Дым унесло наших костров... Часть четвертая

   Воспоминания о работе в лесоустройстве

   ПЕРВЫЙ СЕЗОН
      Часть третья http://proza.ru/2023/01/27/1734

  Кордон.

   Кордон лесничества представлял собой двухквартирный дом, расположенный за поселком. Рядом с домом было целое хозяйство: лесной питомник, шишкосушилка, пожарно-химическая станция, мастерская и гаражи. В одной половине дома жил еще неженатый техник лесничества Володя, другая половина была предоставлена нашей партии. В ней были две комнаты и небольшая кухня за печкой. В начале сезона мы там жили втроем, включая техника Алексея и рабочего Валеру. Сезонным рабочим экспедиционного техника Алексея был предоставлен пустующий дом по соседству.
   Уже больше месяца я жил на кордоне один, если не считать ежедневные визиты Икары, у которой я не забывал удалять клешей. Любила она и просто полежать и поспать на полу в моей комнате. Кстати, эту комнату после моего отъезда называли «Женина комната».
   «…Еще не осень – и жива надежда,
   Что лето к нам когда-нибудь придет,
   И серых туч осенняя одежда
   Прощальным ливнем с неба упадет
   Вот только б нас, друзья, не разлучили
   С дождями уходящие года,
   Вот только бы дороги не размыло
   И не списали наши поезда…».
   Вскоре приехал Володя с полным рюкзаком домашних гостинцев, вышли из отпусков и лесники. Дел у них хватало: отвод лесосек, подготовка почвы под посадки, уходы за лесными культурами, работы в питомнике и др. Я же обрабатывал свои материалы и готовился к обследованию резервата.
   С обеспечением в поселке было неважно. Основные продукты, включая хлеб, завозили из райцентра. Многое, включая «энергоносители» - водку и сахар - отпускали по карточкам. Однажды мы с Володей стояли за хлебом в очередь. Она была длинная, ждать пришлось бы очень долго, и хлеба нам могло не хватить. Я вышел подышать на улицу, а когда вернулся, нас пропустили без очереди, расступившись у кассы. Оказывается, находчивый Володя сказал, что от моей работы во многом зависит будущее их поселка:
   - Вот запроектирует инженер в нашем парке посадку леса – и не видать нам парка, негде будет культурно отдохнуть. В поселке жили в основном староверы. Мужики носили бороды «лопатой», я и сам уже мало от них отличался. С того дня меня в магазине стали пропускать без очереди. Все люди были простые и доверчивые, при встрече кланялись. Местные жители стали обращаться ко мне по разным вопросам, особенно часто приходилось разбираться с границами сенокосов и других угодий. Это не входило в мои обязанности, но хотелось помочь людям. Мне запомнилась фраза профессора нашего института, который читал курс лесоустройства:
   - Никогда не говорите «не знаю». В любом вопросе можно разобраться. Не зная точно границ, я уверенно раскладывал по столу снимки, планы и мы вместе «разбирались». Наивные бородачи доверяли мне, благоговейно рассматривая цветные аэрофотоснимки. Вопросы с границами общими усилиями решались, споров больше не возникало. Один мужик как-то дал мне «ценный совет»:
   - Сергеич, ты в тайге ходишь один, а там медведей полно. Если что – стреляй, не раздумывай! Володя, оказывается, рассказал местным, что я вооружен пистолетом, и в лес его беру с собой…
   Зашли ко мне попрощаться перед отъездом и гуцулы из Закарпатья. Мы немного посидели на дорожку. Они скучали по своим Карпатам, да и мне там многие места надолго запомнились: Черногора, Явор, Довбушанка… Наша лыжная группа тогда попала в снежную круговерть на «Полонине ветров». Дорогу замело, мы с трудом передвигались по глубокому снегу и могли замерзнуть. Нас выручили из беды местные пастухи - подвезли на санях до «Колыбы», где мы отогрелись у большой жаровни, в которой жарилась баранина... После ухода Закарпатцев я обнаружил мятую пятерку на столе – «Валерин должок». Горцы – они и в Карпатах горцы: открытые, готовые придти на помощь.
   Однажды ко мне на кордон пришла целая делегация во главе с председателем поссовета, чтобы решить вопрос с выпасом. Все последние годы местные жители пасли скот на большом пустыре у поселка - другие выгоны были слишком далеко. Проблема была в том, что это были земли гослесфонда, на которых проводилась посадка леса. Пасущийся скот повреждал лесные культуры, лесная охрана за их потраву штрафовала местных – и так каждый год. Я пошел людям навстречу, и на свою голову запроектировал там выгон, хотя и знал, что переводить лесные земли в нелесные нельзя. Мне за это позже, когда рассматривались материалы таксации, снизили оценку работы, влепили выговор и даже хотели лишить годовой премии. Премию все же дали: как раз в это время в экспедицию пришло коллективное письмо от жителей поселка с благодарностью за решение вопроса с пастбищем. В общем, дело замяли, вступился за меня и начальник партии, которому тоже досталось за «нарушение правил лесоустроительной инструкции».

