Ляксандр

 

                Ляксандр


Я имею слишком много,
И грешна моя дорога

Так, или приблизительно так, иногда говорил Alexander / Alex / A. Brazko (Александр / Алик  / А. Бражко)  на склоне лет, обладавший  высоким положением, большим состоянием и ещё большей совестью!

Их объединяло очень многое. Каждый из них родился и вырос в России, в семье без отца и под опекой любящих их бабушек, и мамы. Каждый из них был унесён за пределы родины в Америку в результате страшных событий.
Эти двое странных своей судьбой близких друзей мчались по скоростной дороге, где им предстояло преодолеть более полторы тысячи миль, и вперившись в несущуюся им навстречу магистраль, виртуально гуляли в пространстве и времени прошлого, предаваясь воспоминаниям и размышлениям.
Руль машины Алика был в распоряжении Гари (Гарик) на время всей их поездки.
Алик не хотел водить  потому, что уже не мог это делать безопасно, а Гари это делал с удовольствием, чтобы только бы слушать и запоминать эпизоды необыкновенной жизни друга, который был на четырнадцать лет старше и мудрее его.
Алик Бражко прожил долгую и насыщенную необыкновенными событиями жизнь, и Гари слушая его рассказы о прошлом переодически взывал к его совести восклицая: вы не имеете права не оставить об этом следа - мне из-за вас придётся стать писателем, чтобы всё это не кануло в лету!
- Ну и становись, - ухмылялся тот, - но пожалуйста не используй моё подлинное имя, по крайней мере пока я жив!
- Хорошо, будете Ляксандр, но жизнь покажет.
Ко всем своим друзьям Гари обращался на ты, но к Алику – это было немыслимо, хотя тот был всегда на ты и обоими воспринималось нормально. Он даже в уме не раз пытался это произнести, но звук “ты”, в обращении к Алику, буквально диссонировал в его голове!
Что касается Алика, то он воспринимал Гари, как брата и не чувствовал что-либо необычное в разговоре с ним: видимо старорусские взаимоотношения в семье невеяные из детства были причиной этого.

В многонациональном теле Алика было столько физической и эмоциональной энергии, а прожитые годы были насыщены столькими удивительными эпизодами, что это всё хватило бы на сонм личностей, но досталось ему одному.
Он всегда и охотно делился своими воспоминаниями, но, к сожалению, его повествования выглядели не очень-то привлекательными для многих людей из-за небогатого и простецкого лексикона, доставшегося Алику до семилетнего возраста, когда он был вывезен из страны родного ему тогда русского языка.
Большинство людей не привлекают рассказы, преподнесённые в таком виде - в их глазах это выглядит примитивно. Они предпочитают завораживаться формой и манерой повествования, а также авторитетом рассказчика, даже если это заведомо тривиальная (обычная) история; а жизнь натренировала Гари обращать больше внимание на суть, нежели на форму.
Пусть и не красочно, но Алик описывал удивительные жизненные события и делал очень разумные логичные выводы.
- Чушь! Какая чушь! Женщины, как и мужчины, наслаждаются скабрёзными фантазиями и фильмами, чтобы быть удовлетворёнными, а также занимаются самоудовлетворением, - резанула сорокачетырёхлетняя англосаксонка, профессор психотерапии, когда я задал ей провокационный вопрос о непорочности женских мыслей и фантазий. Представляешь это? - округлив глаза почему-то выдал Алик, видимо от нахлынувшего воспоминания после недавнего с ней сеанса психотерапии.
Потом Алик переключился на детскую психику и приступил к описанию, и наслаждению эпизодов детства, как своих, так и других детей. - Вот так и воспитывают детей, - жестикулировал он, - вопит мама, дитё бежит к папе, папа орёт, дитё устремляется к маме, - это и есть двух-родительская демократия!
Затем Алика занесло в политику и социальную сферу.
- Да, я против войны, но не против же военных – я сам бывший вояка. Да я против произвола полиции, но это не значит, что я за преступность, как мне вменяют некоторые. Это, как если бы ты был бы против пожаров, то значить и против пожарников?! – продолжал возмущаться Алик, вспоминая одно событие за другим.
Алик часто переходил с одного фрагмента или сцены прошлого на другой и Гари это чем-то нравилось – была своеобразная головоломка: собирание кусков давно минувших дней в картину прошлого.
- Гари, поверь мне, разница в культурах в пределах самой Европы так специфична и огромна, что порой смехотворна! – не унимался Алик. - Вот, к примеру: я заблудился в одном из маленьких городов севера Италии и  увидел сидящего возле дома пожилого человека. Я подошёл представился и спросил на английском, а потом на французском, как пройти куда мне было надо; а тот пригласил сесть и выпить с ним вино, а заодно он всё объяснит. Я ему объясняю, что я не могу, что очень спешу, на что мне - этот итальянец, явно обиженный, с негодованием выговаривает: какие вы американцы грубые!
Им, этим средиземноморским народам, лишь бы вино попивать да о чём-то поболтать! Вот ещё! В итальянский порт пришвартовался небольшой пассажирский лайнер и капитан, сошедший с трапа, вступает в разговор с представителем порта - другим итальянцем. Они кричат, жестикулируют и для всех американских, и скандинавских пассажиров, свесившихся через перила, кажется, что они вот-вот подерутся, но один из пассажиров, тоже итальянец, всех успокоил: ничего особенного, это они так дружески общаются и приглашают друг друга в гости! А вот этот пример лучше предыдущих, – смачно вымолвил Алик! - Сидели француз и британец за одним столом, и южанин рассказывал что-то не умолкая, а северянин только и слушал. И если южанин болтал и думал о своём визави, как о тупом и неспособным к общению, то северянин был уверен в обратном: боже, как он глуп - эта несмолкающая балаболка!
Я знал обоих и каждый из них мне потом жаловался на недалёкость другого. Гари, они же живут через пролив Ла-Манш, а менталитет, как у людей на разных планетах! – воскликнул он.
- Як ви кажете, так и буде шевалье Бражко (фр. Chevalier Brazko), - с малороссийским акцентом периодически и улыбаясь поддакивал Гари, поощряя Алика и желая одного - только бы он вспоминал и из шахты своей памяти выдавал на-гора перлы прошлого.
Шевалье не было кличкой Александра, - это был титул, заслуженно полученный им из рук князя Брежинского в 1993 году в Нью-Йоркском Русском Дворянском Собрании.
Там состоялось официальная церемония признания заслуг его рода перед отечеством, в зависимости от страны проживания: начиная с дедушки Стененко, в деле налаживания производства музыкальных инструментов в России, и кончая боевых доблестей самого А. Бражко во Вьетнаме, отмеченных наградой “Bronze Star”; и его последующей деятельности на посту военного атташе в Конго вкупе с другими военными и гражданскими заслугами.

Необратимый процесс старения провоцировал Алика на откровенные выражения в отношении всё более становящимся непослушным теле. Он уже пережил операцию на сердце, где больной клапан был заменён на клапан от быка, так как свиной был мал для его организма, и это, как бы подчёркивало мощь его натуры.
В момент искреннего недоумения или негодования из-за вокруг творящегося людского абсурда, Алик предпочитал одни и те же восклицания: народ комплэктны болваны; бабы хотят закрутыт; в полной хорячке; лубовъ (с сарказмом); шо же дальше будэт; не моху повэрыть, наша шайка (о друзьях), сношения (отношения между кем-то или странами, а не то, что вы подумали – теперь это извратили) …
Это, конечно же, было не со столь явным малороссийским акцентом, но он присутствовал и, ей-богу, был забавный и обаятельный.
Но при таком замороженным во времени произношении, он прекрасно выражал мысли на английском, будучи высокопоставленным военным, а затем правительственным чиновником высшего ранга GS-15, а позднее бизнесменом; и ещё более изысканно изъяснялся на французском – языке его подросткового периода и ранней молодости проживания в Бельгии. Эта было немыслимое переплетение, казалось бы, несочетаемого!
Надо добавить, что Алик говорил прилично так же на немецком и украинском.
- Гари, - воскликнул Алик при очередной мелькнувшей у него мысли, - чем выше по иерархическим ступеням я продвигался, тем меньше порядочных людей я там встречал. Там, на самом верху нашей власти, непорядочности и мерзости намного больше, чем среди обычных людей. Такое ощущение, что только негодяи туда и проходят.
- Алик, - это логично и математически доказуемо!
- Как математически, ты что серьёзно? Я это себе не представляю. Докажи!
- Пожалуйста! Если вы честный политик, сколько у вас может быть методов, чтобы пробиться в сенаторы, конгрессмены, губернаторы или что-то в этом роде?
Не буду вас озадачивать, у вас только один метод – порядочность и только порядочность! У вашего же оппонента, как проходимца, методов, чтобы туда же пробиться, в разы больше – от порядочного и не совсем порядочного, до мерзкого и криминального, и с нюансами между всем перечисленным! Ну и у кого больше шансов туда пролезть? - вам с вашим одним способом или ему, с его бесчисленными вариантами!
Обратимся к теории вероятности и для примера возьмём игральную кость – обычного шестигранного кубика. У вас только одна сторона - цифра, а у беспринципных их пять!
И какой, в среднем, у вас шанс, что выпадет ваша цифра? – один, к его пяти! В лучшем случае! Повторяю - в лучшем …
В реальной жизни, заполненной цинизмом, главное не методы, а результаты!
Поэтому-то там наверху и доминируют подлецы, дорогой мой попутчик в мире несправедливости!

Мать Алика, Зинаида, была по отцу Стененко(Иван Иванович) и корнями из Белой Церкви.
Тот родился в семье семерых детей, но довольно зажиточной благодаря присущей им трудолюбию и упорству.
Её отец с юных лет проявил талант к музыке и неплохо играл на нескольких инструментах, а после окончания гимназии, был отправлен своим отцом учиться в Берлинскую консерваторию, - это как бы подчёркивало достаток в семье!
После окончания музыкального образования он вернулся домой и там женился на выбранной родителями необыкновенной девушки из семьи Булатенко, позже ставшей пассией его сердца!
Не видя никакой перспективы в музыкальной карьере в своём городе, Стененко возвратился уже с женой в Германию и устроился музыкантом, а затем продвинулся до дирижёра.
Вся его музыкальна жизнь там длилась тринадцать лет.
Но всё хорошее имеет конец и плохое известие - смерть отца изменило его судьбу бесповоротно. Он срочно выехал в Белую Церковь, чтобы стать во главе семьи и по праву старшего позаботиться о вверенной ему судьбою земле.
Глядя на обширные поля, луга и леса ему доставшиеся, Стененко чувствовал, что землевладение - это не его призвание и был растерян.
После долгих и мучительных раздумий, то ли яблоко в виде реалии упали на его голову, то ли надвигающиеся проблемы, но его осенило - он продал все земли и окунулся в промышленную коммерцию. 
В то время музыкальные инструменты Россия, в основном, закупала в Европе, и он увидел в этом огромные возможности. Стененко переехал с семьёй в Ростов-на-Дону и весь капитал вложил в строительство фабрики музыкальных инструментов.
Он пригласил и привёз различных специалистов в этой области, - немцев как механиков, французов и итальянцев для дизайна и совершенствования чистоты звучания. Те приехали, в основном, со своими семьями и их надо было благоустроить, о чём Стененко заранее позаботился, построив им дома.
Дела пошли настолько хорошо, что позже были возведены фабрики и в других городах - Орле и Петербурге.
Но вот настали предреволюционные, а затем и революционные буйные времена, когда рабочие предприятия регулярно, согласно тому либеральному времени, бастовали и бедокурили на баррикадах. Как последствие этого, самая активная часть из них была сослана царскими властями в Сибирь, чтобы дать им передохнуть на тюремных нарах от крамольной активности.
Мать Зинаиды, обладая сердобольным характером, помогала семьям рабочих, оставшихся без кормильца, выжить и это ей не забылось, когда пришли большевики.
После революции, конечно же, все фабрики семьи Стененко были экспроприированы советской властью и настало новое странное время,  - в России вместо старорежимных мелодий, типа “Боже царя храни”, все музыкальные инструменты, сделанные на этой и других фабрик, стали издавать звуки созвучные революционным песням - типа “Интернационал”.
Но революционерам и этого было недостаточно, поэтому они решили сменить партитуру часов кремлёвских курантов на Спасской башне на ту же мелодию!
Для этого была создана группа возглавляемая выпускником художественного училища Михаилом Черемных, которому понадобились разные специалисты, включая доку по музыкальным инструментам, и Иван Иванович Стененко был срочно отозван из сибирской ссылки, где ему, по иронии судьбы, большевики предоставили “возможность” отдохнуть от предпринимательской активности.


Зинаиде ещё предстоит стать истинной женщиной в области искусства соблазна мужских сердец, но это потом, а пока, будучи молодой и неискушённой обольстительницей, она влюбляла в себя, в то время неизвестными широкой публике, феромонами.
Быть первым мужем Зинаиды был удостоен Коля Шумилкин - американский инженер и представитель какой-то заокеанской инженерной компании. А познакомила она его с собой, когда он, как специалист, приехал из Штатов возводить Ростсельмаш.
Коля был с российскими корнями и неплохо знал русский язык, по крайней мере достаточно хорошо, чтобы объясниться ей в любви и добиться желанного.
По матери он был еврей, а по отцу русский-украинец и к тому же православный.
В наше время это странно, что вот при таком сочетании Коля ухитрился стать христианином, а не наоборот. Мало того, он даже активно посещал церковь, что Советы ему, как иностранцу, запретить не могли, и это тогда, когда туда ходили только бесстрашные ветхие бабульки!
После окончании контракта, она уехала с Колей в Америку в Детройт и по прошествии одно месяца адаптации там, схлестнулась характером с его еврейской мамочкой.
Свекровь конечно же невзлюбила недостойную почётного звания её невестки - эту мадмуазель из старого света и чувства оказались взаимными.
Будучи беременной, Зинаида вынуждено терпела эту мегеру, но после падения и, как последствие - выкидыша, она воспылала ностальгией по прошлому и неоткуда взявшемуся чувству патриотизма. Всё это усугублялось тем, что Коля был нейтрален в их ссоре, а она, будучи там одинокой, как никогда нуждалась в моральной поддержке.
Тоска по прошлому и родным настолько завладело всеми её помыслами, что она зимой, каким-то чудным образом перебралась через замёрзшее озеро в Канаду и вступила в контакт с советской делегацией, которая бог знает каким образом, оказалась там именно во время её побега.
Своей эмоциональной речью, Зинаида вдохновила их помочь заблудшей соотечественнице и те организовали ей, каким-то невероятным способом, возвращение на родину.
Всё в этой истории было невероятно и все детали произошедшего наверняка всё ещё хранятся в архивах российских компетентных органов.
Вернувшись домой в Ростов к родным и после короткой паузы в амурной активности, Зинаида втюрила в себя начальника цеха Ростсельмаша Бражко Ивана Ивановича, - русско-украинец по отцу и, конечно же, еврей по матери.
С “фасада” тот числился образцовым коммунистом и офицером резервистом, а в душе был очень религиозен в православии. Вечером, перед сном, он спускался в подвал, открывал киот с иконами и пред ними искренне молился, - текла обычная двойная советская жизнь.
Сестра Иван Ивановича была модерная и образованная феминистка, а на своём поприще покруче чем её брат - она была лётчицей.
Для того времени – это невиданная, даже для мужчин, профессия.
Она гордо носила униформу тогдашних женщин пилотов, где неотъемлемое галифе считалось романтичной и эксцентричной деталью. Многие женщины того постреволюционного времени, буквально грезили о возвышенных формах феминизма, короче - вседозволенности для себя. Сестра Иван Ивановича так и не снизошла до замужества, как она считала - до этой пошлой формы сожительства и беззастенчиво уверяла, что практикует свободную любовь и, что душа её очищена от предрассудков заблудшего в суеверии человечества!

И вот, по истечению положенных месяцев, Алик Бражко попал на этот свет шестого августа 1937 года, чтобы в будущем попасть в новый свет, а уж потом – как все.
Мать Ивана - бабушка Марта рьяно занялась его дошкольным воспитанием и переодически настойчиво напоминала Алику об исключительности, и избранности его четвёртой части крови.
В те смутные атеистические годы, отдавая дань предосторожности, бабушка постоянно поучала его, что бога нет и не предвидится.
Как-то в раннем детстве, в один из еврейских религиозных праздников, Марта нарядила Алика в новый, только-что сшитый костюмчик и нахлобучив ермолку на макушку, поставила его на стул.
В таком приглядном для неё виде Марта велела фотографу запечатлеть внука на память для семьи и будующей еврейской истории.
В наше время, вглядываясь с улыбкой и умилением в эту сохранившуюся фотографию, понимаешь, как здорово что она это сделала.
Восхищённо глядя на ненаглядного внука, Марта поделилась с ним тайной еврейского бытия: запомни мы евреи избранный богом народ и ...
– Подожди бабушка, - вырвалось у Алика, - ты же говорила, что бога нет!
– Это правда, но, когда надо есть! – заявила она назидательно, внося коррективы в его рано зарождающуюся логику.
- А кто избрал нас? - не унимался внук.
- Кому нужно тот и избрал? - резанула она, - так в старом завете записано.
- А кто его написал? – упорствовал он.
- Как кто?! Мы же, избранные, и писали.
Таким ответом, она безапелляционно замкнула круг своих умозаключений, оставив этот вопрос непроясненным до преклонных дней Алика.
В то же время, другая бабушка, недремлющая Стененко, настоятельно заверяла его в исключительности и особом трудолюбии хохлов.
- Сашко, - так она любила его звать, - не забывай ти похани москали …
На вопрос же внука: хиба добры москали, - снисходительно махая рукой отвечала: дуже мало.
Так он и рос меж двух любимых бабушек, - нежностью и любовью проникнутых к нему, но с неприязнью относящихся друг к другу.
Алик был явно под особым вниманием дедушек и бабушек из-за своих незаурядных способностей. Например, будучи четырёхлетним ребёнком, он разобрал будильник и собрал его, вызвав восхищение своего дедушки Стененко.
Но радость дедушки была недолгой, уехав по делам в Москву, он там простудился, заболел воспалением лёгких и умер. Конечно же тело привезли в родной Ростов-на-Дону и захоронили, как положено.
Алик, который видел дедушку чуть ли не каждый день, почувствовал пугающую и необъяснимую пустоту в своём маленьком и ещё не устойчивом внутреннем мире - малыш вдруг ощутил всю хрупкость и непостоянность окружающего его бытия.
Нечто подобное испытывала и его бабушка Стененко, оставшаяся без мужа, и чтобы скрасить это одиночество, Зинаида с Иваном и Аликом поселились в её семейном отдельно стоящем двухэтажном доме, который был построен ушедшим в другой мир Стененко в период его здравия и владения музыкальной фабрикой.

- Моя бабушка Стененко, по всем признакам, была из категории неприкасаемых, но в хорошем смысле, - внезапно заявил Алик, - сам посуди почему мне так казалось, Гари!
И Алик был прав! Согласно сценарию её судьбы, а значить и его - так оно и было!
Её не тронули ни пришедшие к власти большевики, вышедшие из рабочих их фабрики; ни пришедшие во время войны немцы, чей штаб войсковой части, без её согласия, был расположен в её в доме, а её и не тронули; ни советские власти после победы над Германией.
И у Алика возникло ощющение, что она под покровительством самого Господа Бога, а он под её защитой. Это укрепилось в его подсознании после случая на базаре во время  немецкой оккупации. Произошла облава и налетела военная полиция - “Зондеркоманд” действующая на оккупированных территориях, - они ловили людей для работы в Германии.
Эти вурдалаки в форме хватали даже детей, но бабушка Стененко спасла Алика от рабской участи заговорив обомлевших фрицев своим прекрасным немецким.
Отец Александра – Бражко И. И., до оккупации Ростова немцами, был призван в Красную Армию и сражался в рядах одной из отступавших от города армейских частей.
Вскоре Зинаида получила известие, что он погиб в бою, но это была одна из тех ошибок, которые часто происходят в военной ситуации, особенно при отступлении.
Потом оказалось, что он выжил после тяжёлого ранения и плена, но потерял ногу.
Иван был подполковником и попав к немцам, мог быть автоматически расстрелян, так как они только до звания капитана сохраняли пленному жизнь (так Алику в детстве объяснили), но было немедленное контрнаступление советских войск, и только что пленённых, среди которых был и он, быстро отбили.
После войны Иван стал руководителем одного из цехов гигантского Ростсельмаша и никогда не простил семье Стененко, что его лишили сына.
А вот как всё произошло из-за сложившихся тогда жутких обстоятельств.
Семья маленького Алика, также пыталась эвакуироваться из Ростова в одном из последних, уходящих из города, поездов. Состав был заполнен беженцами: детьми, женщинами стариками и был ярко обозначен красными крестами на крыше.
Несмотря на это, весь состав был безжалостно разбомблён налетевшей авиацией Люфтваффе, и только один вагон, в котором была семья Бражко, каким-то чудом уцелел!
Возможно, ангел Алика спасая его, спас и всех остальных в этом вагоне, возможно!
Зинаида, вначале войны и до оккупации города, была сестрой милосердия в Красной Армии, а в годы немецкой оккупации ей ничего не оставалось, после неудачи при эвакуации, как устроиться в военный госпиталь вермахта, и она стала единственным кормильцем всей своей семьи.
Как-то при визите раненых немецким губернатором, который был онемеченный русский, ей удалось привлечь его внимание к себе, а позже стать его любовницей, - что облегчило участь всех её родных.
1943 год и Красная Армия стремительно продвигалась и уже подошла к Ростову.
Зинаида, прихватив Алика и своего брата с его женой Линкой (так они её звали), устремилась в том же направлении, куда и весь отступающий Вермахт – на Запад! А иначе она, по законам военного времени, становилась пособницей оккупантов со всеми вытекающими жёсткими последствиями для неё и семьи.
Бабушка Стененко отказалась оставить родовой дом и предпочла уплотнение, но на этот раз - вместе с близкими родственниками и в дальнейшем избежала советских репрессий.
После бегства из Ростова Зинаида потеряла связь с бывшим губернатором и была вынуждена устроиться в полевой госпиталь власовской армии.
- К слову сказать, немцы не очень доверяли Власову и старались держать их дивизии раздельно, что доставляло этой армии много дополнительных проблем, включая и для маминой медицинской службы, - пояснил Алик.

Направление у всех отступающих было одно – Германия, - уж туда Советам никак не удастся залезть, - так казалось многим туда стремящимся.
На пути отступления их группа беженцев прошла через Тернополь, а затем Львов. На всём протяжении передвижения по чёртовой Галиции они боялись говорить по-русски и только украинский язык, которым они также владели, мог гарантировать их безопасность. Пресмыкающиеся перед немцами озверелые бандеровцы осатанели от безысходности неминуемого поражения и в бешенстве, - буквально охотились за москалями, т. е. русскими или русскоговорящими!
Из-за безумного страха за свою семью и во время отступления в Западной Украине, Зинаида ушла из армии Власова и устроилась работать в бандеровском госпитале, нося ненавистный ей трезубец на рукаве. И никто не может её за это винить, не пройдя эти муки ада!
Дослужившись до лейтенанта медицинской службы, - во время войны быстро продвигались в звании, и по воле случая, она познакомилась с неженатым немецким офицером подполковником Иоганном Хайлендом. Воспользовавшись такой удачей, Зинаида бросила ненавистную ей работу и присоединилась с семьёй к его отступающей войсковой части на правах жены.
Во время отступления они оказались в одном потоке с киевской труппой оперного театра, так же удирающей и, как бы, находящейся в постоянных “гастролях”.
Так как Зинаида обладала неплохим голосом и ещё в Ростове иногда выступала на сценах, она присоединилась к этой группе и стала участницей их репертуара.
Им ничего не платили, но кормили и позволяли спать в здании оперных театров, что всех вполне устраивало, - сложилась, как бы, богемная группа беженцев.
Они устраивали, воистину, заключительные представления в каждом очередном городе по дороге на запад. Единственное место, где вся труппа задержалась на несколько месяцев – был Тернополь, т. к. в военных действиях наступил перерыв, зато активизировались выступления оперной группы. - Воистину, когда молчат орудия то говорят музы!
Алик на всём пути их отступления, проводил всё своё время в театрах, где его маме предстояло петь или подпевать, и они со всей труппой там питались и ночевали.
Он оказался невольным зрителем всех представлений, от любимой им Кармен до прочих шедевров. Ложи в оперных театрах, где он порой засыпал, проводя там большую часть времени слушая спектакль, стали частью его детства; и это всё сочеталось с отступлением и ужасами войны.  – Происходил своего рода пир во время чумы.
- Иногда мама пела народные песни, и я танцевал под них с неописуемой радостью.
Даже тогда, хоть и скупо, но судьба выдавала нам чудесные моменты, - улыбнулся Алик.

