улыбка нежности гл. 1 продолжение Годы войны

                Годы войны

 

  Сразу после объявления войны 22 июня 1941 года развернулась кампания по депортации граждан немецкой, чешской и других национальностей, чьи страны уже находились под немецким господством. Володю и Илюшу Шварц отправили в специальный лагерь, далеко от Москвы, куда-то на Север. Моя мама снабдила их необходимыми теплыми вещами. Связь между ними была прервана. Только несколько писем, да и то полученных в первое время. Для мамы это был еще один дополнительный удар: с Володей ее связывала не только дружба, но и более глубокие отношения. Об этом я догадалась по переписке моего папы с Володей. Любовный треугольник распался самым естественным образом. Как говорится, по независящим от них обстоятельствам.

В сентябре 1941 года было решено всех студентов первого и второго курсов освободить от дальнейшей учебы и отправить или в военные училища, или на кратковременные военные подготовительные курсы. Студенты же с третьего по пятый курс продолжили учебу. Среди них оказались и мои родители. Так что на фронт они не попали и продолжили учебу. Немцы приближались к Москве со страшной скоростью, и в конце сентября всех оставшихся в институте студентов послали на помощь фронту, как впоследствии оказалось, почти на передовую. Мальчики рыли окопы где-то под Вязьмой, а девочки там же выкапывали картошку. Про положение на фронте и даже о том, где действительно проходила передовая линия никто точно не знал. Поначалу настроение в народе было боевое, думали закончить войну за пару месяцев. Ведь вбили же в головы всем миф о необычайной силе Красной Армии и об ее непобедимости. По кратким сводкам диктора Всесоюзного радио Левитана о положении на фронтах становилось понятно, что к сентябрю немцы продвинулись очень далеко на Восток. Сообщали о взятии немцами огромного количества больших городов, в том числе: Киева, Минска, Смоленска, Харькова и других. Но о том, что немцы уже к концу сентября окажутся в считанных километрах от Москвы, никто и не предполагал.
Наши студенты, сами того не понимая, оказались в непосредственной близости от передовой линии фронта. Где-то неподалеку от них уже были слышны разрывы бомб и снарядов. Но их начальство куда-то исчезло, и выяснить обстановку было не у кого. Ребята пребывали в полной растерянности, еще не понимая, что они брошены на произвол судьбы. Но произошло чудо! По какой-то мистической случайности один из отступавших русских солдат, вырвавшийся из окружения счастливчик, ободранный голодный и похожий на приведение, охрипшим голосом прошептал студентам, что немцы вот-вот нагрянут в Москву, так как защищать ее уже некому. Ребята поняли, что нужно, не мешкая, пока не поздно, любыми способами выбираться из этого страшного капкана. На проезжавших мимо в сторону Москвы попутках, вразнобой, они, прямо-таки, драпанули с места так называемой практики. Только благодаря незнакомому солдатику они не застряли в смертельно опасном «вяземском котле», из которого в живых практически никто и не смог выбраться. А как выяснилось позже, их начальство давно сбежало, также как и почти все высшие партийные деятели, нагруженные ценными вещами и запасами продуктов, бросив при этом своих подчиненных на произвол судьбы. Так, для моих молодых родителей, их сокурсников и друзей начался тяжелейший период постепенного приобретения опыта выживания в экстремальных условиях, несмотря на то, что непосредственно участвовать в военных действиях им не пришлось.

