Амазонки. Взгляд с другой стороны
Один из рыцарей по словам моих дочерей, точно был принцем, иначе как объяснить, что он оказался прекрасным наездником? Генетическая, не иначе, память. Второй обладал невероятным голосом, наводящим ужас на врагов и воодушевляющим друзей. Третьего выделяла из всех та самая прекрасная дама, а значит он был полон самых благородных достоинств. Четвёртый умел слушать, как никто на свете и прекрасно рисовал. Вот, смотри!
Мне был вручён лист, на котором залив, закат и два всадника вдалеке. Глядя на эту пастель, я слышала шепот волн, ощущала запах сосен и цветущего шиповника, чувствовала влажный западный ветер на щеке и точно знала, кто из крошечных всадников кто.
Я со школьных уроков рисования помнила, что пастель нуждается в бережном к себе отношении, а потому – пока – поместила лист под стекло на своём столе, рассчитывая при первой же поездке в город купить для него рамку. Через пару дней лист пропал. Девчонки мои расстроились, и я тоже, очень уж мне нравились его нежные закатные краски, и лежащий на воде трепетный свет. Мы несколько дней играли в Шерлоков, Пуаро и Пинкертонов вместе взятых, но пастель так и не нашли.
Через неделю, наверное, после пропажи рисунка, осматривая в конюшне ногу умудрившегося пораниться жеребенка, я услышала голоса дочек, проводивших для кого-то экскурсию. Основной моей заботой в клубе было здоровье всех четвероногих, в том числе приблудившихся собак и кошек, хотя приходилось заниматься много чем ещё. Жаловаться, однако, грех - платили мне за работу вполне прилично, а главное - вовремя. Плюс лошади давно были нежнейшей моей страстью.
Я вышла из денника.
– Привет, мои дорогие!
– О, а это наша мама, знакомьтесь!
И мне был представлен рыцарь из чудесной и/или странноватой компании, тот, который не иначе, как принц. Да, девочек можно было понять. Принц, который в миру звался Сергеем, был хорош. Манеры, воспитание, стать. Очень он мне понравился, девчонки же были от него в полном восторге. Мы болтали о том, о сём, когда Алиса спросила его:
– Сколько уже натикало, Сергей?
Он глянул на часы и ответил, что без пяти минут, но беспокоиться ещё рано, обещано же вернуться ровно к трём.
Оказывается они отпустили нашу старушку Афродиту с тем из рыцарей, что умел слушать, гулять без уздечки и теперь беспокоились – вернётся ли. Но я-то точно знала, что не вернётся, и отлавливать Фросю мы будем долго. Хотела было разразиться гневной тирадой, но не успела, Дина, обернувшись к сияющему провалу входа, сказала, что что всё в порядке, вон они идут. Кажется. И все мы двинулись к выходу.
Девочки спустились по пандусу и поспешили навстречу серой кобыле и её поводырю, а мы с Сергеем остановились в дверях. Я не могла больше ступить и шагу. Я была поражена в самое сердце.
– Скажите, Сергей, человек рядом с Афродитой – Ник Горин?
– Вы знакомы? Воистину – Питер – город маленький.
– Заочно. Я хорошо знала его мать. Он так похож! Невероятно похож.
– Пожалуйста! – Сергей подался ко мне всем телом, – пожалуйста, не говорите ему, что знали Лию Александровну. Он может расстроиться, а это совершенно ни к чему.
Сергей как-то даже потускнел от беспокойства за друга, а я отступила в темноту коридора и сказала ему, что нам с Ником, пожалуй, и вовсе не стоит общаться. Я неизбежно буду глазеть, потому как он похож на Лию, как брат-близнец, как мужской её клон, как хорошая копия. А глазеть – фу и фу. Пойду я, пожалуй. Приятно было познакомиться, будьте любезны, скажите девочкам, что жду их обедать. Всего хорошего.
И я быстро пошла к противоположному входу, потому как собиралась таки поглазеть на Ника Горина – из окна моего кабинета в административном корпусе площадка перед конюшней была как на ладони. Окно там открыто, а жалюзи опущены. Очень удобный наблюдательный пункт. И слышно и видно всё прекрасно.
Я успела. Парни пытались распрощаться с Диной, Алей и Афродитой, а те всеми силами пытались удержать их. Любимые мои дурочки! Дина спросила Ника, может ли она взять какой-нибудь из его рисунков на память. Он протянул ей папку, она стала выбирать и никак не могла выбрать, советовалась с сестрой. В итоге Ник уговорил её забрать всё. Он был терпелив и вообще очень мил, так мог бы разговаривать с девочками старший брат. Сергей в это время хоть и гладил шею млеющей от ласки Фроси, но всё время поглядывал на часы. О, наконец-то! Девочки с кобылой пошли в конюшню, а парочка благородных рыцарей в сторону стоянки. Ник, да, был удивительно похож на Лию, и хотя ничего девичьего в нём не было, но скулы, лоб, разрез глаз, рисунок губ, посадка головы, всё, всё напоминало юную Лию Горину. А вот вороной мастью он пошёл в отца.