Наконец беженцы достигли Чехословакии, и Алик невольно стал семилетним туристом многих городов этой прекрасной страны на пути их отступления.
Вплоть до Карловых-Вар он мог свободно прогуливался по, покинутым служащими, музеям и другим культурным заведениям. Мог заходить в любые брошенные хозяевами особняки, любоваться и трогать картины, гобелены на стенах, серебряную кухонную утварь и приборы на столах, книги и фарфоровую посуду на полках и шкафах, мог лечь на великолепные диваны и постели, выдвигать полки и ящички инкрустированной мебели, заваленные бижутерией. Это были дома и особняки некоторых зажиточных жителей этих мест, которые работали  на нацистов и решили отступать с войсками, не желая оказаться в тюрьмах или под диктатом советов. Они надеялись на привычную им европейскую жизнь, с которой они свыклись и планировали продолжить работу на немцев, но уже в Рейхе!
За две недели до капитуляции Германии Алик воочию лицезрел торжественное шествие десятков тысяч нацистов и их сторонников с флагами, и штандартами со свастикой в центре Праги на главной площади и прилегавших улицах.
Те вдохновенно кричали “зиг хайль” и махали знамёнами в восторженно-непобедимом порыве распевая свои нациские марши. Вошедшие в состояние эйфории им казалось, что отступая они побеждают своих врагов.
По дороге на запад небольшая группа беженцев, где были Алик с матерью, остановились в двухэтажном доме с внутренним двором.
Был тёплый вечер и собралась шумная компания внизу во дворе, где кутили пьяные немецкие офицеры и бог знает откуда взявшиеся девицы, среди которых была Линка – жена его дяди Миши. Привлечённый необычными шумом и возгласами, маленький Алик вышел на балконный-коридор и глянул вниз. Там творилось нечто необычное и он невольно широко открыл глаза, - Линка перегнувшись через стол с голой спиной охала, а сзади немецкий офицер зачем-то её периодически подталкивал.
Схватив за шиворот, мама втянула его обратно в комнату и захлопнула дверь.
Алик оказывался невольным свидетелем не только мерзких или уникальных, но порой и чудовищных своей жестокостью событий.
Как-то он пошёл в ближайшую церковь в городе Пардубице (он точно не помнил) и увидел, что она окружена зондеркомандой и заблокировав двери, они уже начали поджигать здание со всех сторон!
Из окон вырывались дым и пламя, и те, кому удавалось выбраться оттуда, были изрешечены пулями автоматов или пулемётов, установленных на мотоциклах.
Был дикий вой и запах горящей плоти, но Алик не мог двинуться с места от того, что он видел – это было выше его сил. Он не мог осознать происходящее, - ведь люди жгли людей и это у него не укладывалось в голове; а ведь и он мог быть среди тех, кто был заперт в ней, - он же шёл туда, пытаясь не пропустить церковную службу!
И опять ангел-хранитель распростёр крыло над Аликом.
- Затем, - вздохнув продолжил Александр, - откуда-то взявшаяся женщина схватила меня и втащила в свой дом, находящийся вблизи этого места.
Трясущийся от ужаса увиденного, он стоял и растерянно отвечал на её вопросы куда-то уставившись и постепенно приходил в себя.
К тому моменту своей жизни Алик уже знал несколько языков, но абсолютно не помнил на каком языке она говорила, что спрашивала и что он отвечал, - он помнил лишь её доброе и озабоченное лицо.

В маленьком чешском городке недалеко от Германской границы, которая уже казалась мечтою, все беженцы решили остановиться в храме при монастыре, где их застала ночь и сопутствующая усталость, - выпала возможность нормально заночевать.
Семилетний Алик, как и все дети после изнурительного дня на ногах и ощущения страха, давящего на них со всех сторон, погрузились в желанный сон под тихие и усталые разговоры согревающих их своим телом родных.
Взрослым надо было ещё многое обсудить и обустроиться перед пугающей неведомостью завтрашнего дня и предстоящей дорогой.
В ту ночь вещий сон, витавший над людьми ожидающих спасения, нашёл своего маленького слушателя и голос мягко шептал в головке Алика: “ты полетишь на алых парусах в Америку, будешь много путешествовать и воевать, станешь богатым, женишся три раза и проживёшь долгую, и насыщенную событиями жизнь …”.
Но его что-то разбудило и когда он проснулся то заметил, что все, включая его мать, с интересом смотрят на него. Он сконфузился и сжался.
Мама погладила его по головке и объяснила, что узкий луч, неоткуда взявшегося света, неожиданно появился над ним и, задержавшись на мгновение, исчез, успев заворожить всех, кто ещё бодрствовал. С расширенными, от происходящего, глазами Алик рассказал маме свой странный сон и спросил: а что такое Америка? - но тут же зазевал и опять, прижимаясь к ней, комочком заснул.

Неожиданно для всех война была официально объявлена законченной, и беженцы на радостях устремились на территорию Баварии, оккупированной союзниками.
И вот когда поток беззащитных людей был в нескольких минутах ходьбы до зоны американской оккупации, неоткуда взявшиеся чешские партизаны открыли огонь по перебегающим.
В этой мешанине бегущих тел и катящегося на чём попало скарба, визжали люди и пули. Это были обезумевшие крики спасающихся стариков, женщин и детей, но для партизан это были крики предателей и такое возмездие им было заслуженной карой.
Видя этот ужас, американская сторона немедленно убрала преграду, чтобы дать несчастным возможность спастись от озверевших союзников.
Наступил  конец отступлению – отступать некуда они в западной части  разгромленной и капитулированной Германии, и все ждут последствий, точнее следствий о своей деятельности. Семью Зинаиды поместили в лагерь для беженцев в Мюнхене, а потом где-то на окраине города в одном из бюргерских домов. Там жили две замужние сестры, мужья которых сидели в лагерях для военнопленных.
Одна из них – стройная блондинка с красивым именем Элизабет, преданно ждала возвращения мужа, а другая – пухлая Берта таскалась во всю (выраженье Алика).
Алик был любитель лазить по деревьям и невольно несколько раз видел её за изгородью, лежащей голой на земле, и всегда с разными американскими офицерами.
- И это из одной и той же семьи! - возмутился картинами прошлого Алик. Одна – сама порядочность, а другая – “прости господи”.
Слух о том, что жена президента Америки, Элеонора Рузвельт открыто высказалась, что только украинцам будет позволено остаться и не быть отправленными назад, быстро дошла до всех беженцев.
Кто хоть как-то говорил на украинском, пытался выдать себя не за русского, чтобы избежать выдачи себя советам. Зато русских отправляли назад, что фактически значило - в лагеря.
Оккупационная администрация союзников поместила Хайленда в лагерь для военнопленных офицеров. Иоганн, до войны, был директором университета в Карлсруэ и от своего отца наслышался историй о первой мировой войне, и его плена в Америке.
Тому понравилось отношение американцев к ним, и он рассказал много интересного об этой великой стране. Теперь был черёд Иоганна познать участь пленённого, но на своей, оккупированной победителями, территории Германии.
Несмотря на вынужденную профессию военного в то безжалостное время, Хайленд был очень мягкий и обходительный человек. Он душевно и внимательно, - как к сыну относился к Алику. К тому же он был образован, хорошо воспитан, знал английский, французский и русский языки и Алику с ним было очень интересно общаться.
Хайленд так привязался к ним, что, несомненно, был бы прекрасным главой семьи, но Зинаида, как истая женщина, была в поиске более выгодной партии.
Потом, в будущем, когда Алик, будучи уже в чине капитана армии США и после Вьетнама будет проходить службу в Германии, он разыщет Хайленда и они поговорят по душам о многом прошедшем и не сбывшимся, ведь всё могло сложиться иначе!
- Какими только жизненными развилками не идёт наша судьба, Гари? – он же мог быть моим необыкновенным приёмным отцом, – вырвалось у Алика, - я к нему так тянулся!
Заручившись обещанием Хайленда, искрене влюблённого в неё, что после лагеря он официально женится на ней, Зинаида продолжила поиск более выгодного мужа; и это у неё осуществилось, когда она сконцентрировалась на лагере победителей, где жребий пал на офицера военно-морских сил США Олега Аркавенко.
Всё повторилось опять: Олег был по матери еврей, а по отцу русский-украинец и к тому же православный.
Окольцевав его в соответствующем официальном месте, Зинаида в мгновенье ока стала американкой вместе с сыном.
Победители в её глазах всегда выглядели более уверенными  и привлекательными чем побеждённые. В них чувствовалась сила и виделось превосходство. Это, к её удивлению, ей сразу начинало казаться после их победы, - эти чувства возникали у неё на уровне женского подсознания.
Она помнила, как Хайлендер был неотразим и мужественен в её воображении, и, о боже, как он стал жалок и неприятен теперь, будучи побеждённым!
Вильнув хвостом своему прошлому, она снова уехала в Америку, чтобы позже, опять обозвав крайний запад (Америку) дырой, уехать назад в толпообразную Европу.
Загвоздка была в том, что ей всегда нравилась европейская “массовка”, но особенно ей хотелось быть там, как жена победителя и пользоваться неограниченными привилегиями.
К тому же Олег, уехав в Штаты, ушёл в отставку, а хорошо устроится, как им было необходимо, будучи семейными, не представилось возможным.
Судьба их семьи, зная своё предначертание, внесла маленькое и ангельское дополнение – родилась Рита и у Алика появилась сестра по матери, а у семьи приятные, но дополнительные хлопоты и расходы!
Поразмыслив под напором возникших проблем и аргументов своей супруги, Олег решил вернуться во флот, часть которого базировалась на старом континенте!

Вся послевоенная Германия всё ещё была в развалинах, - особенно Берлин и другие крупные, промышленные города.
Огромный вклад в это внесли островные и континентальные англосаксы своими ковровыми бомбардировками. Это часто делалось тремя волнами налётов: первая - фугасные бомбы, вторая - зажигательные и третья – опять фугасные.
Они даже применяли напалмовые заряды стараясь сжечь внизу всё дотла!
Да, “порезвились” англосаксы вволю! Вероятно, им надо было отделаться от большого количества скопленных боеприпасов, - ведь война кончалась, а бомб было… - хоть засаливай ... - ну вот и засолили!
За несколько дней до явного окончания войны все возможные военные и гражданские объекта были “вспаханы и засеяны” бомбами разного калибра, и, притом, несколько раз.
Затем очередь дошла до ни в чём неповинных всемирных культурных наследий, таких как Zwinger в Дрездене и других немецко-европейских архитектурных ценностей, которые разом сделались идеальной мишенью в глазах зарвавшихся победителей.
Англосаксы имели пристрастие воевать в белых перчатках и не пачкать руки тоталитарными методами. - Зачем, если можно убить или сжечь заживо сотни тысяч детей, женщин и стариков, - всех, где-то там внизу, элегантно нажав кнопку или потянув рычаг сброса, как обычных, так и ядерных бомбочек для пущего назидания, но это потом в Японии.
Американские офицеры и служащие, оказавшиеся в Европе сразу после войны, были в гораздо выгодном положении, чем европейцы. Их зарплаты были заоблачные в сравнении с доходами населения бедствующего старого света лежащего в руинах.
К тому же, инфляция и цены там были невероятно высокие. Товары из Штатов были нарасхват из-за разрушенных в Европе заводов и фабрик.
- Наши Кадиллаки и Линкольны, на которых мы там разъезжали, были предметом мечты всей Европы, и в сравнении с машинами из-за океана, Мерседесы и BMW смотрелись убогими средствами передвижения. Это были барские дни для нас американцев, - вспоминал Алик.
Янки за гроши жили в особняках и вдоволь питались; увеселительные заведения были укомплектованы самыми молодыми, красивыми и изысканными женщинами Германии; гувернантки и служанки были готовы за мизерную плату оказывать любую услугу.
К тому же, в стране не хватало мужчин, особенно молодых: многие погибли, другие были искалечены, третьи находились в лагерях и всё ещё ждали своей участи.

Вернувшись в старый свет, Зинаида была всецело занята Олегом, который швартовался по всей западной Европе, а ожидающая его супруга встречала своего разодетого американского морского офицера на виду у всех местных женщин, с завистью глядевших на счастливую богиню.
Было как в кино: он сходит с трапа, - она же разодетая в пух и прах бросается ему на шею с последующим пылким поцелуем. Затем следует эмоциональная английская речь, вдохновляемая взглядами аборигенов. Тогда все люди издававшие аглицкие звуки, казались для европейцев богами с олимпа, - этакими заокеанскими актёрами или режиссёрами из легендарной и непобедимой Америки. В этих показных выступлениях было нечто схожее с современным голливудским зрелищем  - “Red Carpet”.
Теперь же опять об Алике, - будучи уже пятнадцатилетним подростком он стал обузой для родителей в их портовых сценах встреч и последующих уединений: дети всегда “портили кадр” в подобных представлениях.
Как следствие этого, он был отдан в католическую школу-интернат в Брюсселе. Дисциплина в таких заведениях в то, ещё не либеральное время, была строгой и, к примеру, во время прогулок по улицам всем классом, монахи порой хлыстали своими верёвочными ремнями по заду студентов, если те откровенно заглядывались на проходящих девиц. Однако балы, куда приглашались студентки женских классов, хотя это было и пародоксально, иногда устраивались! Именно в то время первой пассией Алика в его жизни стала гимназистка Ольга.
Её имя и цвет кожи не сочетались для многих впервые её увидевших, один из которых был Алика. Она была результатом удачного расового брака - русского отца, гражданина Бельгии, проработавшего доктором в Конго, и африканской чёрной прелести.
Роман с Ольгой был незрелый, скорее детский и продлился недолго.
В эти годы, наглядевшись на сверстников, у которых девочки и наличные не кончались, а ему грезились во сне и наяву, он пошёл работать на шахту, увеличив себе возраст.
- Да, Гари, есть такой период в нашей жизни, когда мы с удовольствием увеличиваем себе возраст, - саркастически произнёс Алик!
Каким-то образом это всплыло и строгие законы Бельгии замаячили Алику заключение в колонию для подростков. Но, как и в реальной жизни бывает, нашёлся добрый ангел, а точнее полу-еврейка в христианском сообществе – семидесятилетняя графиня Сахарова.
Она заступилась за него, нарисовав судье картину полного растления подростка после ссылки в подобные места и привела множество примеров, просочившихся в прессу.
Вместо этого ею было предложено послать его в мужской православный монастырь на духовное перевоспитание. Судья согласился посчитав, что монастырь для подростка – это действительно суровое наказание.
Надо всё-таки раскрыть очень гадкое поведения пятидесятилетней дочери графини в судьбе Алика. Будучи замужем и уже в возрасте, она утратила былую привлекательность, но не стремление к дополнительному интиму.
Не находя взрослых партнёров, она стала всё чаще опекать Алика и совратила его особым способом, - используя его подростковую руку она занималась самоудовлетворением. Графиня узнала об этом и была в шоке, невольно чувствуя свою вину в этой мерзкой истории. Это извращение длилось недолго благодаря решению суда – нет худа без добра!

Шёл 1951 год. Монастырь встретил Алика множеством русских отставных генералов, министров и других незаурядностей уходящего прошлого.
Эти люди с непростой жизнью прятались от мира фурий и цинизма в братстве затворничества и аскетизма.
Все они, принявшие своеобразный обет молчания, могли с позволения настоятеля монастыря  разговаривать с ним, а он, в моменты их душевного излияния, увлечённо драил посуду, слушая удивительные истории и умозаключения, быть может, несостоявшихся гениальных личностей.
Эта духовная стажировка длилась около года и дай бог графинюшке здоровья, - ах как она была права!
А вокруг монастыря текла размеренная жизнь бельгийских селян с повседневными делами и грехами. Алик иногда мог ходить туда за покупками и “общаться в миру”, как называли это монахи.
После Брюсселя для него было очень заметно, что в сёлах Бельгии и Франции всё ещё существует здравая архаичность и, что с тру-ля-ля, - так Алик называл беспутство, там было сложновато.
- Открытых бардаков разводить не позволяли, но подпольно таскались, - повторял Алик и подчёркивал, - но открыто, ни-ни!
Католические священники рьяно вели службу в старых церквях, а традиции там широко, и глубоко практиковались.
По католическим канонам священник был связан обетом безбрачия и должен был жить затворной жизнью. Но так уж сложилось, что святоши завсегда жили с какой-нибудь “родственницей” – сестрой или племянницей, в зависимости от их возраста: молодой - с племянницей, пожилой - с сестрой.
Простой народ в селениях, то ли верил, то ли делал вид что верит, но всё шло провинциально гладко и сладко.
Население, постоянно попивающее вино, не могло быть озлоблено, - ввиду особого действия этого продукта на настроение, как личности, так и масс.
Этот эликсир здоровья и доброго духа был запатентован самим господом богом, как напиток, сеющий любовь к ближнему в дополнение к слову божьему.
Цедя винцо сквозь оставшиеся зубы, селяне улыбались и порой, в своих пересудах, зубоскалили о “безгрешном” батюшке.
Им даже это чем-то нравилось, что и он грешен, как и вверенная ему паства.
Святоша, в их приземлённом мире, был бы невыносимым укором для их патриархальной совести, заполненной сплошными грешками.
В конце концов он же человек, а этот обет безбрачия - ещё одна необязательная католическая условность, считали селяне.
- Вон православные и протестанты - не обделяют себя! – восклицали они.

После отбытия такого благого наказания его мама поторопилась отдать Алика в престижную в Европе гимназию Дона Боско, где один из филиалов находился в Швейцарии.
Там жили и учились отпрыски зажиточных вельмож и дельцов со всех прилегающих западных европейских стран.
Издавна, можно сказать с пещерных времён, дети мешали знати вести светский образ жизни и времяпровождения. Они путались под ногами и невольно становились свидетелями родительски непристойных поступков и утех, - создавали дискомфорт.
Лучший вариант сложился сам собой, - престижные гимназии вдалеке от дома достойно содержали их оболтусов на безопасном от родительской вертепной жизни расстоянии и учили детей древних родов хорошим манерам, навыкам, языкам и знаниям необходимым для последующего продолжения их геральдического рода и бизнеса, и более изысканного их разложения, начатого пращурами (далёкими предками).
Так как родители Алика были увлечены исключительно собой и сценами встреч в портах Европы, и им некогда было видеться с детьми, то ему ничего не оставалось, как соглашаться на приглашения и ездить на каникулы к своим друзьям.
И надо отдать должное сокурсникам - они были очень гостеприимны.
- Господи, как всё же молодость благородна и чиста в сравнении с прожжёнными годами и опытом, – вздохнул Алик!
Друзья там были, как на подбор разной национальности - итальянец, француз и испанец, а папа последнего был знаменитый гитарист в Европе.
Один из них обязательно заранее приглашал его от имени своей семьи посетить их, и после его согласия, брал Алика к себе в родовое имение, которое было или замком, или маленьким дворцом - шато.
В то послевоенное время им самим особенно льстило, что Алик был сыном американского военно-морского офицера, и что его мама самоотрешённо, живя в послевоенной Европе, выполняла свой супружеский долг и встречала своего мужа, где бы его ни пришвартовало.
Первый раз его пригласил итальянец Пачите, за которым приехал поблёскивающий фамильный лимузин, дабы достойно подобрать отпрыска звучной фамилии и его очередного приятеля, и оба были доставлены в лоно заждавшейся семьи.
Гимназисты были встречены у входа в родовой очаг – фамильное крыльцо.
Папа с мамой обняв и расцеловав сына, любезно познакомились с Аликом.
Все домашняя челядь, помпезно задрав носы, как в армии выстроилась в шеренгу, чтобы почтить наследника рода в очередной раз прибывшего на побывку навестить родителей.
Мажордом манерно проводил Алика в предназначенную ему комнату, - обычно это находилось зде-то в мезонине или мансарде, но там было достаточно комфортно.
После короткого уединённого отдыха, к Алику постучался Пачите и пригласил пройтись по окрестностям их имения. Вначале же, он провёл Алика через весь дом, для ознакомления со всеми его уголками, которые необходимо знать гостям обустраивающимися в нём.
Проходя мимо одной из спальных комнат, Алику был нанесён первый культурный шок. Пачите, кивнув подбородком в сторону одной из миловидных служанок убиравшей постель, сказал очень прозаично: а это нынешняя любовница моего отца, - не проявляя при этом ни толики скабрёзности даже в интонации.
Ознакомив Алика со всеми уголками фамильной усадьбы , наследник рода вывел его в огромный сад позади дома, где был даже свой молодой садовник. Тот деловито приветствовал будущего хозяина имения и окружающей растительности, а затем с наслаждением на лице возобновил ухаживание за заждавшимися его рук цветами в клумбах.
Пройдя достаточное расстояние от садовника, Пачите раскрыл ещё одну семейную тайну всё с тем же серьёзным видом: а он любовник моей мамы.
Обыденность и откровенность преподнесения подобной информации, перезагрузило голову сконфуженного Алика, и он, кивая головой, жаждал незамедлительно ещё раз отдохнуть, но теперь от всех непристойных тайн этой семейки.
В последующие каникулы его приглашали и другие друзья по настоянию своих близких, которые желали познакомиться с экзотической особой, коим стал Алик.
Таким вот образом он был посвящён в многочисленные фамильные тайны своих сокурсников.
Как прояснилось для Алика, вся аристократическая Европа состояла из подобных, разложившихся временем и достатком фамильных родов.
После этих поездок Алик был чрезвычайно доволен своим пролетарским происхождением.
Намного позже, служа в американской армии в Европе он узнал, что мужские представители всех этих аристократических семей служили исключительно офицерами в своих национальных армиях и далеко не в спартанских условиях!
- А ещё Гари, - поспешил добавить Алик, - все эти отработавшие свой срок любовницы успешно выдавались замуж за местных представителей среднего класса, таких как аптекарь, учитель, пожарник и т. д. благодаря прилагаемому приданому предоставленному их аристократическим любовником.

После успешного окончания гимназии всё та же Сахарова устроила ему поездку в Париж, где он никогда не был, и договорилась о проживание Алика в одной из тамошней православной семье, - видимо, родные совместно с графиней хотели дать ему немного отдохнуть перед большой жизненной дорогой.
Как-то глава этой семьи уехал по делам, а к сорокапятилетней богобоязненной хозяйке тут же припёрся молодой гость, которого она провела в отдельную комнату.
Звуки особого гостеприимства, издаваемые за закрытыми дверями, были непристойно громки и однозначны.
Потом она со смущением взглянув на Алика, плюхнулась перед иконами и стала самозабвенно молиться. На следующий день подобное событие повторилось опять и, конечно же совпало с отсутствием мужа, но в этот раз гостеприимный приём она удостоила более зрелому чем она гостю, - у неё, видимо, сложился широкий возрастной диапазон почитателей.
И конечно же, после и этого субъекта, святоша опять плюхнулась на колени перед иконами и неистово просила у бога прощения. Видимо, посчитав что прощение получено, она продолжила свою страстную общественную деятельность.
Это стало повторялось так часто, что Алик просто уходил гулять по Парижу, чтобы не слышать её стоны, а особенно молитвы потом!

1955 год Алик по-прежнему в Брюсселе, Бельгия и ему уже восемналцать лет.
В эти особо гормональные годы, у него появилась подруга бельгийка, - одногодка, полная любви к нему и приложенных серьёзных намерений, - тогда раннее замужество было нормой.
Алик уже имел и других подружек, с которыми практиковал безудержную плотскую любовь, но она была для него истая и чистая. Другие доступные девицы лишь помогали ему в его платоническом подходе к ней, так как с ними он позволял вольности своим рукам, и другим частям тела; но с ней он даже и не пытался, - это было как-то немыслимо для него.
Её родители были владельцами двух цветочных магазинов, а во франкоязычных странах такие места были источниками не только прекрасных цветов, но и доходов.
Тогда же он познакомился с первой Аней (потом будет ещё одна), дочерью священика которая мечтала попасть в Америку. Её отец был против их встреч потому, что не видел в Алике человека способного содержать семью.
- Потом, каким-то образом попав в Америку, Аня, после четырёх разводов(!), выйдет замуж за Жорку, которого я знал по клубу Родина при тамошней церкви, - пояснил Алик.
И эта Аня, по прошествии долгого времени, неожиданно встретит Алика в супермаркете, где он был со второй женой Софией. Уловив момент, когда София была на расстоянии и что-то рассматривала, Аня попытается реанимировать прошлое: а ты знаешь, как я назвала своего первого сына – Александром, твоим именем и пошло, и поехало … 
Она по-прежнему носилась со своей романтикой, но уже в преклонном возрасте.
Алик, как верноподданный своей королевы - жены, всегда с самого начала пресекал какие-либо поползновения в сторону сомнительных намёков и поэтому включил “холодный душ”: Аня ты о чём – каждый из нас уже женат и это было так давно!
- Видел бы ты её ответный взгляд полный укора и злости, этой, некогда нежной и чуткой девочки, ставшей со временем мегерой, - опустив голову, молвил Алик.

Но школьное время прошло, и Алик столкнулся с началом новой жизни полной ответственности и обязанностей, одна из которых была - воинская. 
И снова графиня Сахарова, по-прежнему чувствуя вину из-за своей дочери, помогла Алику, но в этот раз избежать призыва в бельгийскую армию, чтобы не быть отправленным на колониальную войну в Конго для защиты дорогих сердцу короля Бельгии африканских территорий.
С согласия его родителей и используя возможности фонда Толстого, графиня отправила А. Бражко в Америку не ведая, что по иронии судьбы он таки попадёт в Конго, но с другого континента!

