Лена

    Четырнадцатого февраля, лёжа с температурой и захлёбываясь кашлем, мне опять вспомнилась Лена...
    - Надо, наконец, написать о ней и сразу же станет легче! - решила я.
    Да, вот прямо сегодня, когда все помешаны на не нашем празднике и славят этих мифических Валентинов!
    Надо рассказать ту реальную историю про любовь, про больницу и "смертельную" палату, в которой я оказалась в свои девятнадцать лет в тяжелейшем состоянии.

    Надо же, двадцать дней лежала неподвижно, чтобы стало понятно, можно ли меня спасти. Сразу скажу, дальше писать буду не о себе. Не люблю жаловаться.

    В палате было четыре койки. Кроме меня в таком же "овощном" состоянии лежали ещё две женщины. А рано утром на свободную кровать возле окна принесли в отключке худенькое тельце. Уложили тихонько, чтоб нас не потревожить, и я услышала:
    - ...вряд ли очнётся...
    Ушли. И тут же под этим окном послышался голос:
    - Лена, Леночка, ты здесь?
    Лысая башка прилипла к стеклу и торчала там почти до вечера, пока не прогнали.
    Медсестра, пришедшая делать уколы на ночь, тяжело вздохнув, рассказала, что эта Лена - детдомовка.
    Только что отсидела за убийство мента, хотевшего её, малолетнюю, изнасиловать.
    Недавно освободилась, на вокзале познакомилась с бомжом (с тем самым лысым, что поселился теперь у нас за окном), умудрилась попасть под машину и он, этот бомж, буквально на руках притащил её в больницу.
    До того, как попасть в нашу палату, Лену временно положили в коридоре.
    С повреждениями внутренних органов. Её там просквозило, и она, ко всему ещё, простыла. Причём аж до воспаления лёгких.
    И вот оно - следующее осложнение: менингит...
    - Короче - всё! - сказала медсестра.

    Дней пять мы засыпали под слёзные серенады и стихи этого лысого подоконного "Ромео" на тюремно-любовно-жалостливую тему.

    А Лену всё же не унесли - очнулась!
    Я потом никогда в жизни не слышала такого художественно-матерного языка, на котором они объяснялись в любви.
    Мы смеялись над ними и восхищались одновременно.
    Её жажда жизни, их сумасшедшая любовь отвлекала нас от своих болячек.
    Этот "Ромео" оборвал все клумбы в округе, какие только смог найти!
    Откуда-то приволок (может спёр где) и установил нам в палате телевизор, чтобы его Лена "смотрела прекрасное"! Животворящий мат не умолкал почти круглосуточно, но звучал он от них как Музыка... А Лена выздоравливала буквально на глазах.
    Врачи были в шоке.

    Даже главврач пожаловал, узнать не слухи ли это. Букетами цветов в банках из под салатов и компотов Лена обставила и нашу палату, и всё отделение. Медсёстры принесли ей одежду из дома: кто джинсы, кто майки и даже косметику...

    Нелепостриженая, неумелонакрашенная, но такая улыбчивосчастливая она, как воробышек, порхала между нашими койками и чирикала ласковым матерком:
    - Вы, сучки, у меня тут жопы с кроватей подымите, я вам не дам помереть!

    Из соседних палат тащила нам всякие вкусняшки, поправляла подушки, меняла под нами судна, рассказывала смешнючие и пошлые анекдоты...
    И выписали её раньше всех. Обнимались до слёз, провожая её, желали счастья и осторожности на дорогах...
    И последним аккордом этой "чумачечей" истории прозвучали её слова:
    - Девки, блииин, я беременна!

    С тех пор прошла куча лет. Я выкарабкалась тогда, во многом благодаря не только врачам, но и этой удивительной Лене.
    При выписке мне много чего запретили делать, и даже читать, пугая что могу ослепнуть...
    А когда я, наконец, оказалась дома с огромным желанием жить, подумалось: "Леночка, а что бы на моём месте теперь сделала ты?"

    И вопреки всем врачебным запретам, я поступила в театральный.
    Решив, пусть моя жизнь будет короткой, но интересной!

    Ну вот, и правда полегчало. Пока писала, даже ни разу не кашлянула.
    Может и температуры уже нет? Хорошо бы...
    Эх, знала бы Лена, сколько раз она мне за эту жизнь помереть не давала!