С Лией мы дружили в юности, так дружили, что казалось – всегда будем вместе. Ей было девятнадцать, когда она без памяти влюбилась в Алексея Фрязина. Он был старше нас, работал уже, квартира у него была не ахти какая, но отдельная, ухаживал за Лией красиво и настойчиво, замуж звал. Я злилась, он отнимал у меня подругу, и завидовала - замуж же! Это же мечта прямо, замужество-то. Родители Лии уговаривали её повременить немного, но особо не сопротивлялись - уважали выбор дочери.
Через полгода Лия вышла замуж за "потомка итальянских зодчих", как обычно называл себя при первом знакомстве Алексей, через девять месяцев после свадьбы, как и положено по канону, родила прелестного мальчика. К сожалению, мальчик родился с пороком сердца. Через год бесконечных больниц, реанимаций, отчаянья и бессонных ночей Алексей, не выдержав напряжения, сказал Лие, что лучше, наверное, дать таки этому ребенку умереть и родить другого, здорового. Сказал, и был изгнан. Лия не только развелась с ним, но и вообще вычеркнула из своей жизни. Даже от алиментов отказалась. Плакался он мне поначалу, раскаивался, страдал и переживал, а потом успокоился и тоже вычеркнул, даже женился вновь.
Я Лию не понимала, тогда не понимала. Поняла, когда через десяток лет на седьмом месяце сложной беременности родила Алису, когда смотрела на её крошечное тельце в кювезе, когда рыдала в отчаянье – моя девочка категорически не желала набирать вес, а значит – жить.
Поначалу я поддерживала Лию, все мы поддерживали, вся наша компания. Но это сложно, очень-очень сложно. Некомфортно. Это самое верное слово. Все мы чувствовали себя рядом с Лией некомфортно. Мы ей сочувствовали, мы старались помогать ей, как могли, мы не знали как рядом с ней себя вести, о чём говорить, а о чём не стоит. Мы отдалялись, отдалялись и отдалялись друг от друга.
Лия же из вежливости пыталась изображать участие, вроде бы даже вникала в перипетии бесконечной "Санта Барбары" нашей беззаботной жизни, расспрашивала, утешала тех, кому требовалось утешение во время очередной любовной драмы, поздравляла с победами тех, у кого они случались, и даже выбиралась порой из дома на несколько часов в гости к кому-нибудь из нас. Но на самом деле её интересовал только сын, она неотвязно думала о нём, при каждом удобном случае звонила родителям, спрашивала – как Ник? Всё остальное было для неё назойливым, ненужным белым шумом, она бы вовсе прекратила общение с внешним миром, но отец и мать не позволяли ей замкнуться на заботе и горе.
Лия раз и навсегда выпала из нормального течения жизни. Её молодость закончилась в двадцать. Сына её я никогда не видела, Лия не пускала в дом никого постороннего, чтобы Ник, не дай Бог, не подцепил от постороннего какой-нибудь вирус, даже обычную простуду, простуда не вызвала осложнений, и он опять не попал в больницу. Как-то раз в парке его видела с дедом наша общая подруга Наташа, сказала – обычный мальчик, черноглазый, хорошенький, смышлёный. Нику в то время было года четыре, наша дружба с Лией Гориной уже окончательно растворилась в сыром питерском воздухе.
Иногда мы пересекались с ней случайно, иногда намеренно, здоровались, вежливо интересовались друг у друга "как дела", без сожаления расставались. Потом знакомство (но не дружба) возобновилось, мы какое-то время работали в одном здании, обед у той и другой был с часу до двух, мы встречались в казённой столовке, общались часто и поверхностно.
Я знала, что её мальчик пошел в школу, что со здоровьем у него большие проблемы, что он любит рисовать и увлекается музыкой – неудивительно – его дед реставрировал старинные музыкальные инструменты и играл на всём, что могло звучать, а бабка всю жизнь иллюстрировала детские книжки и ботанические атласы. Да и Лию Бог талантами не обидел, хотя она смеялась, что наверняка приёмная в этой семейке, потому как технарь, а не творец.
Вспоминая Лию, я разогревала обед, резала хлеб, накрывала на стол. Пришли два моих чудесных чуда и сразу стали делиться добычей. На сей раз это были акварели. Я не понимала, как они вообще сделаны, никогда не видела такой техники. Диана с важным видом стала объяснять мне, что Ник использовал акварельные карандаши. Да. Теперь всё понятно. Что может быть проще? Карандашами любой дурак может так рисовать!
