Лучший день

Она отмечала свой День Ангела. Цветы были расставлены повсюду – они стояли даже на подоконнике и на полу. О, как они благоухали! Там были белые и тигровые лилии, гладиолусы, робкие астры, роскошные георгины, и конечно, её любимые розы – белые, алые, бордовые и даже ярко-оранжевые. И у всех у них был свой характер.

Оранжевые всегда пребывали в превосходном расположении духа, сияли бодростью и оптимизмом – несмотря на внешние обстоятельства. Они любовались собой и друг другом, и их ничуть не беспокоило, любуется ли ими ещё кто-нибудь или нет. Их также не интересовало, кому они подарены и где находятся. И, надо вам сказать, таких болтушек свет не видывал! Вот и теперь они трещали без умолку.

Белые были скромны и застенчивы. Они стояли, потупя взор – отчего казались ещё лучше. Если бы это были люди, то они бы наверняка густо покраснели. Но поскольку это всё-таки были розы, они оставались белыми – и это очень хорошо, потому что именно белые розы она любила больше всего. На вопросы они отвечали не сразу, долго собирались с мыслями, и обычно бормотали что-то неудобовразумительное. Зато душа у них была любящая и чуткая – и вот они-то, чуть ли не единственные изо всей этой компании, понимали, что происходит.

Алые розы преисполнялись страстью и отчаянными порывами. Они обладали характером решительным, горячим, непримиримым. Если уж говорили «нет» - то навсегда, если «да» - то «да» навсегда. И им не понравилось, что на этом празднике как-то уж слишком тихо, не звучат ни песни, ни даже тосты. Но, подумав пару секунд, они сами запели. И получилось совсем не дурно. А поскольку они все, без исключения, недавно влюбились – кто в кого, - то пели вполне искренне. Жаль только, что ни один человек не слышал их пения. Людям казалось, что просто их аромат стал сильнее.

А вот бордовым розам (и не поправляйте меня, я буду упрямо говорить «бордовым», а не «бордо»), бордовым розам, напротив, такая тишина пришлась по нраву. Эти матроны всех повергали в дрожь своей степенностью, они не выносили лишнего шума и суеты. Куда бы они не отправлялись – в места отдалённые или не столь отдалённые, - везде они брали с собой чувство собственного достоинства и немного чувства долга. Они взяли бы больше долга, но собственное достоинство наполняло их до краёв, и для всего прочего почти не оставалось места.

Но ей бордовые розы не приглянулись, и она попросила поставить их подальше, на подоконник. Нет, всё-таки немного ближе. Да, лучше здесь. Чуть левее. Да, вот так. Очень хорошо! Просто загляденье!

И правда – просто загляденье! Какая гениальная композиция, как грамотно расставлены цветовые акценты! Сразу видно, что перед вами – талантливый художник.

Но если уж на её празднике было много цветов – то не трудно догадаться, что было и много гостей. Они начали приходить с самого утра. Первой пожаловала блондинка с короткой стрижкой и в очках – но толстые стёкла не могли скрыть доброты того, что скромно пряталось под ними. Всякому, кто беседовал с ней хотя бы пять минут, неизбежно приходило в голову, что она, конечно же, школьная учительница. А может – преподаватель в вузе. Да-да, пожалуй, скорее это второе.

Именинница очень любила блондинку, особенно её медовый голос. Как мягко и тепло он звучал, когда та читала что-нибудь вслух! Можно было слушать, закрыв глаза. Хотя и смотреть на неё – так радостно! Просто бальзам на сердце.

За ней последовала полноватая, немолодая уже повариха с остекленелыми глазами, которые, казалось, всё время наполняли слёзы – до того они были печальными. С этим щемящим выражением странно сочетался строгий, наставительный тон и добродушная улыбка. А то, что она работала поварихой – это немаловажный факт, потому что она всё время приносила что-нибудь вкусненькое.

Потом явился махровый еврей с крестиком на шее и лучистым взглядом (что-то уж слишком часто, пожалуй, здесь упоминаются глаза – но у всех гостей они были и вправду удивительные). И вот ему-то именинница – как и все остальные – особенно обрадовалась.

Ба! Вот и другой гость, не менее желанный – бывший спортсмен с изуродованным лицом. Ужасная травма перевернула всю его жизнь – но зато и характер изменила. Он перенёс уже пару дюжин операций, но до сих пор неискушённые слушатели с трудом понимали, о чём он говорит. А чаще всего он повторял фразу: «Всё будет в порядке». И эти заветные слова она уже разбирала сразу, без переспросу.

Гости всё прибывали и прибывали, но – любопытное дело! – всех их как будто слепили из одного теста. Они понимали друг друга с полуслова, словно провели несколько месяцев под одной крышей. Хотя едва ли это были друзья детства, или одногруппники, или коллеги по работе, или родственники, хоть дальние, или соседи – нет-нет, слишком уж разные… Пожалуй, ещё никто не встречал свой День Ангела в такой странной и разношёрстной компании. И всё-таки они были чем-то неуловимо похожи, как члены одной большой семьи. А ещё внимательный слушатель наверняка бы смекнул по обрывочным разговорам, что все они знают именинницу относительно недавно, но каким-то чудным образом успели стать для неё почти родными.