Был октябрь 1956 года, Алик был на пути в Америку в самолёте компании “American Airlines”, традиционно раскрашенный частично в красный цвет, как и было ему сказано в вещем сне.
И какое совпадение! - в этом же лайнере он встретил своих друзей из Брюсселя, Гену Смирнова и Володю Усенко, которые тоже были не согласны с королём Бельгии насчёт своей судьбы. Погружённые в обсуждение о покинутом прошлом, ожидаемый долгий перелёт обернулся для них лишь мгновением, когда они поняли, что уже прилетели.
В аэропорту друзья обменялись адресами своих спонсоров и попрощались.
Автобус доставил Алика на центральный вокзал Нью-Йорка, где он безрезультатно прождал пол дня представителя своего спонсора, заведомо обещавшего его встретить.
Тот был из Миннесоты и внёс пятьсот долларов залогом за его эмиграцию. 
Алик не знал, что делать, оказавшись без денег и крова. Видимо что-то пошло не так и только счастливая случайность - его ангел хранитель, следящий за его мытарствами, послал ему православного священника. Тот, заметя одинокого молодого человека и его растерянность, поинтересовался происходящим, а потом выслушав, накормил его в ближайшем кафетерии и позвонил спонсору, которого, конечно же, не было на месте.
Затем он посадил Алика на автобус, идущий до остановки недалеко от церкви, находящейся в Нью-Джерси, где предупреждённый дьякон должен был его встретить и временно разместить.
Первое время Алик был при церкви делая всё, что ему поручали, а потом он устроился в ближайшую автомастерскую, но, как потом выяснится, ненадолго.
Ортодоксальная церковь в Америке традиционно являлась маленьким раем для всех православных в округе. Она была местом встречи русскоязычных, - и для тех, кто там родился, и для новоприбывших эмигрантов.
Стоять напротив алтаря и лицезреть службу, сопровождаемую церковными песнопениями, было блаженством для людей, потерявших родину и оказавшихся далеко от святых могил родных и близких. Для Алика же, после отбытия наказания в монастыре и привившихся там понятий, это была благодать для его одинокой, на этом огромном континенте, души!
Русскоязычная молодёжь очень часто ходила на танцы в клубы Новая Кубань и Родина, входящие в комплекс православного собора Александра Невского в Нью-Джерси, и рано или поздно каждый из них был обречён встретить там некоторых своих знакомых.
Что и произошло на одном из танцевальных вечеров, где Алик буквально столкнулся с прилетевшими вместе с ним, Геной Смирновым и Володей Усенко.
С этого момента его одиночество приобрело радужную окраску и всё свободное время он старался провести с друзьями, которые желали того же.
К слову сказать, название Новая Кубань имела историю тянущуюся ещё из второй половины 19-го века, когда Джон Рокфеллер пригласил, казаков для охраны своей увеличивающейся недвижимости. Затем они привезли своих жён и невест, а потом и священников, с последующем строительством усадеб, церквей и храмов.
Рокфеллер не был заинтересован и не требовал от них изучать английский для поддержания некой изоляции казаков от окружающей иммигрантской и англосаксонской среды, уже пронизанной дурными наклонностями. Вероятно, он считал, что это увеличивает степень более надёжного и неподкупного их служения.

Так сложилось, что духовным наставником Алика стал отец Валерий - так звали в миру священика из церкви недалеко от собора. Родился он в семье казацкого атамана воевавшего на стороне Колчака, а затем оказавшегося в Китае и предусмотрительно перебравшегося в Штаты. Набравшись шести языков, а также присовокупив к этому титул профессионального инженера строителя и электрика на новой родине, он в последствии нашёл своё призвание в духовном сане священика.
Образованный и титулованный отец Валерий, будучи молодым, не раз был послан на самые важные стройки духовных заведений ортодоксальной Америки.
Как-то указывая на проходящих, и с виду, благообразных старушек, Алик умилённо поделился с отцом Валерием нашедшими на него наивными мыслями: посмотрите, батюшка, какие безгрешные одуванчики тут порхают.
На что, с задумчивым видом, священник ответил: знал бы ты, сын мой, что творили они, будучи распустившимися цветками.
В клубе Родина переодически проводились религиозные и светские праздники, куда на один из танцевальных вечеров явился Алик с висящим на шее кулоном в виде черепа.
Отец Валерий отозвал его в сторону и сказал, кивая на этот сатанинский символ, ставший популярный среди американской молодёжи того времени: Алик, ты же умный человек, ну зачем ты хочешь быть похожим на тех, кто не понимает, чему поклоняется!
Алик был обижен, очень обижен, но будучи религиозным и разумным, он понял, что кто-то должен был это сказать. До конца своей жизни он был признателен отцу Валерию за преподанный им урок, который запомнился так, что не раз сдерживал его от глупостей! 

При регистрации в момент прибытии в Штаты, его предупредили, что у него и в этой стране призывной возраст. И вот Алик призван в армию и послан в группу войск в Германии, так как в личном деле он значился чуть ли ни как полиглот – знающий множество языков!
Как-то в очередной раз копаясь в земле и роя окопы, он в сердцах сокрушался своему чёрному сержанту, что мол зная французкий, немецкий, украинский и русский он использует неприличную часть английского из-за намокшей земли.
Сержант же знал всего один язык, но с трудом справлялся с приличной его частью и используя предпочитаемый сленг, то ли посоветовал, то ли послал Алика, на три, - нет не буквы, а месяца записаться на один из курсов военных специалистов.
А так как Алик постоянно был в поиске своего места и призвания в подлунном мире, то он незамедлительно подал рапорт на имеющиеся в данный момент курсы топографов.
Классы и практика длились около полугода, но интуиция ему подсказывала, что это не для него. Навыки в этой профессии пригодились ему в будущем, когда он продвигался по службе и участвовал в боях.
Конечно же знание немецкого и европейской культуры сыграло роль в отправке Алика служить в американские войска, дислоцируемые в Германии, но и его предначертанная судьба прокладывала свой особый путь. Служа в Штутгарте, он познакомился с Аней Колесниковой. Влюбившись в эту очаровательную смесь русского и немецкого, он незамедлительно женился на ней, повенчавшись в одном из костёлов города. - Гормоны и, всё таже, судьба были гарантами произошедшего!
Аня была полукровка - отец русский, а мать немка и конечно же молода, неотразима и, как и Алик, переполнена иллюзий вечной любви и гармонии.
Молодожёны свободно общались на русском и немецком, но она старалась использовать английский в разговоре с Аликом для улучшения своего словарного запаса и произношения. В любовных же утехах или в конфликтных потехах они автоматически переходили на немецкий, а в тяжёлых формах скандалов – на русский из-за его особой выразительности. Родным же языком Алика, с подросткового возраста, был французский.
Отслужив положенные три года, Алик уволился из армии и вернулся в Нью-Джерси уже женатым. Там он опять устроился в автомастерскую, но вскоре обнаружил, что за все льготы, к которым он привык, будучи в армии, на гражданке надо платить, а значить отрабатывать.
Алик столкнулся и с ещё одной проблемой для него не существовавшей в пору его службы в армии - он вдруг почувствовал какую-то неуверенность вне военной системы. 
К тому же, с такой прехорошенькой женой и отвратительной зарплатой без скандалов не обходилось, и чтобы ублажить всё возрастающие семейные запросы, он снова завербовался, но уже как контрактник. На этот раз он взял курсы по электронике и английскому в форте Монтерей, Калифорния.
Вскоре, после учёбы, он был продвинут в капралы и начались значительные служебные, и жизненные перемены: родилась дочь Катя, затем сын Николай, - жизнь стремительно набирала высоту расходов, за которыми еле поспевали доходы!
Востребованность связистов нарастала и его стали часто переводить из одного города в другой, но он уже это делал с удовольствием, чтобы не слышать упрёков и нытья Ани.
Чтобы понять с кем Алик связал свою судьбу, нужно совершить экскурс в её семейную историю и кратко упомянуть отца Ани - Иван Ивановича Колесникова, который был невероятно предприимчивой и неутомимой личностью.
После первой мировой войны он слыл торговцем, который уловил тенденцию в спросе овощей и фруктов в Германии, и наладил их доставку из Югославии. Обратными же рейсами, он вывозил германские промышленные товары и, как результат, разбогател, а позже, для дальнейшего процветания бизнеса, он принял германское гражданство.
Но после начала второй мировой, его бизнес почти что увял, но не увяла его предприимчивость от бога. Сразу же после окончания войны, он начал скупать за мизер участки городской недвижимости с разрушенными домами на главной улице Штутгарта и стал объектом насмешек со стороны недальновидных зубоскалов.
Вскоре началось восстановление Германии, благодаря знаменитому плану “Маршала” и пошло оно такими темпами, что Иван Иванович продавал эти участки за бешеные деньги, после чего любителям поехидничать стало не до смеха.
Но после его смерти, всё им заработанное было бездарно промотано его женой и дочерью.
Теперь, она же - Аня, избалованная прошлыми временами достатка и мотовства, и не приобрётшая умеренность в своих запросах, в скандалах с мужем, из-за финансовых трудностей, переходила с русского на немецкий, называя его “Untermensch”, что значить с немецкого - недочеловек. А так как это уже стало происходить часто, то Алик всегда был готов к этому и обычно лихо парировал вопросом: а почему ты вышла замуж за такого, - на что Аня, уже соскочив обратно на русский, но непечатный, всё детально ему объясняла. Вот так кончаются юные грёзы и начинаются горькие слёзы!
- Алик вдруг выпалил, вспомнив её выпады, - не понимаю зачем она перескакивала на русский, чтобы меня оскорблять?!
- Алик! – изрёк Гарик, метнув удивлённый взгляд на него и переключившись опять на дорогу, – она же это делала на уровне подсознания из-за особой выразительности этого языка. Если хотите, я могу рассказать анекдот подтверждающий это.
- Ну, давай излагай – времени навалом!
- Так вот. Представители трёх языковых групп – Германской, Романской и Славянской, поспорили - чей же язык богаче.
Но вначале надо было определить критерий богатства языка, и они пришли к логическому заключению, что чем меньше слов необходимо для составления предложения, тем богаче язык.
Представитель германской группы заявил, что с тремя корнями слов на его языке, можно составить предложение; Романской группы - уверял, что и двух достаточно; Славянской же буркнул: и одного хватит. Реакция остальных была мгновенной: врёшь!
А ну пойдём рявкнул он и потащил их в порт к пришвартованному русскому сухогрузу.
Там боцман, на весь порт, бранил команду за недозволенную перегрузку судна, используя всего один корень известного слова на три буквы.
Он орал на них следующее: на...я, до...я, за...ярили, рас...яривай на...й! - И команда принялась покорно выполнять его чёткие указания!

Так уж получилось, что, когда скончалась Анина тётя - сестра покойного отца, живущая в Италии, они не смогли принять участие в её похоронах, но решили поехать туда на годовщину её смерти и посетить могилу.
Тётя всю жизнь была одинока и с дореволюционных времён выполняла роль мажордома у русского барона Фон-Дена в Петербурге, а после революции - в его римской обители.
Семья барона считала эту потерю большой семейной утратой, а судя по выламыванию своих рук при упоминании о покойной, особенно сам барон.
Он охотно пригласил её родственников к себе, видимо, чтобы ещё раз вспомнить приятные ему моменты.
Фон-Дэн, при царе, был высокопоставленным правительственным чиновником и в финансовом отношении - чрезвычайно предусмотрительным вельможей.
Его жилищная подготовка к революции в России опережала мечты даже самых нетерпеливых революционеров. Видимо, по личному и окружающих его либеральных деятелей рвению, он  прекрасно видел куда они все вместе катят, как бочку свою страну.
Поэтому он приобрёл недвижимость в Риме, Париже, Лондоне и даже в Америке.
Кстати, в то время американская недвижимость не так уж и ценилась.
Римская обитель барона находилась где-то в центре города и была отдельно стоящим зданием с внутренним двором, а во время второй мировой войны барон отсиживался в своей лондонской недвижимости.
По наружному виду особняка было трудно представить все великолепие и убранство внутри его – это была нередко встречающаяся ситуация с некоторыми римскими домами.
С началом революции барон перебрался туда с семьёй и многочисленной прислугой, прихватив с собой устоявшиеся семейные традиции, включая исключительно двухразовое питание. Но для проголодавшихся, на кухне всегда было чем заморить червяка.
Завтрак начинался в три часа дня, а обед в десять часов вечера!
Наиболее ритуальным был обед. Он длился до утра, после чего, вся эта “аристо-братия” буквально плелась к желанным постелям.
Столовая находилась на втором этаже и была самой большой залой здания.
Во время вечерней трапезы, по традиции и для создания богемной обстановки, ну и конечно же для успешной усвояемости пищи, звучала музыка, издаваемая квартетом местных подрабатывающих музыкантов.
Барон предпочитал музыку маленькой группы, где скрипка была ведущей производительницей приятных для него звуков.
Прислуга, видимо живущая и жующая по своим житейским законам, вынужденно ублажала дурь хозяев и гостей.
Гости, как правило, приходили парами, но их всегда рассаживали врозь: если жена была усажена с одной стороны стола, то муж, непременно, сажался на противоположной стороне, рядом с женской половиной другой пары, что по задумкам барона придавало вечеринке особую Фон-Дэновскую пикантную прелесть.
После основного процесса потребления, который всегда проходил при свечах, - и только при свечах, наступала танцевальная её часть, где включалась современность в виде сияющих лампами люстр.
Усилиями всё той же прислуги, огромный стол и стулья сдвигались в сторону и образовывалась импровизированная танцплощадка. Дамы садились на стулья в ряд вдоль стола и лицом к образовавшейся площадке, а кавалеры становились сзади своих дам держась за углы спинок стульев.
На протяжении всего вечера можно было потягивать вино и протягивать руки за закуской, предусмотрено сервированной на сдвинутом столе.

Наконец Алик с Аней вернулись в уже ставшую им родной Америку, после этого короткого отпуска в Европе, и немного погодя он был переведён в форт Yakima штат Вашингтон, а затем в Сиэтл на курсы сателлитной связи, которые были чрезвычайно трудны своей теоретической частью и интенсивной практикой с частыми тестами.
Из более двухсот курсантов их смогли закончили чуть больше сотни, и Алик был горд, что был один из лучших, кто их успешно завершил! - Это ему помогло в будущей карьере.
Его удачно выбранная профессии была настолько перспективна из-за перехода армии на более технологичные виды коммуникации, а его способности столь очевидны, что Алик стал очень востребован, как сержант связи, и с 1960 началось его восхождение по службе.
1962 год. Сателлитные, спутниковые терминалы только начали формироваться в двух точках страны – на западной части в Калифорнии и на восточном побережье в Нью-Джерси, где Алик и получил назначение. Он заметил, что куда бы его ни носило, - судьба непременно возвращала его в Нью-Джерси поближе к церкви, где он опять и опять встречался с кем-нибудь из прошлого, которое не отпускало его надолго!
Война во Вьетнаме принимала всё большую значимость для Америки и координация военных действий между подразделениями, и родами войск, что значит связь, становилось жизненно необходимым для эффективного ведения боёв в сложных условиях и далеко от баз. А. Бражко открылись большие перспективы как связисту, но, к сожалению, во Вьетнаме! Он был послан на курсы усовершенствования для наладки и ремонта новой электронной аппаратуры военной связи, основанной на полупроводниках.
Как-то Алику захотелось хоть немножко развеяться после одного из нелёгких дней этих ежедневных напряжённых классов, и он вечером направился в бар, расположенный недалеко от учебного заведения. Вероятно, бар был намеренно обустроен недалеко от здания переподготовки и предназначался для снятия стрессов после интенсивного обучения.
Помещение было набито семейными парами военослужащих, где, в основном, мужская половина отправлялась прямо из бара на аэродром, а затем в Индокитай.
Женщины прощались со своими мужьями со слезами на глазах и с искренним сожалением на лицах. А на следующий же день, эти же плакальщицы, радостно и весело “горевали” в баре в окружении ещё не призванных выполнять свой воинский долг мужских особей, - Алик был один из них.
Одна из девиц, оставшаяся тосковать в кабаке, была не готова провести ещё одну ночь одна и пригласила Алика скоротать с ней её горестное одиночество.
Алик был впечатлён фигурой и гостеприимством этой безутешной женщины, и порыскав в своей одинокой душе, он нашёл там желание принять её предложение.
Приведя его к себе домой, убитая тоской по ласке, немедленно стала ублажать гостя самым дорогим чем она располагала - своим молодым телом.
Алик принял её благодарность очень близко к сердцу в буквальном смысле.
Таким образом, их сердца слились в благодатных объятьях.
И вдруг, в другой комнате, заплакал ребёнок, о котором он не имел понятия.
Она смутилась и отлучилась, чтобы успокоить малыша и, наверное, покормить.         
И тут в сознание внезапно протрезвевшего Алика стало вкрадываться неуместное в данный момент чувство неловкости и недоумения: значить эта дрянь оставила ребёнка одного ради развлечений в баре, - мелькнуло в его проясняющейся голове.
А немного погодя, раздался телефонный звонок, - это был её супруг, только-что прибывший на место назначения, и она зажужжала тому в трубку своим тоскующим голосом: эта самка обладала в изощрённом совершенстве всеми трюками Евы!
- Тот пытался утешить свою пчёлку в её несладком одиночестве, одаряя её самыми тёплыми и интимными эпитетами, - я это слышал сидя рядом. Вот какие мы мужчины идиоты! – не выдержал Алик.
Расчувствованная таким всесторонним вниманием, она плакала в трубку и, массируя Алика ниже пояса уверяла, что очень уж его любит и тоскует, а затем, повесив трубку и с ещё не подсохнувшими глазами, кинулась опять в объятия прерванной любви.
Полностью сбитый с романтического настроя таким её незаурядным перевоплощением, Алик уже был не в состоянии помочь ни себе, ни ей скоротать одиночество.
Сказав: это уж слишком, - он стал натягивать на себя разбросанную, в состоянии сексуальной невменяемости, армейскую форму.
Опять изобразив горе на своём милом личике и предвидя ещё одну надвигающуюся разлуку, обезумевшая от потерь самка, стала разъяснять ему о его мужских обязанностях и достоинствах, ставя последнее под своё сомнение.
Алик отверг её домыслы, объяснив это тем, что хоть он и самец, но не из скотской, а человеческой породы.
Но судьба устроила ему ещё один экзамен, чтобы продемонстрировать скороспелость его утверждений, на данный период его жизни.
Алику понадобилась какая-то книга по технической литературе, и он устремился в библиотеку этого учебного заведения. Там этого момента давно ждала приметившая его молодая и чертовски смазливая библиотекарша Сюзан, которая быстро с ним познакомилась. После получения необходимого фолианта, в дополнение к этому, он получил приглашение посетить её семейный дом этим же вечером.
После предыдущего конфуза Алику реально хотелось развеяться, и он согласился.
Она и родители радушно его встретили, а затем все уселись смотреть популярный телевизионный сериал, предварительно прихватив чипсы и напитки из семейного холодильника. Алик устроился с ней на диване, а родители в креслах. После окончания сериала её отец поднялся и извинившись пошёл спать.
Мать пересела к ним с другой стороны гостя. Время тянулось приятно – все выпили виски и началась телевизионная ночная передача с интимными сценами.
Алик и Сюзан невольно предались ласкам и стали лобызать друг друга. И вдруг он почувствовал, как рука её матери легла ему на ногу возле паха – он с удивлением взглянул на это, а потом на Сюзан, Та же была спокойна и продолжала его целовать и гладить, явно заметив это полем своего зрения.
Алик ответил ей серией своих ответных пылких поцелуев, которые прервались движением руки её матери, которая уже перешла к массажу его интимного места: происходил некий семейный подряд по соблазну индивидуума. На это раз вопросительный взгляд Алика на Сюзан был настолько растерянным, что она, начала гладить там же совместно с матерью, вкрадчиво нашёптывая ему: всё в порядке – расслабься и получай удовольствие дорогой. 
- Они что, вот все такие, подумал я тогда, - вспомнил Алик, - да и я был хорош, – беспощадно казнил он себя, описывая этот эпизод своей прошлой непристойной жизни!

Но молодость воспринимает всё легко и А. Бражко уже в Окленде, пригород Сан-Франциско в ожидании приказа выехать в Индокитай.
Остались считанные дни и на выходные он и двое его друзей навострились в Чайна-Таун на китайский новый год всегда следующего за обычным новым годом.
Конечно же немного смочили горло в баре и вышли на променаж.
Вот тут-то “с неба” свалились на них старшие по возрасту и хватке стюардесы в стильной униформе, - в те давние и добрые времена это выглядело очень престижно.
Крылатые девочки решили поухаживать за потенциальными пассажирами и вне борта своего лайнера. Как и на борту они проявили инициативу и пригласили всегда голодных служак в ресторан за свой, разумеется, счёт.
В ресторане выпивка значительно расслабила всех участников пиршества и отделавшись от одного из друзей Алика, - девочки этому парню  даже билет купили на обратный автобус, - новоиспечённые пары устремились в гостиницу жриц в униформе.
Разойдясь по нумерам стюардессы тут же удалились в душевую, а после очистительной процедуры накинулись на заждавшихся пассажиров их временного салона.
На следующий день направляясь в пункт отправки, Алик и другая жертва этих перелётных хищниц тщетно пытались вспомнить, - а были ли имена у этих соковыжималок.
Затем, всё ещё потрёпанные в постели, но довольные воспоминаниями, они вылетели в Бангкок Таиланд, используя “Air America”, тогдашнего постоянного партнёра CIA при таких перебросках.

По дороге туда, они были приземлены на полдня в Гон-Конге, где также успели покутить, ну а потом продолжили своё рандеву. В Бангкоке их встретили двое в цивильной форме, но с солдафонскими манерами и препроводили их в отель с бассейном, и сонмом местных узкоглазых красоток, работающих там, как гостиничный персонал, а заодно подрабатывающих особым образом.
Сержантам были выданы нескромные деньги - целых двадцать пять долларов в день, что привело их в восторг и торг со жрицами любви – этими азиатскими соблазнительницами.
I love you so much (я тебя так люблю), - изображая страстность обычно долдонила Алику одна из приставших к нему жриц и быстро добавляла, - how much? (сколько заплатишь).
Такие заученные фразы на английском с ужасным акцентом и жадным лицом, без обиняков, произносила с самого начала сексуальной вахты выбранная военнослужащим на данный день одалиска(наложница). 
Чтобы понять какие это были весомые суточные в то время и в том месте, поясним – девица обходилась всего три, пять долларов в день!
Насладив служак до отвала таким образом жизни, через неделю их вызвали в посольство и, к удивлению загулявших сержантов, разъяснили им их добровольную участь - стать доблестными участниками одной из военных операций.
Поражённые своей неосознанной волей, Алик Бражко и его соратники по внезапному патриотизму ясно поняли исходящие из уст их нового начальства обязанности.

Это был 1962 год. Пятерых погрустневших сержантов-связистов, среди которых был и Алик, прекрасно знающих французкий (Индокитай был французской колонией) и свой долг, торжественно поздравили с назначением в 176 боевую группу.
Он молод и опять без каких-либо документов. Как положено во всех армиях, - добровольно-принудительно отдал всё это в Бангкоке, чтобы никто не догадался, а точнее, не мог доказать военное присутствие Америки в этой стране.
Страны Юго-Восточной Азии, а точнее Индокитая, и ещё поточнее Вьетнама, Камбоджи, Таиланда и Лаоса были настолько близки географически и культурно, что война в одной из них, в данном случае во Вьетнаме, охватывала всех остальных краями своей масштабности. Абсурд торжествовал там более, чем в других регионах мира, так как все страны знали о творящимся там, но молчали, - кто из уважения, кто как союзник, кто из корыстных целей, кто из-за страха, а кто из-за рыла в пуху.
Эта была необъявленная война двух титанов, и пигмеи жались по сторонам.
Группа связистов, где оказался Алик была дислоцирована в Удорне и располагалась возле реки Меконг. Местность представляла собой сплошные рисовые поля, затопленные водой для его выращивания.
В этом же месте обустроили лагерь, расположившийся на столбах с настилом для ежедневного променажа от посадочной площадки вертолётов до хижин или палаток проживания.
Алика и других предупредили: умирать нельзя, но если получится, то страховая компания – Пентагон, превратит это в быстрое и скромное погребение, - никаких почестей, как военнослужащему, погибшему в местах боевых действий, а то могут появиться дополнительные каверзные вопросы и т. д.
Запомните - наше присутствие здесь, даже вами не замечено, а посему - невозможно.
Алик периодически вылетал на вертолётах в разные точки расположения станций связи и исправлял имеющуюся там аппаратуру всеми имеющимися в его расположении средствами и мозгами. 
Лаос, в отличии от традиционного нейтралитета, как это и не звучит парадоксально, - был анти-нейтрален, т. е. открыт для всех сторон, желающих померяться силами.
Местные военные формирования - Монтаньярд (Montagnard), поддерживали американцев, 
так как доллары ценились там более чем рубли, а Патетлао (Pathet Lao) же, прикрывали советов за рубли, но при условии, если американцы им не заплатили долларами, - короче, военное рэкетирство там буйно процветало вместе с рисом.
Как-то вылетев на починку одной из радиостанций, Алик там застрял потому, что патетлаосцы начали наступление из-за недоставки обещанных зелёных купюр.
Притом они, видимо, так были обижены этой недостачей, что остервенело атаковали без перерыва на обед для осаждённых.
Оказавшийся там капитан зелёных беретов открыл для Алика местную лаосскую военную тайну. Как оказалось, Монтоньярдщики и Патетлаосники, - это одна, в общем-то, народная банда, воюющая против тех, кто не заплатил или недоплатил.
Получалось как с жильём: не заплатил - вали отсюдова.
- Придётся валить, - вздохнул капитан.
Собрав осаждённых в группу, куда примкнул и Алик, они гордо уползли в джунгли, где прятались около пяти дней в топях без питьевой воды и провизии временно превратившиеся в немых, но с обострённым слухом и зрением существ, а иначе чуткие аборигены пересчитали бы их пулями.
Они шли в направление к реке, чтобы там через порт Фон связаться со своими и быть подобранными вертолётами. Время в джунглях они не теряли и подхватили там дизентерию, и весь имеющийся букет местных тропических зараз.
Операция по определению их нахождения и спасения удалась, но из-за экзотических болезней они на двадцать пять дней были добровольно заключены в госпиталь “Seven Days Adventure” в Бангкоке.
Как с Аликом Бражко происходило не раз он и там встретил друга, но по сержантской школе - Володю Собачевского. Тот тоже, если так можно выразиться … был обречён не вылезать из туалета до полного выздоровления.
От вынужденного безделья оба вдарились в воспоминания о былых днях в школе сержантов, где они познакомились, как единственно русскоговорящие и где учились, и пытались помочь друг другу, как могли.
Вспомнили они и про чёрного сержанта, ведовшего их взводом и придирающегося к Володе по поводу, и без повода; и открытое недовольство этим Алика, и о попытках сержанта извести Алика за это; и как Володя обратился к другому, белому сержанту, который не переваривал этого чёрного и взял их в свой взвод, а потом они все вместе ржали удачному окончанию своих мытарств; и как во время выпускных испытаний их забросили на незнакомую местность, чтобы проверить навыки ориентировки и Алик, прекрасно справлявшийся с этим, каким-то чудом столкнулся в лесу с  чертыхающимся и дезориентированным Володей, и помог ему  пройти этот решающий  экзамен, а затем получить звание сержанта.
Воспоминания всплывали одно за другим за те несколько дней, что выпали им в этой лишённой приятных сюрпризов жизни и они предавались этому занятию самозабвенно даже сидя в соседних туалетах!