  Российский известный тележурналист Леонид Млечин создал серию замечательных документальных фильмов о происходящем в советской России в ХХ веке. В частности один из его фильмов, «Враг у ворот. Москва, 1941г. октябрь», рассказывает о том, что происходило в ставке Сталина и в генеральном штабе Красной Армии при наступлении немцев на Москву. Растерянность, полная беспомощность, недоверие к поступающей с фронта информации. Разгром всех дивизий и фронтов на подступах к Москве был таким неожиданным и невероятным, что «отцу народов» все это казалось дезинформацией. Как и прежде в ставке занимались поиском виновных. Были расстреляны некоторые начальники фронтов и дивизий. И это на втором месяце войны! Несчастные же рядовые солдаты и их командиры при полном отсутствии руководящих указаний ставки, попадали в окружение, а затем и в плен к немцам, гибли по глупости своего руководства; а оставшиеся в живых отступали в бешеном темпе и чаще всего попадали в окружение, а затем и в плен. На всех фронтах в армии был полный балаган. Военные начальники не знали, где и в каком состоянии находятся их подразделения. В результате этого практически все дороги на Москву для немцев были открыты.

  К началу октября в самой Москве началась постепенная эвакуация на восток женщин и детей, а также ценного заводского оборудования. Но когда, в середине октября поползли слухи, что Сталин и правительство покидают Москву и для них приготовлены самолеты, готовые к вылету в Куйбышев, началась паника среди остальных москвичей. Семнадцатое октября 1941 года впоследствии назвали «черным днем» из-за страшной сутолоки и суматохи среди скопившейся на железнодорожных вокзалах огромной толпы людей, мечущихся от вагона к вагону со своими чемоданами в поисках свободных мест, чтобы успеть до прихода немцев покинуть столицу.
Деду Ментову с большим трудом удалось, буквально в последнем покидавшем Москву поезде, отправить Марику вместе с моей мамой в Куйбышев, куда эвакуировалось все высшее руководство. Папа остался в Москве со своими сокурсниками. В дороге эшелон несколько раз бомбили, но на место Марика с мамой прибыли целы и невредимы. Правда, добирались почти целый месяц. Сам Ментов пошел в ополчение защищать Москву. В конце сентября, когда немцы стремительно продвигались к Москве, стихийно без каких-либо указаний высших инстанций были организованы отряды самообороны из простых москвичей. Подавляющее большинство ополченцев никогда не держали в руках оружие, которого к тому же катастрофически не хватало на всех, также как, впрочем, и обмундирования. Но высокий боевой дух москвичей-ополченцев компенсировал эти организационные издержки. Эти люди - настоящие герои: не жалея своих жизней, без требуемой экипировки, иногда с легким пистолетом вместо тяжелого автомата или на крайний случай винтовки, погибая за Москву и за Сталина, они больше двух месяцев сдерживали массированный натиск немцев до прибытия переброшенных с Дальнего Востока дивизий регулярной армии.

  Осень 1941 года выдалась на редкость холодной. Уже, начиная с конца октября, стояли не по сезону сильные морозы. Порой температура опускалась ниже 35-40 градусов. Дальневосточные же дивизии имели соответствующую подготовку проведения военных действий в условиях сильных холодов и были оснащены соответствующей одеждой: теплыми белыми комбинезонами, соответствующей обувью, шапками и лыжами. Ментов в одном из первых боев получил контузию в голову и был направлен в госпиталь. Контузия была тяжелой. Последствия ее он ощущал всю жизнь. После госпиталя он получил «белый» билет по состоянию здоровья и в военных действиях участия больше не принимал.

  Обе бабушки Розы остались в Москве. Вывозить их было некому. Да они и не очень стремились оставить свой дом. Кстати сказать, бабушка Роза во время бомбежек никогда не спускалась в бомбоубежище. В отличие от Ези, у которой был приготовлен чемоданчик на случай воздушной тревоги. С ним она одна из первых бежала в оборудованный под бомбоубежище огромный подвал нашего дома. Арленчику было тогда 14 лет, и он, как и другие мальчишки, лазил по крышам гасить неразорвавшиеся фугаски. Обе бабушки, конечно, сильно нервничали. Его переходный возраст пришелся на тяжелое время войны, а еще, вдобавок, и отсутствие отца. Он стал неуправляемым. В результате связался с компанией хулиганов и пристрастился к водке. Сначала понемногу, а уже после войны его можно было считать начинающим алкоголиком.

