Учительница русского Глава 17

После бессонной ночи, проведённой над больным Вильгельмом, Варя вернулась домой без сил. Она попросила дворника, - больше некого было просить, потому как Ульрих просто испарился, - присмотреть за мальчиком. Дворник поморщился, но потом всё-же прислал жену, которая оказалась сердобольной и охающей женщиной, как раз такой, какая необходима, чтобы доглядеть за больным ребёнком.

Больше всего на свете Варе хотелось теперь упасть на кровать за печкой и нежась в нагретых простынях, забыться глубоким, мертвецким сном. Надо было хорошенько выспаться, чтобы после обеда заступать на службу в консульство. Однако, когда рано поутру она появилась на пороге дома, её встретили недоуменные взгляды.

- Где ты была? - строго спросила мать.

- Сидела с больным Вильгельмом.

- А где Николай?

- Мам, где папа? - взволнованно произнёс Юра.

- Мы думали он с тобой, - добавила Леся.

- Почему он должен быть со мной? - растерялась Варвара.

- Потому что он тоже не ночевал дома. Мы и подумали, что вы - вместе, дело-то молодое.

Варя села за стол и устало опустила лоб в ладонь правой руки.

- Сейчас я две минутки посижу, - попросила она, - и потом смогу думать.

Но, не прошло двух минут, как Варя подняла на мать полные надежды глаза.

- Может, он на работе задержался, там решил и переночевать?

- Все может быть, - ответила мать. - Он у тебя мужик не гулящий, непьющий, просто, наверное, не смог предупредить.

Пётр Иванович не дежурил и вызвался съездить на железнодорожный вокзал, к месту службы Николая. Леся обещала, если не будет новостей до обеда, взять Андрюшу и обойти больницы. Варя колебалась, идти ли прямиком в отделение милиции или подождать.

После школы Юра вбежал в дом, весь запыхавшийся, с шапкой набекрень и без рукавиц.

- Мам, мне мальчишки рассказали, что видели вчера вечером, как наш папа дрался на улице с каким-то дядькой!

Сомнений не оставалось; Варя накинула пальто и отправилась в милицию, оставив Юру делать уроки. «Ни в коем случае не поддаваться панике. В передрягах нет ничего полезнее, чем сохранять хладнокровие и чётко следовать привычному распорядку. Это поможет оставаться на плаву», - проносились мысли в голове у Вари.

Дежурный смотрел на Варвару долго и пристально, как будто знал что-то, а говорить было не велено. Варя терпеливо ждала, переминаясь с ягодицы на ягодицу.

- Ваш муж не у нас, -  вкрадчиво произнёс дежурный, наклоняясь к Варваре через стол. - Он в отделении нквд, вот адрес.

Говоря это, сотрудник милиции передал Варе оторванный от газеты краешек, на котором заранее кто-то написал для неё информацию.

- Но почему он не у вас? Что он сделал? - не понимала Варвара.

- Подрался.

- Ну и что же, что подрался? У нас такие дела разве передают в нквд?

- Нет, это по нашей части. Другой вопрос, с кем подрался ваш муж…

- И с кем-же?

Варя несмело взяла в руки протянутую ей бумажку.

- Это вам там скажут. Вас там ждёт один товарищ. Он сказал, когда вы придёте, отдать вам адрес и передать, что вас там ждёт Артём. Сказал, что больше ничего говорить не надо.

Первая и такая предсказуемая реакция - вцепиться в этого человека и не отпускать, пока ни расскажет всего и ни опустит градус её внутреннего напряжения. А если он тоже ничего не знает? Это - собака-ищейка, её пускают по следу и не ставят в известность, что сделают с пойманным ей зайцем и зачем вообще его надо ловить. Она прыгает от радости и хлопает ушами, если сумела угодить своему хозяину. Может быть, позже ей кинут какие-то кости и она будет счастлива, что исполнила своё предназначение. Будет лежать и медленно, зажав между лапами косточку, выгрызать и высасывать сладкую пульпу. Что ж поделаешь, она сотворена для такой жизни и, наверное, отказалась бы, предложи ей стать человеком.