Судьба Алика почему-то опять решила забросить его в Лаос, но позаботилась о том, чтобы его новое место было немного лучше предыдущего, чем могла быть только столица Вьентьян.
И вот как-то утром, когда король этой страны отдавал распоряжения во дворце, А. Бражко давал указания официантам в одном из питейных заведений города.
В момент наслаждения им первой чарки хмельного - на  южный аэропорт этого города прибыла группа американских военно-транспортных  самолётов напичканных всем необходимым для защиты святого дела демократии, о котором там не имели понятия.
В момент принятия им второй стопки того же чарующего напитка - на северный аэропорт, мягко приземляются советские самолёты, несущие таково же типа грузы, но во имя свободы от неоколониализма, в чём местные тоже не очень разбирались.
Как и было сказано история превратила эту страну, а в особенности её столицу в транзитный пункт для желающих сойтись в военном противостоянии, но инкогнито!
И вот, свободные от великодержавных обязанностей представители всех рангов обеих враждующих сторон, напялив гражданский камуфляж, попивали интернациональные напитки во всех борделях и питейных заведениях города.
Алику после изрядно выпитого ужасно захотелось побалакать на русском, и он подвалил к столу опившегося противника.
Противник, на данный момент противостояния, судя по лицам и позам, находился явно не в боевой форме и был дезориентирован славянским внешним видом, и хохлацким акцентом Алика.
Не ведая с кем говорит, противная сторона охотно пустилась в рассуждение обо всём, что недозволенно было болтать в трезвом виде.
Спустя какое-то время все за столом были братанами и в этот решающий для всего мира момент, как назло, возник образ брюхастого начальства с недовольным рылом, которое свисало чуть выше пуза.
Начальник и сам попахивал изрядно, но считал, что впечатляет своей трезвостью.
Разместив брюхо на край стола, он, усмиряя расшумевшуюся попойку, спросил Алика: а ты хто и из какой части, а ну давай туды.
Алик, предвкушая спектакль, ответил проглатывая одновременно напиток и буквы: я …мэриканец. 
- Ну шо ты тут брешешь совсем набрался, - констатировало опешившее рыло, - Я тебе ховорю вставай и вали, а-то сейчас получишь по полной. 
Глядя на него своими честными серыми глазами, Алик опять повторил свою исповедь, ошалевшему от непривычной и уверенной манеры отвечать наделённому властью и брюхом начальству.
- Ты шо порешь, -  рыгнуло явно сконфуженное начальство, - сейчас с тобой разберутся, -  и прихватив пузо исчезло.
Все собутыльники вокруг взглянули на Алика с удивлением и восхищением - вот так говорить с пузатыми никто и не мечтал.
Через какое-то время исчезнувший появился опять, указывая на Алекса, судя по пузу, более высокому начальству.
- Это ты, шоли, тут нахлебался, - издало звук новое пузо, - а ну идём в часть - сейчас мы с тобой разберёмся.
- А чего разбираться, я же вам ховорю – шо я амэрыканец, - рыгая перегаром, доканывал их Алик своим меланхоличным утверждением, глядя на них спокойными хмельными глазам.
- Да ты шо уже бредишь, а ну перестань валять дурака, пошли!
И тут настал момент торжества, Алика задрал свою рубаху и продемонстрировал заткнутый за пояс сорок пятого калибра Смит & Вессон на который он положил правую руку, а левой рукой тыкнул нависшему рылу именную карточку в американской форме.
Глаза начальства, побив рекорд Гиннеса своей округлостью, превратились в идеальные шары.
Побагровев и отрезвев мгновенно, пузатый дуэт зычно заорал на своих: а ну усе быстро отсуды! Они, видимо, изрядно испугались за целомудрие своего боевого состава.

Во время своей временной дислокации в Бангкоке Алик познакомился с обосновавшимся там Алексей Алексеевичем и его супругой Екатериной Павловной.
Тот был агентом по недвижимости для англоязычных граждан в Таиланде и владел несколькими языками и домами.
Жена ему помогала в этом бизнесе и заботилась о их семейном быте. Она, как позже узнал Алик, имела в прошлом любовника, но вовремя опомнилась и великодушно прощённая мужем, в одночастье сделалась необыкновенной супругой.
Они были очень приятны в общении, и Алик привязался к этой семье всей своей одинокой душой. Не имея детей, эти, в общем-то, одинокие люди все свои нереализованные благие чувства пытались выразить в своём тёплом отношении к окружающим и встретив Алика в своей жизни, старались поделиться с ним накопленной житейской мудростью и теплотой.
- Алик, - как-то сказал ему Алексей Алексеевич, - в этом мире материализма, самым прибыльным вложением денег было, есть и будет – приобретение недвижимости, а особенно в нужном месте! Недвижимость увеличивается в цене и поэтому называется этот бизнес “Real Estate”, т. е. нечто реальное, существенное!
Всеми приобретёнными от Алексей Алексеевича знаниями в этой области Алик воспользуется позже в своей будущей зрелой жизни, а пока его восприимчивый ум впитывал поступающую информацию.
Алексей Алексеевич и его супруга не раз обращали внимание Алика на его незаурядные способности, которые он привык не замечать!
- Вы же знаете несколько языков и одарены, почему же вам не взять классы, чтобы стать офицером, у вас же появится перспектива в военной карьере, - восклицали они!
Такой перспективный взгляд на своё будущее Алик никогда не рассматривал, - он был вполне доволен достигнутым. Не имея высшего гражданского, а тем более военного образования, он даже и не мечтал о подобной перемене в своей службе.
Потом вдруг осознав, что его положение не такое уж привлекательное, он вначале надулся, но потом понял, что это вполне поправимо.
Он также не мог не видеть их искреннее внимание к своей особе и оценить те перспективы, которые они ему раскрыли.
Видя, с каким уважением и надеждой они к нему относятся, он, чтобы оправдать их, а также уже появившиеся свои надежды, взял необходимые классы с перспективой стать офицером.
Со временем ему всё более и более это нравилось потому, что в его рутинной и безалаберной жизни появилась привлекательная цель!
Даже в воскресные дни, когда вся сержантская братия устремлялась в город, чтобы прожигать время, Алик корпел над учебниками.
К его удивлению, сержанты из его окружения изменили своё отношение к нему и при том не к лучшему. Он, видимо, стал ими рассматривался, как выскочка захотевший возвысится над остальными, но у Алика ничего подобного в голове и не мелькало.
Для них было ненормально хотя бы то, что вместо того, чтобы шляться при всяком удобном случае по кабакам и девочкам, он штудировал учебники и сдавал зачёты, - это убеждало их в своих простецких подозрениях.
Чтобы сосредоточиться исключительно на учёбе, Алик позвонил Ане и попросил её хотя бы на этот период его жизни приехать к нему: он даже на девиц не хотел отвлекаться.
Алексей Алексеевич и Екатерина Павловна невзлюбили Аню с первого же дня их знакомства. Её неискренность и невнимательность ко всему происходящему, а также нескрываемое равнодушие к мужу и желание побыстрей убраться назад, невольно раздражало окружающих. И, конечно же, при первом же удобном случае, она смоталась.

Чтобы начальство не швыряло его по разным странам и континентам, и Алик мог закончить необходимые классы, Алексей и Екатерина познакомили его с полурусским американцем - отставным офицером, живущим в Бангкоке и владеющим там ресторанами и связями с представителями местных американских военных структур.
К тому же он, видимо, выполнял некоторые особые функции, не связанные с его бизнесом. Алик выразил желание остаться в Бангкоке, чтобы закончить необходимые классы для будущих офицеров, и тот устроил ему успешное интервью с местным командованием.
Таким образом, эта необыкновенная пожилая пара изменила ему жизнь, - это был поворотный момент в его карьере, а скорее жизни!
Пройдёт много времени и Алик, будучи в Штатах, проснётся ночью разбуженный плохим видением и чувством чего-то произошедшего с Екатериной Павловной. Он позвонит к Алексей Алексеевичу и узнает, что её не стало!
- Что-то очень связывало меня с этой семьёй, ставшей мне такой дорогой и за многие тысячи километров это передалось, Гари, - с повлажневшими глазами, вымолвил Алик.   

Шёл 1965 год. У Алика появилась очередная знакомая Елена, с которой он познакомился на одном из вечеров у Алексей Алексеевича и Екатерины Павловны.
Являясь дочерью православного русского священика, она в свои 35 лет была майором и занимала должность директора филиала Корпуса Мира базирующимся в Ливане, но была временно аккредитована в Таиланде и Лаосе.
Она знала пять языков, обладала амбициями, положением, большой зарплатой и счётом в банке. В её распоряжении была правительственная вилла с бассейном, машина, прислуга и главное для неё – часто меняющиеся любовники из неиссякаемого американского военного контингента.
После работы, в её хобби входило ходить голой на каблуках вокруг своего бассейна, популяризируя нудистский образ жизни в пределах, отдельно стоящей и вверенной ей недвижимости.
Она выставляла своё безупречное тело воительницы для очередного приглашённого ею “молодого жеребца”, а затем с этим обезумевшим от её вида и ставшим полнейшим придатком своего неудержимого органа, устраивала оргии повторяющееся по четыре или пять раз в день!
Будучи младше её в звании и возрасте, Алик был не обделён её вниманием и с самого начала с удовольствием подчинялся её недвусмысленным командам.
Как правило, после нескольких дней этакой активности любой самец начинал мечтать о платонической любви и Алик, в конце концов, оказался в их числе.
В очередной раз вздохнув с сожалением, она немедленно переключилась на другую жертву визуальной провокации.
- У неё была, как это бы диагностировали медики - гиперсексуальность, - подметил Алик, - а как сказали бы в народе ..., - даже и не стоит говорить.

Вьетнамская война становилась всё более проблематичной и были необходимы лётчики вертолётов для быстрой переброски воинских подразделений.
Всех, зарекомендовавших себя смышлёными и не докончившими курсы офицеров, в срочном порядке перебросили в форт Беннинг - Джорджия на ускоренные курсы, где он и стал офицером.
Затем Алика и многих из его группы перебросили в Форт Уолтерс, где они должны были пройти сжатые курсы по вождению вертолётов.
Напротив здания переподготовки, прямо через улицу, была школа стюардесс (airline hostess) и конечно же все цели этих будущих асов были там, куда они и совершали  ежевечерние налёты. А так, как его жена таскалась (Алика выражение) с каким-то Мишей в Нью-Джерси, то Алику ничего не оставалось, как быть в числе налётчиков.

Алик опять во Вьетнаме, но уже как командир вертолёта распоряжающегося тремя другими членами экипажа: второй пилот, радист и стрелок-пулемётчик.
Весь южный Вьетнам того времени, на картах американских военослужащих, был разделён на три зоны: зелёная – где располагались американский контингент; красная – где жили вьетнамцы или, как их называли - Чарли; розовая – где всё было вперемежку.
Простые же вьетнамцы об этом не ведали и вели земледелие, и хозяйство там, где они это делали веками.
Перед вылетами их всегда инструктировали, дабы ввести в курс текущих событий. Полковник McDaniel, который вёл инструктаж, явно посматривал на эту страну с высоты англо-саксонской миссии править миром. Он широко использовал эвфемизмы (смягчённые выражения) в своих устных инструкциях, такие как: they are gooks, dinks, slopes – waste them (расистские выражения типа: узколобые нелюди – уничтожайте их), - так он назидал своих подчинённых.
Как-то пролетая над красной зоной, Алик заметил крестьян с их скотом.
- “Скоты, - подумал Алик, - что же мне в вас стрелять теперь”. - Вопреки инструкции, он не желал этого делать.
Радист связался с командиром оперативных действий и доложил обстановку.
- Алику поступила команда, - waste theм (уничтожить)!
- Но они же явно крестьяне! – взмолился Алик.   
- Лейтенант, не будьте бабой, выполняйте свой долг, а не то пойдёте под трибунал! – был резкий ответ!
Алик дал отмашку стрелку и после нескольких залпов развернул вертолёт, и пошёл на базу. Чуть погодя он увидел пару штурмовиков летящих испепелить напалмом оставленный им квадрат. Прилетев на аэродром, Алик, подавленный и униженный, тут же направился к капеллану (священнику) просить покаяние. Тот тоже выполнил свой долг и уверил его, что он не совершил никакого греха, исполняя праведное приказание!
Ведь, как легко убивать, не веря в бога и как трудно - наоборот, а Алик помнил, что в детстве бабушка Стененко, а потом и в монастыре говорили ему: убивать - это большой грех. - В душе своей Бражко был очень набожен.
За все эти дела Алик потом, всю свою оставшеюся долгую жизнь, будет маяться и бредить во сне и наяву, сокрушаясь и каясь перед иконами.
За двадцать лет войны во Вьетнаме каждый лётчик там отслуживший имел сотни подобных вылетов! Сколько же неучтённых жертв и поломанных судеб стоят за этим? – статистика и знать не хочет, а знает только Бог!
Во время одного из вылетов, советская ракета пущенная вьеткоговцами взорвалась возле вертолёта и его второй пилот, в нескольких дюймах сидевший рядом, был убит; а Алик был легко ранен в обе руки, но потерял много крови, направляя повреждённый коптер на место посадки для экстренных случаев.
Предварительно перебинтованный своими подчинёнными, Алик был срочно эвакуирован в госпиталь, где в одной из палат был обласкан сестрою милосердия особым экзотическим образом – та, видимо, нашла там своё истинное поприще!
- Боже, не зная меня она делала такое, - даже сейчас вспоминая, удивлялся Алик!

Выздоровление было быстрым, и вот он уже со своим экипажем доставляет провизию и боеприпасы. В один из вылетов на передовую, дабы подобрать раненных и доставить необходимое, Алик вышел из вертолёта и в наступивших сумерках стал осматриваться вокруг. Он увидел солдат, сидящих на каких-то чёрных скамейках и тупо уставившись в пространство, что-то жующих. Присмотревшись, он ужаснулся, - скамьями были трупы убитых вьетконговцев, сложенные штабелями, чтобы было где присесть, а вокруг была мокрая, грязная – пропитанная кровью земля.
Невольные позывы рвоты, переходящие в конвульсии, вынудили его броситься в ближайшие кусты, а отупевшая и бесчувственная от насилия и крови солдатня гоготала над этим. В тот момент Алик был, пожалуй, единственным человекообразным существом, попавшим в мир полулюдей, ставших как бы оборотнями в результате непрестанного цикла насилия и жестокости.
Один из таких, но неизлечимых, оказался стрелок из его группы. Тот проявлял омерзительную кровожадность (bloodthirsty) и в перерывах между боями хвастался, как он здорово и с каким наслаждением косил вьеткоговцев из пулемёта пролетая над ними, - этих, как он говорил, узкоглазых ублюдков.
- Это так забавно смотреть на разбегающихся мошек и хлопать их одну за другой – бум, бум, бум – хихикал он с мерзким выражением лица.
Этот вурдалак настолько пристрастился к убийству, как к повседневному и приятному процессу, что даже сослуживцы, стали избегать его компании или присутствия, - все желали избавиться от него: это было патологически ненормально рассказывать с удовольствием то, чем остальные тяготились.
Не могло быть в здравой голове наслаждение убийством, даже если это было вызвано необходимостью самозащиты.
Алик, как и его подчинённые, устал от него и попросил начальство перевести того куда-нибудь, что и произошло. Вскоре этого кровососа настигла смерть, которую он сеял!
Все, и не только в группе Алика, вздохнули с облегчением.
Это был парадокс войны, -  как бы обстоятельства войны и бойни не делали тебя зверем, ты внутри себя хотел и должен был оставаться человеком, - иначе во что-то ужасное превращалась твоя суть!
Прибыла очередная группа призывников и после отбора лучших из них прыткими командирами подразделений, оказавшимися в этот день на базе, оставшаяся часть, далеко не лучших новобранцев, досталась группе Алика, только что вернувшегося с задания.
Обращаясь к своему сержанту, он кивнул в их сторону головой и сокрушённо сказал: у нас проблема. Тот уже успел это заметить и отчеканил: сэр, не беспокойтесь я всё улажу! Сержант не был дипломированным психологом, но был старше Алика и до призыва в армию служил в дорожной полиции, где невольно практиковал здравый смысл в течение каждого своего дежурства.
Призывники, казалось, уже смирились со своей неполноценной участью, когда сержант зычно и по командирский рявкнул: вас назвали неудачниками и бездарями?! Но кто вас так назвал? - и после многозначительной паузы продолжил, - сделал это умышленно, чтобы принизить ваши незаурядные способности, в которых я не сомневаюсь. Вы есть лучшее, что мы когда-либо имели!
После нескольких минут этого спектакля новобранцы воспрянули духом и начали переодически, после каждого его аргумента, восклицать: неужели или разве, - с надеждой переглядываясь между собой. - Они всё больше и больше начинали верить в себя.
Конечно! – каждый раз подтверждал сержант, вошедший в образ глаголющего истину и приводящий всё более, и более красноречивые, и весомые аргументы.
К концу этой процедуры промывки, а точнее отмывки мозгов от предвзятости, их глаза горели решимостью и готовностью выполнить любое задание, и в любых условиях.
Через месяц Алика вызвал его капитан и спросил: что произошло и как вам удалось превратить этих болванов в лучший взвод?!
А было всё просто! Надо было убедительно показать им свою веру в них и здраво поощрить. Ничто так не вдохновляет, как вера других в твои способности и наоборот ...

Ангел Алика не только защищал его, но иногда и баловал краткими, но необходимыми служебными командировками; и вот он прилетел в Сайгон для дачи показаний в военном суде в защиту одного из своих новобранцев - хорошего парня, ненароком угодившего в скверную историю.
Военная полиция встретила его у трапа транспортного самолёта и потребовала показать необходимые документы, подтверждающие, что он прибыл по приказу – развелось много дезертиров. Проверив бумаги, они затем потребовали отдать личное оружие – пистолет, от чего он категорически отказался. Это была обычная реакция всех прибывших из зоны боевых действий – синдром беззащитности, даже при кратковременном отсутствии средств обороны. Но потом, после объяснений и заверений о возврате табельного оружия, а также письменного оформления временного изъятия, он его сдал.
Кроме того, от него потребовали избавиться от грязи и запаха, к которым он так привык в боевых условиях. Эту часть требований Алик желал выполнить без заминки и его привезли в отель Рех.
Очутившись в чистом и спокойном номере, нашедшее на него расслабление, после чудовищной усталости боёв, свалило его с ног и последнее, что он помнил, как плюхнулся плашмя на кровать, не снимая ботинки и форму, а при соприкосновении с белой, мягкой и нежной поверхностью, почувствовал блаженство и тут же провалился небытие, заснув как младенец.
В это же номер, но на другую постель, был приписан капитан интендантской службы, который войдя в номер был возмущён видом неопрятного и не раздетого Алика, безмятежно посапывающего на белоснежной постели.
Его громкое возмущение перебило сон А. Бражко и пробудившись, тот яростными и  непотребными словами перепугал интенданта.
Выскочив за дверь, тот побежал звать военную полицию. Стражи порядка, из своего многочисленного опыта, знали в каком состоянии находятся люди, только что прибывшие с боёв и повидавшие “врата ада”. Они, естественно, не составили акт, а попросили Алика быть помягче, капитан же был размещён другом номере этого же отеля.
Наутро, смыв под душем все признаки фронтового одичания, он напялил чистое бельё и  вычищенную персоналом отеля униформу, - и вновь на Алика нахлынуло блаженство.
Для принятия завтрака он спустился в фойе отеля и направился в кафетерий, а так как судьба Алика уже стала специализировать его на женском медперсонале, то там уже сидела одна из них, занятая принятием пищи.
Прежде всего он взглянул на её погоны майора, а она на его иные места и жестом пригласила сесть напротив за её столик, и началась обоюдная разведка намерений. Вдохновлённые совпадением сокровенных желаний, они быстро покончили с завтраком, чтобы побыстрее очутились в её комнате и старший лейтенант (first lieutenant) уже самозабвенно дубасилcя (Алика выражение) с майоршей.
- Я был внешне отмыт, но изнутри я был всё ещё грязным животным, вырвавшимся из джунглей Вьетнама, - объяснил Алик, - мы оба были ненасытны в своей тяге к плотской человеческой жизни вне этой бессмысленной войны и ей нравилась моя необузданность.

До слушания ещё оставался день и Алик, взяв такси, направился к своему другу по школе связистов, Ласко. Он был выходец из Галиции (западная Украина) и служил офицером связи на высокой должности.
Как оказалось, приятель жил в служебной вилле на прибрежном курорте – Нха Транг (Нячанг). Оказавшись в этом чудесном комплексе, Алик с восторгом воскликнул, увидев ожидающего его друга: и это называется служба?!
И вот там-то он и встретил Маргарет Бенедикт, ставшей его пассией в Индокитае на длительное время до её трагического конца.
Она там была с подругой Шмидт, как и она немкой. Их было только двое – военные медсёстры (military nurses), все остальные были вьетнамки, как обслуживающий персонал. Видимо, эта вилла была предназначена для развлекательных мероприятий и снятия стрессов войны у офицеров связи.
Там были и другие парни, но оглядев вокруг, Маргарет выбрала, а позже влюбилась именно в Алика.
- Они, женщины выбирают, а не мы - мужчины, - любил назидательно повторять Алик!
Маргарет была родом из Гамбурга и иммигрировала в Америку. Став медсестрой в армии, а потом, в чине капитана, перешла во флот (NAVY).
Вьетнамская война была в разгаре, когда она нанялась лечить раненых и больных на плавучем госпитале. В момент их встречи корабль был пришвартован в Дананге, что было недалеко от этого места.
- Пойди и приведи себя в порядок, - вдруг сказал его друг, наблюдавший за немками и предвидящий назревающие события. Алик это безотлагательно сделал ещё одним освежающим душем в этом мире джунглей и преющей плоти, а затем осушил три стопки водки, легко доступные по всей жилой площади.
Приблизившись к Маргарет, он попросил разрешения присесть рядом, и с её радостного согласия пристроился, заметив её изучающий взгляд.
Ввиду своей необыкновенной в тот вечер расслабленности, Алик блистал чувством юмора и галантностью своего обращения с женщинами, особенно с Маргарет.
К ним присоединился Ласко, взявший на “прицел” её подругу. Все участники импровизированного вечера были явно в ударе и там не было места стеснению, они обменивались откровенными взглядами, намёками и касаниями.
Не трудно понять их, молодых, полных желания жить сейчас, сию минуту и повидавших ужасы войны, что делает человека жадным до всего, пусть низкого, похотливого, но чертовски желанного удовольствия.
Впечатлив медсестёр и всё ещё чувствующий себя измотанным недавними боями и утренней майоршей, а также количеством выпитого, Алик побрёл в душ, чтобы ещё раз смыть тропический пот и приобрести расслабление через очищение тела, - это всё ещё воспринималось им как блаженство.
Выйдя из душа, он опять решил отдался прелестям чистой постели, но неожиданно появившаяся Маргарет разом поменяла сценарий этой ночи, - она живо нырнула в постель рядом с ним и все преграды, и усталость куда-то исчезли.
Началась сумасшедшая, доходящая до исступления ночь молодых безумцев, страждущих одного – жить и любить на этом эфемерном "островке" благополучия.
Неумолимое утро забрезжило рассветом и, к огромному сожалению Алика, надо было ехать в зарезервированный отель Rex в Сайгоне, а потом в суд для дачи показаний, - а ему, боже мой, так хотелось просто лежать с ней.
Из заказанного такси Алик с удивлением смотрел на яркие улицы, на забитые военнослужащими рестораны и открытые магазины, на машины и автобусы, утрамбованные людьми – это не укладывалось в сознании из-за контраста с тем, что происходило не так уж далёко от этих благополучных мест, - в окружающих город джунглях, где шли бои и люди превращались в нелюдей!
Это был период апогея войны и Сайгон бы самым пульсирующим местом отдыха для американских военных после изнурительных боёв и полевых нечеловеческих условий.
Одним из бойких мест там был отель Eden (Рай) располагавшийся в холмистом районе города, куда устремлялись стопы всех вояк во время их кратких отпусков в город, да и Алик там бывал не раз.
Постоянные активистки этого отеля были девочки из разных частей света, а не только вьетнамки или азиатки; но все они предпочитали только зелёненькие купюры и профессионально снимали одежду, и стресс туда входящим.
Но Алик, с некоторых пор, стал испытывать отвращение от таких “райских” местечек, - ему осточертела продажная любовь и деловые лица жриц в подобных местах, - хотелось хоть каких-то более или менее романтических отношений, пусть и ненадолго, - поэтому Маргарет стала отдушиной от всего грязного!