А поздно вечером, когда небо за окном почернело и на нём показались первые звёзды, пришёл ещё один гость – самый важный. И когда он пришёл – все остальные вышли, позволяя им побыть наедине.

Но это случится потом – не стоит торопить события. Особенно в такой замечательный день, когда вокруг столько цветов! Когда учительница, и повариха, и тот махровый еврей, и бывший спортсмен – все они рядом! И да, как же, как же! Ведь ещё к ней наведались друзья её дочери. Среди них выделялся черноволосый парень, наделённый редкой мужественной красотой. Правда, он немного прихрамывал, и вообще двигался слегка необычно. Зато говорил он очень хорошо – проникновенно и, главное, убедительно. И она слушала его, затаив дыхание, верила каждому его слову – ей хотелось верить – и то и дело кивала головой.

И, конечно, там была невысокая, худенькая студентка с огромными карими очами и длинными каштановыми волосами, служившими её главным украшением. Она очень робела, сидела на краешке стула и в основном молчала – но в то же время горела, как свеча, готовая в любой момент, если только понадобится, отогнать темноту, или зажечь дрова в камине, или согреть дорогую именинницу. Жаль, что никаких дров там не было (как и никакого камина) – потому что если бы они там были, она непременно зажгла бы их своим тихим огоньком.

А вот сама дочь почему-то не пришла её поздравить. Но родители почему-то на неё не обижались, и никто из гостей не был удивлён её отсутствием.

Не обошлось без происшествий – но какой же настоящий праздник без них обходится? После обеда её муж, поторопившись и, очевидно, сильно волнуясь, вдребезги разбил стакан. Но она нисколько не рассердилась, а только взыскательно следила, чтобы он собрал все осколки, и повторяла заботливо:

- Ты веник тоже отряхни хорошенько. Чтобы ничего-ничего не осталось. Я видела: она без перчаток…

Вдруг дверь снова отворилась, и быстрыми шагами зашла невзрачного вида девушка с рыжим хвостиком.

- А, это вы! – воскликнула именинница ласково. – А я так и хотела, чтобы сегодня были вы. Постойте, постойте! Знаете, а у меня именины. Мне кажется, это лучший День Ангела в моей жизни. Видите, сколько цветов? Это всё мне надарили, представляете! Как они меня любят! А я вас полюбила. Давно хотела сказать вам спасибо за всё. Вы такая добрая.

Та немного смутилась, и буркнула, сдерживая радостную улыбку:

- Да здесь у нас вроде все девчонки нормальные…

Но она в ответ слегка покачала головой и произнесла с теплотой в голосе:

- Вот все нормальные, да, - тут в её тускло-серых глазах мелькнули озорные огонёчки. – А вы – ненормальная…

Тем временем её муж, обменявшись взглядами с рыженькой, на минутку вышел и, набрав знакомый номер, очень быстро сказал в трубку всего несколько слов.

Мало-помалу гости начали разбредаться. Некоторые – самые близкие – ещё оставались, а те, кто уходил, прощаясь, говорили шёпотом:

- А мы-то думали… (тут они понижали голос настолько, что даже собеседник не мог ничего расслышать). А в итоге сами уходим утешенные, как на крыльях. Это лицо мы никогда не забудем. Вот оно как бывает… Значит, всё-таки есть что-то. Теперь уже нет сомнений, что оно есть…

Наконец, через каких-то полчаса после папиного звонка, вошла их дочь – очень растерянная и в маске (а надо сказать, что в ту далёкую эпоху маски не были ещё столь популярны, как сейчас). Вопреки обыкновению, она ни с кем не обнималась при встрече. Только маму обхватила крепко и расцеловала.

- Ладно, ладно, осторожней ты! – проворчала именинница, взяв её за руку. – Держись-ка лучше подальше. И маску поправь…

Но девушка на это только вздохнула. Одно её радовало: по дороге она успела позвонить тому самому важному человеку – она понимала, как он нужен маме именно сегодня, именно сейчас. И он тоже понял. Обещал приехать, отложив все дела.
 
И вскоре показался в дверях, словно вестник надежды - никого не смутил чёрный цвет его одеяния. Все гости тут же деликатно удалились и не слышали их разговора (а точнее сказать, её смущённого монолога); только дочь случайно уловила пару последних фраз, и постаралась сохранить их на сердце.

Потом этот человек прочитал что-то торжественно и строго, и все собравшиеся снова вошли, и с трепетом наблюдали за тем, что происходило дальше, и радовались за неё.

Но вот он уехал, и последние гости тоже отправились восвояси. Чудесный день подошёл к концу. Только муж и дочь остались с ней – им это позволили.

На маленькой белой тумбочке уютно тикали часы – совсем как дома! Было где-то полдвенадцатого. Или двенадцать ноль пять? Потом, каждый год, собирая друзей в этот день, её родные мучительно пытались вспомнить: было тогда двенадцать, или ещё нет? Было или нет? То есть это было ещё второе, или уже третье? А, впрочем, перед лицом вечности – разве это имеет хоть какое-то значение? Дочь, следуя шестому чувству, подошла, и, наклонившись, погладила её волосы, а она очень медленно и тихо сказала:

- Как ты думаешь, они придут завтра утром, ещё разок? А я уже живу, как в раю. Сколько любви!

И, уже как будто засыпая, она произнесла:

- Спасибо! Спасибо. Спасибо…