   «Бичи».

   Пустующий дом, в котором жили наши «сезонники», принадлежал одной бабушке. Она уже переехала в районный центр к детям, а в подполье дома оставались только «заготовки» - варенья, разносолы. Она с зятем как раз и приехала за ними, а заготовки…испарились. Бабушка пришла ко мне разбираться. Я зашел в избу и нашел только пустые банки. Все банки были коряво подписаны: «Енто брусена», «Енто черница», «Енто землянка». Зять не смог сдержать смеха, за что получил веником. Ушлые рабочие добрались до бабкиных припасов и неплохо угощались, приезжая на базу. Видел я похожую банку и в их полевом лагере на «Дьяконовском рукаве». Зять все же нашел в темном углу погреба банку соленых огурцов и, подмигнув мне, спрятал в машине, пока теща гремела старой посудой в самодельном буфете.
   Как мне разъяснили коллеги, слово «Бич» классически означает «Бывший интеллигентный человек». Безработных, бомжей тогда официально не было, но был целый класс «сезонников». Полгода они работали «в поле», зарабатывая деньги непосильным трудом, а другие полгода – «отдыхали», пропивая заработанное. О классических «бичах» работающих на рыбных промыслах, писал Александр Городницкий:
   «…Я до весны, до корабля
   Не доживу когда-нибудь
   Не пухом будет мне земля,
   А камнем ляжет мне на грудь…».
   Каждый год, когда пригревало мартовское солнышко, у здания экспедиции появлялись осунувшиеся мужики в потрепанной одежде. Они в основном знали друг друга, покуривали и высматривали знакомых инженерно-технических работников. Такие же компании собирались у геологического управления и геодезической партии. Постоянные сезонные рабочие были особой кастой, и уже напрямую связывались с техниками или даже начальниками партий. К такой «элите» принадлежали и наши трое рабочих, которых техник Алексей называл «железными дровосеками». Но определенная текучка была и в этой категории сезонников: кто-то устраивался на постоянную работу, кто-то опускался на самое дно…
   Каждый сезонный рабочий перед началом сезона подписывал договор и ставился на довольствие. Им выдавались: энцефалитный костюм, брезентовый плащ, болотные сапоги и экспедиционный спальный мешок. Чтобы не провоцировать пьянку, зарплата им шла на сберкнижки, выдавалось на руки только полевое довольствие.
Начальник партии рассказывал, что в экспедиции когда-то работали легендарные личности. Рабочий «Пантюха» из своих 50 лет 30 лет «чалился в зонах». Работал хорошо, не кичился своим тюремным прошлым. Каждый год он собирался после окончания сезона поехать к своей престарелой матери. И каждый год, получив деньги, он их быстро проматывал…
   Среди бичей были и настоящие бывшие интеллигенты: журналист – международник, учитель русского языка и литературы. Бывший учитель знал наизусть много стихов и поэм. Будучи «под градусом», он забирался на стул и декламировал свою любимую поэму «Бородино», обильно пересыпая гениальные строфы нецензурными выражениями:
   - Мы долго молча отступали (….….). Досадно было - боя ждали (……..). Ворчали старики (……..). В экспедиции вспоминали историю, когда подвыпившие бичи расстреливали из ружья висящую на гвозде энцефалитку одного начальника партии, а тот в это время прятался за печкой… Рабочих постоянно не хватало, и на временную работу принимали порой людей с криминальной биографией, которым надо было где-то «перекантоваться» полгода. А вот бывших «малолеток» не брали никогда.
   «…То, что налил себе – должен выпить до дна,
   Этот трудный сезон мы дотянем, хоть тресни
   Впереди еще много страниц, старина -
   Будут встречи в пути, и погода, и песни...».

