Сучковатая палка или Песни о Будде

          Сучковатая  палка или песни о Будде, увиденном в замочную скважину

     В нас есть первое лицо : Я. И есть третье лицо : Он, Она, Оно.
     Первое лицо сотворяет жизнь. Третье лицо наблюдает за сотворением и осознает его.
     Первое лицо подобно физическому телу. Третье лицо – тень от него.
     Первое лицо всегда говорит. Третье старается молчать.
     Первое лицо рождается, живет и умирает. Третье лицо просто бытийствует.
     Первое лицо склонно к прямой речи : она для него как зеркало для женщины. Третье лицо, если вынуждено прервать молчание, скорее выберет описательную речь : до того оно не выносит красок, предпочитая им черно-белую графику.
     В моих стихотворениях в прозе я обычно говорю от первого лица, но делаю все, чтобы автором их было мое третье лицо. И это касается в первую очередь тщательного избегания прямой речи.
     Кажется, это случилось, когда я учился в третьем классе. На задней парте у нас сидел не то троешник, не то двоешник : паренек тихий, на которого мало кто обращал внимание. И вот однажды учительница литературы – и она же классная руководительница – попросила меня остаться после уроков.
     Разговор был недолгий. Она сообщила мне, что некий мой одноклассник – это и был тот самый наш незаметный и по всем предметам отстающий ученик – очень хотел бы со мной подружиться. Но по причине своей робости не отваживается сделать первый шаг. Так не пошел бы я ему навстречу? Тот мальчик, хотя и не принадлежал к кругу моего общения, был мне скорее симпатичен, чем наоборот. И я согласился.
     И он начал захаживать ко мне домой. И мы все что-то строили, строили... кажется, какие-то кораблики из дерева. Я заодно, конечно, помогал ему в учебе.
     И вот, однажды, когда мы катались на коньках, он нашел в снегу сучковатую палку. Эта палка почему-то мне особенно приглянулась. Детская причуда, не больше. О ней и говорить не стоило бы, если бы она не повлекла за собой последствия, о которых я до сих пор забыть не могу.
     Итак, я очень захотел иметь ту палку и стал просить моего нового товарища уступить мне ее. Однако, судя по всему, просьбы мои имели слишком требовательный характер. Во всяком случае, тот мальчик наотрез отказался мне ее давать. Я же вспылил и тут же ему заявил, что он об этом пожалеет. Он в ответ только пожал плечами. Я покатил от него прочь и весь вечер не подходил – точнее, не подъезжал – к нему.
     Каково же было мое удивление, когда на следующий день в классе мы даже не взглянули друг на друга, точно он стал невидимым для меня, а я для него. И так прошла неделя, месяц, год, последующие годы – пока мы не расстались навсегда : кажется, он остался на второй год. А во мне остался пожизненный тихий шок.
     Да, многое бы я дал, чтобы понять, что же это за страшная, загадочная, невидимая сила, воспользовавшись самым пустяковым предлогом, встала вдруг между нами, сопливыми мальчишками. Встала – и не только не позволила объясниться, извиниться взаимно, встряхнуться и посмеяться над случившимся казусом, как то потребовал бы от нас любой посторонний и нормальный взрослый, узнай он о происшедшем, но, вызвав в нем по-видимому чудовищную и нечеловеческую гордость, а во мне столь же чудовищный и нечеловеческий гнев, продемонстрировала в который раз, что чувства, из которых лепились и лепятся иные любопытные персонажи мировой литературы, не умерли, но продолжают существовать в хаотически-разбросанном состоянии повсюду и всегда. Даже в российской провинции конца шестидесятых прошлого века.
     Поводом же или, скажем так, сюжетной завязкой к их появлению послужила в данном случае просьба нашей учительницы – она руководилась при этом наилучшими побуждениями – искусственным путем создать отношение, которое никогда бы не возникло естественным путем.
     Мое первое лицо всю последующую жизнь каялось в своем поступке, но, повторись жизнь сначала, поступило бы точно так же. И мое третье лицо, будучи тенью первого, вынуждено было бы опять беспристрастно надо всем наблюдать.
Так происходит со всеми людьми. Или почти со всеми.
     Говорят, что Будда был одним из немногих, кто сумел полностью заменить в себе первое лицо на третье. И вот, читая легенду о нем, нельзя с этим не согласиться. Но, вчитываясь внимательно в его биографию, нельзя в этом в то же время не усомниться.