  Вообще как в древней Руси, так и в советское время российский народ сверху поощряли водкой. Это было и при царизме и, особенно во время многочисленных войн. Пристрастие к водке впоследствии переходило из поколения в поколение, что, в конце концов, создало определенный генотип и генофонд, зараженный алкоголизмом, а затем и наркоманией. Все значимые события жизни человека, трагические, радостные и праздничные даты, с глубокой древности и до наших дней в России до сих пор заливаются вином и водкой. Я помню, что начиная со студенческой скамьи молодые ребята, наши студенты, часто выпивали по любому поводу или просто от нечего делать. Уже в советское время пытались с этим бороться на государственном уровне, но всегда все заканчивалось увеличением производства самогона в домашних условиях, в чем русский народ очень преуспел. Не обошла эта напасть и Арлена. А он был очень способный мальчик. Кроме того, девочки очень его примечали. Но водка не только сильно помешала ему впоследствии в семейной жизни, но и подорвала в конечном итоге его здоровье.

  Первые месяцы войны мама некоторое время жила вместе с Марикой в Куйбышеве. Они лучше узнали друг друга и окончательно поняли, что большой любви между ними ждать не приходиться. После того, как СТАНКИН, где учились мои родители, был эвакуирован в Томск, папа приехал за мамой в Куйбышев, и они вместе закончили учебу уже в Томске летом 1943 года.

  Это были голодные годы. У папы даже началось полное истощение, и мама меняла свои сигареты ему на хлеб. Для курильщика это был большой подвиг. Жили они в одной полуподвальной комнате вместе с замечательной парой таких же студентов, Тусей и Нюмой, и с маминой подругой по Тегерану, Ирой. Спали на столах. Потом столы пришлось пустить на топку, и они спали на полу. Зимы были очень холодные и снежные. В институт ходили далеко и по морозу. По обледенелым мостикам. Мама была всю жизнь страшная трусиха, и зимой она редко появлялась в институте. Папа, как всегда, помогал ей во всем. Делал за нее домашние проекты, объяснял ей записанные им лекции. Но, несмотря на неимоверные трудности, жизнь в Томске они всегда вспоминали с большой теплотой и удовольствием. Молодость и хорошие друзья рядом помогали не поддаваться хандре и унынию.

  После окончания института в конце 1943 года моих родителей в качестве уже дипломированных инженеров направили на практику в Новосибирск на один из механических заводов. Там они и встретили окончание войны девятого мая 1945 года. Это был Великий Праздник Победы для всего советского народа и вообще для всего мира. Он так и остался самым любимым праздником в России. «Со слезами на глазах». Ведь не было ни одной семьи, которая бы, не пострадала или от зверств фашизма, или от потери родных и близких.

  По окончании войны почему-то были трудности с возвращением из эвакуации молодых специалистов. Маме дали разрешение вернуться только потому, что она уже была беременна мною. Так и получилось, что свое первое путешествие в жизни я совершила, будучи еще в зародышевом состоянии. Видимо, поэтому я до сих пор так люблю поезда. Папа оставался в Новосибирске, так как они с мамой не были зарегистрированы в браке и, кроме того, еще не окончился срок его практики на заводе. Потом выяснилось, что если бы я родилась в Новосибирске, то они бы вообще не получили разрешения вернуться в Москву. Вот такая политика была в СССР, почти крепостное право.

  По возвращении домой, в Большой Сергиевский переулок, беременная мною мама попала в холодную и заснеженную Москву. На улицах было скользко и она, со своим большим животом, очень боялась упасть. Домой ее часто провожал Нюма, у которого уже родился сын Витя. Нюма в отсутствии папы взял над мамой покровительство. Однажды, когда они в очередной раз поднимались с Трубной улицы на нашу горку в Сергиевском переулке и уже подходили к дому, мама поскользнулась и упала, а Нюма, вместо того, чтобы ее поддержать, сам не удержался и всей своей массой тела свалился прямо на маму. Но все обошлось хорошо, и я родилась в срок 12 марта 1946 года.