Из глубины воззвавший или Песни о Будде
Никогда не забыть мне, как часто и истово молился я, дабы высшие силы отменили или хотя бы смягчили – то есть оттянули еще на пару лет – смертный приговор через неизлечимый характер ракового заболевания у моей жены.
Не забыть мне и само знакомство с нею, повлекшее за собой семнадцать лет безоблачного счастья.
Помню я также, как на пути с нею в Прагу я по-юношески неосмотрительно выскочил на встречную полосу и, завидев прямо перед собой грузовик, резко свернул на обочину, промчавшись в кювет буквально на расстоянии двух ладоней от громадного дерева, чем спас, наверное, жизнь и себе и ей.
Получается, что все мы в глубине души желаем чуда. Но такого чуда, которое по возможности не противоречило бы нерукотворному ходу вещей.
То есть, к примеру : не умирать нельзя, но можно продлить жизнь там, где, по заверению врачей, ничего нельзя сделать.
Или : невозможно, казалось бы, обрести «идеальную» женшину, когда сам ты во всех отношениях «неидеален», но все-таки иногда как будто бы и можно.
Или : маловероятно спасение при крушении лайнера, но исключения из этого страшного правила наблюдаются снова и снова.
И так далее и тому подобное.
И вот, вздумав помолиться высшим силам о вышеописанном и почти естественном чуде, ловишь себя на том, что словесная нить как-то сама собой ускользает из души.
Действительно, нет таких слов, которые были бы в состоянии выразить то, что они должны выразить : слишком проста и вместе слишком очевидна искомая просьба.
И потому назвать ее в слове – это почти что ее тут же и опошлить.
А вот оставить неназванной – немного другое дело.
Здесь как в гомеопатии : количественное уменьшение субстанции качественно усиливает ее.
Почему и сказано : «Никогда ничего не просите у сильных : все сами дадут».
А если нет? Такое ведь тоже встречается на каждом шагу.
Спросим себя : какую часть времени и сил мы посвящаем сильным, предположительно находящимся по ту сторону мира сего? разве что одну сотую.
А что делают в это время прочие наши девяносто девять сотых? они продолжают жить так, как будто никаких сильных в мире и за его пределами нет.
При этом ощущение присутствия в жизни чего-то великого и загадочного остается и оно как будто не исчерпывается даже фактическим существованием тех самых : сильных.
Но так думать и чувствовать значит уже стать наполовину буддистом, однако так именно думают и чувствуют в глубине своего существа почти все люди.
Стало быть, они все – буддисты? разумеется, как же иначе?
Проявления души человека бывают то языческими, то христианскими : смотря по настроению или обстоятельствам.
Сама же по себе душа – буддистка.
Потому что она одна о себе знает то, чего другие о ней не знают и знать не могут : что нет в ней ничего помимо ее проявлений.
Свидетельство о публикации №223021400917