Пролог.
Осенним вечером по маленькому американскому городку шёл пожилой мужчина. Он брёл по главной улице ни с кем не здороваясь и никуда не заходя. Он шёл из библиотеки домой, где его ждала семья и горячий ужин. Свежая газета и кот в любимом кресле.
Каждый день мужчина сидел часами в библиотеке над своей книгой. Он перебирал свои заметки, фотографии, отчёты и сводки. Перебирал свою далёкую молодость.
- Павел Петрович!
Мужчина вздрогнул. Окликнули по-русски. Медленно развернулся:
-Вы русский, советский? Что Вам угодно?
- Я журналист.
Павел Петрович отвернулся и пошёл дальше. До дома оставалось совсем чуть-чуть. Он уже видел свет из окна своей кухни. Но молодой человек всё-таки догнал его:
- Я не советский. Павел Петрович, господин подполковник, посмотрите, это Ваше?
Старик достал из кармана пиджака футляр, вынул из него очки, взял старинный лист бумаги времён царской России и начал шевелить губами:
«Начальнику Штаба Первой Армии Генерал-лейтенанту Одишелидзе.
Общие сведения о противниках с 1 по 10 января 1917 года….»
Глава первая.
Начальнику Штаба Первой Армии Генерал-лейтенанту Одишелидзе.
Общие сведения о противниках с 1 по 10 января 1917 года.
С началом войны в Германии на первый план выдвинулся вопрос продовольствия. В 1916 году Правительство ввело реквизицию продуктов в пользу имперских органов. Урожай пшеницы и ржи в 1915-16 годах оказался ниже нормы. В связи, с чем была установлена дневная норма потребления муки.
Разрешено изготовление хлеба с примесью картофельной муки и других картофельных фабрикатов. Все города ввели карточки на муку и картофель. Еженедельная норма потребления мяса доведена до 0,5 фунта в неделю. Карточки на мясо не гарантируют его выдачи. Молоко предоставляется только детям, больным и кормящим матерям.
То же самое с маслом и сахаром. Яйца выдаются по одной штуке в неделю на человека.
Германия ныне возлагает все свои надежды относительно окончания войны в свою пользу на свои подводные лодки и на эксплуатацию ошибок русской революции.
За Старшего адъютанта разведывательного отделения Штаба 1-й армии Подполковник Петровъ.
Петров допечатал сводку, приподнял лист, перечитал – «та-та-та…эксплуатацию ошибок русской революции». Хмыкнул, вроде без ошибок. Эх. Людей на фронте не хватает. Даже в разведке, даже простых секретарей или адъютантов. Вот и приходится Петрову самому печатать разведдонесения и проверять потом, как в гимназии. Вытащил копирки, а листы разложил в три папки. Взглянул на настенные часы – без пяти восемь – улыбнулся. Взял папки и направился в самый дальний кабинет по коридору, в штаб.
Прямо в коридоре, перед кабинетом сидел за широким столом адъютант начштаба Подполковник Гореев. Начштаба разведку любил и уважал, поэтому окружил себя «особой кодлой», как он любил говорить. Гореев, хоть все школы и прошёл, в полях не ползал и глотки врагам не резал. Но ум имел «академический», а потому и был при Начальнике Штаба.
Рядом с Гореевым, на стульчике дремал молодой капитан. В старой застиранной гимнастёрке, с потёртостями на локтях и коленях, в мятой фуражке на лице он беззаботно сопел, ничего не видя и не слыша.
Петров сначала хотел было прикрикнуть на молодого капитана. Но вовремя спохватился. Этим фронтовым контрразведчикам сейчас приходится не сладко. Да и не всякого капитана в штаб приглашают. Петров приподнял фуражку с лица капитана – на него улыбаясь, смотрел его товарищ по учёбе, а затем и по службе Андрей Давин.
Светловолосый, голубоглазый. Типичный француз сорока лет. Его прапрадед Жак Д’ Авин осел в России после 1812 года. Стал служить русской короне, был оценен и награждён. Пустил корни с русской крестьянкой. И весь его род вот уже сотню лет на страже «их величеств».
- Андрей! Ты чего здесь?
