Разыскание

 — Ну что вы там устроили?
Бесы смущенно переглядывались, делали друг другу страшные глаза.
— Гадалки, колдуны, эзотерики, шаманы, секты, — ругал старший бес. — А по факту — никого. Как так?
— Так мы же это… губим души? — спросил робко новичок
— А секта… Это же много и сразу, — протянул его наставник, мелкий и щуплый бес.
— А помните, помните сколько душ собрали на религиозных войнах? — оживленно спросил бородатый и толстый бес.
— Е-ре-ти-ки, — мечтательно протянул худой и высокий, смакуя каждый слог.
— Но это же не секты, — возмутился старший. — Там все более или менее подкованные. А тут…
— Ну да, — вздохнул бородатый и толстый. — А теперь ангелы отбивают души хотя бы в чистилище.
— Как так? — удивился худой и длинный. — А чем аргументируют?
— Что они, мол, не знали. Наивные, как дети. Их души чисты, они же даже в церковь не ходят многие. И схоластикой не владеют, — вздохнул старший.
 — Так что там аргументировать? — рассеянно глядя на всех по очереди, спросил мелкий и щуплый наставник. — Взялся заговоры делать, куклу вуду или еще что… порчу там… уже виновен.
— Кстати, в церковь не ходят — тоже повод насторожиться, — вставил новичок. — Соседи же донесут.
Все бесы вдруг громко расхохотались. 

— Что скажешь ты, ученый, перед лицом Святой Инквизиции? — спрашивал Инквизиторский Представитель, немного бледный монах-доминиканец Филиппе.
— Ретрограды и убийцы! Вы прячете правду от людей! И изводите тех, кто ее знает! — запальчиво кричал обвиняемый. Внешне он походил на карающий призрак инквизиции, Джордано Бруно, или Джордано Ноланца, как его назвали при посвящении. Впрочем, только этим. 
Осведомитель писал, что обвиняемый все время так себя ведет. На каждом углу рассказывает свои взгляды, которые иначе, чем еретическими, не назвать. Зачем он это делает? Чего добивается? Хочет стать мучеником? Политическим, как говорят в 20 веке? Был один такой мельник, еще до сожжения Джордано Бруно. Можно бы его и тогда не трогать, да слишком много болтал. Впрочем, Филиппе тогда не занимал должность ни инквизитора, ни даже аколита1.
Когда-то, в 16 веке, доминиканцы решили сделать ставку на науку в борьбе с ересью. А земля горела под ногами, прошла реформация и орудовали протестанты. Кричали во всеуслышание, что церковь слишком богата и любит власть, мол, а как же бедность и смирение? «Легче верблюду пройти в игольное ушко, чем богатому попасть в рай». Конечно, жгли их за ересь, а толку-то? Все равно, если раньше об этом и по углам боялись шептаться, то теперь — говорят все, кому не лень. И не только протестанты, а еще и язычники, эти лучше прячутся и все объясняют богами. Причем, чем лучше образованы, тем больше античных богов и мудрецов привлекают. Потому науку и решили развивать – как наблюдение за явлениями, законами природы. Все лучше многобожия!
Филиппе ухмыльнулся внутри себя. Правы оказались святые отцы. Языки прижали и Лютеру с последователями, и нехристям. Недавно слышал, как вещал пастор, с какой экспрессией. Инквизиторский Представитель вспомнил, что у него лежит новый многообещающий научный труд на столе в келье. Лишь бы автор не хулил Бога и церковь, а то у них как игра — намеки опасные. И он обратился к обвиняемому:
— Знаешь, не ты первый, кто ругает устройство мира Божьего.
— Я не Божий мир ругаю, а вас в нем, — возмутился тот.
— И это не ново. И тоже — часть мира, — медово-приторно сказал монах. Он знал уже мысли этого, с позволения сказать, ученого. И не только их, а и слухи, репутацию и много чего еще о нем. Ибо это — часть его работы.
 
