Дневник. Ноябрь 1970
Приехал отец. Муля крутится, как белка в колесе. Все своими делами заняты и я
тоже. Хожу на уколы. Осталось всего четыре. О господи! Даже крестик повесила
на шею с тоски.
Несчастное ухо мое не болит, но заложило и слышно неважно. А то поехала бы
я сейчас на лыжах! Ведь снег-то выпал. И следы родные лыжные я уже видела
по дороге в больницу.
А как я ждала этого воскресного дня! Должен быть бассейн у нас в Лужниках.
Но все так плачевно окончилось.
Так паршиво на душе. Ко всему пропал интерес. Жизнь кажется пресной, серой,
ненужной. Хочется заскулить от тоски, давящей сердце.
Вспоминаются походы, сборы... Как было здорово и прекрасно, как хотелось
жить, как интересовало все, жажда нового, необычного. А теперь...
Сознание такой нелепой, беспомощной бездеятельности угнетает меня.
Даже первый снег я встречаю без душевного подьема.
И пташки, испуганные, жавшиеся к теплу, растерянные внезапно нагрянувшим
холодом и снегом, не трогают меня. Неужели это оттого, что у меня все так
неудачно, так скверно получается.
И оттого, что я нелюбима. Как тяжело ощущать потерю любимого человека.
Сердце - не камень. Оно глубоко чувствует. Да. А я понимаю, что жизнь
уходит и бессильно паникую. Глупенькая я. Господи! И откуда эта нелепая
потребность писать, ерунду, но писать. Ведь любви-то нет у меня, кончилась
она, любовь-то, пора и с этой писаниной кончать.
2.11.1970 Понедельник.
А снег все падает. На Урале мы как-то снега ждали-ждали. А потом он посыпал
и много, много подвалило снега. Зима пришла. Но этот, наш снежок не Уральский,
растает скоро.
4.11.1970 Среда.
Как чудесно на улице! Вечер. Морозно. Снег хрустит под подошвами сапожек
и искрится. Бело и светло от созвездий вокруг. Почти уральская ночь! И звезды
низко. Какая дивная ночь!
Возвращаюсь из кино (смотрела "Начало" с участием Инны Чуриковой) и не
хочется домой. Побродила бы сейчас с громадным удовольствием с Гешкой!
Впрочем, чего мечтать-то, ведь не сбудется. Новогодняя ночь будет краше и
удивительнее, прекраснее, а его, да и никого не будет со мной. Немного грустно.
Ну да ладно.
Сегодня работала первый день после больничного листа. Не иду завтра картошку
перебирать - пусть думают обо мне что хотят, но оглохнуть совсем я не хочу.
Встретила Жеребкину Лидку. Приглашала посмотреть сына. Сообщила последние
новости-сплетни: Орлова с Головкиной нагуляли животы, на каких-то месяцах
выходят замуж. Галырина живет фиктивно, не расписана с мужем. О боже! Как
хорошо, что я ни с кем не встречаюсь.
6.11.1970 Пятница.
Вчера отпрашивалась в больницу на два часа. Справочку на ОФП брала у терапевта.
А сегодня - короткий день. Работали до обеда. Ко мне сегодня все обращались с
вопросом - почему такая, мол, грустная. А я и сама не знаю. Плохо болеть. Что
только ни пью - эвкалиптовый настой, столетник, спирт капаю. Внутрь только
остается принять.
7.11.1970 Суббота.
Праздник! 53 года Октябрьской революции. Дядя Слава наш всегда говорит
словами Ленина: "Революция, о которой говорили большевики, свершилась!"
Он не выговаривает "Р" и получается, в общем-то, смешно.
Сидела сегодня весь день дома. Чем занималась? Отгадывала кроссворды,
читала, перебирала фотографии южные, вспоминала. Приснился мне Женька
этой ночью почему-то. Помню момент, когда он целовался с полуголой
очаровательно красивой девчонкой. И у меня мелькнула мысль - во сне,
конечно, - что вот так же он обнимал и меня. О, боже! Эти сны еще...