- Не могу сказать, вызвали без объяснения – Давин потёр руками лицо.
- Гореев, зачем вызвали то? – Петров кивнул на разведчика. Гореев мотнул головой – Начштаба приказал вызвать. Восходящую звезду русской контрразведки. Похоже, отвоевался.
- А что так?
- Узнаешь, - Гореев постучал в кабинет, – подполковник Петров.
Обернулся – Проходи.
В штабе сидели – Командующий 1-й Армии, генерал от кавалерии Литвинов, крепкий мужик с большущими усами, в простой гимнастёрке без орденов. Начальник Штаба, генерал-лейтенант Одишелидзе, с усами поменьше и неизвестный человек в гражданской одежде. Тоже с усами. Все трое сидели за большим столом.
- За старшего адъютанта разведотделения – начал было Петров.
- Вольно, садись – перебил его Литвинов – сводку позже. Петров сел за общий стол, снял фуражку.
- Знакомьтесь – Подполковник Петров, разведка штаба 1-й армии.
Петров вытянулся на стуле и кивнул. Литвинов и Одишелидзе знали его давно, с начала войны. А вот гражданский внимательно рассматривал Петрова, явно оценивая.
- Жандарм, – подумал Петров и по привычке отметил, – Волосы тёмные, зачёсаны назад. Усы большие, ухоженные. Начальство, лет пятидесяти, женат, по-видимому, дети. Чего это я? Какого чёрта? Полиция на фронте? Или Охранка? Зачем?
- Это Начальник Петроградского Охранного Отделения Константин Иванович Глобачёв – Литвинов словно услышал мысли Петрова – послушай его внимательно.
Глобачёв кивнул и начал – Ситуацию в стране вы знаете. Не сегодня-завтра царь отречётся от престола. Что дальше будет, одному богу известно. Но мы должны делать свою работу несмотря, ни на что.
Глобачёв встал, расстегнул пиджак, замолчал. Потом вздохнул и продолжил - Германский штаб планирует воспользоваться неразберихой, чтобы закончить войну в свою пользу. По данным агентуры в Петербурге ждут гостей с той стороны. Мы работаем по своим каналам, но нам нужна помощь военной разведки. Во-первых, против германского штаба должен воевать русский штаб. Во-вторых, нужны люди новые, ранее не светившиеся, не замеченные в связях с полицией и Охранкой. И знакомые с почерком германской разведки.
Именно поэтому я прибыл окольными путями, инкогнито и не в форме, а вот в таком вот маскараде – Глобачёв указал руками на свой вид и поклонился.
- Гореев!
Открылась дверь, Гореев отошёл в сторону, пропуская в кабинет разведчика. Давин, уже умывшийся, вошёл и встал как оловянный солдатик – Капитан Давин по Вашему приказанию прибыл!
- Вольно. Проходите, капитан - Давин присел за стол. С прямой спиной, короткие усы чуть вперёд – приготовился слушать задачу. Но никто с постановкой задач не спешил. Четверо, находящихся в кабинете, внимательно стали его рассматривать. Каждый по-разному. Гражданский осматривал пристально, будто искал что-то. Лицо, руки, форма, обувь – не пропустил ничего. Осмотром остался доволен. Улыбнулся в усы.
- Как баба на выданье – Давин вздохнул. Достал часы, посмотрел. Перевёл взгляд на своё начальство. Военные чины смотрели на него по-другому. Будто он в карты миллион выиграл или женился удачно. Наконец, «гляделки» закончились. Гражданский чин переглянулся с военными. Чуть поклонился.
- Ну что ж, господа - Литвинов встал из-за стола – моя работа на этом закончена. Внутриполитические сыскные дела это не наша прерогатива. От разведки 1-й армии будет капитан Давин, донесения от заграничной агентуры – подполковник Петров, армейское руководство – начштаба. В детали операции будут посвящены только присутствующие здесь. Литвинов, довольный, что удалось избежать «политических дел», откланялся.
Илья Зурабович Одишелидзе, начштаба Первой армии, сначала было открыл рот, но потом нахмурился и начал набивать трубку. Отношения армии и Охранки были, мягко говоря, натянутыми. Но все понимали – невозможно защищать границы родины, когда её грызут изнутри. Закурил трубки, придвинулся ближе к столу, приглашая всех к предметному разговору.
