Серёга

Умер человек. Еще достаточно молодой. Умер какой то нелепой, а от этого еще более ужасной смертью…
В начале 70-х, мой дядя,  обменял свою комнату на Васильевском острове на пол-дома в поселке Сосново, что в области, километрах в 70-ти от города и переехал туда.
Серега – так звали покойного, жил в соседнем доме вместе с родителями. Был он немного старше меня. Крепкий, здоровый мальчишка, выросший на свежем воздухе, парном молоке и экологически чистых продуктах. Для меня, городского, проводившего в Сосново лишь три летних месяца, Серега был «аборигеном» и пользовался у меня и таких как я мальчишек, непререкаемым авторитетом.
Время основательно стерло его образ из памяти. Помнится мне только один ноябрьский вечер, проведенный с Серегой. Я с папой и дядей приехали в Сосново праздновать какую-то очередную годовщину Великого Октября. Приехали на один день, а уехать обратно в город не смогли – папа с дядей немного «загуляли» и я, 11-летний мальчик топил печь, готовил еду, в общем вел хозяйство. Было уже довольно поздно, как в дверь постучали. Я открыл и на пороге материализовался Серега. Одетый в мокрый от холодного дождя и снега ватник. Из под шапки-ушанки торчали нечесаные светлые волосы. Он прошел на кухню и чему то улыбнувшись, обнаружив кастрюлю, в которой пенилось светлое пиво, сделал большой глоток. Протянул кастрюлю мне. Я тоже сделал глоток. Пиво мне не понравилось. Было оно каким-то горьким и невкусным. Из соседней с кухней комнаты раздавался богатырский храп братьев. Печка чадила, но в кухне было хорошо натоплено, уютно, тепло. Серега сделал еще большой глоток из кастрюли, потом снял ватник, шапку и сел на табуретку. Размяк, вытянув ноги в больших, очевидно, отцовских ботинках. За окном чернел и бушевал вечер поздней осени. Ветер бился о стекла, швырял в стекла заряды мокрого снега и ноябрьского дождя. И оттого еще уютней было сидеть возле чадящей, теплой печки. На разогретой плите стояла большая чугунная сковорода с начищенной и порезанной картошкой. О чем мы говорили с Серегой - не помню. Но главное, остался у меня от нашей встречи, осадок чего-то глубоко домашнего, доброго, светлого. Серега, согревшись, через какое-то время, ушел, а мы с папой и дядей, на следующий день, под вечер, уехали в Ленинград. Следующим летом я довольно часто встречал Серегу. Но он неожиданно повзрослел и не принимал участия в наших мальчишеских играх. А на следующее лето я уже не поехал на дачу, предпочитая провести лето в городе и в комсомольско-молодежном лагере, на уборке урожая.
…Спустя много лет, я пытался отыскать памятные мне места моего детства, сохранившиеся в уголках памяти. Однако, вместо знакомых мне по ребячьим играм местам, встречал я какие-то новостройки, незнакомые мне дома, роскошные коттеджи. Дядя мой давно переехал, купив дом далеко от памятных мне мест. И встретив Серегу, я, скорее всего уже не узнал бы его. Дядя как то рассказал, что родители Сереги умерли, а сам он живет, по-прежнему, в своем доме, в совершенном одиночестве. И что он сильно пьёт. А однажды узнал я от родственницы Серёги, которую случайно встретил в Питере, что его больше нет в живых.
…Как то поздним весенним вечером, проснувшись, очевидно, в сильном похмелье, попытался он встать с кровати и наткнулся на пустую банку, сильно порезался и умер от потери крови. Спустя двое суток нашли его соседи уже неживого, холодного…
Так закончил свой земной путь Серёга, вызвав в моей памяти отблески далекого прошлого.
Но я не хочу в это верить. Как сейчас вижу, что сидит он возле теплой чадящей печки, вытянув ноги в больших отцовских ботинках и чему-то безмятежно улыбается.

Апрель-май 2010 г.