Машкова на демонстрации сегодня. Давно уже не показывается. Выпивоны,
наверное. А мне что-то до того муторно представлять себе эти пьяные лица,
а видеть тем более, ощущать этот перегар.
Гешка тоже где-нибудь празднует. Столько открыток я послала поздравительных!
У кого бы узнать его квартиру, я бы ему посылала такие поздравительные послания!
Ну анонимные, разумеется, но такие...сердечные, теплые, трепетные и любовные.
Постарею, побелею,
Как земля зимой.
Я тобой переболею,
ненаглядный мой.
Ждать тебя я не устала
И страдать, любя,
Я совсем твоею стала
Только без тебя.
Переходы, перегрузки,
Долгий путь домой.
Вспоминай меня без грусти,
Ненаглядный мой...
8.11.1970 Воскресенье.
Приходила Машкова. Проиграли в картишки.
9.11.1970 Понедельник.
Приехал Юрий Александрович. Бодрова сообщила мне эту новость, первая его
увидев. Не успела я сделать удивленное лицо, дверь открылась и послышалось:
"Можно?" Ох, как трогательно вежливо!
И вошел Юрий Александрович-отдохнувший, посвежевший, улыбающийся.
Подошел ко мне - и сразу обниматься. Я хотела сказать: "Экспансивность ваша,
Юрий Ксаныч, нисколько не уменьшилась за время отпуска." Но не сказала.
10.11.1970 Вторник.
Совсем меня "заУВЧечили". То ухо прогревали, теперь - железки. Воспаление
хронического тонзиллита. В прошлом году то же самое было. Я боялась, что
гланды вырезать заставят или предложат.
Пока не намекали. Полоскания прописали, компрессы спиртовые. Больничный
лист не дали, нет температуры. Придется завтра просить, чтоб за прогул отгул
поставили.
12.11.1970 Четверг.
Ой, денечек! Вышла на работу, объяснялась. Ю.А. тоже спросил: "Ну как?
Уже поправилась?"
- Почти, - ответила я.
- Быстро ты...
Поболтали на наряде и приступили каждый к своей работе. Через некоторое время
Ю.А. заглянул в шестую и сказал: "Наташ, зайди ко мне на минутку."
Я поднялась и пошла в его резиденцию. Он один был в комнате, сидел за своим столом.
Указал мне на стул напротив. "Садись!" Я села.
- Ну, рассказывай!
- О чем? - удивилась я.
- Как с учебой?
- Ах, с учебой...
И я рассказала ему, как обстоят мои дела на сегодняшний день. Он только кивал
головой и улыбался, слушая, был, видно, доволен тем, что его уговоры подействовали
на упрямую девчонку, что я подала на заочный. И еще он подарил мне аиста,
сочинский сувенир.
Просто сказал: "Вот я тебе привез из Сочи." Я поблагодарила. Он протянул газетный
лист: "На, заверни, а то бабье..."
Я заворачивала и думала: "Так, он, значит, помнил обо мне. А мне казалось, что он
женщин за людей не считает, о внимании и говорить нечего. Вспомнилось, как помог
снять пальто в столовой и повесил на вешалку.
И вот еще подарок. Он что-то говорил, как будто брошка там ему очень понравилась.
Хотел купить в последний день, закрыто было.
Вот он какой, оказывается. Надо будет ему подарок придумать на 23 февраля,
ножичек и открытку подписать. С Валькой и подарим. Рассказал мне еще, как от
ангины лечиться надо. Потом пришла Нина Васильевна, и я удалилась.
Бабье не страдает проницательностью. Бурлинова живо поинтересовалась:
"Не привез тебе Юрка-то гостинцев из Сочи?"
- Не-а, - живо ответила я.