Из кабинета они вышли только в обед. Головы болели у всех. Ещё бы, готовится преступление века. Смена политического строя в стране! Это в царской-то России, где монархия правила сотни лет! Картина получалась интересная. В России создаётся партия. Небольшая, но хорошо организованная. Партия финансируется германским штабом. Есть своя типография, газеты, оружие и возможности всей немецкой разведки. Руководители партии находятся пока за рубежом. Их имена неизвестны. Задача армейской разведки – выявить руководство партии и уничтожить. Желательно за рубежом.
После секретного совещания генерал-лейтенант Одишелидзе поехал с генерал-майором Глобачёвым по армейским складам, якобы с проверкой, чтобы подкрепить легенду жандарма. Жандарм оказался в шпионских делах калачом тёртым. На фронт прибыл незаметно, во внутренние дела государства ввел быстро, все тайные контакты и явки оставил и, не пообедав, укатил, будто и не было.
В армейской столовой, в уголке сидели капитан Давин в мятой заношенной гимнастёрке, подполковник Петров с папочками и подполковник Гореев, наглаженный, как гусар перед балом. Три пюре с котлетами «По-киевски» стояли не тронутые. Давин хлебал модное нынче какао, на передовой такого не встретишь. Подполковники баловались чайком. Все трое крепко о чём-то думали.
Они были русские люди. Православные. Воспитанные за царя и отечество. Пусть даже царь уйдёт, но родина остаётся. И родину нужно защищать. Как от внешних врагов, так и от внутренних.
Приказ был ясен. В стране назревала революция и её уже не остановить. Но внутри этой революции появлялась гидра, германская гидра, которая может повлиять на ход войны. И нанести России удар, от которого она уже не сможет оправиться. Приказ – уничтожить гидру.
Допили чаи, посмотрели друг на друга – возможно, в последний раз. Встали, пожали руки, помолчали. И разошлись. С этого дня капитан Андрей Давин для армии существовать перестал.
Скромный чемодан, комплект белья, наган, пачка денег «на обустройство» и книга «Четыре странника». Давин осмотрел свои вещи, сложил и отправился на вокзал в сторону Петрограда.
Глава вторая.
После трёх лет в Сибири Европа казалась раем. И к этому раю Николай привык. А как не привыкнуть за семнадцать-то лет. Ровные дорожки, парки, библиотеки. Тёплые уютные вечера и пиво по пятницам. А самое главное – жизнь. Жизнь! После того, как его брата повесили в 1887 году, Николай решил никогда не переходить черту. Манифесты? Да. Лозунги? Да. Газеты, листовки, всё, что угодно. Но никаких реальных дел, никаких покушений, свержений, войн. Только диалог, только переговоры. Только жизнь. И жизнь не в Сибири. А здесь.
Момент повешения брата на виселице прикипел к мировоззрению Николая на всю жизнь. С тех пор он на всё смотрел через петлю верёвки. По ночам он просыпался от кошмаров, в которых толстая плетёная верёвка стягивала его шею, а проволока – руки за спиной. Надя подолгу его успокаивала, давала капель, шептала что-то. Он пил горячий чай с сахаром и читал местные газеты, стараясь отвлечься от кошмара. А под утро ложился спать.
В свои сорок семь лет Николай был практически лысым, слегка сгорбленным, тихим мужчиной. Со стороны он был похож на типичного европейского профессора или преподавателя в школе. Он любил много времени проводить в библиотеке. Спокойное тихое место, где можно поработать. Иногда он смотрел на обложку своей рукописи «Империализм: высшая стадия капитализма» и улыбался. Пусть денег за работу дают не много, но это признание. Это успех, плоды которого можно будет пожинать до конца жизни. Приглашения, лекции, чтения. В цивилизованной Европе! Он улыбался, делал лёгкую разминку и продолжал творить. Так было много лет. До сегодняшнего вечера.
Николай шёл по вечернему Цюриху, по Шпигельгассе. Под руку его держала Надежда. Зима в этом году была по-европейски тёплой. Минус три, без ветра. Они оба шли в пальто и без шляп.