— Братья, это — не ученый, это — мракобес, — говорил в келье Филиппе.
— От того, что он не похож ни на Бруно, ни на Коперника, ни на Галилея? – спросил один инквизитор, бородатый и толстый.
— Так и время другое, — заметил другой инквизитор, худой и длинный. — Вы просто не переключились после временного прыжка, брат Филиппе.
Все Инквизиторские Представители получали право перемещаться во времени по истории римской инквизиции. Сделали это для того, чтобы проверить ошибочные решения. Все-таки жизнь на кону, на костер людей отправляем. Особенно интересовались учеными — не для того же обучали людей. Да и отдельные из них уже стали мучениками.
— Когда нам даровали возможность путешествовать во времени, то упирали на ложные доносы, как основную возможность ошибки, — напомнил Филиппе. — Нам запретили что-то менять задним числом, приносить или забирать вещи, подменять доказательства. Только наблюдать — слушать, смотреть, и переключение проверяют на переходе. На Бруно обвиняемый как раз не похож, разве что внешне. Даже ведет себя слишком шумно, Ноланец потише, — он указал куда-то назад, за плечо.
Братья с сомнением переглянулись. Уважаемый брат Филиппе с какого-то момента почему-то переменил отношение к проверяемому делу. Позор для инквизиции  — да, но больше не великий ученый бывший брат-доминиканец Джордано Ноланец.   
— Объяснитесь, брат Филиппе, — попросил бородатый и толстый инквизитор. — Вы что-то узнали новое о Ноланце? Того, что все не знали раньше?
— И имеет ли это отношение к нынешнему обвиняемому? — добавил худой и длинный.
Это законное требование и высказанное в мягкой форме. Одно из условий пользоваться правом передвижения во времени и пересмотра старых дел — делиться с братьями одного кабала2. Просвещать и воспитывать новичков, учить на реальных делах прошлого, особенно ошибочных. И отвечать на вопросы, потому что у инквизитора власть абсолютная и это развращает, тешит гордыню.
— Братья, ученые теперь не считают Джордано Ноланца великим, — начал рассказывать Филиппе. — Он хорошо образованный монах-доминиканец, нарушивший обет. И трактовал он по Библии, не проводя экспериментов. Это называется схоластика, а не исследование.
— Резонно, — кивнул бородатый и толстый инквизитор. — Но все же в прошлый раз вы бранили интриги и доносы. Тоже ведь не без оснований.
— И эти основания все еще законны, — кивнул Филиппе. — Только есть еще и гордыня этого богослова, а это уж совсем скверно. Его, конечно, захотели усмирить.
— То есть, это — кара свыше для него? За гордыню? — уточнил худой и длинный инквизитор.
Все они пытались постичь замысел Творца. Даже разбирая собственные дела или прежние ошибки. Информацию собирали сами, не пользуясь готовыми выводами. Проверяли даже материалы закрытых дел Ватикана, насколько это возможно, для этого в прошлое и ходили.
— Можно сказать и так, — кивнул Филиппе. — Нынешний обвиняемый куда, как проще Джордано Ноланца. Только говорит вслед за ним, даже образования у него нет. Просто язычник с гордыней.
— Он и перессорился со всеми, как и Ноланец, — рассмеялся бородатый и толстый инквизитор.
— Ноланец приводил хотя бы богословские аргументы, — возразил Филиппе. — В его время и инструментов-то не хватало, все больше диспуты. И ересь его — в поклонении Эразму, оттуда и все остальное. Он все еще мученик.
— Коперника признавали богословы. Даже математики критиковали, а использовали его расчеты при смене календаря. Вот уж у кого ни гордыни, ни ереси, — заметил худой и длинный инквизитор.
— Да и Галилея признавали и математики, и богословы, все-таки, личный друг Папы, — добавил Филиппе. — Коперник и гонениям-то не подвергался, не ссорился ни с кем. Так, злобная болтовня Лютера. Но он всегда против всего.
— Ну, все-таки там такие связи… — оживился бородатый и толстый инквизитор.
— И образование…. — добавил худой и длинный.
— Завистники, я думаю, — вопросительно посмотрел бородатый и толстый на Филиппе.
Тот кивнул. Куда от них деться? Хоть семь пядей во лбу, хоть не спи ночами, работая, изучая да экспериментируя, хоть раздай состояние бедным — все равно интриги, сплетни, доносы.
Хорошо, что Филиппе в папской инквизиции, а не в испанской. Те совсем без покаяния, без сожаления, без рассудка и подчиняются королю. А сколько народу перевели! Может, именно поэтому, когда реформировались в 1908 году в Конгрегацию Веры, сам Филиппе занялся судебной системой. И уже оттуда подробно объяснил, что расследовать закрытые Ватиканом дела нужно именно отсюда, по современной юридической науке. 
Его коллеги – инквизиторы считают его современником. А как же иначе, если работают вместе пятнадцать лет? Ему приходится вести двойную, если не тройную жизнь.
Филиппе пришел в инквизицию пятнадцать лет назад, в 1700 аколитом и быстро стал инквизитором, а потом и Инквизиторским Представителем. И это ему позволило путешествовать во времени, хоть вперед, хоть назад, но с целью пересмотра дел, проведения дорасследования, дополнительного разыскания. Он уже иногда сомневается, которая его жизнь реальная. Может, в 20 веке, когда уже реформировали Святую Инквизицию, только не хочет в это верить?
Почему? Но это же ясно. Если он реален в 1715 году, значит, он — Филиппе, когда-то — сирота из монастыря и Инквизиторский Представитель сейчас и может кому-то помочь. А не просто найти чьи-то ошибки, этим ведь никого не спасти. За одну жизнь он проживает несколько — и в чем тогда смысл?
Он смотрит на печатную машинку, и это значит, сейчас он находится в 20 веке. И здесь Филиппе — юрист-богослов, писатель. Если, конечно, можно жить уверенным хоть в чем-то. 