- Ну надо же, ты ему столько делаешь! - возмутилась она.
Теперь остается думать, что при мне Юрию заявят, мол, что же девке ничего
не привез? Ух, вот бабье!
15.11.1970 Воскресенье.
Ну и да! Надежда сегодня перевозит последнюю мебель. Переезжает на другую
квартиру. Впрочем, уже переехала. И у меня что-то оборвалось внутри.
Жалко стало до ужаса. Теперь редко буду слышать ее юморок. Мать моя знает
их уже 25 лет. Столько вместе прожить! Ну надо же, как тоскливо...
Оставила мне шишки от Приморской сосны, лото, мячик, да ... разное. Бодрова
что-то не идет. Должны сегодня заниматься по немецкому. Прождала ее целый
день. Может обстоятельства непредвиденные. Бывает всякое.
Вообще, девка она пунктуальная. А может и сама перевела, ведь я тоже плохо
помню немецкий.
Скоро кино начнутся. Вчера смотрела фильм "Про Клаву Иванову". До сих пор
думаю о ее судьбе, о жизни вообще, глубоко тронул фильм. На телевизоре стоит
аист, которого мне подарил Ю.А.
Валька мне сказала, что будь она сейчас не замужем, она бы вышла за старого,
умного человека, такого вот, как Ю.А.
Да, он очень умный и интересный человек, но у него дурной характер и красное
лицо от бесконечного потребления алкоголя. Однако, он весьма загадочный субъект.
Хочется броситься к нему на грудь и немного поплакать, когда грустно. Он приласкает,
пожалеет и даст мудрый совет.
Прочитала сегодня в газете одну вещь. Надо ответить на вопрос: "Счастье любить
или быть любимым?" Я задумалась и решила, что первое лучше. Когда любишь,
очень хорошо и чудесно жить на свете.
Веселое настроение, за все берешься, столько желаний, стремлений, радостей. Море
по колено и гору хочется свернуть. Все вокруг замечательно и жизнь прекрасна.
Чувствуешь и видишь свое счастье.
Спросила я Ларину, в чем счастье. Она, конечно, утверждала второе. Приятно,
конечно, когда человек любит тебя. Но если он нуждается в твоей любви, как в
частице солнца, здоровья и молодости! Если он потребует большого чувства от
тебя, а не жалкого сочувствия и дружеского к нему отношения; он ждет, надеется,
страдает.
Но он не нравится тебе. Что же ты будешь тогда делать? Ты растопчешь любовь
другого, при этом испытывая счастье своей гордости и недоступности? Ой, а он
счастлив, если он не любим? Его чувства отвергнуты, надежды обмануты, мечты
разрушены. Он разве счастлив? Вот я и запуталась.
Бодрова не пришла. Зашла Людка моя. Мой взрослеющий, неразумный ребенок.
- Наташ, какая я несчастная...
- В чем дело?
- Да ну. Никто не любит.
- Поссорились что ли?
- Да нет, позвонил бы хотя. Обещал ведь сегодня придти.
- Ой, глупенькая моя, я уж испугалась.
И Ларина тоже со своими интимными чувствами сегодня: "Наташка, что делать?
Он любит меня!"
А я слушала и принимала все это за чепуху, которую я уже испытала. А что, и
правда. Был Лисин, который меня любил. Я его отшила и этим обидела, нисколько
о нем не жалею. Возможно, это жестоко.
Был Генка, которого я любила. Тут уж я не знаю, кто кого отшил, но за одно его
слово я готова на все. Были полюбовники, с которыми целовалась и только, а
навсегда расставшись с ними, не могу забыть.
Теперь я взрослая. Я многое понимаю в жизни и знаю, что мне надо. И мне не
очень страшно без тебя, мой ненаглядный. Все пройдет, мой хороший. Раз уж
такое дело, ты не любишь меня, надо забыть.