- Как поработал сегодня?
- Заканчиваю. Черновик отправил редактору. Скоро будут настоящие деньги, - он улыбнулся жене - И мы снимем квартиру и покинем навсегда эту паршивую комнату.
Надя прижалась к нему – Может в кафешку? Попьём настоящий кофе – она улыбнулась.
- После, дорогая. Придут деньги от редакции, я тебя и в кафе, и в ресторан поведу. И на озеро съездим.
Подошли к своему двору. Несмотря на прохладу, во дворе стояла вонь от колбасной фабрики. Вытерли ноги о коврик, вошли в дом. Николай стал снимать пальто с жены. В прихожей на комоде лежала газета. Надя взяла её – Коля! На первой странице крупными буквами – «В России революция! Власть захватила Временное правительство! Что будет с царём?»
- Хорошо, что мы в Европе. В Санкт-Петербурге сейчас очень страшно и холодно, - Николай снял пальто, обувь. Надел тёплые тапочки, сунул большие пальцы в подмышки – чайку-с?
Надя кивнула. Она переживала за Россию, но была рада, что они переехали. И тогда, когда началась мировая война, и сейчас, когда началась революция. Здесь, в Швейцарии, переживать все эти перипетии было гораздо спокойнее. Мама писала из России про стрельбу на улицах, про проблемы с продовольствием, про аресты и расстрелы. Кошмар и ужас. Лучше здесь, в тихой Европе, с газетой и чаем. Ничего, пересидим, переживём.
Надела тапочки, прошла на кухню. Посреди комнаты совершенно растерянный стоял Николай с пустыми чашками в руках. А у стола сидел человек в чёрном плаще и военных сапогах. На столе немецкая фуражка со странной эмблемой.
- По дому в сапогах? – Надежда поморщилась, но промолчала.
Глава третья.
Начальнику Штаба Первой Армии Генерал-лейтенанту Одишелидзе.
В перехваченных документах описывается новая 77 мм полевая пушка. Увеличена начальная скорость и дальность полёта снаряда. В Германии чувствуется недостаток пороха. Производство автоматического оружия прекращено. Противник надеется на заключение сепаратного мира с Россией, поэтому наступление пока отложено. Под видом бегущих из плена, в Россию направляются шпионы и агитаторы с целью мира и сепаратистских течений. Операция «Проводник» не удалась. Агент погиб. Состав группы, направляемой в Россию, установлен поимённо. В группе 32 человека. Из них, один поляк, один швейцарец. Остальные русские. Главное лицо не выявлено.
За Старшего адъютанта разведывательного отделения Штаба 1-й армии Подполковник Петровъ.
Подполковник привычно всё перечитал. Разложил листочки по папкам. 7.50 утра. Время есть. Он посмотрел в окно. М-да, война уже не та. Старый добрый мир уходил. Таял, как снег за окном, обнажая грязь, мусор, нечистоты. Армия разваливалась изнутри, страна падала под невидимыми ударами и уже стояла на коленях. Спасём ли?
Посмотрел на часы. 7.55. Пора. Интересно, где сейчас Давин?
В суматохе переворотов и переговоров работать было и легко, и сложно. Легко, потому что внедриться можно было хоть куда, хоть в боевики, хоть в Государственную Думу. А сложно, потому что, никто ни за что не отвечал. И все отвечали за всё.
Бывший армейский контрразведчик Андрей Давин, а ныне «отставной по ранению» секретарь члена Временного Правительства Гучкова шёл, почти бежал по улицам Петрограда. В хорошем пальто, шляпе и с папкой в руках он спешил на Варшавский вокзал.
На вокзале вбежал в телеграф – две телеграммы! Срочно!
Недовольный старый телеграфист – Всем прямо срочно, какие важные нынче все стали – кивнул на стопку бланков у окошка. Давин не задумываясь вывел на первом – «Псков. Генералу Рузскому. Сегодня для встречи с Николаем 2 из Петрограда в Псков выезжают представители Временного Правительства Гучков и Шульгин. Прошу встретить. Секретарь Давин».