Но короткий и бурный страстями служебный отпуск остался позади, и он опять молотил небо винтами, доставляя подразделения на передовые позиции и поддерживая огнём осаждённых вьетконговцами сослуживцев.
Усталость, усугублённая бессмысленностью этой бойни, стремительно нарастала, а после возникшего романа, он только и думал о встречи с Маргарет.
Дислокация его группы вертолётов была не так уж далека от Дананга, где по-прежнему находился плавучий госпиталь, и эта близость буквально провоцировала Алика увидеть и обнять её.
Как-то не выдержав томительного ожидания, он нашёл способ дозвонился до Маргарет.
Обрадованная его звонком она попросила опять о встрече где угодно и как можно скорее, -  видимо с ней происходило нечто схожее с состоянием Алика.
Как он ей и обещал, на следующий свободный от полётов день, без официального разрешения, он вылетел на вертолёте, а чтобы не быть обнаруженным своими же средствами ПВО, полетел вдоль побережья на низкой высоте.
Это была безумная идея, но в данный момент Алик, после всего им пройдённого, был одержим только одним - предстоящей встречей с Маргарет. Он неистово хотел выполнить данное ей обещание - увидеть её, а также предоставить ей и её подругам сказочную прогулку вдоль побережья на коптере.
Подлетая к месту стоянки теплохода Алик сделал вираж, как бы  приветствуя женщин, махавших ему руками, и посадил машину на открытой площадке, где они предусмотрительно его ожидали, а затем ринулся к ним.
Только ради таких моментов можно и нужно жить, чувствовал он это в себе, глядя на их сияющие восторгом лица; а его прекрасная Маргарет устремилась к нему и обняв, затяжно поцеловала своего безумца!
Всю группу медсестёр он пригласил в вертолёт и с женским визгом, и гоготом взмыл в верх. Это было сказочное наваждение для всех участников этого полёта, заворожённых крутыми разворотами и горками вдоль побережья, а затем облётом корабля сверху.
Когда он возвратил их назад, глаза девиц были наполнены слезами восхищения не только произошедшим, но и им! Потом он всегда вспоминал этот особый момент своей жизни, как нечто очень светлое и радостное.
Отрезвление наступило чуть позже, когда он возвращался на базу, а особенно когда приземлился. К нему тут же подбежал его удивлённый и встревоженный сержант-механик с вопросом: где вы были лейтенант?!
Алик невнятно пытался что-то объяснить, а тот, не уличая его в чём либо, попросил больше так не поступать и, к счастью, не доложил об этом, хотя должен был это сделать. Он уважал Алика за его отчаянность, да и к тому же механик был намного старше и видимо чувствовал, что происходит с Аликом.
- Этим своим поступком я мог перечеркнуть всю свою карьеру и попасть под трибунал, Гари. Вот какой я был идиот в тот безумный момент моей жизни, - ухмыльнулся Алик!

Ну вот у Алика опять очередной долгожданный, но краткосрочный отпуск в Сайгон, и он договорился с Маргарет о их встречи в отеле Рех для продолжения незавершённого медового месяца. Встреча началась пылкими и плодотворными часами, проведёнными в постели.
Почти-что вся публика в этом отеле состояла из вояк, отдыхающих после боевых действий. Вырванные из жестоких будней и сопутствующих стрессов, они неистово, - точнее вакханально веселились, то впадая в непробудные пьянки, порой сопутствующие драками, то в блудливые оргии без стеснения и оглядки.
Дошедшие до исступления в своих развлечениях, многие из них, чтобы заглушить всё то, что скопилось в их подсознании и не думать о жутком прошедшем и беспросветным будущим, с вызовом судьбе, практиковали прыжки в бассейн со второго и даже третьего этажей с дикими криками и гоготом.
Маргарет, по дороге в номер Алика и обратно, была не раз облапана и, мягко выражаясь, общипана. Эпитеты и комментарии сыпались с несносной бранью и откровенными намёками. Немудрено, что Маргарет невольно взвыла от такой невыносимой обстановки.
Алик, естественно, не мог противостоять всему отелю и это вынудило его покинуть этот вертеп, и переехать с ней во французскую комфортабельную гостиницу.
Заведение было более накладно, но изысканно и конечно же это произвело приятное впечатление на Маргарет, что, в свою очередь, польстило тщеславию Алика!
Хоть это был бальзам для его самолюбия, но расходы были неумолимы к его истощённому бюджету, - она же не подавала даже намёка облегчить его финансовое положение; а у него на балансе была вся семья, которую он должен был содержать и мысли об этом невольно вкрадывались в его постепенно охлаждающуюся голову.
К счастью, отпуск кончился раньше, чем деньги и поэтому воспоминания остались яркими и не омрачёнными.
Он ещё возьмёт отпуск, чтобы навестить Маргарет, но уже в Японии, куда отправится её госпиталь. Когда же Алик, после вьетнамской войны, будет служить во Франкфурте в Германии, она прилетит, чтобы с ним встретится, но по дороге из аэропорта попадёт в аварию и сгорит в машине!
- Мне всё ещё кажется, что в этом есть и моя доля вины, - тихо проронил Алик, - ведь я её любил и она ехала ко мне!

Всем воевавшим во Вьетнаме, один раз в году в дополнение к краткосрочным отпускам, предоставляли полный отпуск домой или в ближайшие страны, не вовлечённые в эту бойню.
А так, как Алику не хотелось лететь далеко домой на короткое время, и ещё вдобавок угодить в объятья формальной, всегда недовольной и неверной жены, то он с небольшой группой отпускников выбрал Сингапур.
Попав туда, они, прежде всего, наклюкались в ресторане до добродушного состояния и познакомились с британскими офицерами, которые из любопытства сами навязались в приятели и засыпали их вопросами о Вьетнаме.
Выпотрошив информацию из переполненных ею союзников, бриты пригласили всех американцев на вечер в West Point Society в Сингапуре, намекая, что и в Америке есть место с таким названием, - имея в виду знаменитую военную академию West Point.
Алик и сослуживцы не имели права носить военную форму вне объявленной военной зоны и носили гражданскую одежду, которая не очень-то подходила к данному событию.
Британцы, надо отдать им должное, предложили им свои фраки потому, что они должны были быть в парадной форме, - это был регламент для подобных британских вечеров.
Разрядившись как денди, американцы явились на традиционный вечер военной элиты своих союзников.
Вначале торжества прогремел имперский гимн “God Save The Queen” (Бог храни королеву или короля), в зависимости от пола монарха.
- Вот где ахиллесова пята ихнего гимна, – подметил Алик, - а если потомок окажется трансгендером, что будут петь?!
Потом какой-то бригадный генерал занялся расточительством дифирамб своему воинству и британским островам. Скука была невыносимая, а тот продолжал бубнить традиционную усыпительную речь, которую британцы вежливо слушали, а американцы переглядывались и тихо стонали в стиле блюза.
Лишь одно утешение присутствовало за столами - это обильная выпивка и закуска.
Именно на этом вечере, после очередного глотка спиртного, Алик понял почему Америка захотела независимости от этих зануд, и он был готов это повторить немедленно, но после изрядно выпитого.
Британцы, наслушавшись американских стенаний, несколько раз их успокаивали, намекая на незаурядные последствия этого заупокойного начала.
Когда генерал довёл своей речью себя и супругу до пред-постельного состояния, он закончил её, чтобы добраться до желанного ложе и полусонно попрощавшись удалился.
Что было потом Алик не забудет даже при сильном желании с гипнозом.
Вся эта чопорная и благопристойная публика, под сурдинку уже нахлебавшаяся дармовым спиртным, сорвалась с насиженных мест и началась феерическая вакханалия.
Если бы сам Вакх увидел подобное, то сравнивая, устыдился бы скромности своих мифологических пирушек.
Этот переход из одного состояния в другое был, как если бы лёд мгновенно превратился бы в шипящий пар, и это было шоком даже для Алика уже привычного ко всему в этой жизни, переполненной сюрпризами.
На фоне исполнения музыки приглашённым оркестром, они, эти потомки традиционно-чопорных британцев, срывали с себя одежду, чтобы неистово танцевать, орать, визжать, компенсируя недавнюю показную выдержку.
В этом вертепе особенно преуспевали женщины выбирая себе партнёров в присутствии в стельку пьяных мужей!
Вначале скинув с себя платья и в нижнем белье они танцевали, потом на полу появились лифчики, а затем и всё остальное.  И хотя там превалировали семейные пары, желание женщин быть замеченными не принадлежащим им мужчинами было очевидно.
Они прыгали на стол, танцуя смесь как-кана с вульгарными конвульсиями, а некоторые предались сексу, причём самому извращённому.
Как всегда и везде, американцы решили взять инициативу в свои предприимчивые руки и здесь, поэтому Алик и его команда устремились в гущу сексуальных событий. Разошедшиеся там девицы сами выбирали себе партнёров и там же их удовлетворяли, - Алик не был обделён.
- Это было нечто неописуемое, Гари! - На этом вечере я понял из чего состоят пуританские британцы, как им даётся выдержка и каким бардаком всё это кончается, - саркастически ухмыльнулся Алик.

Вскоре закончилась эпопея его вьетнамской службы и ротация боевого состава американской армии вступила в свои права. Алик и часть экипажа вертолёта, отвоевали там положенные годы, и доселе не участвовавшие в боях военнослужащие должны были их заменить.
За время вьетнамской войны Алик был трижды ранен и несколько раз награждён разными медалями, включая за особые заслуги - “Bronze Star”.
Его воинские заслуги были также отмечены медалями союзников, с которыми он успел поучаствовать в боях.
В частности, корейский генерал, под звучащие фанфары, наградил Алика бронзовой плитой с изображением Тигра на дощечке из особого дерева, за совместные боевые действия корейских и американских частей во Вьетнаме и вклад Алика в эти операции.
В дальнейшем ему, как награждённому боевому офицеру в чине лейтенанта, командование предоставит большие возможности для карьерного роста.
По дороге домой в Нью-Джерси, попутчиком Алика оказался коллега по небу, но пилот штурмовой авиации. Тот был переполнен фронтовыми историями и одну из них Алик хорошо запомнил: - Во время разгара боевых действий в Индокитае, один из лётчиков их крыла во Вьетнаме уехал учавствовать в шестидневной войне на стороне Израиля, начавшейся в 1967 году. По его возвращению, командир крыла выстроил всех пилотов в шеренгу и приветствовал героя, возвратившегося с Ближнего Востока.
Вместо ожидаемого дружеского отношения со стороны выстроившихся соратников по небу, он увидел, как те все разом повернулись к нему спиной.
Они посчитали, что ради другой страны, он покинул их в трудную минуту, когда почти что каждую неделю они теряли своих товарищей.
Осознав сложившуюся ситуацию, начальство тут же увело этого лётчика, а затем, без лишнего шума, перевело назад в Штаты.
- И ещё Гари. Правительство Штатов долгое время не признавало наше военное присутствие в Лаосе, Камбодже и Таиланде, и награды за военные действия там, нам не присуждались, - вспоминая о тех днях, объяснил Алик. - Но теперь, по прошествии стольких лет, а это около сорока, они признали участие во всех секретных войнах, как в Индокитае, так и в других местах. Нам обещали не только надбавки к нашим пенсиям, но и награждение особой медалью! Но главное – надбавки!
Пройдут годы, и как-то перед тем, как проснуться, Алик увидит часть того, что он запрограммированно забыл. Он вспомнит себя на корабле, который остановился в нескольких милях от берега … потом он несётся на катере к берегу в разлив дельты реки Меконг … его встречают в гребной лодке местные азиаты, балакающие что-то на французском, и везут в один из курортных посёлков для белых … а затем - полный провал памяти.
- Гари, я рассказал тебе не все эпизоды из моей Вьетнамской эпопеи. Какой-то большой ломоть воспоминаний – около полугода, был вырезан из моей памяти, после моего лечения в нашем американском военном госпитале в Японии.
А попал я туда в результате третьего ранения и помню лишь эпизоды своего пребывания там. Смутно припоминаю особое отделение, в котором лежало несколько таких как я, и как нам давали необычные пилюли, и проводили специальные процедуры психотерапии. После службы в Индокитае и через какой-то промежуток времени, когда я стал разбирать старые вещи, то начал обнаруживать награды и подарки за секретные операции о которых я ничего не помню и сейчас. Только под утро, я иногда, как бы вижу блёклые и краткие эпизоды, – несколько растеряно объяснил Алик.
- И ещё один штрих к этой чёртовой войне, Гари! У тех военнослужащих, которые участвовали в наземных операциях, происходивших в джунглях Вьетнама, с возрастом стали проявляться проблемы с ногами! – заявил Алик, - и я оказался один из них!
Это было неизвестное доселе заболевание, вызванное поражением нервных окончаний в ногах из-за широко использовавшегося нами там дефолианта “Orange”.
Этот химический агент разбрызгивался самолётами над джунглями, где прятались вьетконговцы, чтобы листья деревьев опали и было видно расположение партизан для последующего их уничтожения.
Такой варварский метод ведения войны принёс ущерб и страдание не только природе, и вьетнамцам, но и американским солдатам, воевавшим там, чья обувь была очень часто пропитана влагой земли, смешанной с этим дефолиантом.

Будучи всё ещё молодым военным, но с солидным боевым стажем, Алик решил расширить себе перспективы и поступил в Advanced Officer Signal School (Школа Усовершенствования Офицеров Связи) в форте Монтерей. Потом, для стажировки, он был командирован в “New Port Beach” - морская база в Вирджинии на шесть месяцев.
В 1968-году, после окончания школы, Алик был отправлен во Франкфурт-на-Майне в Западной Германии на должность Signal Code Officer (Офицер Кодовой Сигнализации).
Продвижение по службе шло, как по маслу и он уже в чине капитана, но при этом занимает должность подполковника и гордо носит особый ключик на браво торчащей шее: очень много высоких чинов оказались во Вьетнаме, ну вот ему и подфартило. А ключик на шее - это контроль над несколькими ядерными зарядами, расположенными вдоль границы с восточной Германией. И ещё два таких на шеях у его соратников по пятому корпусу американских войск, расположенных во Франкфурте.
Вместе они способны инициировать появление ядерных грибков на определённой части границы. И таких сюрпризов, вдоль границы, было достаточно, дабы отбить охоту у Советов экспортировать свой политический идиотизм.
Как-то, Алик, принял участие в совместных учениях американских и западноевропейских войск, входящих в НАТО на территории Германии на границе с ГДР, а на другой стороне границы велись такие же учения, можно сказать зеркальные, и проводились они конечно же советскими войсками и странами Варшавского Договора.
- И представь себе, - улыбнулся Алик, - в первую же ночь после учений, итальянцы и французы, побросав окопы разошлись по барам, борделям, гостиницам или где можно было бы поспать комфортно. Только американцы и русские на другой стороне, ругая на чём свет стоит своих союзников и начальство, ёжились в блиндажах и окопах без капли спиртного в крови, - им это было запрещено!

Алик Бражко и в Германии был обречён коротать время без своей жены, которая, как потом выяснилось, очень привязалась ... скажем так: к очередному поклоннику её прелестей.
Алик в это время, в поиске утешения и недостающей женской ласки, оказался на вечеринке, где познакомился с неотразимой капитаншей из штата Канзас, чьи команды, не будучи её подчинённым, выполнял без заминок.
В одном из таких моментов неслужебного рвения он настолько переусердствовал, что она стала издавать неконтролируемые ею звуки типа: ой, ой и так далее.
И у Алика в голове возникли мысли таково же типа: ой, ой, - она же русская, такие звуки американкам в экстазе неведомы, а уж он-то знал!
И тут у него в голове выстроилось шеренга предшествующих событий, которая свелась к тому, что он решил доложить об этом, кому полагалось, что он и сделал после исполнения текущего долга.
Капитанша мигом исчезла из среды женской половины воинского состава, а у Алика в срочном порядке и на всякий случай отобрали ключик, и статус секретности, а также перевели в Кайзерслаутерн – всего сто-пятьдесят километров от Франкфурта.
Как-то поздно вечером, когда стемнело, Алик шёл в клуб, чтобы развеяться в очередной раз, и вдруг на него набросились два аборигена, один из которых, металлическим прутом нанёс ему ранение, но не настолько существенное, чтобы сбить пыл с самца, оставшегося без самки.
Алик отыгрался на них в полной мере, а может быть и чрезмерно. Он бил их всеми своими природными конечностями издавая яркие и поучительные  выражения.
На мольбы нападавших сбежалась толпа и военная полиция, которая с трудом отняла у Алика возможность закончить только начавшийся курс вежливости.
Командование, поняв какой опасности подвергнут Алик, в этот же вечер срочно выслало его в Нью-Джерси на военном самолёте к его официальной жене вместе со всем его скарбом;  а там уже было достаточно, так как упаковывала всё им нажитое – рота солдат!
Стало очевидно, что Советы были на Алика в пребольшой обиде и они, своими длинными руками, ещё раз попробуют отмстить ему за капитаншу, но уже в Африке.

Видимо имея определённые планы на будущее Алика, Пентагон с госдепом предложили ему поехать учиться в Париж, чтобы попытаться получить степень магистра по современной истории и политике. Военное командование решило предоставить Алику возможность учиться в университете Сорбонны, чтобы повысить уровень образования, а конкретно - изучить там политику, философию, историю и при том - на французском!
Американцам очень импонировало, что у них есть хлопцы, говорящие на иных европейских языках, особенно на французском и могущие добиться любой учёной степени если Америке будет угодно.
Попав опять во франкоязычную страну, Алик как бы окунулся в своё необыкновенное прошлое, а так как адюльтер, с тех пор как возник Париж, вечно шляется по улицам этого похотливого города, то Алик был приговорён встретить там Валентину - двадцатидвухлетнюю русскую красавицу.
У той было всё о чём мечтала бы нормальная женщина, - и статный красивый муж - француз, и два чудесных ребёнка, и прекрасное финансовое положение, но это всё абсолютно не помешало возникновению романа межу ними.
- Чтобы женщины не имели, Гари, им всегда будет чего-то недоставать! – ввернул Алик и добавил, - очень часто встречаются семейные парадоксы: в семье бессердечные скандалы, а на стороне сердечные романы, - съехидничал Алик!
Валентина была настолько влюблена в него, что стала уговаривать его бросить службу, - что означало дезертировать и уехать с ней в Австралию, а она, ради него, оставит мужа с детьми!
От услышанного, у Алика каждая бровь сместилась на разный уровень.
Боже и это она серьёзно! Да как же можно такое даже мыслить, с малороссийским акцентом, по-русски подумал он?
Но несмотря на некоторые разумные свои умозаключения, Алик находился под абсолютным влиянием неугомонных в нём гормонов и настолько увлёкся ею, что позабыл про существование даже университета, из которого его чуть было не вышибли, но страсть не могла затронуть его мужское самолюбие до такой степени, чтобы бросить службу и попасть в список дезертиров, а также забыть свою семью.
Как-то будучи одновременно в капитанской форме и в соборе Александра Невского в Париже, что всегда привлекало особое внимание прихожан женского пола, он неожиданно увидел Валентину.
Ах как она благочестиво глядела на алтарь и самозабвенно молилась, а рядом стояли два ангелоподобных мальчика, и муж держал её под руку.
Алику вдруг стало нестерпимо больно за них, - особенно за детей.
До какой же степени ты дрянь, если способна их бросить?! - по-новому взглянул он на неё и впервые от такой подлости людей у него возникло рвотное чувство.
Очень тихо и медленно в нём просыпалась истинно христианская совесть, но пройдёт ещё много лет, прежде чем его “слипшиеся молодостью глаза” разомкнутся.
Когда же произошла их очередная встреча и Валентина опять стала петь свою австралийскую сагу, уговаривая его сбежать, а он, уже уставший от её авантюрных предложений и начинающий чувствовать к ней некую неприязнь, наконец разрешился тирадой: послушай, у тебя прекрасный муж, два чудесных ребёнка и ты ходишь в церковь, как же можно при всём этом необыкновенном, думать о ком-то или о чём-то другом?!
Но и это её не охладило, а наоборот!
В один из безмятежных дней французской бестолковой жизни, сидя в кафе, он увидел приближающуюся Валентину. Та подошла к нему так решительно, что его новая и временная пассия, видимо обладающая хорошим чувством такта, встала и ушла, а Валентина усевшись напротив опять завела старую, заезженную пластинку; но на этот раз Алик был более решительно настроен и отношения были прерваны.

После первого семестра Алик захотел поразить французских профессоров своей интерпретацией современной истории, а конкретнее - американской версией мировых событий. На очередном экзамене он выдал чуждые французам взгляды на исторические факты, чем спровоцировал профессоров Сорбонны потешиться над этим.
Чтобы больнее задеть зарвавшегося американца, они стали задавать ему оскорбительные вопросы о его вьетнамском опыте ведения войны с мирным населением.
- Это ваше, американское понимание истории, - пояснили ему профессора, - вы лучше расскажите сколько и как вы убивали во Вьетнаме детей?!
Этот вопрос, заданный с усмешкой и издёвкой в голосе, буквально взбесил Алика, который и так чувствовал свою вину за тот военный хаос, созданный идиотами от политики, и он, в состоянии аффекта, был очень циничен своим ответом.
- Да я убивал и как вампир высасывал кровь из младенцев, - если вы так представляете себе то, что там происходило, - эпатировал в ответ Алик и ушёл, хлопнув дверью.
- Гари, а вообще-то, они были правы, тогда я ещё не понимал всю суть происходящего и провалил экзамен - спокойно резюмировал Алик после стольких лет осмысления.
Маленькое отступление, - после такого неудачного денежного вклада Пентагона в свою персону, Алик сыграл на неприязни американского истеблишмента (правящие круги) к французам из-за известного инцидента с обменом долларов на золото.
Тогдашний президент Шарль Де Голь послал к берегам Америки корабли с долларами и предложил казначейству честный обмен, на что Штаты откровенно разобиделись, но вынуждены были поменять согласно договора.
В последствии этот знаменитый президент был устранён через студенческие демонстрации, за которыми стояли стратеги из мстительного Вашингтона.
Вдохновлённые подобным “натуральным” обменом, и другие страны запросили подобное, но получили отказ даже несмотря на упомянутый договор. А с сильными мира сего, как вы должны знать, - не пререкаются!
Но вернёмся к моменту гневного ответа Алика профессорам. Облегчив себя высказанным, он разъярённый выскочил в коридор и направился решительным шагом к выходу из этой Альма-матер(ной) для него, с этого момента, шарашки!
Он слышал быстрые шаги кого-то, пытающейся его догнать, но будучи возмущённым и возбуждённым, он не желал даже оборачиваться.
Но каблучки его таки нагнали и преградили путь, и он впервые увидел необыкновенное создание с выразительными глазами на него смотрящими.
Представившись как Мария Павлодор и с восхищением глядя на Алика, эта прелесть в юбке всем своим видом выражала явное желание утешить разбушевавшегося хероя.
Увидев Алика в его раскрепощённом виде и с презрением, бросающим немыслимые фразы в сторону, как её казалось, непререкаемых авторитетов – этих снобов профессоров, она уже была его одалиска (секс-рабыня) в своих неустойчивых юных мыслях и фантазиях.
Алик, своими эмоциями, очаровал её внимание какой-то противоположностью всем другим, крутившимся вокруг неё поклонникам. Своим эпатажем он поразил её особой неевропейской необузданностью, а в манерах он был первобытен и галантен одновременно, к тому же являлся американцем, прекрасно выражающим свои мысли на французском. Да, в А. Бражко всё перечисленное сочеталось чертовки привлекательно для женщин!
Что же касается Алика, то само её имя могло бы очаровать его, молодого и полного гормонов самца, а тут ещё и она сама. Всё в ней было провокационно - и глаза, и губы, и далее вниз, - его взор не мог остановиться на чём-то конкретном.
Мысли скакали в его голове и во взгляде, возбуждая его фантазии и распаляя плоть.
Она предложила поехать в её любимое кафе, дабы остудить охладительными напитками всё ещё огнедышащего Алика.
Мгновенно восстановив галантность на своём лице и в жестах, и конечно же желая впечатлить, Алик предложил подвести её на своём кабриолете 1966 года Фиат-124 Sport Spider, что было неплохо для тех времён.
Мило улыбаясь, она жестом указала в сторону Porsche Carrera и предложила ему ту же услугу.
Алик был смущён относительной скромностью своего предложения и в то же время заинтригован таким неожиданным поворотом событий.
Мария была молода и, как потом Алик лично выяснил, непорочна в свои девятнадцать лет прожитые в вертепной Европе. Видимо она грезила цивильным внешне, но диким изнутри самцом, а уж тем паче в униформе американского офицера.
Влюбившись в Алика, она вскоре сделала ему тот маленький, но очень бесценный подарок для данного континента, и с которым она уже устала носиться так долго и по стольким странам.
Алик, в свою очередь, так соскучился по редко встречающейся невинности и открытости в женской части человечества, что тут же по уши влюбился в испанскую версию своего идеала.
- Что это, высокая любовь или низкая похоть, - вопрошал он себя? - А почему это не может быть вместе? Определённо это вместе, - скомандовал он своему сознанию!
И именно так он стал чувствовать, ведя параллельно и другие романы, как когда-то он практиковал, будучи подростком. Это было, как ему казалось, самое необыкновенное время его жизни. И такое необыкновенное ощущение у него ещё повторится не раз, но уже с другими милашками.
Мария понимала, что романтика, не подкреплённая наличными, может кому-то из них быстро надоесть.
Обладая неисчерпаемым даром папочкиной “манны”, который никогда и ни в чём ей не отказывал, она щадила самолюбие Алика и тактично оплачивала их взаимные расходы.
Её отец был владелец большой транспортной компании, доставляющей свежие овощи, фрукты и другие быстро портящиеся продукты из солнечной Испании в облачную Германию и другие близлежащие страны.
Мать была когда-то гастарбайтер в одной из этих стран, где они и познакомились.
И как-то доставив витаминную продукцию, он прихватил её с собой, чтобы не ехать порожняком, а заодно и осчастливить их обоих.
Мария знала несколько языков в совершенстве, и её коллекция содержала английский, французский, немецкий и, конечно же, её родной испанский.
Её чистый британский акцент хрустел оплаченными купюрами за Оксфордские классы в Англии, а затем и практики во многих местах туманного Альбиона.
Немецкий же был приобретён и отшлифован в университете Хайдельберга в Германии.
Приблизительно таким же образом она была натаскана и в других языках.
Мария, вообще, никогда не ходила в школу, потому что педагоги бежали к ней сами, привлекаемые щедрыми оплатами её батюшки из его распухающих от прибыли счетов.
Отпрыски многих состоятельных фамилий предпочитали такую систему образования, не доверяя даже частным гимназиям!
Наступил долгожданный для Алика момент, когда её отец пригласил их обоих к себе на виллу. А. Бражко заготовил речь полную дифирамбов в адрес её папочки за воспитание объекта своей любви и поклонения. Следующим актом задуманной пьесы, должно было быть предложение из стандартного набора всех желающих жениться: чистые руки и благородное сердце, - о деньгах ему, в то время, следовало не заикаться, как и о своём семейном положении, - но он уже видел себя разведённым!
Наконец Алик за праздничным семейным столом у Марии и переполнен благородных чувств, а также не меньшим количеством изысканной еды и дорогого вина, - он с нетерпением ожидал момента для душеизлияния.
Подозревая, что Алик на грани начала нежелательного эмоционального извержения, её отец срочно пригласил явно застрявшего в заоблачных грёзах гостя, на обычный балкон.
Стаскивание Алика на грешную землю, обошлось её папочке напряжения всех его коммерческих способностей. Тот по-деловому и лаконично объяснил, что они могут сколько хотят развлекаться без анафемы с его стороны, но он не должен питать никаких иллюзий, так как она с девяти (!) лет обручена, а скорей обречена (какая разница) за титулованного католика, то бишь денежного мешка уже заказавшего себе гроб, и решительно глядя на загрустившего Алика, добавил: а возражения с сюрпризами в нашем обществе не приняты. 
Мария после того, как Алик возвратился к ней с иным выражением лица, заподозрила отца в циничном обращении с фактами и её любовником.
После ухода Алика она устроила феерический спектакль тактического возмущения, но это не поменяло стратегические планы её папаши, да и Марии, - произошла лишь тривиальная жизненная корректировка!
1974 Германия. Мария Павладор ещё не замужем и из-за Алика переехала жить в одну из вилл в одном из благополучных районов Франкфурта, где одна из замужних соседок прилегающей виллы, - типичная немка, стала её близкой подругой.
Та связала свою жизнь с идеально покладистым диспетчером аэропорта (заранее прошу прощение) Herr Кнуль. Для прояснения – Herr с немецкого значить мистер и русским нравится называть имена некоторых неприятных им немцев с этой приставкой!
Так сложилось, что Кнулю было легче контролировать ночными полётами самолётов, чем поведением своей жены в то же время суток, и поэтому он предпочитал, по её наставлению, работать в тёмное время дня.
В один из летних вечеров, когда Кнуль дирижировал полётами, троица расположилась на веранде и предалась интенсивному употреблению алкоголя, а также разнузданному образу европеоидной жизни. Обе девицы разделись догола и принялись танцевать нечто вызывающее. Затем почувствовав, что и этого недостаточно, они стали откровенно приставать к Алику с непристойными предложениями.
Это было полным сюрпризом для него, но он, будучи тоже подшофе, к своему удивлению, увлёкся этой эротической игрой.
На следующее утро, по-иному настроенная Мария, устроила ему ужасную сцену ревности и возмущения со слезами, - видимо в трезвом состоянии она вновь становилась испанкой. 
Да господа, от любви до ненависти всегда был один шаг и Мария его сделала!