   Борисыч.

   В лесничестве было два «Борисыча»: лесничий Александр Борисович и помощник лесничего – Семен Борисович. С лесничим мы встречались раз в месяц, когда утверждали акты выполненных работ. Контора самого лесничества располагалась в другом поселке, в 12 километрах от кордона. Оба Борисыча жили там.
   Уже незадолго до последнего захода на кордон приехали инженер лесных культур лесхоза Ирина Михайловна с Семеном Борисовичем, к которому все обращались просто – «Борисыч». Они осмотрели питомник, Ирина Михайловна отругала мастера за «текущее зарастание посевов сорняками». На кордоне состоялся нелегкий разговор на тему списания лесных культур. Помня советы начальника партии, я подходил к этому вопросу очень внимательно, и обследованию лесных культур придавал особое значение.
   Один участок культур ели мы совместно обследовали еще в июне, во время их технической приемки. Комиссия была представительной: оба Борисыча, техник Володя и Ирина Михайловна. Все знали, что она панически боится медведей, и любили подшучивать по этому поводу. До участка культур надо было идти километра три по противопожарному разрыву. В начале пути Володя как бы невзначай заметил:
   - Сейчас у мишек гон – «медвежьи свадьбы». И ведь надо было такому случиться – после этих слов вдалеке просеку перебежал медведь. Ирина Михайловна не на шутку разволновалась, но продолжала идти, спрятавшись за сутулой спиной Семена Борисыча. Александр Борисыч, огладив взглядом округлые формы Ирины Михайловны, продолжил тему:
   - Медведи предпочитают женское мясо – оно понежнее и помягше. На наши жесткие мослы медведь не позарится.
   - Вы хотите сказать, что уж если он нападет, то съест только меня? – с дрожью в голосе спросила Ирина Михайловна. Тут дискуссию продолжил скучающий Володя:
   - Скорее всего, но не сразу. Он не ест свежатинку – желудок слабый. Вначале задавит и спрячет, прикопает. Приступит к трапезе, когда труп «созреет» - начнет пованивать. После этих слов бедную Ирину Михайловну неспеша вели «под белы ручки» уже оба Борисыча. Лесники хитрили – им явно не хотелось показывать этот участок лесных культур принципиальной Ирине Михайловне.
   - Значит – не все там гладко – подумал я, и в этот момент мы увидели еще пару медведей, двигавшихся в нашу сторону. Они неспеша шли рядом друг с другом, буквально бок о бок. Увидя нас, нехотя свернули в лес. После этого Ирина Михайловна остановилась и категорически отказалась идти дальше. Она уже готова была подписать заготовленный акт на месте, хотя до лесных культур было уже недалеко.
   Оценка качества проводимых лесохозяйственных работ входила и в мои обязанности. Надо было показать и свои компетенции. Я достал снимки и предложил не рисковать, а обследовать другой участок, находящийся недалеко. Никто не возражал. Комиссия свернула за мной в сторону. Сделав крюк, мы вышли на наши культуры с другой стороны. Ирина Михайловна была спокойна, ведь это был «другой участок», зато Борисычи приуныли. Сразу выявились недостатки, которые скрывались от лесхоза. В одной борозде посадка не была закончена, там был прикопан пучок засохших сеянцев и валялось несколько пустых бутылок.
   - Плохо дело, мужики! – придется досаживать осенью, делать дополнения. В противном случае культуры спишу. Мое мнение поддержали Ирина Михайловна и Володя.
   - ПиСССы СССто еСССь – прошамкал Семен Борисыч. Он плохо выговаривал некоторые буквы, особенно букву «ш» по причине отсутствия зубов. Виднелись у него только два желтых клыка спереди. Он давно овдовел и жил один – некому было о нем позаботиться. Над ним любили приколоться молодые работники. В лесу его обычно окликали: - БориСССыч!