На втором бланке, немного подумав – «Петроград. Гороховая,2. Дорогая бабуля. Дед приболел. Наверняка всё отдаст внукам. Уточню. Андрюша». С бланками подал и купюру – сдачи не надо. Рванул к перронам.
Давин работал секретарём чуть больше месяца. Но толку не было. Хаос был, беспорядок был. Результатов не было. На фронте было понятнее. Есть враг,
и есть его пособники. Кто врагу помогает, тот и предатель. Поймал предателя, заманил врага, уничтожил. А Давин в своей фронтовой работе уничтожил врагов не мало. Есть, что вспомнить, а в старости и внукам рассказать. Последнего соперника, правда, прижучить не удалось. Вернее, не успел. Да и птица уж больно высокого полёта.
Коллега из Германского Генерального Штаба начальник тамошней армейской разведки майор Вальтер Николаи. Умнейший человек и хитрейший лис. Заочно они познакомились после операции «Отец лжи», когда германской разведке удалось перехитрить русскую разведку, а с ней и всю русскую армию. Это было в самом начале войны. Катастрофический провал, в результате которого удалось спастись лишь отдельным частям 20 корпуса генерал-лейтенанта Булгакова.
Русские кавалеристы захватили на противоположном берегу немецкого капитана и передали его в разведотдел штаба 1-й армии. Капитан выложил всё, что знал, а ночью попытался сбежать и был убит на реке. Правда, позже оказалось, что капитан этот был Фредо Геппом, из немецкой разведки. Всё, что он сказал, было дезинформацией, из-за которой русская армия сняла с фронта части и перебросила их южнее. А германцы только этого и ждали. Им удалось незаметно сосредоточить свою Десятую Армию и нанести русским поражение. Давин тогда хотел застрелиться, но решил ещё повоевать и отыграть эту партию.
И вот приготовил он на фронте сеть для Николаи, да не судьба. Перебросили Давина на революцию. Хотя посмотрим. Какие-то знакомые нотки в этой операции. Внедрить агентов в новое русское правительство это очень дерзко со стороны немцев. А уж не Вальтер ли Николаи вышел на сцену? Что ж, скрестим шпаги, господин шпион. На новой шахматной доске, так сказать.
С такими думами шагал Давин по перрону в сторону Псковского поезда.
- Господа, - он приподнял шляпу перед членами делегации к русскому царю Николаю II – я телеграфировал в Псков генералу Рузскому. Он известит царя и встретит нас. Отправление в три.
Ему никто не ответил. Гучков – член Временного Правительства лишь кивнул, а Шульгин – член Исполнительного Комитета Госдумы расстегнул ворот и вытащил из кармана мокрый платок. Делегация стала грузиться в поезд. Все были напряжены и сосредоточены.
В вагоне никто не разговаривал. Молча, передавались бумаги, молча, прочитывались, проверялись, исправлялись. Проводник принёс поднос с чаем, не дождавшись чаевых, ушёл.
Давин стоял в конце вагона, глядя в окно. Выпало же жить в эпоху перемен. Проезжаешь мимо станций и не знаешь, то ли хлебом-солью встретят, то ли выстрелами из пушек. Везде была власть, и нигде власти не было.
- Господин Давин, зачем Вы здесь, - к нему тихо подошёл Гучков. Александр Иванович, высокий, с густой ухоженной бородой, крепкий мужчина.
- Ваше высокопревосходительство, я Ваш секретарь и..
- Это должность для отвода глаз. Я ведь тоже воевал и к разведке, - он посмотрел по сторонам – отношения, так сказать, имел. Так зачем Вы здесь?
- Я знаю, что Вы служили. И как бывший военный, а ныне государственный служащий, Вы, Александр Иванович, должны понимать, что на Ваш вопрос я ответить не могу. Служба-с. Но. Могу добавить, что я знаю про Ваши капиталы в Германии, Ваши связи с германскими финансистами и про Вашу ненависть к Николаю II.
Помолчали. Давин глядя в окно. Гучков вглубь вагона.
- Присядем? – Гучков показал рукой на пустое купе и махнул рукой проводнику. Давин привычным движением расстегнул пиджак и сел к столу. Гучков хромая, присоединился.
- Итак, Вы считаете меня шпионом, едущим убить русского царя?