Итак, Алик, на этот исторический раз, зачислен во франкфуртский университет имени Гёте и как всегда, но уже на немецком, объясняет тамошним профессорам, с какого угла глядеть на исторические события, - а угол завсегда должен был быть американского градуса!
Время молодого и гормонального индивидуума он и там не терял, поэтому сходу познакомился с Финной – американкой еврейского разлива.
- Кстати, Гари, она была высокой женщиной и намеренно не носила обувь с большими каблуками, дабы я чувствовал комфортно рядом с ней, – зачем-то подчеркнул Алик.
После очередного утреннего расставания с Финной, которая, из-за отсутствия каблуков не производила раздражающего постукивания, он услышал ритмично приближающие каблучки. И кто же это? - мелькнуло в его заспанной голове.
И вдруг вошла его жена Аня, которая припёрлась из Америки по важной, конечно же лишь для неё, причине и его сладкий утренний сон перешёл в горькое бодрствование.
К слову, - она не хотела переезжать к нему, хотя её мать и родственники жили Штутгарте.
При виде двух бокалах на столе, она тут же устроила ему сцену свежей ревности – для галочки, а потом перешла к цели своего неожиданного визита – приезда из-за океана!
Вытащив письмо Маргарет Беневит - пассии Алика во Вьетнаме, каким-то образом к ней попавшее, Аня стала возмущённо читать историю их любви на немецком, как всегда, вставляя сочные русские выражения.
Алик, будучи всё ещё полусонным, позёвывая ей объяснил, что она фактически не является его женой и, что неплохо было бы официально оформить этот факт, чтобы он не выслушивал её упрёки по утрам.
На это она разразилась очередными угрозами насчёт его карьеры и опять здравый смысл должен был ждать своего часа: из-за денег она вполне могла сделать что угодно!
- Кстати она и на этот раз так и не навестила свою мать, представляешь, а припёрлась, чтобы не дай бог не прервался источник её основных доходов, - объяснил Алик.

Эпопея с европейским образованием завершилась и Алик снова в Нью-Джерси на своей малой родине.
Переполненный ностальгией о старой дружбе и верных друзьях, Алик созвонился с одним из них - Виктором Кайко и тот, хоть и вяло, но пригласил его и жену с ними пообедать.
Виктор был женат на дочери каменотёса из общества масонов, который был там на довольно-таки высоком уровне и благодаря этому Виктор приобрёл всё, доселе ему недоступное: масонскую и государственную должность - какую надо, шикарный особняк - где надо, и машину, которой душа рада и т. д.
С годами он стал своим среди масонов, но постепенно отдалялся от прежних близких друзей.
Увидев обширную и шикарную недвижимость своего друга и пообщавшись с ним, Алик соблазнился такой головокружительной карьерой и предложил свою кандидатуру в масонство.
Выдержав паузу, Виктор, грустно посмотрев на него и объяснил, что масоны сами выбирают подходящие им кандидатуры, а кроме того, зная Алика уже много лет, он открыто напомнил ему, что в его характере присутствуют черезчур много человеческих качеств, таких как: совесть, искренние эмоции и открытость, которые делают его непригодным для этого общества.
Послушай, - ты религиозный человек, а там эта игра в христианство до седьмого уровня, затем всё – Jabulon должен стать идолом.
Кроме того, мы имеем тайны и секреты, а это противоречит твоей христианской религии, да и ты слишком болтлив для них - что думаешь, то и говоришь!
- Затем тихо добавил, - Алик, тебе это надо? - мне же выхода нет, вот и торчу я в этом дерме как неприкаянный. Его эмоциональный всплеск, да ещё и с интонацией обречённого, возымело действие, и для Алика ореол масонства стал угасать.
Чтобы дополнительно прояснить суть масонства, он добавил: Ты думаешь если здесь не как у Советов, так значит всё делается в пределах законности и порядка?!
Это, как на службе - ты должен быть готов стать жертвой своей клятвы. 
Нет, конечно же, у нас не расстреливают и не истязают, и неугодные люди не исчезают, - всё происходит гораздо “гуманнее” – дороже; с ними происходят автомобильные катастрофы, случайно тонут в бассейнах; внезапно умирают от разрыва сердца, не имея до этого каких-либо проблем с ним; в публичных местах отдают концы от пищевого отравления, - у них много способов.
Выпучил на него глаза, Алик стал обрабатывать поступившую информацию с образовавшимися на лбу морщинами.
Став масоном значительного ранга и увидев это общество изнутри на разных уровнях, Виктор видел лишь один выход из него - на тот свет.
Как друг, он искренне не рекомендовал Алику вступать в это сатанинское братство, из которого ему - высокостоящему масону, уже невозможно было выйти живым и здоровым.
Впоследствии выяснилось, что Виктор также не отделался от всех своих человеческих качеств, а только их тщательно скрывал.
Видимо в результате этого и в самом расцвете своего здоровья, во время принятия безалкогольного напитка с другом, он скончался от “сердечной недостаточности” и именно тогда, когда все его близкие и друзья отсутствовали.
Произошло это так,  Жорка, их общий друг детства, со своей женой гостили у Виктора и его жены. Женщины, как принято в их обществе, устремились в магазины, дабы заполнить, в очередной раз, образовавшуюся пустоту в своей жизни и предоставить мужчинам свободу в воспоминаниях, ну и себе - само-собой разумеется.
Опившись дармовыми напитками, Жорку, по его словам, прижало, и он ринулся в туалет. Когда же он вернулся, то стал свидетелем следующей картины: Виктор лежал на полу, сотрясаемый предсмертными конвульсиями.
После этого случая Алик понял, насколько он был ему верным другом, предостерегая от вступления в эту преисподнюю.
Алику и его будущей жене Софии ещё предстоят трудности с масонами, которые всё-таки решат втянуть их в своё сообщество, но слава богу, Алик был уже не тот!

До его назначения на постоянную должность, Алику было предписано временно выполнять административную функцию в армии и именно тогда он заметил, что там наметилась возрастающая тенденция нанимать контакторов по любому поводу.
Вначале для уборки помещений, чтобы не отвлекать военный персонал от основных функций. Потом, на том же основании, заменены произошли в пищеблоке и каптёрке.
Немного погодя, кто-то сверху решил, что очередь дошла и до охраны самих подразделений. Параллельно с этим, ещё одна тенденция, явно связанная с первой, чётко вырисовывалась в этой завуалированной и коррупционной схеме, - часто во главе контакторных компаний, выполнявших подряд для армейских частей, оказывались уволившиеся из армии на пенсию офицеры высокого ранга.
Единственна функция, которая осталась военному персоналу, - это была защита отечества, но и здесь всё могло измениться. Неудержимое наступление контакторов продолжалось.

Совокупность военных заслуг, образования и знание языков, сделало Алика неплохим кандидатом на правительственные должности в глазах представителей госдепартамента, вечно пребывающих в поиске талантов. Появление вакантных военных позиций в американских посольствах во всём мире носило перманентный характер, поэтому Алик и такие, как он подающие надежды, были посланы в университет Джорджа Вашингтона в Вашингтоне на два года, для усердного натаскивания в разных областях гуманитарных знаний и языков.
В его группе было около сорока человек. В течение всех этих лет им объясняли, что туда, куда они будут направлены по службе, живёт народ, имеющий свою культуру, традиции, религию и историю. Чтобы достичь желаемого, вы должны знать их язык и всё вышеперечисленное. И не пытайтесь навязывать нашу идеологию насильно, действуйте посредством личных примеров и своим поведением, - часто повторяли им профессора.
Там же они изучали ислам и анализировали важные части Корана. Им было сказано, что около шестидесяти семи мест в этой книге, предназначенных для распространения в христианском мире, в частности в Европе, исламские теологи убрали для придания привлекательности своей религии. Это были наиболее жестокие и отвратительные отрывки из Корана, но даже после этого, там осталось достаточно много подобного.
- На лекциях нам концептуально объяснили о процессе существования и распада империй: это сто лет завоёвывают и расширяются, сто лет процветают, а затем сто лет спада с последующей деградацией. - Так что и у нас в Америке это началось, - сказал Алик!

После успешного окончания курсов судьба Алика определилась, и он в чине капитана был направлен в Киншаса, Заир на должность заместителя военного атташе.
Чартерный самолёт из Штатов был набит такими же, как и он военнослужащими и специалистами.
Один из лётчиков, почему-то в гавайской рубахе, расхаживал по проходу и как бы между прочим расточал улыбки и слухи. Он доводил до всех удивлённо на него смотревших, что с минуты на минуту ожидается возникновение  маленькой и  полностью безопасной неисправности в одной из маловажных систем самолёта, а значить и вынужденной посадки в Рио-де-Жанейро.
Как последствие этого, он дружески советовал каждому принять необходимое решение в этот решающий момент для бедствующих и мужественно определиться, что посетить - знаменитый пляж Копа Кабана или прилегающие к нему рестораны.
По его словам, к радостному сожалению экипажа, самолёт уже не раз был вынужден садиться из-за таких вот поломок, и именно при подлёте к Рио.
Все пассажиры тут же засуетились и разделились на две основные, по наставлению пилотов, группы: тех, кто уже видел себя на знаменитом пляже, и тех, кто мысленно смаковал напитки в барах.
Довольно-таки быстро, все успели переодеться в пассажиров, терпящих запланированное бедствие над курортом и как ожидалось опытными лётчиками, самолёт пошёл на посадку из-за долгожданной всеми неисправности.
- Вот что значить многолетний опыт, - восхищённо подумал Алик о лётчиках, уже разодетый для пляжа.
Самолёт мягко приземлился и тут же подъехали, видимо уже не раз заказанные на такой случай комфортабельные автобусы - всех отвезли в уже забронированные номера в отеле.
Затем, согласно составленного в самолёте списка, большинство повезли на пляж, где, казалось, девочки со всего Рио собрались, чтобы утешить бедствующих американцев.
Алик впервые увидел, как мало одежды необходимо женщинам, чтобы выглядеть привлекательными: тесёмочка между двумя плотными торчащими ягодицами и какой-то условный треугольничек спереди - верх же был откровенно напоказ.
Хоть он и был в шоке, но не хотел из него выходить!
Всё о чём он любил думать и мечтать в то зрелое время, ходило перед ним и рядом, повиливая бёдрами и другими загорелыми частями тела, поблёскивая сиюминутной доступностью на, казалось бы, незаходящем солнце Бразилии.
В тот же вечер Алик вместе с другими, как и он шокированными соратниками, пошли в ресторан. В его тёмных уголках, такие же женские загорелые тела, как и на пляже, удовлетворяли потребности своих партнёров самым экзотическим способом и без какого-либо стеснения или ограничения со стороны официантов и барменов, - были обычные трудовые будни ударниц секс-индустрии.
Слова - стыд, стеснение или что-то из этом рода, - обитателям этих мест не были знакомы.
Видимо, первые поселенцы Южной Америки всё это туда не завезли.

И вот Алик в Киншасе Заир (Конго) во времена диктатора Мобуту и в качестве заместителя военного атташе, коим являлся чёрный майор Моррис, закончивший Гарвард, Вест Поинт и т. д.
Там же Алик познакомился с ещё одним чёрным - полковником Charles Henry Loundermon, кратко прозванного Лоремон, который был женат на немке и имел детей.
В дальнейшем служба их сплотила, и они стали друзьями, хотя Алик звал его боссом соблюдая субординацию. Тот, как и Моррис, закончил Вест Поинт, потом служил в Монтерей Калифорния до его специальной миссии в Африке.
В обязанности Алика входило, курировать восточную провинцию этой страны - Кисангани и два прилегающих небольших государства - Руанда и Бурунди.
Для удобства этого, в административном центре этой провинции - городе Букаву, было учреждено консульство, где Алик и должен был находиться для периодической инспекции вверенных ему территорий.
Он наслаждался своим положением и женой Аней: её он таки выписал из Нью-Джерси после звонка отца Валерия. Тот объяснил ему что она имела аборт и впала в депрессию, и что он должен её забрать к себе.
По поводу её прибытия шеф Алика по особым операциям в этом районе – полковник Харрис устроил банкет.
Аня была в центре внимания и была весьма довольна собой. Вдохновлённая этим приёмом, она разговорилась с женой полковника и расслабленная приветливостью людей, и изрядно выпитым, стала выдавать свои мыслишки об ограниченных, с её точки зрения, местных возможностях для богемной жизни и, как ей казалось, сопутствующего дискомфорта для живущих здесь женщин.
Жена полковника, видимо не согласная с этим бредом, предложила Ане развернуть свой зад и уехать в обратном направлении, если ей всё здесь так невыносимо.
Получив по заслугам, она присоединилась к Алику в дурном настроении и с любимыми эпитетами в адрес жены полковника, а заодно всех остальных на этом вечере – в этом была её суть!

Есть люди, не ценящие то, что им достаётся чужими усилиями и Аня была ярким представителем такой категории.
- Вот за это её и не любили, и отец Валерий, и мой друг полковник Лоримен, и Алексей Алексеевич, да и многие, - подчеркнул Алик.
И он был прав! Она не замечала, что живёт в комфортных климатических и жилищных  условиях и, что несколько слуг и служанок неустанно ублажают повседневные и неуёмные запросы американского дипломатического персонала.
В добавок к этому у них были шофёры и охранники, а также аэродром, предназначенный для членов консульства и готовые ко взлёту, в любой момент, пассажирские самолёты.
Район и дома, где они жили, были элитные и с изумительным видом на горы.
Каждый член посольства, начиная с консулов и кончая рангов ниже, были князьями при короле, коим являлся посол Америки, сидящий в Киншасе.
Посол, к тому же, располагал и личным “театром” под названием “Правительство Заира”. Печатные “пьесы” регулярно доставлялись из посольства в правительство, и тем надо было просто и сносно исполнять их пред своим народом.
Всё протекало как африканской сказке!
Однажды (подстать и звучание) американский консул в Букаву - Раймонд, вызвал Алика и прочитал предписание из Вашингтона о его снятии с должности и увольнении из армии.
Всё это было полной неожиданностью, и как сказал бы ошибшийся синоптик: гром среди ясного неба. Предписание было преподнесено без какого-либо объяснения и это подвергло Алика в шок.
По прошествии многих лет, перебирая свой старый архив, он наткнётся на письмо, теперь уже бывшей жены Ани о том, что же тогда произошло и озарение прошлого найдёт на него.
Всё было по-житейски просто - консул узнал о любовных связях жены Алика с консулом Швейцарии. Да, да - за короткое время своего прибывания, эта похотливая самка ухитрилась завести роман даже в этом замкнутом дипломатическом обществе! 
А это был вызов мужскому самолюбию представителя Америки!
Консул вызвал её в свою резиденцию и устроил патриотический разгон, контекст которого сводился к следующему: как вы могли..., как вы посмели... и так далее, и тому подобное.
Он просто не знал, что она не только могла, но и очень хотела, и что ей было безразлично с кем – c послом или c “ослом”, ей безумно нравился, если так можно выразиться, сам процесс.
После этой взбучки она, изображая оскорблённое достоинство и уже не контролируя своими “куриными” мозгами (а не только телом), предприняла ответные и конечно же неразумные шаги. - Аня написала пасквиль на консула самому послу, а тот, уже предостаточно наслышавшись о ней, переслал письмо консулу и круг замкнулся.
Очередной выпад консула был прост - он поднял трубку телефона, всегда и напрямую соединённого с соответствующим департаментом в США, и попросил убрать отсюда не только её, но и Алика, предварительно рассказав о её похождениях.
Госдепартамент того времени был очень крут с теми, кто изменял Америке, пусть всего лишь в постели!
Не ведая о закулисных интригах консула, и о похождениях своей жены, Алик сходил с ума от мечущихся в голове мыслей и неопределённости ситуации.
Рушилось всё на что были потрачены годы и громадные усилия: репутация, должность, будущая обеспеченность его семьи и многое другое.
Слава Богу, а точнее послу, - скорей обоим, дело было развёрнуто в благоприятном, для Алика, направлении.
Посол лично, дотянулся до уже упомянутого телефона, а также персональной ручки “Паркер”, и закидал госдепартамент своими звонками и письмами, на предмет незаменимости Алика на данный момент африканской истории и этого придерживались многие местные генералы.
Дело дошло до того, что сам Мобуту – глава государства заступился за Алика и официально запросил Вашингтон оставить его в покое, что означало - в Заире.
Спевшись в унисон, посол и диктатор уверяли госдепартамент, что такие военные атташе как Алик, в африканских саваннах не валяются! - а наоборот, очень требуются.
Наслышавшись неисчислимых дифирамб об Алике, представители госдепартамента захотели воочию увидеть эту “африканскую мессию”.
Таким образом, Алику выпал уникальный случай шикануть. Воспользовавшись посольским самолётом он, не тратя время, вылетел в Штаты.
Прибыв в форт Дикси, он зарегистрировал своё прибытие и по телефону доложил кому это было положено. Немного погодя он получил звонок от секретаря армии.
- Тот задал мне неожиданный вопрос: вы стоите или сидите? Если стоите, то сядьте немедленно. Вас восстановили, и эта была не ваша вина, но какая и чья вина он не объяснил, - с довольным лицом вспомнил Алик. - А позже, жена этого швейцарского консула приложила немало усилий, чтобы я стал её любовником. Вот тебе и пошлый конец всей этой истории, Гари!

К своему удивлению, Алик стал замечать у своего босса Морриса странную привычку - вести себя высокомерно и небрежно в отношении местного населения, включая военных и чиновников.
- Да он же открыто чурается своих же чёрных! Это же схоже с поведением белых колонистов в былые времена, - вспомнил тогдашние свои мысли Алик.
 Местная же элита это не только чувствовали, но и видела, а когда это их допекло и представился случай, они потребовали от посла, чтобы Морриса немедленно убрали.
- У нас нехорошее чувство к нему из-за его поведения, - объясняли они как причину.
- И что же, только из-за вашего чувства мы должны его отстранить и разрушить карьеру человека? - воскликнули консулы и эксперты!
- А это ваша проблема! – парировали побелевшие от негодования африканские генералы.
- Ну и с кем вы хотели бы иметь дело вместо него? - недовольно спросили их!
- Его заместителя – капитана Brazko.
- Но он же белый, черезчур прямолинейный и не такой обходительный, как Моррис!
- Зато мы ему верим и знаем, что если он сказал или отказал – это искренне и открыто с честными объяснениями, без высокомерных и лицемерных вывертов - мы в нём уверены и уважаем его; - и госдепу таки пришлось отослать Мориса назад в Штаты.
Перед официальным назначением Алика на должность атташе, из Вашингтона прилетел ведающий этим регионом представитель CIA, который пригласил Алика в банкетный зал предпочитаемого им ресторана, где они уселись в одном из уютных и проверенных его уголков, предназначенных для подобных встреч.
Выпив несколько рюмок виски, оба расслабились и завели откровенную беседу, по ходу которой цэрэушник был неумолим в своих оценках о наметившейся тенденциях.
- Мне уже пора на пенсию, но меня тревожит наше скатывание непонятно куда, а точнее – чёрт знает куда! Ведь эти прибывающие сосунки, после окончания Йельского, Гарвардского и других престижных университетов, напичканы голым образованием и высокомерными взглядами. У них нет житейского опыта, знания местного языка, обычаев и национальной специфики, а главное желания всё это приобрести!
Они же наше новое поколение дипломатов и представляют нас в разных частях света, но делают это, как болваны, дискредитируя своим поведением нашу страну!

