимали участия в боевых действиях против организованного противника.
Британский флот курсировал вдоль морского побережья и по впадающим в море  рекам, обстреливая берега и высаживая десанты; сухопутные войска блокировали порты,  не отдаляясь от своего флота. Китайцы обороняли крепости, оснащённые устаревшей артиллерией, устраивали заграждения на реках, затапливая гружёные камнями суда, и атаковали британский флот брандерами. Когда корабли адмирала Джорджа Эллиота (брат Чарльза Эллиота) появились вблизи Пекина, китайское правительство согласилось на переговоры. Их вёл Ци Шань – наместник столичной провинции Чжили, вскоре назначенный наместником Ляогуана.

По приказу Даогуана была возобновлена торговля с юританцами, прекращена борьба с опиумом, Линь Цзэ-сюй снят со своих постов, а позже отправлен в ссылку. Ци Шань практически договорился с англичанами, приняв почти все их условия. Но вскоре при дворе одержали верх сторонники продолжения войны. Даогуан запретил оплачивать уничтоженный опиум, отдавать «варварам» острова, и двинул в Гуандун крупные подкрепления и 29 января 1841 года объявил войну Великобритании. Оказалось, что Ци Шань обманул Государя, скрыв согласие на уплату денег за наркотики и передачу Великобритании острова Сянгандао (Гонконг), над которым был тут же поднят британский флаг. Когда обман вскрылся, Даогуан разжаловал Ци Шаня, арестовал его, конфисковал имущество, а жён и наложниц продал в рабыни.
Война возобновилась. Племянник императора И Шань, назначенный командующим гуандунскими войсками, попытался перейти в наступление, но был блокирован в Гуанчжоу и попросил о перемирии. Было подписано «Соглашение о выкупе Гуанчжоу». Оно предусматривало отвод войск от города, выплату англичанам контрибуции и возврат китайцами фортов. Боевые действия прекратились, китайские войска покинули Лянгуан.
Однако Лондон не намеревался прекращать войну. Из Англии была послана новая эскадра с десантными войсками под командованием дипломата и генерала Генри Поттинджера. Высадившись в провинции Чжэцзян, британские войска в октябре без боя заняли города Чжэньхай и Нинбо, где и расположились на зимних квартирах. Приказом императора в Чжэцзян были стянуты большие силы под командованием ещё одного императорского племянника И Цзина. Однако их наступление на позиции «варваров» в марте 1842 года окончилось полной неудачей и деморализовало цинские войска. Ситуация осложнялась появлением в китайских водах военных эскадр США и Франции, а также обострением внутреннего кризиса Цинской империи. В Пекине решили пойти на «умиротворение варваров», но Поттинджер стремился не вести переговоры, а продиктовать волю Лондона после овладения стыком Янцзы и Великого канала. В мае британцы из провинции Чжэцзян перенесли боевые действия в провинцию Цзянсу, где захватили ряд городов. В середине июля они овладели Гуанчжоу, в начале августа подошли к Нанкину. Здесь, под стенами южной столицы Китая, Поттинджер фактически продиктовал чрезвычайным императорским эмиссарам Ци Ину и Илибу условия мира. 29 августа 1842 года на борту британского военного корабля Cornwallis был подписан так называемый «Нанкинский договор». По нему Китай обязывался выплатить контрибуцию в размере 15 000 000 лянов серебра (21 000 000 тогдашних долларов), передать британцам Гонконг и открыть порты для британской торговли.
***
Вопрос о месте опиумной торговли в конфликте между Китаем и Западом до сих пор является предметом споров. Западные историки доказывают, что опиум не имел решающего  влияния на рост дефицита китайской внешней торговли, в западной историографии название «Опиумные войны» не употребляются – их называют «Торговыми войнами». В российской историографии начала XX века, в отличие от советской и китайской, подчеркивался именно общеторговый характер китайско-европейских противоречий. Тем не менее опиум в них играл значительную роль. Даже через полвека после окончания Первой Торговой ( Опиумной) войны этот наркотик составлял 1/3 всего ввоза в Китай. Крупнейший российский китаевед Н. В. Кюнер (1877-1955) подчеркивал: «вопрос о торговле опиумом, сделавшийся затем боевым кличем китайских властей в их стараниях сократить иностранную торговлю», не был решающим; «во всяком случае, о сознательном желании принести вред китайскому народу ослаблением его физических и духовных сил и энергии и через это подготовить путь к завоеванию страны... не могло быть и речи».


Рецензии