- Нет.
- Дайте подумать, - Гучков взял с подноса проводника чай, два сахара, стал тихо перемешивать и продолжил в ритм чайной ложки – Россия ведёт войну с Германией. Германия держится из последних сил. В стране назревает политический кризис. У нас переворот. Ага. А у меня капиталы, связи. Вы…
Затем достал ложечку и звонко постучал два раза о край стакана – Германский штаб внедрил к нам агента с целью выхода России из войны на условиях Германии. И Вы считаете, что этот агент я.
Гучков улыбаясь сквозь пенсне, стал отхлёбывать горячий чай. Давин сахара добавлять не стал, хотя после войны очень любил сладкий чай. Но момент не тот. Пригубил и поставил стакан на стол.
- Милостивый государь, я вхожу в состав Особого Совещания по делам обороны с начала войны. И при желании мог бы её прекратить с пользой для Германии. Но вместо этого я занимаюсь реформой армии, организовываю нашу экономику для нужд фронта, эвакуирую предприятия и распределяю ресурсы. Как видите, довольно успешно.
- Зачем Вы едете к царю? – Давин второй раз пригубил чай.
- Царь не популярен в народе, в армии, в казачестве. Но мы за монархию. Царь должен отречься в пользу своего сына. Мы должны прекратить волнения внутри страны и победить врага снаружи. И ещё. Германских агентов нужно искать не среди Временного Правительства или Госдумы. А среди, например, большевиков – Гучков сделал большой глоток, посмотрел в стакан, потом на Давина.
- Теперь Вы мне дайте подумать, - Давин положил в стакан два кусочка сахара и начал аккуратно перемешивать – партия маленькая, незаметная. При этом есть финансирование, есть типографии и люди среди рабочих и солдат. Есть желание и цели для террора. Но у неё нет возможностей для захвата власти. Только если не прибудет дополнительная сила с немецкой стороны, - он взглянул на Гучкова – кто участвует в этом?
- Какая-то третья сила, которая сталкивает нас лбами. Ослабляет зарождающуюся демократию в России. Вполне возможно, что нас снесут, - Гучков улыбнулся – но не волнуйтесь, мы поборемся. А Вы нам в этом поможете. Верно, капитан Давин? – Гучков поднял стакан в приветствии.
Давин слегка удивившись, чокнулся с ним своим стаканом. И сделал большой глоток. Поезд загудел в трубы и начал тормозить.
- Пора, господин секретарь – Гучков допил стакан, встал, глядя на Давина. Давин кивнул, выпил свой чай. Посмотрел в окно. На соседнем пути в окружении охраны стоял поезд Его Величества.
Как только поезд остановился, в вагон вбежал адъютант Его Величества – Государь Вас ждёт, господа.
Глава четвёртая.
- Меня зовут Фредо Гепп. Я майор германской разведки – по-русски Гепп говорил чисто и без акцента.
- Ник-колай – почему-то заикаясь, сказал Николай – Ульянов. А это Надежда, моя жена. А как Вы собственно…
- Неважно – Гепп поднял руку – я предлагаю Вам стать новым царём России.
- Что? – Ульянов, улыбаясь, повернулся к жене. Но она была серьёзной. Он растерялся – царём? Вы знаете, что сейчас там происходит? Николай взял у жены газету и показал гостю.
- Знаю. Это не важно. Президентом, царём, предводителем или – он усмехнулся – вождём пролетариата. Вы будете главой государства. У Вас будет власть и все богатства страны.
- Богатство нам не помешает – Ульянов присел, поставил чашки на стол.
- Не знаю, что вы приготовили и как это произойдёт. Но в случае успеха, - Надежда Ульянова подсела к мужчинам – что Вы хотите взамен?
Гепп улыбнулся. Развернул стул к круглому столу – Может чайку-с? Я так понимаю, что диалог нужно вести с Вами? – Он взглянул на Надежду Ульянову.
- Да, Надя она, она у нас, – Николай обвёл взглядом комнату. Надежда наполнила чаем две чашки. Одну поставила гостю, другую себе. Гость чаю обрадовался, взял со стола булочку – Сутки до Вас добирался. Но ради такого дела стоило и попоститься, - откусил, запил - Итак, команда готова. Тридцать человек, большая часть русские. Есть политические агенты, ораторы, есть террористы, печатники и прочие. Вы сегодня же ночью отправляетесь в Россию.