«Я не смотрел ни глазами Коперника, ни Птолемея. Но своими собственными. Это математики переводят с одного языка на другой. А потом другие вникают в смысл, а не они сами», — из допроса брата Джордано Ноланца.
«Вы не должны скрывать свой труд от друзей науки!» — из письма кардинала Шенберга к Николаю Копернику. Не только ведь преследовали, пестуя научный метод.
А еще Филиппе знал из переписки, что кардинала Вигманштадта, читавшего в 1533 году Папе Клименту VII о новом подходе к устройству мира, наградили драгоценной древнегреческой рукописью. Читаешь вот это все — и бьешь себя по рукам. Нельзя вмешиваться! Ни в коем случае не нарушить ход истории. Смотреть, читать, делать заметки и выводы.
Галилей… Донос на кощунство. А тут другое, какие-то поддельные документы. Если бы не это… Костер.
Ох уж эти ученые… Далеко ли до еретиков?
А признание — царица доказательств, его и добывали, проводя разыскание. А под пытками человек чаще всего признается в чем угодно. У церкви власть почти безгранична. Нельзя кровь проливать, так дыба на что и испанский сапог. Нельзя казнить — есть светская власть, им можно. К чему столько сложностей? Сначала жестоко гоняли христиан, потом — и сами они друг друга…
Вот ввели инквизицию, разыскание — следствие с пытками, какое-то подобие суда, процедуры. А раньше-то что Суд Божий? Если прав — Бог спасет в поединке или смертельно опасных испытаниях? А как же «не искушай Господа своего без нужды?» Слова Нового Завета.
Филиппе вдруг замер. Обвиняемый ничего нового не открыл, повторяет старую ересь, это понятно. Хочет мученической смерти, не иначе. Ему наверняка говорили, что он похож на Бруно, вот его идеи и продвигает даже не озаботившись проверить, дополнить или убрать. Все-таки, более ста лет прошло с сожжения в 1600 году. Появились инструменты, открытия и методы. Нынешний обвиняемый всего лишь пародия и очень плохая.
— Филиппе, как вы сегодня будете защищать Бруно?
Это юриспруденция и всего лишь диспут, логическое упражнение. К таким прибегали и при Галилее, и до него. Только теперь люди еще и церковь не ходят, зато научных подходов и материалов в избытке.
— Не стоит делать мученика из образованного язычника. Его и так борют бесы… за многоумие.
— Обвиняемого — под епитимью и нечего его тут держать, — резко сказал Филиппе.
— Но он же одержим языческими бесами, — возразил бородатый и толстый юрист-богослов.
— Нечего делать мученика из язычника. Пусть свою духовную работу делает сам. Покаяние, посты, псалмы… — настаивал Филиппе. 

— Нет, бесы, вы это видели? — возмутился худой и длинный.
— Раньше они выбивали признание или делали нормальных мучеников, а теперь что? — поддержал старший бес. 
— Да этот-то придет сам, за гордыню. И у него много нераскаянных грехов, — задумчиво заметил худой и длинный бес.
— И ангелы не отобьют, — довольно подтвердил старший. — Только Филиппе, кажется, соскочил. Не ведется.
Работать становится все сложнее.


1 аколит — ученик инквизитора, первоначально малый чин духовенства
2 кабал —  отделение, рабочая группа инквизиторов