Предгрозье. Главы из исторической повести

 ( 1237 год. Княжество Рязанское на реке Оке).               
                Посвящается сыну Ивану.
                Он верил, что я напишу это.
               
Светлая Русь – голубые глаза,
Встань, поднимись с колен!
Ни покорить дух твой гордый нельзя,
Ни превратить тебя в тлен.

Совесть и правда – основы твои,
И справедливости свет.
Их не понять чужакам, что вдали,
Не разгадать твой секрет.

Русь моя, Русь, – голубые глаза,
Встань, поднимись с колен!
Ни покорить гордый дух твой нельзя,
Ни превратить тебя в тлен.

               

      1. Разноцветье красок и шум на пристани в стольном городе Рязани, вотчине князя Юрия Ингваревича. Паруса на ладьях и насадах спущены, но вымпелы говорят о городах, откуда прибыли гости. Пёстрые халаты восточных купцов,  льняные  рубахи соседей Суздальцев, шерстяные плащи северян, холщовые порты работного люда мелькают на берегу Оки. А речная вода разносит по округе гортанные крики южан, певучий северный говор, звонкие мальчишечьи голоса. Ныряют пострельцы у баржи, что привезла белый камень для строительства. К одному из причалов подошла  ладья с иноземными гостями. В сопровождении двух служек осторожно ступил на мостки латинянин в чёрной сутане.  Проня, худой, с выбитым передним зубом стражник, тут же скороговорочкой прошамкал:
– Ишь, папская змея, опять приползла. Будет князя в свою веру склонять. И «змеёныши» с ним.  С виду смирённые, да пакостить умеют…(и тихо, стоящему рядом Оглобле) – А вчерась на капище Волхв нашим богам молилси, чтоб сохранили старую веру, да не прельщалися другими.
     Оглобля незаметно толкнул Проньку в бок: князь карал своих людей за нарушение веры во Христа. Но тайные её приверженцы ещё собирались в дремучем лесу за рекою, где молились древним богам и совершали свои языческие обряды.
     Увидав возле воды замятню ребятишек, Пронька поспешил спуститься, приосанился, и громко скомандовал:
 – А ну, разбежалися все по своим концам, по своим крыльцам!
Ребятишки, быстро выскочив из воды, схватили одежонку, и помчались по обочине рядом с процессией, оживлённо приговаривая: «Ишь ты, важные какие. А главный-то, жирный, как боров девки Малашки, пОтом весь исходит. А одёжу свою  чёрную не снимает.
   На речке Серебрянке бабы полощут помытое здесь же, на мостках, бельё. Малашка тоже засмотрелась на папских посланников:
     – И почто это они зачастили к нам? Зимой приезжали, и вот опять едут. Строгая Павла резко оборвала девушку:
     – Не нашего бабьего ума это дело. Мы православные. Нам думать об них ни к чему. Зарятся на богатый город, завидуют, прибрать к рукам хотят. Да и эти узкоглазые тоже всё вокруг шныряют, вынюхивают. Не нам думать об них. Есть бояре, да князь с княжичем.
     – А всё интересно, неохотно соглашается Малашка.
     Посланник князя встретил на берегу латинянина и повёл его в палаты для гостей. Им были выделены две горницы: одна большая и светлая для посланника, а вторая – для его служек, с одним оконцем во двор. Немного погодя носильщики поставили у порога три короба и сундук со скарбом приехавших. Надолго, видно, гости пожаловали.