По дороге с гитарой

   Одиссей летел на своем “Космосе” по прибрежному шоссе и громко кричал от переполняющего его счастья! Это был не мотоцикл, а птица. Нет! Дракон, рвущийся в небо и он, его оседлавший!

   Это чудо техники ему подарила его многочисленная греческая родня на двадцатилетие. Первый серьезный юбилей. Все знали, что он помешан на байках и гитаре. Две его страсти, две ипостаси интеллигентного мальчика из приличной семьи профессора философии и художницы.

   Его невысокую вихрастую фигурку можно было увидеть или в отцовском гараже среди промасленного блестящего металла, или на берегу моря, где он перебирал струны и смотрел за горизонт такими же бирюзовыми и изменчивыми, как море, глазами.

   Сейчас он спешил на свою первую телевизионную съемку для центрального канала. Их группа была уже популярна в Крыму и они часто выступали на фестивалях и сейшенах с известными исполнителями.

   Глубина и лиричность его песен трогали сердца, а тлеющие угли безудержной южной крови зажигали и тревожили то, во что уже перестали верить - мечту.
После его концертов люди выходили с погруженным в себя взглядом, и одинаковая улыбка порхала на лицах. Улыбка Бога.

   Его мечту тоже сжимали тиски безнадежности. “Беспорядочный и беспечный” образ жизни раздражал отца и печалил мать.

   “Ты уже взрослый человек, Одиссей. Нельзя лишь гонять на байке и бренчать на гитаре! Пора подумать о будущем и о своем месте в этом мире”.

   А он и думал. Думал, что бренчать и гонять - единственное, что приносит ему радость и дарит вдохновение. То, что потом находит отклик у других, и от чего загораются глаза и души. И почему нельзя так жить всю жизнь - искренне не понимал.

   “Папа прав, сынок. Мужчина должен крепко стоять на ногах. Даже художники не могут питаться святым духом”, - говорила мама и целовала его непокорную макушку.
Это бесило даже больше, чем логичные доводы отца. Крылья мечты никли и взор ее гас.

   И вот именно сегодня он совершил шаг, после которого обратного пути нет. Он все обдумал и забрал документы из политеха, чтобы полностью уйти в творчество. Сжег мосты.

   Съемки прошли легко и на хорошем драйве. Каждый его нерв звенел, и это напряжение заряжало всех на площадке. После интервью, среди общей суматохи и смеха, известный продюсер одобрительно похлопал его по плечу и протянул визитку со словами: - “Это то, что надо, парень. Миру нужен такой герой. Позвони, когда надумаешь выйти на большую орбиту”.

   Взмокший и окрыленный, Одиссей мчал на байке домой. Белая рубаха надулась как парус, тело и ум остывали, продуваемые ночным ветром.
Вот промелькнули огни Большой Ялты, а вот и бухта Ласпи. Он свернул с шоссе и резко петляя, спустился к морю. Скинул одежду и с разбега окунулся в волны. Размашисто, с наслаждением греб от берега, ощущая каждый мускул своего гибкого и сильного тела.

   Потом раскинул в стороны руки и ноги и завис в пространстве. Под ним бездна, над ним бездна, перед ним - горы. Он чувствовал, как растворяется в воде, каждая его клеточка возвращается к своему истоку и остается только сознание, Дух. Это был его личный космос.

   Домой вернулся под утро. Долго еще сидел на берегу, колесил по пустынным старым улочкам - оттягивал неизбежно тяжелый разговор с родителями.
Стараясь не звенеть, открыл дверь и прокрался к себе. Не успел раздеться, как вспыхнул свет и отец, весь дрожа от переполняющего его гнева, просипел, сдерживая крик: - Ты что творишь? - Ты где был, щенок? - Ты что себе позволяешь?!

   Его глаза впились в сына: - Тайком! - Тайком сбежал и опозорил мое имя! - Ректор звонит и спрашивает, что случилось? Не болен ли мой сын? - взгляд заметался по комнате и остановился на гитаре.

   Схватил и со всего маху ударил инструмент о косяк. Разрывающий душу разноголосый вскрик прошил навылет Одиссея. Отец и сын оцепенели от безвозвратности происшедшего. Темными от ужаса глазами смотрели друг на друга.
Они еще не понимали, что потеряли самое важное - доверие. Тихонько плакала мать.

   Одиссей машинально кинул в рюкзак какие-то вещи и вышел. Никто не проронил ни слова. Никто не препятствовал ему. Только мама выбежала в коридор, и неловко хватаясь за него, поцеловала.

   Мотоцикл ревел от напряжения, а юноша от кипящей гремучей смеси печали, обиды и гнева. Первая его настоящая потеря в жизни, к которой он был не готов. Крушение идеалов как крушение мира.

   Но постепенно злые слезы высыхали на горячем ветру. Мысли приходили в порядок, а глаза упрямо смотрели вперед. “Космос” нес его в новую жизнь.