   После обследования культур мы вернулись по той же дороге, медведей не встречали. На обратном пути Володя спросил:
   - Борисыч, а что ты не женишься, ведь еще не древний старик?
   - СССюства нету. Ты сам-то СССе?
   Мы вернулись в лесничество. Александр Борисович, не часто баловавший своим вниманием, откланялся. Зато Семен Борисыч затащил нас к себе домой на чай. Он жил один в большом доме, держал хозяйство, живность – поросят, кур, гусей. Мы зашли на минутку, а просидели весь вечер. Хозяин кроме всего прочего занимался домашними заготовками. Он угостил нас своей фирменной настойкой на лесных дикоросах. Впервые тогда я закусил домашней тушенкой из молодого волка.
   - Борисыч, что там у тебя шуршит в стене? – спросила Ирина Михайловна, вытаскивая из банки соленый рыжик.
   - Мышки балуют. Все никак не могу извести. При этих словах Борисыч ткнул вилкой в старые обои, которыми были обклеены бревенчатые стены дома. Раздался мышиный писк.
   - Угадал, прямо в «яблочко» – не без гордости сказал Борисыч, и как ни в чем не бывало продолжал поддевать этой вилкой закуску. Мы с Володей рассмеялись, а у Ирины Михайловны вдруг пропал аппетит, и она заторопилась домой...
   - Она еще не знает, что мы были на том - «медвежьем участке», куда она категорически отказалась идти. Узнает – в обморок упадет - сказал Володя. - Ирина Михайловна не лесник, а эколог, к тому же приехала с мужем с югов, где леса мало. Ушлые лесники пользуются этим: ее как специалиста лесхоза во время проверок часто подводят к одной и той же делянке с разных сторон, а говорят, что к разным. Таких «асфальтовых лесоводов» в управлении еще больше.
   - Борисыч, ты ведь старый лесник. Почему такой бардак на лесных культурах? Какой пример молодым показываете? – спросил Володя.
   - ОбеСССяю – больСССе такое не повторится – ответил Борисыч, хрустя огурчиком.
   В лесном хозяйстве и в советские времена было много показухи: уходы за молодняками проводились некачественно, больше у дорог, да и лесные культуры закладывались часто не обоснованно – на площадях, где можно было провести естественное возобновление леса. На таксации мне не раз приходилось наблюдать такую картину: на волоках посажены еловые культуры, а в пасеках сохранен жизнеспособный еловый подрост, гарантирующий формирование целевого хвойного насаждения. Финансирование лесного хозяйства всегда было недостаточным, но и эти деньги порой буквально «закапывались в землю». Поэтому мне очень хотелось провести качественное лесоустройство, объективно оценить уровень лесного хозяйства и оптимизировать объемы лесовосстановления на предстоящий десятилетний период.
   Мне еще раз довелось встретиться с Ириной Михайловной в том жарком июне. Мы выезжали комиссионно по узкоколейке в подсобное хозяйство леспромхоза на подбор площади под постоянный лесной питомник. По обе стороны узкоколейки тянулись пчелопасеки – пчелами в тех краях занимались многие. Площадь подобрали, строительство лесного питомника будет предусмотрено проектом. На обратном пути, переходя высоковольтную ЛЭП, мы попали в натуральный «гадюшник». На жарком солнце агрессивные черные гадюки шипели со всех сторон, потрескивали от напряжения провода… Пришлось брать Ирину Михайловну «на прицеп» и осторожно идти, отгоняя змей палкой.
   Мне Володя позже написал, что Борисыч женился на доярке из соседнего колхоза. Дома у него теперь – чистота и порядок, мышей вывели, да и у самого хозяина появились вставные челюсти.
   «…Мы – дети дороги, мы пленники вечной нужды
   К нам письмами песни летят из далекого края
   Холодные рельсы - как две одиноких судьбы,
   Им не пересечься, по шпалам, как датам, шагая
   Холодные рельсы - как две одиноких судьбы…».

02. 2023 г.