- Вы не ответили, что Вы хотите взамен. В чём Ваша прибыль?
- Вы устроите переворот, свергнете Временное правительство, установите свою власть и выведете Россию из войны на наших условиях.
- Но это предательство России! – Николай стал ходить по комнате, - Это, во-первых, а во-вторых, меня повесят, как Александра. Нет и нет, это невозможно. Немыслимо. Да и как я совершу переворот?
Надежда взяла со стола булочку – Думаю, Вы могли бы прекрасно справиться и без нас. У Вас есть план, у Вас есть специалисты. Зачем Вам мы?
- Это не должно выглядеть, как операция германского генерального штаба. Это должно выглядеть, как желание народа. Как глас пролетариата. Вы выступали с речами, издавали свои труды, были в ссылке. Вы должны возглавить. И только. Всю работу за Вас сделают, - Гепп взял вторую булочку.
- Германия заинтересована в выходе России из войны. На каких условиях? Останется ли что-то от России? Останется ли что-то нам?
- Первое, прекращение боевых действий. Второе, возобновление торговых отношений, поставка товаров и оружия. Третье, отказ от некоторых территорий в пользу Германии. Четвёртое, освобождение из плена всех немецких солдат. Пятое, полная демобилизация и вывод войск. Шестое…
- Постойте. Не слишком ли?
- В обмен на это Вы получаете безграничную власть. Безграничную. Ни царей, ни Думы, ничего. Только Вы и ваши соратники. Ну, и пара наших человек. Вы сможете построить всё, о чём мечтали, о чём писали в своих трудах, за что погиб Ваш брат, - Гепп посмотрел на Ульянова- Вы сможете отомстить царю.
Николай задумался – Ладно. Внешнюю политику России Вы проработали. Полагаю, Вы и по внутренней российской политике уже поработали? Позвольте ознакомиться? – достал очки.
- Бумаг, конечно же, у меня никаких нет. Могу огласить некоторые моменты. Опираясь на Ваши труды, мы разработали Декрет о Земле, Декрет о мире, о частной собственности, об уничтожении сословий и чинов. О национализации и так далее, всего около двухсот законов, декретов и постановлений. И несколько Декретов для нашего удобства.
- Например?
- Переход на международную метрическую систему мер и весов, например. А то с вашими саженями и локтями чёрт ногу сломит. А ещё переход на западно-европейский календарь. И ещё пара Декретов. Работы предстоит много.
- Что будет после войны? Допустим, мы согласились, захватили власть, прекратили боевые действия. Ваши цели достигнуты, наши почти. Что будет после? Ведь у нас, как Вы говорите, будет неограниченная власть и возможности.
- Давайте обсудим это после войны. Времени у нас будет достаточно, - Гепп поставил чашку, встал, взял фуражку – ведь я буду с Вами всё это время. Собирайтесь. Для начала Вам нужно поменять адрес.
Глава пятая.
Начальнику Штаба Первой Армии Генерал-лейтенанту Одишелидзе.
Р. свидетельствует, что положение Германии весьма тяжёлое. Но всё-таки она выдержит до конца. Подводный флот даёт блестящие результаты. В смысле урожая очень помогают захваченные территории. Кроме того, все очень надеются на сепаратный мир с Россией.
Германия отправила в Россию более пятисот агентов, имеющих следующие задачи:
1.Содействовать конфликту между Временным Правительством и партийными организациями.
2. Содействовать аграрным захватам.
3. Устраивать взрывы на судах Балтийского флота.
Агент называет имя русского социалиста за рубежом, получившего четыре миллиона марок за содействие сепаратному миру. (Сводка ГУ ГШ №1041).
За Старшего адъютанта разведывательного отделения Штаба 1-й армии Подполковник Петровъ.