После назначения Алика на пост военного атташе диктатор Мобуту стал часто приглашать его на свои любимые национальные парады и встречи с аккредитованными сотрудниками посольств, где Алик был не раз запечатлён на первых полосах Киншасских ведущих газет, рядом или в группе с Мобуту.
У диктатора водилось множество пристрастий и забав, и одна из них была разыгрывать своих подчинённых, пресмыкающихся перед ним.
К примеру, в какой-то период времени он стал появляться на публике в жёлтом костюме, и все его подчинённые, в знак подобострастной солидарности, полюбили этот цвет даже более чем сам диктатор.
Видимо забавляясь этим, Мобуту возлюбил иной цвет - зелёный, и сбитые с толку чинуши, ринулись шить костюмы, с внезапно прозревшей любовью ко всему зелёному.
- Кстати, подавляющее большинство состоятельных людей этой страны предпочитало отправлять своих детей учиться в канадский франкоязычный университет Лаваль в Квебеке, Канада. Конечно же главной причиной этого был общий язык, доставшийся со времён колониального прошлого, но более всего, - это авторитет этого заведения, - подняв палец, заявил Алик после нашедшего на него воспоминания, а затем добавил, - и они были правы!
Карьера Мобуту началась в провинции Кисангани, где центром и курортным местом, как уже было сказано, являлся город Букаву, расположившийся обширной территорией вокруг горы!
Это было воистину уникальное место со всех точек зрения, - как климатического, так и географического. Там был необыкновенный воздух, пропитанный ароматами бурной растительности, диковинные птицы, отсутствие, как сырости, так и сухости, что портит кожу; там не водились комары, мухи, змеи, крокодилы – короче всё то, что не хотелось бы иметь в окружающей среде – это место и по сей день действительно является климатическим раем!
- С точки зрения состоятельных людей, имеющих там свои курортные виллы, как мой хороший знакомый – ведущий предприниматель обувной индустрии “Bata Shoe” из Британии, это было место уникального отдыха, - заверил Алик!
Когда-то в Заире всем владели и командовали белые, но антиколониальное движение поменяло цвет кожи обладателей недвижимостью и прибыльным бизнесом.
И если до этого, в среднем, чёрные ежедневно зарабатывали больше доллара, то со своими чёрными хозяевами это уменьшилось в разы.
Все блистающие чистотой и красотой административные здания, постепенно превращались в клоаку под руководством туземного менеджмента.
- Мастер, когда вы вернётесь? - порой умоляюще вопрошали простые горожане или  селяне, с надеждой глядя на меня.
- Никогда, уже поздно и вы же этого хотели! - отвечал я им цинично.
Алик был в курсе соперничества между американцами и Советами, за подбор очередной любовницы для диктатора, а значит осведомителя!
Когда янки предложили ему свою версию сексуальности в стиле Барби, то Мобуту на них надулся со словами: как можно мне предлагать такую костлявую женщину?!
Со словами: посмотрите с какой красавицей меня познакомили русские, - он жестом пригласил кого-то из соседней комнаты, а затем представил всем щекастую ослепительно белую пышку, вошедшую в его кабинет.
- Русские попали в точку, и вся ценная информация потекла в Москву.
Вот что значить незнание нашими высокомерными болванами местной специфики и персональных наклонностей, - с сожалением подчеркнул Алик, явно вспоминая слова цэрэушника!

В период службы Алика в Заире, он невольно стал свидетелем одного из чудовищных события в центральной Африке и мире – геноцида народа Тутси. Лично общаясь с ними, он был впечатлён их умственными способностями. Они  имели кличку – африканские евреи, были светлее и выше окружающих их других народностей, и говорили на языке кисуахили.
Приехавшая комиссия из ООН исследовала это племя и в откровенном разговоре с Аликом, глава комиссии констатировал, что результаты показали огромные умственные возможности большинства индивидуумов.
Вскоре Алик и сам в этом убедился. Он задал им пересказать только один параграф военной инструкции, а они выучили целую главу, и при том, наизусть!
Алик был шокирован такими умственными способностями - этих людей с европейскими чертами лица, в сравнении с окружающих их группой племён Банту. Те и физически, и умственно явно уступали Тутси, и на вид были не очень приятны – слишком кряжисты.
Как выяснилось, Тутси практиковали выборность при заключении браков для продолжения своего здорового рода, - у них умные на глупых не женились.
Умственно же отсталых мужчин они делали евнухами или им разрешалось жениться только на себе подобных, а также ограничивали их рождаемость помещая на изолированные острова имеющихся там озёр.
Все эти меры были нерушимым правилом их племени. Они генетически выращивали умное и здоровое поколение – короче, занимались евгеникой (искусственным отбором) на протяжении сотен лет.
Когда-то Тутси переселились из Эфиопии и теперь являлись одним из самых высоких народов на земле, - средний рост около двух метров!
Тутси также традиционно обладали финансами, а значить и положением в обществе во всей центральной Африке. Возможно, это и явилось одной из причин начала их геноцида племенами Хуту в Руанде, но и Тутси были жёсткими в ответ.
Часто над пойманными Тутси издевались бесчеловечным методом, садиски спрашивая: как ты хочешь, чтобы мы тебя уменьшили в росте – отрезать тебе ноги или голову, а затем исполняли эту изуверскую экзекуцию!

В Заире, как и во всей Африке, - видимо это является континентальной традицией, во все времена действовали повстанцы. В данный момент времени и места, во главе их был известный среди них задира Кабила, - кстати, он позже всё же станет президентом!
- Америка платила обоим – и диктатору, и повстанцам, из-за чего естественно, никогда не была обойдена ни теми, ни другими, - освежил свою память Алик.
Как-то ему нужно был срочно выехать в одну из вверенных ему провинций, где правительственные войска отбили большую партию новейшего вида вооружения у оппозиции и обнаружили, что оно американского производства.
Алик на месте разобравшись с клеймом на ящиках из-под этого оружия, связался с военным департаментом и узнал, что оно было недавно подарено Израилю, ну а те решили подзаработать - сделали гешефт втридорога сбыв это повстанцам.
Конечно же такие виды поездки были сопряжены с угрозой для жизни Алика, в особенности при выездах на места боевых действий для анализа происходящего.
Но был случай, когда он мог точно погибнуть в, казалось бы, мирной обстановке.
Но его ангел опять распростёр крыло над ним! И было это так.
На одном вечеров устроенного местными властями, куда были приглашены послы, консулы и служащие посольств разных стран, Алик оказался за столом с советским атташе.
Тот ему прямо брякнул: что-то мне подсказывает, что вы здесь не только, как военный атташе. На что Алик парировал: и насчёт вас мне это тоже кажется, - и оба рассмеялись.
Потом выпив и закусив, Алик покинул это праздное собрание и на машине поехал домой.
Горная дорога шла серпантином и немного погодя он почувствовал, что с ним что-то не то и понял, что теряет контроль над собой. Последними усилиями воли, Алик остановил внедорожник и тут же отключился! - Это была ещё одна попытка советских служб отомстить ему за капитаншу во Франкфурте.
К его счастью, ему подсунули не яд, а нечто отключающее на время сознание человека, для придания видимости автокатастрофы по его же вине.
- Как много способов убить и лишь один, чтобы родить! – философски прорифмовал Гари, выслушав этот эпизод из жизни Алика!

После всех этих перипетий и по прошествии короткого времени, Алик в тридцать один год наконец развёлся с Аней и стал платить алименты за детей.
Задолго до этого и ввиду отсутствия жены, и уже ставшей известной, в кругу белой общины, натянутости отношений Алика и Ани, для многих потенциальных невест в том избранном обществе города Букаву, он стал идеальной брачной мишенью.
Несколько иные виды на него имели некоторые зрелые и замужние особы, изнывающие от любовных фантазий с незаурядной личностью, коим он уже слыл.
После же его развода с женой, напор женской половины значительно усилился, а главной претенденткой в невесты считалась гречанка Лула Милоракич, работавшая в немецком посольстве.
Во-первых, она была православная и безумно влюблена в Алика, а кроме того, на её чаше весов были и её родители, нашпигованные деньгами и связями, и владевшие обширными плантациями в Заире!
Но так как, Алик с трудом справлялся с текущей любовницей и обязанностями атташе, то он изображал деловитость и недоступность, что, как всегда, ещё больше раззадорило женское нетерпение!
Вплоть до его ухода из армии и оставления поста атташе, в связи с переходом на высокую гражданскую должность связанную, опять-таки, с госдепартаментом, его обхаживали уже несколько женщин с неиссякаемой надеждой.
Даже после его прощальной речи в клубе проведения различных мероприятий, Алика подкараулили за кулисами сцены жена и дочь консула Португалии, и наедине с ним, обе признались в любви к нему!
Поняв, что к концу карьеры ему замаячило вляпаться в скабрезную историю, он заверил их в ответном чувстве и быстро ретировался под предлогом особой важной его последней инспекционной миссии в зону боевых действий.
- Иногда военные игры бывают безопаснее любовных, - подмигнул Алик!

Как и было сказано в вещем сне, Алик был обречён жениться три раза, но лишь на двух женщинах!
Первая жена была Аня, а вторая и последняя - третья, стала София. В этом не было никакой мистики, а просто религиозная подоплёка. Дело в том, что первый брак София и Алик заключили в протестантском храме, а когда София перешла в православие, она захотела обвенчаться в Ортодокской Церкви.
Алик Бражко был на пятнадцать лет старше её, и когда она познакомила свою семью, прежде всего отца и мать, с Аликом, то те были в недоумении: зачем ей такой взрослый мужчина, да ещё с четырьмя детьми?!
Вообще-то, согласно судебному решению по разводу, основанного на обоюдном согласии с его бывшей женой, Алик должен был позаботиться лишь о двух младших детях – Наташа (Nataly) и Сашко (Alex), в то время как на попечении Ани оставались двое их взрослых детей - Катя и Николай.
Чтобы понять мотивы Софии, надо знать, как сформировался её характер в детстве! Её отца, как высокопоставленного дипломата США, переодически переводили с его семьёй из одного мирового региона в другой. Например, когда из Кореи его направили в Иран он, чтобы добраться до места назначения, решил проехаться через весь Советский Союз используя Транссибирскую Магистраль до Москвы, а затем самолётом в Тегеран.
Таким образом, уже в подростковом возрасте, София увидела многие страны и прожила по несколько лет в некоторых из них – в Корее и Иране.
Как результат этого образа жизни, она всегда тянулась ко всему необычному и притягательному, - яркой персоной из этой категории оказался Алик.
Не теряя женского драгоценного времени, она в него влюбилась, а потом влюбила его в себя следующим образом. Её метод был прост и эффективен, - как можно часто и “неожиданно” сталкиваться с А. Бражко в публичных местах: в библиотеке, на собраниях, мероприятиях и т. д. После нескольких таких встреч её прекрасный облик стал частью мыслей Алика и ею ожидаемые чувства в душе Алика не заставили себя долго ждать, - он наконец понял, что желает видеть эту блондинку каждый день, а затем в одночасье завязал со всеми своими дурными привычками ловеласа и женился!
Как-то Алик разоткровенничался и признался Гари, что чрезвычайно ей благодарен за её ухищрения. Смеясь, он рассказал, как София, в порыве присущей ей честности и любви к нему, в этом призналась. Затем он ухмыльнулся и назидательно произнёс: это женщины нас выбирают, а не мы - простофили их! 
Вот вам и удивительная история, когда мужчина чувствует себя на седьмом небе узнав, что любимая женщина обвела его вокруг пальца.  Да господа, - истинная любовь оправдывает благие средства для её достижения!

- Алик, - внезапно спросил Гари, - обычно светловолосых тянет к брюнеткам, вы же, в большинстве случаев, тяготели к блондинкам и, как результат, женились на таковой.
- Дело в том, что моя кормилица была из таких, а ещё и пышногрудая, - я видел её на фотографии. Видимо это, на уровне подсознания, сохранилось во мне и меня всегда тянуло к женщинам такого типа! Так психологи объясняют мои наклонности.

Алик опять, что-то вспомнил, и чтобы не забыть быстро стал рассказывать.
- Это было в 1980, Гари, я с семьёй - Софией и детьми Сашко, и Наташей путешествуем по Европе на арендованной машине. Мы проезжали Лихтенштейн и остановились в кафе. Там оказалась, приятная на вид, русскоговорящая пара прекрасно одетая и путешествующая на своём мерседесе. Они услышали, как я обращался к детям и полюбопытствовали откуда мы. Узнав, что мы из Штатов они были удивлены, куда нас занесло и как мы, будучи американцами, назвали детей. Затем очередь на вопросы перешла к нам, и мы узнали, что они работают в российском дипломатическом ведомстве в Швейцарии.
Из собеседования я понял, что общество в бывшем Союзе, с некоторых пор, стало делиться на тех, кто мог себе позволить так свободно разъезжать по западной европе, и тех, кто даже в восточную Европу не мог попасть; а потом работая в госдепе, наслышался о советских 70-тых, когда неконтролируемая продажа нефти породила советских подпольных миллионеров с активами в швейцарских банках. Вот тогда-то и началось ваше разложение, - пальцем указывая на Гари разоблачительно изрёк Алик.
- А я тут при чём, - держа руль двумя руками и с вылупленными возмущёнными глазами, вздымая плечи защищался тот, – я там был простым инженером проектировщиком.

Находясь в Штатах для получения текущих инструкций, Алику неожиданно поступило задание из Пентагона – встретить заирскую военную делегацию во главе с генералом и прилагающейся к нему дюжиной подчинённых разных рангов.
Он их встретил на аэродроме и специальным вертолётом доставил к американскому генералу встретившего их в своём офисе.
Чернокожие гости озарили скромный кабинет своими белозубыми улыбками и с порога стали задавать неприемлемые вопросы типа - есть ли у него любовница; имеются ли миллионы в швейцарском банке; наделён ли он исключительными привилегиями,
и т. д. Генерал ответил – нет! - на весь этот бред.
- Тогда зачем вы стали генералом, - воскликнул глава делегации, под одобрительные кивки и переглядывания соплеменников, - что в этом хорошего?!
Хозяин кабинета опешил от такой наглости, но сдержал себя и после недолгой паузы ответил: подождите, я точно знаю, как вам ответить, - зато каждый раз, когда я встаю утром, то уверен, что я всё ещё генерал.
Вся делегация первобытно усмехнулась, но им недолго оставалось убедиться в пророчестве этих слов.
Получив “гостевые” - миллион с лишним из американской казны, вся эта погонная свора, возбуждённая предстоящими развлечениями, направилась в знаменитый тогда в Нью-Йорке отель Statler, опять-таки оплаченный Пентагоном.
Развалившись на диванах в фойе и расслабившись, у них, у всех разом, возникла одна и та же мысль, - желание хорошо провести время, находясь далеко от родины, диктатора и жён.
Генерал возглавил это стремление и взглянув на Алика, как бы обиженно воскликнул своими слюнявыми и припухшими губами: а где же девушки?!
Алик не ожидал такого вопроса, так-как воспринимал эту группу разодетую в пёструю спецформу, как военно-правительственную делегацию, но они были всего лишь племенное стадо.
Сославшись на необходимость проконсультироваться, Алик спустился в фойе гостиницы и попросил менеджера позволить ему позвонить в госдепартамент.
В присутствии менеджера он пытался объяснить представителям госдепа, на другом конце линии, суть происходящего. Те брякнули, что ничего общего Алекс не должен иметь с этим, но при этом, обязан выполнял возложенные на него функции их попечителя.
Приняв во внимание полную растерянность Алика, менеджер, по-житейски, успокоил его сославшись на специальную привилегию отеля - услаждать запросы такого рода и выкатил целую телегу, загруженную порно литературой, а самое главное – каталогами местных одалисок.
Когда Алик вернулся к страждущей потех делегации, все взоры обратились на него, а затем быстро были перенесены на упомянутую тележку, вкаченную самим менеджером.
Материал тут же разошёлся по нетерпеливым и потным от вожделения рукам.
Обслюнявив губы, все участники бражки стали внимательно изучать материал с периодическими сальными комментариями. Каждый выбрал свой африканский идеал, и он был на удивление одного типа - блондинка с обширными формами.
- А ты что, не выбрал ещё? - спросил Алика генерал.
- Я женат! -  с достоинством и удивлением ответил тот.
- Ну и что? – ещё более удивлённо воскликнула вся делегация! – Мы тут все семейные люди.
И Алик почувствовал, как все его моральные качества, одним разом сделались недостатком в этом жаждущем сладострастных приключений обществе.
Слава богу менеджер, стоящий рядом и видимо давно поднаторевший в таких ситуациях, процедил ему: соглашайтесь, - о деталях позабочусь я.
Генерал ту же взял Алика под своё командование и приказал сделать выбор.
Алик ткнул в первую попавшуюся картинку.
- Ты чего, блондинку выбрал? - надулся генерал, - ты что расист?
Почва из-под Алика куда-то вильнула.
Первое обвинение в чрезмерной порядочности было невинной шалостью, в сравнении с этим обвинением: такие “бирки” уже тогда означали конец любой карьеры.
- Ну и вы, тоже выбрали блондинок! - дистрофично промямлил Алик.
- Это, чтобы показать, какие мы интернационалисты! - гордо парировал генерал.
- “Тоже мне – интернационалисты на одно место”, - невольно мелькнуло в голове Алика, -  “кобелисты вы, гоняющееся за экзотикой”. 
И генерал тут же, придвинув к себе тележку со скабрёзной литературой, и, как бы рассматривая карту будующей битвы, сам подобрал ему шоколадную гетеру, корректируя свой выбор невольными комментариями Алика.
Генерал великодушно обещал оплатить из “своего” кармана все предстоящие удовольствия, что опять означало – из казны страны Алика.
Предвкушая разгул приятных страстей, делегация самцов разбрелась по своим нумерам.
Выбор каждого предстал его взору после многозначительного стука в дверь и обычно положенной для высокооплачиваемых богинь любви, особой походкой жрицы, восходящей к своему алтарю.
Когда Алик открыл свою дверь, то невольно потерял дар речи и память о своём матримониальном положении. Он засмотрелся на фигуру и грацию темнокожей “пантеры”. Видимо предупреждённая менеджером гостиницы, она, пройдясь мимо него и нежно коснувшись подушечками пальцев по его щеке, сразу же его успокоила и обыденным тоном объяснила, что ей не впервой изображать удовлетворённую самку и возносить достоинства самца после платонически проведённой ночи.
К его удивлению, оказалось, что очень часто состоятельные джентльмены, изображают любвеобильных мужчин, чтобы выглядеть на предпочитаемом ими уровне в глазах своих компаньонов.
Она прошла в другую комнату номера и сказала, что будет здесь отдыхать или спать, а Алику предоставляет оставшуюся территорию для безделья и сохранения своего семейного целомудрия; затем, слегка опустив голову и глядя на него изподлобья, добавила: ну, а если вы передумаете, то я с удовольствием приступлю к своим прямым обязанностям и сделала кокетливый жест плечом и бёдрами.
Алик был очарован этим и чуть было не растерял все свои принципы от таких профессиональных ухищрений, но, вспомнив светлый образ своей жены блондинки, предпочёл остаться её рыцарем, а заодно отдохнуть от всех передряг с этой шайкой.
Эта ночь была отмечена в календаре отеля, как “африканская”, так как все постояльцы, размещённые в сопряжённых номерах с членами этой делегации, были слуховыми и вибрационными жертвами ночной вакханалии.
Только под утро вся гостиница, наконец-то, смогла сомкнуть глаза, а потрёпанная ночной активностью делегация, как и было договорено, встретилась в фойе своего этажа для обмена плотской информацией, конечно же чисто похабного мужского содержания: обычное бахвальство своими низменными “способностями” между собой, которое всегда было очень распространено среди людей невысокой культуры.
Когда Алик вошёл со своей компаньоншей, генерал вопрошающе взглянул на него и сразу потребовал устный рапорт, рявкнув: ну и как было?!
Ошалевший Алик попал в ступор от такого нетактичного вопроса, она же оказалась более расторопной и, показав известный жест – вздыбленную руку с кулаком, согнутую в локте, а также взглянув на Алика с вожделением, воскликнула: настоящий мужчина!
Вся делегация одобрительно вздохнула, наградив Алика обновлённым взглядом, - это был предпочитаемый ими ответ.
Делегация продолжила своё балаганное турне по Америке и оказалась в штате Алабама.
В те времена в некоторых штатах всё ещё существовал закон, запрещающий смешанные браки и сношения между белыми и чёрными.
Кто-то из служащих гостиницы, негодуя организованным неуёмными гостями бардаком, позвонил в полицию и конечно же стражи порядка немедленно нагрянули и арестовали всю чёрную братию, включая белых девиц из-под них.
Алик, схватившись за голову, все время бубнил: это же международный скандал ... это же международный скандал ..! – так он всё это представлял. Затем, срочно связавшись с Госдепартаментом и Пентагоном, он объяснил им возникшую нестандартную ситуацию.
Телефоны губернатора этого штата и шерифа полиции, оказались самими популярными в стране в тот день, как результат неустанных переговоров.
Когда все аргументы сторон были “выложены на стол”, а тут были все виды их: и что законы штата нарушаются, и оскорбляется народная воля; и контраргумент в виде нарушения международного соглашения, и даже возможности нарушения баланса влияний в Африке в пользу Советов, и всё это не только в результате похотливости целой делегации, но и твердолобости местных законников. 
Но так-как федеральные власти обладают прерогативой окончательного решения, то неблагочестивые заключённые были выпущены из предварительного заключения.
В отместку местные власти потребовали, чтобы это стадо заезжих кобелей немедленно убралось с непорочной земли их штата.
Столкнувшаяся с узаконенным расизмом, взъярённая, а главное неудовлетворённая делегация, чертыхаясь покидала этот заклятый ими штат, проклиная его всеми методами своих племён.
Как и ожидалось, слова американского генерала оказались пророческими. – Вся эта деморализованная компашка по возвращению в Заир была подвергнута наказанию – кто-то был значительно понижен в должности, а большинство - уволены.
- После того, как я от них избавился, то почувствовал невероятное облегчение в душе – меня словно изнутри очистили от грязи! – признался Алик.

И вот Алик опять в пути – он через Конго вылетел в Германию для получения специальных инструкций, а заодно и запланированного ремонта С-124, ВВС США. Самолёт был набит представителями военного ведомства: четырёх сержантов, трёх майоров включая Алика и подполковника, а также каким-то грузом.
Пролетая над Красным Морем, возникли непредвиденные технических неполадки и лётчики вынуждены были сделать посадку в Иордане на шесть часов, где свои и местные авиамеханики устранили проблемы, и после этого они продолжили полёт.
Пролетая над пустыней Негев, истребитель ВВС Израиля F-4 поравнялся с ними и стал показывать знаки “Следуй за мной”. 
Так как американские лётчики, того поколения, всегда сами давали такие указания, а получать их от кого-либо не привыкли, то они с удивлением уставились на наглеца управляющего самолётом, сделанного в Америке, но не проявляющего уважения к представителям страны его создавшей.
С вытянутыми и изумлёнными лицами, как бы выражающими “и это он нам”, - лётчики переглядывались между собой и, обводя взором простирающееся небо, надеялись увидеть, что-либо парящее, к чему можно было бы отнести такое неслыханное и наглое обращение их союзника. Но увы - ничто вокруг не порхало!
Заартачившимся американским лётчикам был продемонстрирован “салют” из американских авиапушек, после чего они были вынуждены приземлиться на военный аэродром в пустыне.
Самолёт был тут же окружён военной полицией и всем были надеты наручники, - притом с руками сзади. Потом их поместили на бетонном полу в жарком и душном ангаре.
Затем жирный носатый еврей из Бруклина в израильской военной форме потребовал объяснения их посадки в Иордане. Ответа, конечно же, не последовало, зато американцы решительно потребовали консула или военного атташе Штатов и, конечно же, воды.
Разъярённый таким обращением со стороны союзника, подполковник громко и с вызовом приказал не выдавать своих рангов и не отвечать на вопросы. Потом вперившись в израильтян, гневно воскликнул: вы угрожали нам? - да благодаря Америки вы существуете, и не имеете морального права так обращаться с нами!
На следующий день прибыл военный атташе – полковник, то же носатый и то же из Бруклина. Он распорядился дать группе задержанных всё необходимое и разрешить дальнейший полёт, так как в Германии и в Штатах не на шутку всполошились.
Прилетев на место назначения, они скопом набросились на бумагу и авторучки, дабы вывести на чистую воду происки союзника. В своих изобличительных докладах некоторые даже упомянули о когда-то погибших тридцати моряках во время шестилетней войны, когда Израиль, по невыясненным причинам, разбомбил американский корабль с флагом на борту. Однакож их нетронутые и запылённые рапорты до сих пор ждут своих читателей.