Странные мысли носились в голове у Варвары. Она понимала, что вцепляться нельзя, что этим только себя уронить, скомпрометировать. Ну нет, да в чем-же скомпрометировать-то? Знает он что-либо или не знает?!

Странно человек относится к чужому страданию! Как будто бы какая-то часть сознания, совсем маленькая, неокрепшая, какой-то незначительный краешек мозга говорят: «Смотри, страшно, что происходит с твоим братом, пожалей его. А потом, нужно ведь чем-то помочь! Принести стакан воды? Да, вода - это важно, несколько глотков живительной влаги смогут успокоить. Поправить одеяло. И денег дать. Деньги - это большая жертва особенно в то время, когда их ни у кого нет». В чем-то здесь прослеживается наше мучительное состояние, что мы, в сущности, ничем действительным помочь не можем. Человек остаётся один на один со своими страданиями.

Хорошо ещё, что мы способны вовремя уйти и не распалять больного любопытства. Ключевое слово здесь - «смотри». Нам бывает больно от вида чужих страданий, но является ли эта боль - истинной, оживляющей нас силой, или мы говорим только с разумом, а не с душой, внутренне ликуя, что у нас-де всё хорошо, что нас миновало горе, на которое мы теперь смотрим.

Но оно разве что не выбрало нас в этот раз. Кто захочет питаться фальшью чужих сочувствий, сам окажись на смертном одре?

Варя на секунду представила себе человека, у которого в конечностях медленно, наступательно развивается гангрена. Врачи на консилиуме принимают решение отнять одну стопу. Потом, к всеобщему ужасу, другую. Тут у него начинают чернеть пальцы рук, налицо снова необходимость резать. Окружающие шокированы, страждущего жалеют, но… как скоро жалость рождает не совсем хорошее любопытство, а что же станется с ним дальше? Как он со всем этим будет жить, такой красивый и самодостаточный раньше? Чужое страдание не только вводит в оцепенение, оно - завораживает!

Да-да, именно завораживает, совсем как теперь этого дежурного милиционера, который чувствует её страх, её внутреннее метание, и при этом рад, что всё  происходит не с ним. Гангренозному убирают палец за пальцем, осторожно, стараясь сохранить хотя бы что-то, пока ни получается нечто… И мы все смотрим издалека, гадая, уберут ли теперь хирургические инструменты или экзекуции продолжатся? И тут оказывается, что в прошлый раз недостаточно хорошо почистили, занесли инфекцию и начался сепсис…

Варя почувствовала, как сама потихоньку онемевает, и кровь в венах словно сворачивается, не идёт, не проталкивается. Ей перестало хватать воздуха, и она инстинктивно потянула за край шали, в которую была укутана её голова. Мужчина напротив смотрел на неё с интересом, но она не чувствовала в нем ни малейшего сострадания. Он наблюдал за ней, как наблюдают за лабораторной крысой, радуясь, что он сам - не крыса, что крыса - на дне коробки. А ей так хотелось, чтобы кто-нибудь снизошёл до неё, коснулся её трепещущей души своей сердечной теплотой, сказал, что все будет хорошо. Объяснил хотя бы, что произошло, к чему ей готовиться. Ведь он знает! А если нет? Ээээээ, ничего он не знает, Артём блестяще запутывает людей, когда надо запутать следы.

«Он все-таки добрался до меня, подлез с другой стороны», - подумала Варвара то ли с раздражением, то ли с ужасом. Даже если Николай не виноват и не сделал ничего страшного, они теперь вцепятся в него, а через него - протянут и к ней свои цепкие пальцы.

Продолжить чтение http://proza.ru/2023/02/28/1137