К тридцати годам, говорят, женщине тяжело без мужа. А я что буду делать без
тебя, если не забуду. Ты думаешь, я не понимаю. Понимаю, родной, я все понимаю,
но у меня настоящее сердце.
"...А нейлоновое сердце не клокочет,
А нейлоновое сердце не болит."
А у меня оно из груди вырывается, когда вижу тебя. И отвлечься не могу.
Мучитель ты мой, убивец.
16.11.1970 Понедельник.
Юрий Ксаныч не отказывается от своих привычек. При женщинах и то улучает
момент незаметно меня обнять. Еще летом сказал мне как-то: "Ты у меня
лучше всех!" Он не понял моей шутки. Я смеялась над ним. Говорю, мол,
Юрий Ксаныч засмотритесь на девочек из иностранной делегации и махнете
за границу.
А он посмотрел на меня нежно-нежно и сказал мне такие слова. Теперь вот
он ласков со мной. Нельзя ненавидеть за ласку. Он любит меня, как приемную
дочь.
19.11.1970 Четверг.
Какой странный человек все же Ю.А. Приснился мне в прошедшую ночь.
Да так приснился, что я не могла опомниться после этого глупого сна.
Будто бы он потерял всякий рассудок. Я отталкиваю его, а он лезет со своими
поцелуями, от которых горит шея.
Дрогнули ресницы, я открыла глаза. Ах, сон! Слава богу. Встала, посмотрела
на часы. Половина четвертого, можно еще поспать. И снова появляются те же лица.
Михайлова со своей ревностью и тайной злобой! О боже!
Приехала в теплицу, как всегда, раньше всех. Встретил меня Пушочек, открываю
шестую и слышу, как хлопнула входная дверь. "Кто это так рано?" - подумалось мне.
И вот пожалте: виновник сна появился передо мной:
- Ты почему так рано приезжаешь? - спросил он.
- У меня автобус так приходит, - ответила я, вешая пальто.
И почувствовала на себе его руку.
- А следующий когда? - продолжал он как ни в чем не бывало.
- Сюда приходит в 8 часов.
- Ты боишься опоздать? - улыбнулся он, снова обнимая меня.
- Нет, опоздать я не боюсь, - усмехнулась я, освобождаясь от его рук, и вообще,
приезжаю, как мне удобно.
Он подошел ко мне и стал гладить руку выше локтя. Рука его была холодная,
как металл зимой.
- Ты не замерзла?
- Я - нет.
- А я замерз, - сказал он, не отнимая руки.
- И решили погреться, - добавила я и отстранилась.
Его руки так и искали удобного случая, чтобы притронуться ко мне. И как бы
отвечая на мой недоумевающий взгляд, заметил: "Здоровая ты. Прямо даже завидно."
Я всегда гордилась крепостью своего тела и не обиделась на его замечание.
Улыбнулась просто: "Зарядкой занимайтесь! Да и вообще, занималась же я лыжами."
- Я тоже когда-то занимался, - произнес он, садясь в кресло.
Я одела халат, устроилась на своем месте и разговаривала с ним. Скорее, он со мной
разговаривал.
Я думала: "Зачем он пришел сюда рано? Неужели ради того, чтобы провести
рукой по моей талии, спине, рукам...
"...Сергеев - это же идивот", - вспомнились слова Мари Сафроновны, - "опозорил
девку и не глядит."
"А я думала, он ее не бросит никогда", - сказала Бодрова.
Бедная Валя Михайлова! Как она чувствует себя теперь в грустном одиночестве?
Все это, конечно, ерунда, но к чему мне-то сия ерунда? Уж не знаю, что и думать.
20.11.1970 Пятница.
Надумала сказать Ю.А.: мол, не надоело ли ему, на случай, если обнимет.
Сообщить еще, что мне уже надоело. Но надо же! Никаких порывов сегодня,
никаких нежностей с его стороны. А моменты были.
22.11.1970 Воскресенье.