1987 год. Уйдя из армии в пятьдесят лет в чине майора, Алик был тут же приглашён компанией “Ingersoll Rand”, стать главой филиала в Алжире. Госдепартамент приложил к этому свою руку для внедрения ещё одного своего человека в сферу бизнеса этой страны.
Это государство числилось в категории развивающихся стран и поэтому всю устаревшую технологию туда сбывали кому это удавалось, - это были товары или производственные линии.
Прекрасно зная французский, Алик должен был возглавить алжирский филиал этой компании, где он должен был практиковать общение с министрами, деловыми оферистами и наконец, с тогдашним президентом – Бумедьеном, также знающим французский.
В то время эта страна страдала социализмом в ближневосточной её форме.
Обратимся к простому примеру: если вас побрили наполовину и пробило пять часов – время окончания работы трудящихся востока, и, к вашему несчастью, вы простой бедуин, то нестриженая часть головы останется точно нетронутой и вам придётся прийти на следующий день, чтобы симметрия восторжествовала!
Все уважаемые граждане этой никем неуважаемой тогда страны имели особняки, обычно на холмах или возвышенностях, с высокими, как их незаконные доходы стенами и с обязательной стражей, вооружённой до зубов или до того места, где они были.
А за этими бастионами находились умопомрачительные, своей необузданной роскошью и восточной аляповатостью дворцы, сады, пруды и бассейны. В них коррумпированные государственные чиновники, скрывали от глаз всех остальных мужских особей, своих полуголых жён, то бишь - секс-рабынь, одетых в мини-бикини и доступных исключительно их взору и жирным волосатыми рукам.
Представим себе одну из таких жён: Жасмина целыми днями томится без вожделенных мужских взглядов, которые она рисует в своём больном восточном воображении и наконец она летит в Париж на самолёте своего мужа-господина, напялив бурку.
Приземлившись там, Жасмина скидывает с себя это ненавистное ей тряпьё ближнего востока и выходит в мини юбке, удивляя француженок её уровнем, а французов её провокационностью.
Но вернёмся к реалиям. Босс компании, мистер Лии и Алик вылетели из Штатов в Алжир, чтобы посетить стройку филиала компании в этой стране.
Длительный перелёт включал промежуточную остановку в Швейцарии и отдых в пятизвёздочной отеле. Гостиница, конечно же была из разряда престижных, в которой бос, видимо, любил останавливаться.
Расположившись в номере, тот капризно сказал Алику: мне нужно, как всегда!
Это тон ему чем-то напомнил  историю с заирской делегацией, но будучи неуверенным в своих дурных предчувствиях, Алик поспешил к менеджеру отеля, который уж должен был знать, что хочет босс. Выслушав, тот ухмыльнулся и успокоил растерянного Алика: это он желает, чтобы ему предоставили “petite” (девочку-подростка).
- Как, он же сам дедушка, - вырвалось у Алика, - он же посещает церковь, боже мой!
Ухмылка менеджера перешла в саркастическую гримасу.
Как выяснилось, все подобные расходы эта благообразная мерзость списывала, как выплаты за медицинскую терапию; и каждый такой перелёт, в исполнении этого мерзавца и извращенца, стоил бизнесу от десяти до двенадцати тысячи долларов! - В то время это были бешеные деньги!
К приезду Лии и Алика, был запланирован корпоративный митинг, на который была приглашена дюжина лиц причастных к этому проекту. Возглавить совещание должен был мистер Бушар, который являлся, что-то вроде, министра строительства в Алжира, и он лично курировал самые большие стройки своей страны.
На встрече должен был также присутствовать некий Салем из Нью-Йорка, который находился там, как представитель фирмы на месте и формально являлся помощником Алика.
Бушар явно запаздывал, а когда он и его свита появились, обращаясь к Алику на английском, пыхтящий от злости Салем вдруг сказал про Бушара и его соотечественников: эти обезьяны заставляют себя ждать.
Он не предполагал, что министр прекрасно знал не только французский, но и английский.
Бушар немедленно вызвал полицию и велел арестовать Салема за оскорбление представителя правительства страны, в которой тот аккредитован, с последующей высылкой из Алжира. Всё усугублялось ещё и тем, что Салем был евреем, - а это было время острейшего противостояния арабских стран с Израилем.
Что  же касается этой стройки, как оказалось, там списывались огромные деньги, а Алик должен был подписывать документы, завуалированно узаконивающие махинации Лии и его компашки, желающих прикрыться авторитетом Алика, как ветерана войны.
Разобравшись в этой коррупционной схеме и поражённый моральным разложением руководства компании, Алик в срочном порядке связался, а затем встретился с послом Соединённых Штатов в Алжире и передал ему всю криминальную информацию о Лии и его окружении.
Тот настоятельно порекомендовал ему уволиться из этого отстойника, как можно скорее.
- Вам наверняка подберут другую должность, а госдеп с этим делом разберётся, - заверил его посол.
Алик немедленно подал заявление об уходе, ну и тут началась торговля, чтобы он остался: видимо Лии что-то почувствовал, и компания стала предлагать значительное увеличение зарплаты, жирные бонусы и разное другое, но Бражко был непреклонен!

Правительство не забыло своего героя, и Алик в свои шестьдесят два года взметнулся ввысь в карьере став руководителем созданного федеральным правительством центрального региона в Америке, подготавливавшего все цифровые коммуникационные системы к переходу в 2000-ное тысячелетие. Под его руководством велась прокладка оптических кабелей большой пропускной способностью, прежде всего для правительственных и военных целей.
Как-то он оказался в одном из разделённых рекой Миссисипи городов, где-то на перекрёстке двух штатов, с одной стороны - Rock Island, Illinois, а с другой Davenport, Iowa, - там расположились заводы тракторов и комбайнов фирмы John Deere.
Эти города процветали благодаря сборке упомянутых машин и появившейся дополнительной занятости местного населения в связи прокладкой коммуникаций и возведения соответствующих строений.
Это была предпоследняя командировка Алика в данный район его деятельности, как руководителя проекта.
Местные бонзы и банкиры, довольные притоком капитала и желая ублажить Алика, пригласили его в популярный у них ресторан. За обеденным столом было раздолье самодовольства и бахвальства, всегда сопутствующие алкогольным событиям.
Местная публика, читающая только спортивную и предпринимательскую часть газет, не утруждала себя духовными изысканиями и была приземлена “хлебом и зрелищем”.
Обсуждая предстоящие выборы президента страны, босс местных деловых кругов очень популярно объяснил ему, что ожидается массовое волеизъявление рабочих в пользу республиканцев.
- Подождите, - воскликнул А. Бражко, - это же город голубых воротничков, а значит демократов!
- Откуда ты свалился Алик, не будь так наивен, - по-дружески вставил босс, похлопывая его по опустившимся плечам. - Когда ты приедешь в следующий раз, ты увидишь, как мы сказку сделаем былью! Все эти работяги с их семьями будут обработаны. Мы им вдолбим в голову что, если выиграют демократы, предприятия могут закрыться или будут сокращения.
Им будут предложены выгодные или беспроцентные ссуды для поступления их детей в колледжи, а также на приобретение имущества, автомобилей и грузовиков.
Алик, взгляни на эти замки на холмах, так вот, их хозяевам принадлежат и земли, и стада, и здания, и местная газета с телевидением, и избранные на их деньги шериф, судья и прокурор, - даже местные банки принадлежат им.
Это был небольшой, но типичный американский индустриальный городок и таких было мириады между большими городами Америки. И всё это они завертели за три года до выборов! Позже Алик убедился в их правоте приехав туда – победили республиканцы!
- Гари, я повторяюсь, но чем выше такие, как Лии и этот локальный босс, забыл его имя, продвигались вверх по служебной лестнице, тем меньше у них оставалось совести, - с убеждением высказался Алик, – и я бы не удивился, если бы и этот местный тип оказался бы тоже извращенцем как Лии или, что-то в этом роде!
Как Алик убедился, там наверху совесть и порядочность была абсолютным анахронизмами. Своей назойливостью они мешали, карабкающимся туда, наслаждаться высоким положением и неограниченной властью. Там где ворочались огромные деньги, а значить и вседозволенность, вероятность присутствия даже крупицы этих чувств была ничтожна.
- Алик, это схоже тому, что говорил Гебельс Гитлеру (а Гиммлер подслушивал) о пристрастиях Геринга: роскошь засасывает, мой фюрер, - вспомнил эпизод из фильма, Гари! Кстати, Алик, вы заметили, что в третьем рейхе имена многих высокопоставленных поддонков начинались на “Г”!
- Да, это была величайшая куча дерьма! - с удовольствием подтвердил Бражко.

Судьба Алика вздумала опять пересечь его с его близким другом Володей Собачевским, который  зачастил в Грузию, как военный советник. Там он, заодно, заимел очень молодую любовницу и в разговоре с Аликом описывал, закатывая глаза, как у него всё с ней, с Танечкой, хорошо получается несмотря на его года и, казалось бы, потерянное либидо (похоть).
А после обмена информацией о важных событиях со времени их предыдущей встречи, из повествований Володи, Алик узнал массу нового об их общих друзьях.
К примеру, Гена Смирнов вначале разбогател, закупив недвижимость, постоянно увеличивающуюся в цене, но в преклонном возрасте стал полу-немощным и не расставался с устройством для сбора какой-то жидкости из организма.
Затем Гена стал подозревать, а потом и заставать свою жену, и не раз, с другими мужчинами, занимающуюся неприличным сексом. Она дошла до того, что ублажала подобным образом водителей дальнобойщиков в местах стоянки грузовиков.
Из-за отсутствия здоровья и воли, он был обречён терпеть не только физические, но и моральные страдания, - и только бог знал, что он испытывал! - Деньги оказались жалкой компенсацией, растраченного в суете жизни здоровья и семейного благополучия.
Другой же друг, тёзка Собачевского - Володя Усенко, будучи женатым, неустанно таскался, как любил выражаться Алик.
Ему после окончания университета, как одарённой личности, было предложено остаться там преподавать, а затем он даже стал профессором в этом заведении.
Такая должность и в таком месте обрекает любого молодого педагога на сонм студенток-любовниц,  и он, если так можно выразиться, стал жертвой своей профессии!
Влюблённость студенток в своих профессоров, которые для них были образчиками ума и достаточности, уже давно стала тривиальной классикой студенческих романов.
Но со временем, студентки обнаруживали пробелы в знаниях и шевелюре своих кумиров, а главное в их финансовых и любовных возможностях, и процесс разочарования набирал обороты до разрыва отношений с очередной фифочкой.
Знала ли жена Володи Усенко об этом – неизвестно, но как-то она решила навестить своих родителей в Киеве, и они туда вылетели вместе, а потом он задержался, и она возвратилась одна.
Для прояснения дальнейших событий, надо отметить, что одна из глупостей всех видных мужчин, - это убеждённость, что жена или любимая женщина неспособна изменить ему, этакому признанному красавцу всех времён и народов.
Полный подобных иллюзий, Володя решил преподнести ей сюрприз в виде своего неожиданного приезда и столкнулся с ответным сюрпризом в виде любовника в их постели вместо него!
Конечно же возник полагающейся в таких случаях скандал, но с последующим примирением и её убедительным завереньем, что мол с тем негодяем и с его “чертовскими глазами” (её выражение), она больше не намерена делить их семейное ложе!
Однако ж дальнейшее поведение жены провоцирует Володю на слежку за ней, но она это замечает и в типичном женском стиле патетически стыдит его за недоверие оскорбляющее её оставшееся достоинство.
Её продолжающееся странное поведение заставляет его нанять частного детектива и тот выясняет, что конечно же она таскается с обладателем всё тех же чертовских глаз и очередь на патетику переходит к Володе, а апофеозом всего становится скандальный развод.
Такого рода события ломали судьбу многих людей, и Володя Усенко оказался в их числе.
Он спился, потерял работу в университете и репутацию в обществе. Скатился до алкоголика, выживающего на жалкие подачки и проживающего в каком-то гараже, где он беспробудно пил, чем огорчал своих родственников и оставшихся знакомых.
И вдруг, к огромному изумлению всех его знавших, Володя оказался в многомиллионном особняке благодаря внезапно возникшей близкой дружбе с восьмидесятилетней вдовушкой, обладавшей огромным состоянием и фигурой. В его лице она заимела “рьяного” поклонника своих форм и неиссякаемого запаса спиртного в её доме. Пить же он продолжал, так как выпивка не кончалась и только в хмельном виде он сносно реагировал на её прелести!
- Гари, я же тебе говорил, что мы вместе летели из Бельгии в Штаты и я, как сейчас, помню их молодые, красивые лица с радостным ожиданием своего светлого будущего и боже, как всё обернулось! - воскликнул Алик с горечью.
Моё присутствие, в этот момент, было спасительным кругом для внезапно и очень расстроившегося Алика!
Затем Володя Собачевский рассказал нечто необычное, но уже о себе, где он описал историю, в которую он вляпался и как всё теперь для него, якобы, неопределённо.
Как-то он, будучи в служебной командировке в одном из западных штатов, был приглашён своим вышестоящим командиром – американским генералом остановиться в его доме на несколько дней.
Тому было около шестидесяти двух лет, а его премилой супруге около сорока восьми.
Внезапно Генералу понадобилось срочно уехать по служебным делам, и он предложил Володе пожить у него до его возвращения.
В первую же ночь, скромно войдя в его спальню нагишом, жена хозяина залезла к нему в постель и сохраняя всё ту же скромность, стала деловито и экзотически услаждать Володю, обалдевшего от всей этой внезапности и экстравагантности.
Такого рода проявление особой гостеприимности со стороны генеральши, повторялась несколько дней, а точнее ночей. И если в тёмное время суток он получал удовольствие, то в дневное активно страдал от чувства вины и страха, при мыслях: “Боже что, если всё это вскроется, - мне же копец, да и стыд какой“.
А всё наверняка было намного банальнее, чем думал Володя если бы напряг свои мозги вместо того, чтобы истязать свою совесть: как генерал мог внезапно уехать и оставить другого мужчину наедине со своей женой, и при том, на несколько ночей?!
Предоставив им медовые дни, а точнее – ночи, генерал предупредительно позвонил супруге и проинформировал её о своём возвращении с просьбой подобрать его в аэропорту.
С привязавшимся к нему чувством вины Володя уселся за руль генеральского семейного минивэна, а она пристроилась рядом. Затем они подобрали детей в колледже и усадили на сидения сзади. При заезде на территорию аэропорта, детей высадили в терминале для встречающих, и она им сказала, что должна показать, где лучше припарковаться в знакомой ей закрытой парковке - затем они поехали в гараж.
Только припарковавшись, он опять оказался в объятиях этой любвеобильной генеральши, которая, даже в стеснённых условиях, со словами типа - смирно и я тебя хочу, профессионально растегнула у него там, куда её всегда влекло, и деловито стала выполнять всё те же экзотические сексуальные функции.
И всё это было ею запланировано за несколько минут до встречи с мужем!
Встреча с супругом была в лучших традициях, иногда разыгрываемых в аэропортах; со слезами и словами “honey”, она повисла на его шее, глубоко впившись в губы мужа, видимо ей что-то напоминающие.
На протяжении всей этой кощунственной встречи, Володя, втянув голову в плечи, не мог оторвать взгляда от её ярко раскрашенных губ, которые он только что видел, но на гораздо низшем уровне. - Боже, на что они только способны? - застонал он про себя.
- Гарик, должен тебе сказать, что Володя был многогранно талантлив. К примеру, он прекрасно рисовал, а после его смерти его формальная супруга пригласила меня и Софию к ним домой, и предложила выбрать любую его картину, ну и одну из них мы взяли на память. Только закончив о Володе, Алик неожиданно замолчал, пытаясь что-то вспомнить.
- Гари, ты вот это послушай! – У Алика опять что-то всплыло в памяти, и он переключился на состоявшийся разговор со своим другом Зайцевым, тоже Володей.
Тот был психологом и разложил Алику по полочкам типичное женское поведение не принятое разглашать, но прекрасно изученное специалистами, коим он и был: первый этап - соблазняют, секс где попало, романтика или изображение духовности, а главное - не спорят и ведут себя как лапоньки; второй этап, - обычно будучи замужние и где-то до сорока лет, секс только в постели и спорят по любому поводу и т. д; но самый душераздирающий это третий этап, - когда им около или за пятьдесят и у них менопауза: избегают секса с мужем по любой причине, то головная боль, то сухо, то больно или иной повод, но едут в экзотические поездки, где презирающие этих бабёнок (Алика выражение) оплаченные молодые жеребцы, удовлетворяют их таким образом, чего с мужем не хотят делать, даже, за его деньги! Потом приезжают очень усталые после “тяжёлого отдыха” и скабрезных воспоминаний.
Тайные романы всегда приятно щекочут женщинам нервы, завораживают их воображение и создают восторженные головокружения своей сексуальной романтичностью и загадочностью, хотя всё примитивно просто: ореол перечисленного присутствует только лишь из-за редкости свиданий, слащавости и фальшивости их отношений!

Иногда Алика тянуло в его военное прошлое, и он присоединился к компании ветеранов переодически встречающихся, как сообщество лётчиков прошедших Вьетнамскую войну.
Некоторые из них были несколько раз разведены и большинство решило собираться исключительно в мужской компании.
Среди них было два генерала, несколько полковников и остальные рангами пониже.
Алик, будучи лишь майором, был у них на особом счету из-за его карьеры военного, атташе и последующей службы в госдепартаменте: не многие из служак достигали служебных высот в “двух ипостасях” - как военной, так и гражданской!
На этот раз всем ветеранам захотелось встретиться и пообщаться в ресторане.
Расположившись вокруг пары сдвинутых официантами столов, они предались воспоминаниям о былых боях и товарищах. Ветераны не скупились на нелестные эпитеты в отношении руководителей своей страны того времени и её политических деятелей, которые не раз обманом затевали войны в которых военные, вроде Алика, всё это расхлёбывали, защищая якобы демократию, которая в тех краях и не водилась!
Не забыли они пройтись и насчёт нынешних горе-политиков, - короче досталось всем!
К ним внезапно подошёл молодой человек и с удивлением глядя на них спросил: почему вы, ветераны, так непатриотично отзываетесь о своей стране?!
Алик и его боевые товарищи переглянулись и один из них задал тому вопрос: а вы служили или воевали за эту страну и что вы знаете о вьетнамской войне?
Тот, сбитый с толку, помотал отрицательно головой и добавил: нет.
Затем Алик посмотрел на товарища справа и спросил сколько раз тот был ранен в боях за свою страну, а после на другого слева с тем же вопросом.
Затем взглянув на совсем затушевавшегося парня, сказал ему: и вы уличаете нас в отсутствии патриотизме?!
Что вызвало смех среди ветеранов и всех вокруг, ставших невольными свидетелями этой сцены.

- Да, Гари, чуть не забыл! Звонил Сашко – они недавно прилетели из Багдада. Случай рассказал преинтересный, который произошёл в одной из “Зелёных зон”.
Ну ты знаешь, что эти зоны были дворцовыми территориями диктатора Саддама, а потом стали местом безопасного отдыха и дислокаций наших военослужащих в Ираке.
Так вот, где-то в полдень, вдруг раздался взрыв в центре зоны, где находился Сашко, и он невольно стал свидетелем интересной реакции женской половины военного персонала, - они все, как одна, завизжали и бросились врассыпную куда попало, тогда как мужская часть устремилась к своему оружию. Суть женской реакции естественна и понятна, - это отражение их подсознания, но непонятны мотивы политиков, пропихнувших законы, фактически уравнивающие женщин и мужчин в способностях сражаться в военных конфликтах!

Алик часто повторял, что благодаря Софии, ставшей матерью его детям (он очень не любил слово мачеха) Сашко и Наташа были всегда ухожены и привиты к порядку необходимому для их здоровья и будущего развития. 
- Из-за моей постоянной и чрезмерной занятости именно она, а не я, сделали их такими успешными, как они есть сегодня, - с утвердительной интонацией и глядя на меня, сказал Алик, - именно София!
Трудно представить, но у этой красивой блондинки, воспитанной в семье дипломата высокого ранга, сформировался характер стоика, из-за пребывания в постоянных конфликтах со своими двумя братьями. Те ожидали и требовали, чтобы она признавала мужское главенство в семье и слушалась их, но это всегда наталкивалось на её сопротивление, иногда доходящее до драк с ними!
Братья могли ей надавать лёгких тумаков или шлепков и иногда этим пользовались: в то далёкое время это не считалось физической расправой, а всего лишь допустимым методом воспитания!
В 1975 году, вопреки воле её отца, София добровольно нанялась служить в американскую армию.
Практика началась в специальном тренировочном лагере, где женская и мужская половины тренировались на равных в течение трёх месяцев.
Требования были настолько высокие, что отсеивание, не выдержавших установленные нагрузки, были значительны, как в женских, так и в мужских подразделениях: каждое утро забег на одну милю, а затем многомильный марш-бросок и физические упражнения, с последующими теоретическими занятиями по разным предметам!
София вбила себе в голову, что скорей с ней что-то случиться, чем она не завершит этот чёртов тренинг!
После успешного окончания этих испытаний она была назначена водителем, а заодно и одним из сопровождающих при генерале армии.
За время её службы, очень многие офицеры из мужского персонала пытались с ней сблизиться, но согласно картам судьбы Софии, - ей было суждено сойтись именно с Аликом, который не уставал благодарить судьбу за это!

Алик и София не раз отмечали, что Наташа всегда отличалась особой сообразительностью и талантом среди детей. Она закончила школу, а потом колледж в двадцать лет!
Прекрасно разбиралась в математике и не раз выручала брата со сложными для него задачами.
Когда Гарик был с ней познакомлен на парковке возле церкви, то был поражён её красотой, обаятельной простотой и какой-то мягкой обходительностью.
Как он узнал и это его удивило, она была разведена из-за склонности её мужа к рукоприкладству.
В душе Гари невольно возникло возмущение и недоумение этим: как можно поднять руку на такую красоту?
Можно было допустить что-то неподобающее с её стороны, но физическое унижение в любом случае неприемлемо – возьми и разведись!
Обладая такими достоинствами, какими наделил её бог, у неё не было шанса долго коротать одиночество, и она вышла замуж за Эрика – военнослужащего, как и она активного верующего.
Алику было приятно, что его зять искрене принял православие и ходил в церковь с явным желанием причаститься к чистому, - чему нам всем недостаёт.
Эрику, как он сам признавал, нравилось всё, что связано с православными церковными обрядами, - а особенно песнопение, поэтому он вступил в церковный хор, где, распевая вместе с другими ощущал некое особое состояние души.
- Гарик, было ощющение, что он нашёл нечто, что искал! – как бы довольный за Эрика, выговорился Алик.

Что же касается сына Алика, Сашко, то тот закончил кадетское училище “Admiral Farragut Academy”, а затем и знаменитое военное училище “West Point”, где ему, после успешного окончания, было присвоено звание - Second Lieutenant (лейтенант).
Служба в армии у Алекса, так звали Сашко в армии, началась очень активно с постепенным переходом на умеренный ритм и с соответствующим продвижением в звании. Переброска его спец подразделения с одного конца света на другой, с использованием специальных рейсов, было обычным явлением.
Одной из особых миссий, в которой ему пришлось учавствовать была война на Балканах в 1999 году. Экипированная высокотехнологичным обмундированием и используя планирующие парашюты, вся группа Алекса была десантирована с транспортника над территорию Косово. Они спустились ночью в положенном районе, в то время как НАТО бомбили города сербов, а в особенности их столицу Белград!
Их подразделение совершило переход с место посадки до назначенного пункта их временного базирования. Следуя маршруту, они прошли через несколько  разграбленных сербских деревень. Они уже знали, что албанцы, используя поддержку натовских войск, оттеснивших сербское сопротивление, заходят в отданные им в распоряжение населённые пункты, где насилуют, убивают и вырезают мирное население.
Много молодых, а также подростков и даже детей сербской национальности, было изрезано косовскими сепаратистами на “операционных столах” из-за донорских органов для западных клиентов и продано за бешеные деньги.
Порой, проходя сербскую деревню стороной, они слышали дикие крики людей и понимали, что там может происходить, но не вмешивались в дела, так называемых союзников.
Как возмездие свыше за непротивление злу, вся их десантная группа подхватила дизентерию, утолив жажду из натурального источника, на который они набрели по маршруту следования! Даже после всестороннего лечения в специальных госпиталях, они по сей день имеют проблемы с желудком и с совестью. 
За время службы Сашко успел быть дважды женат. Первая супруга сумела преподать ему урок за то, как он с ней обошёлся: сойдясь с её близкой подругой, он выставил её вещи на улицу, когда она была беременна.
Его военное начальство ею было осведомлено и произошедшее было запротоколировано в его деле, что и сказалось в финале его карьеры.
Проявилось это следующим образом. Обычно окончившие престижный Вест Поинт, уходили в отставку в чине полковника и выше, но Сашко завершил военную карьеру подполковником, а это всегда было знаком некой провинности.
Алик и София считали это неизбежным результатом и никогда не оправдывали своего грешного сына, как это часто практикуют некоторые родители!

Как Алик не раз признавался открыто и со смешком, что с годами ему невольно начало недоставать чего-то из прошлого. Некая тоска по далёкому и невозвратному побудили его изменить интерьеры некоторых помещений своей квартиры, - таких как жилая, гостевая, столовая и будуар.
Он потратил изрядно много времени, переделывая их плоские покрашенные стены и потолки в особый, сложившийся у него в голове стиль, а скорее своеобразный симбиоз стилей из его далёкой юности.
К примеру, при входе в гостевую, стены напротив и слева были отделаны лепниной и покрашены под стиль барокко, запавший в душу в детском возрасте и напоминающий Алику интерьеры оперных театров. Стена же справа, была отдана под русское барокко, увиденное им в некоторых православных церквях. Там же были развешены большие иконы и религиозная атрибутика.
Оставшаяся стена, невидимая при входе, была украшена лепниной в стиле храмов в юго-восточной Азии, но так, чтобы она не диссонировала с другими сторонами и Алику это удалось!
Как он и мечтал, всё это им было сделано своими руками, пусть и в почтенном возрасте.
Он влезал на стремянку или лестницу и, порой опасно балансируя, постепенно преображал интерьеры, не опасаясь падения и последствий, - было видно, что Алик одержим в своей цели. Закончив какое-то место, он отходил на расстояние, чтобы полюбоваться результатом и насладиться данным моментом творческого процесса.
София не препятствовала его самовыражению, хотя ей не очень-то хотелось видеть этот декор в их доме, но видя, что мужу зачем-то это необходимо - благословила.
Она замечала, как с возрастом он всё больше и больше в своих воспоминаниях уходил в детское чистое и, потому, притягательное прошлое: он тяготился своими зрелыми годами!
- Гари, я должен тебе признаться, что, занимая позиции высокопоставленных чиновников, я всегда играл ожидаемую от меня роль уверенного и решительного руководителя, - как бы желая исповедаться, сказал Алик. - Судя по успехам и последующим продвижениям по службе, играл я неплохо, но это было не моё и только перед иконами я был самим собой моля бога о прощении за все свои грехи и прегрешения, особенно во Вьетнаме. Только перед Богом я был искренен, только перед ним!
Не было слёз, но голос и покрасневшие влажные глаза выдавали душевное состояние Алика: в очередной раз неумолимое прошлое сжимало его горло.
У Гари невольно возникло что-то схожее, и любые слова, будь то сочувствие или ещё что-то из этого рода, представлялись никчёмными и раздражающими звуками.
Лишь шум мчащейся машины и молчаливое присутствие друга соответствовало этому моменту.

Но пролетело стремительно время и уже нет Алика, но есть воплотившаяся в данную повесть память о нём.
И вот уже в своих ежедневных молитвах Гарик просит и молиться не только за родных, и близких, один из которых стал Алик, но и за этот безумный, но такой родной ему Мир, который так легко потерять!


Буду вносить дополнения и изменения с вашего позволения: прошлое переодически всплывает!