Работы были просто прекрасные, я не Бог весть какой ценитель, но ничего более живого, чем эти свет и цвет на кусочках плотной бумаги не видела давно. Надо запереть в столе, чтобы не стащили, а потом увезти домой и повесить на стену. Отлично будут смотреться.
Мы обедали, разговаривая, естественно, только о парочке посетивших нас славных рыцарей и об Афродите, конечно, всю жизнь прикидывающейся своевольной барышней-беглянкой. А оказалось, что она смирнее смирного и послушней послушного.
Обеим моим юницам больше нравился Сергей. Они были от него в полном восторге, а от Ника в неполном, но тоже восторге, потому как не бывает же людей, за которыми как собака ходила бы наша своенравная Фрося. И рисует он классно.
Пока девчонки звенели колокольчиками, мне было не до воспоминаний. О том, что я знала когда-то маму одного из паладинов, я им рассказывать не стала – ни к чему рушить волшебный, загадочный образ, пусть первые их влюблённости будут максимально безопасными и романтическими. Без соприкосновения с грубой действительностью.
К пяти должна была приехать пара с двумя детьми, мои девочки учили их мальчишек держаться в седле. Алиса уже из коридора крикнула мне, что посуду они вымоют вечером. Дина немного задержалась , покрутилась перед зеркалом и побежала догонять сестру, а я вымыла посуду(не люблю беспорядка) и пошла к бедолаге-жеребенку, зацепившемуся ногой за что-то острое и грязное, да и жеребую кобылу стоило осмотреть, ей вот-вот рожать.
Кстати, о родах. Наше общение с Лией было прервано появлением в моей жизни Али/Алисы. Я не ждала её так рано, но уж как вышло. Довольно часто я звонила Лие. Я ценила её советы, как ничьи другие, потому как она сама прошла тот страшный путь, на который занесло и меня. Только путь этот у Лии оказался неизмеримо длиннее. Она боялась за жизнь своего ребенка до конца своих дней, а я всего месяца три, потом у Алисы как-то всё наладилось, она стала догонять доношенных деток, я расслабилась, пребывала в благодушном настроении, очень любила всех, и мужа, и дочку, и родителей, и друзей, и в один прекрасный день обнаружила, что снова беременна. И понеслось. Пеленки, прогулки, готовка, уборка, бессонные ночи, всё, помноженное на два.
Я не видела Лию последние лет десять, наверное. В моей памяти она осталась изысканно-небрежной, равнодушной к любым ухаживаниям красавицей за тридцать с неуловимо восточными, а может быть и южными чертами лица. Слышала, как кто-то называл её Шамаханской царицей. Очень, скажу вам, точно называл. Я совсем не помнила о ней, когда прошлой осенью мне позвонила наша Наташа и сообщала, что Лия до обидного нелепо погибла, что её сбила карета скорой помощи, буквально едва толкнула бампером, останавливаясь у приемного покоя, Лия от удара упала, ударилась виском о поребрик и всё. Что никого из родных у Лии не осталось, кроме сына, но он в реанимации сейчас, в критическом состоянии и скорее всего уже никогда и не узнает о случившемся. Что хоронить Лию не на что и хлопотать, в общем, некому, разве только её друзьям. Я хотела было сказать, что не числю себя другом Лии Гориной вот уже двадцать с лишним лет, но устыдилась. Денег дала, сколько смогла, а вот на похороны не пошла. И пожалела потом, что не пошла. Лию надо было проводить по-человечески. Я позвонила Наталье, спросила в какой больнице лежит Ник. Я твёрдо намеревалась помочь ему всем, чем смогу.
Несколько раз я даже!!! звонила в справочную. Мне отвечали, что приезжать в больницу не надо, меня в любом случае к нему не пустят, и передачу в любом случае не примут, не до передач ему.
Потом соседка по даче сообщила мне, что наш летний домик обчистили. Я не понимала, что там вообще можно было украсть, но поехала в садоводство и провела там пару дней. Потом меня вызвали в школу - у Дины случился конфликт с классным руководителем. Потом я разбила машину. Не так, чтобы вхлам, но всё равно. Потом заболел мой бывший муж и стал жарко дышать мне в телефонную трубку и говорить, что только я могу его спасти. Я спасла. Плюс ко всему работа, музыкалка, уроки, репетиторы, быт.
О Нике я вспомнила где-то между Новым и Старым Новым годом. Позвонила в больницу. Мне сказали, что его выписали буквально вчера. Я подумала было, что ему и дома наверняка требуется помощь и надо обязательно... но что-то меня отвлекло, и я не вспоминала о нём вплоть до сегодняшнего дня.
Свидетельство о публикации №223021400503