Увлеклась комплексом утренней гимнастики, разработанным Амосовым.
"...Чтобы быть здоровым, нужно страдать..." Физкультура, воздержание в еде
и правильный отдых.
Только после того, как измученная и бледная после первого сеанса упражнений,
занявших безотрывочно полтора часа (даже сейчас болит пресс при любом
движении), я поняла, что он - толковый дядька, к тому же волевой такой,
неотразимый, видно, в молодости.
Была сегодня у Надежды в гостях на новой квартире. Я всем восхищалась в их
присутствии, но если заглянуть в душу мне, за искренностью полезть, то нашу
родную хибарку я бы ни на что не променяла. Волю на золотую клетку с
лакированным паркетом, полированной мебелью и коврами.
25.11.1970 Среда.
Ой, ну что мне делать с Рюриком, ей богу не знаю. Как все пошло. Зачем он это
делает? Он же умный, уже пожилой. Есть у него и жена. И хотя он ее не любит,
она предана ему. Зачем ему нужны мои плечи, моя спина? А тут еще невзначай
брошенное слово, которое наводит меня на дурацкие мысли.
Идем с ним сегодня на гибридный питомник. Дорогу разрыли, надо было где-то
обходить.
- Наточка, где же нам с тобой пройти? Так разрыли везде.
- О чем же вы думали, Юрий Ксаныч? - с вызовом спросила я.
- О погоде, о тебе, о снеге, - быстро сказал он, будто скороговоркой.
Я сделала вид, что не слышала, хотя это "о тебе" так и резануло слух.
И что ему надо от меня, глупой девчонки? Бабник несчастный!
26.11.1970 Четверг.
Я схожу с ума от этих дурацких видений. Была вчера в кино, смотрела фильм
"Прекрасные времена в Шпессарте". Ю.А. посоветовал посмотреть. И пошла я
из любопытства увидеть то, что понравилось моему шефу.
Действительно остро подмечены некоторые моменты, вроде "пояса верности",
моды в 2000 году, да и вообще забавный фильм. Ну а ножки, фигурки полунагих
девушек, весьма милых и хорошеньких, страстные объятия и поцелуи я восприняла
как утоление жажды Ю.А. Это уже в его вкусе.
Засыпая в эту ночь, я вспоминала рыцарей из фильма и, черт возьми, приснился
мне снова Ю.А. Стою я в шестой во мраке каком-то. А он заходит. И тихо говорит
мне: "Пришел проститься. Уезжаю."
И начал жадно целовать в шею и грудь. Его губы прикасались к моему телу,
как раскаленное на огне железо и неумолимо жгли меня, причиняя адскую
боль.
О, я проснулась в муках! И рассказать-то никому нельзя о сне, главное, уже
второй раз, что за напасти дьявольские?
Иду на работу и думаю, скажу, мол, сейчас ему: Ю.А. вы мне уже вторую ночь
не даете покоя, мучаете своим появлением и пугаете меня. Я не думаю о вас,
к чему же такое, что за идиотские визиты?"
Но не могла я ему сказать такое. Кошмар! Благо, в это утро он не явился рано и
я была избавлена от ласк на сегодняшний день.
Если так будет продолжаться, то конец наступит весьма мрачный. Просто я
привыкну к его ласкам и буду ждать их (ведь растапливать меня не надо, я
воспламенюсь от спички) Как это говорится: "Любовь-солома, сердце-жар,
одна минута - и пожар!
С другой стороны, он ко мне привыкнет и будет лапать при всех. И так уже
Ванька видел его руку на моем плече. Его прикосновения настолько мимолетны,
что я не успеваю сбрасывать его руку, а иногда просто не хочу.
Ведь я в конце концов женщина! И порой мне кажется, что это ты, родной мой,
так нежно прикасаешься ко мне.
Вот сейчас повернусь, увижу твое лицо и прижмусь к тебе сильно-сильно...
Но это не ты, не ты, не ты, хороший, сладкий мой, не твои руки, дыхание,
не твои такие нежные и славные объятья. Это тот, другой, старый, но умный
до мозга костей, проницательный и добрый бабник заученной манерой
подбирается ко мне. Чего он добивается, я не знаю. Есть в нем капля стыда,
если он убирает свои грязные, ласковые руки в присутствии других.
Вспомнились снова слова Бодровой: "Я подумала, почему это вдруг краснеет
Валя Михайлова." Посмотрела и вижу: положил ей на коленочку руку Юрий
Александрович и гладит, а она краснеет..."
О боже! Со мной такого еще не было, но ведь будет же. Неужели будет? Да нет.
Нет же. Никогда! Пора кончать эту распущенность. Завтра еду на работу попозже.
Никаких ранних визитов.
28.11.1970 Суббота.
О, Судьба! Благодарю тебя. Ты дала мне то, о чем я грезила и просила тебя.
Ты свела меня с ним в автобусе 45-ом. От меня зависело все остальное.
Но получилось очень обыкновенно, наивно-трогательно даже как-то.
Мы с мамой собрались на Арбат за юбкой. Сели в более свободный автобус.
Она прошла вперед, а я должна была взять ей билет. Достала пятачок.
Девушка протянула молодому человеку абонементный билетик,
я, воспользовавшись его любезностью, тоже отдала пятачок со словами:
"И мне пожалуйста оторвите."
Невольно взглянула на него и ... сердце, ну что же ты забилось так, будто
сейчас выскочишь из груди моей. Вот сейчас он подаст мне билетик.
Я взглянула на него в тот момент, когда он разрывал билеты мне и девушке,
и опустила глаза, боясь встретиться с ним взглядом.
Я вижу его руку с протянутым билетом, вежливо говорю ему "спасибо" и
ухожу вперед, к маме.
Я могла поздороваться, не уходить от него, оглянуться хотя бы, но мной
овладело такое смятение, желание уйти, чтобы не заметил, не узнал, не
унижаться перед ним.
Сунула руку в карман и ощутила клочок бумажки - автобусный билет.
Я бережно достала его, расправила на ладони 355227. Грустно улыбнулась,
ну надо же, двух единичек недостает до полного счастья.
Такое совпадение! Ускользает мое счастье. Выпускаю из рук Жар-птицу.
Милый мой, хороший, славный!
Мне дядя Слава сегодня заявил: "Эх, Наташка, надо не спортом этим дурацким
заниматься, а в кинотеатр ходить, подыскивать там себе кавалеров. А то
вековухой останешься..." Убежденно сказано, даже возразить нельзя.
"Меня это не пугает", - тихо ответила я, - "а в кино я хожу".
После встречи сегодня с Генкой я уже ни на что не надеюсь. Да и лучше страдать
любя, чем разлюбить самой. И скорее бы проходила эта детская любовь.
Ты моя беспросветная,
Безответная любовь, неприметная,
Почему ты такая грустная,
Далекая и ненужная?
Что даешь ты мне в одиночестве,
Кроме страдания и тяжких дум?
29.11.1970 Воскресенье.
Все мысли заняты тобой, мой дорогой. Я понимаю, что глупо думать о человеке,
которого даже не узнаешь при встрече. Но еще я знаю, что первая любовь
никогда не забывается. Что делать? Что же мне делать? Как грустно, одиноко
и тоскливо без тебя! Крик истосковавшейся души, крик уходящей молодости.
Тут еще Мари Сафроновна порадовала стишком, врезавшимся в память:
"...Живи тогда, когда живется,
О жизни думай иногда.
Люби того, кого придется,
А то и так пройдут года..."
Но я не хочу греться у чужого очага. Минута украденного счастья, а потом
что же? Горечи уступок, лжи, мутных сожалений мне не нужно.
Свидетельство о публикации №223021300008