Давин посмотрел на часы – десять вечера. Второе марта. Народ прямо на рельсах встречал делегацию хлебом и солью. Пока Гучков и Шульгин раскланивались, Давин решал, в какую сторону теперь двигаться. Гучков предатель? Патриот? Надо держать его на крючке. Слишком умён и богат. Как подобраться к большевикам? Кто у нас больше всех знает про большевиков, правильно Глобачёв. По приезду в Питер, сразу к нему.
Делегация прошла в поезд. Шульгин и Гучков зашли в купе Николая II. С ними, с папкой в руках, прошёл Давин. Салон был ярко освещён, стены светло-зелёного бархата. Государь был заплаканный, землистого цвета, с щетиной. В полевой форме одного из кавказских полков. Старался держаться, но руки подрагивали. Поздоровался за руку, скорее любезно, чем холодно.
- Ваше Величество – начал Шульгин.
- Не надо. Садитесь господа. В Петрограде бунт, гарнизон Царского села перешёл на сторону нового правительства. Я низложен. И ехать некуда. Отрекусь и уеду к себе в Ливадию заниматься садами. Лишь бы только уцелели в руках этих мужиков моя жена и дети. Я отрекусь, господа.
В углу салона сидел неизвестный генерал, который вёл протокол. Он внимательно за всем наблюдал и записывал. Царь вышел в другую комнату и вернулся с заготовленным им самим текстом отречения. Оно было написано на пишущей машинке на небольшом листе бумаги. Перед тем, как подписать, царь спросил – Действительно ли всё кончено и нет дороги назад?
Шульгин встал – Ваше Величество, власть у Временного Правительства. Вы знаете, что происходит в Таврическом дворце. Государственная Дума окружена войсками и народом, которые не допустят возвращения старой власти.
Царь подписал отречение и вручил бумагу Гучкову. Давин посмотрел на исторический документ и аккуратно вложил его в папку.
- Можете ли Вы взять на себя определённую ответственность и дать гарантию, что мой акт отречения успокоит страну и не вызовет каких-либо осложнений.
- Насколько можно предвидеть, мы никаких осложнений не ждём.
Царь коротко поклонился и вышел. Давин взглянул на часы, без десяти двенадцать. Гучков посмотрел на Давина – ну, что, господин разведчик. Теперь Ваша работа.
- Простите, не понимаю.
- При таких волнениях в Петербурге, боюсь, мы можем, не довезти сей документ в целости.
Коротко посовещались с министром двора Фредериксом. На большом листе отпечатали текст отречения. Царь повторно расписался карандашом, а сбоку поставил свою отметку министр двора. Оригинал остался царю, а большой лист взял Давин.
Обратно в Петроград ехали в разных поездах. Делегация с шумом, с провожающими погрузилась в специально предоставленный состав. А капитан Давин с папочкой в сумке сел в обычный, который к тому же задержали на два часа. Народа из Пскова в Питер было немного. Ночью, когда все спали, он раскрыл большой лист:
«Божею милостыю, Мы Николай Вторый…объявляем всем нашим верноподданным. В дни великой борьбы с внешним врагом…судьба России требует доведения войны до победного конца. Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бедственно отразиться на ходе войны. Для успокоения и единения народа Мы посчитали долгом совести отречься от престола и верховной власти. Призываем всех верных сынов отечества вывести государство российское на путь победы и благоденствия. Да поможет Господь Бог России.
Николай».
Давин перечитал ещё раз. Что теперь будет с царём? А с нами? Со страной. Вспомнил германцев. Ладно, надо работать.
Ночь не спал. С вокзала взял извозчика. В Думе все ещё спят, отправился на Гороховую. На Гороховой всё менялось. Революция меняла страну не в лучшую сторону. Полиция и Охранка всегда были верными Государю, поэтому на них волнения отражались самым кардинальным и неприятным образом. Часть жандармов были перебиты, часть смещена или уволена. Некоторые участки сожжены, а картотеки уничтожены.
Дежурный на входе не спал. Козырнул. Давин достал небольшой значок, показал. Дежурный жандарм, почти не глядя – Проходите, Ваш бродь. Только Вы постучите сначала, они с револьвером спят – перекрестился.
Интересно. Пошёл к лестнице по длинному коридору. На первом этаже несколько кабинетов носили названия существующих в России партий. «Социал-революционеры», «Меньшевики», «Народники», «Общественное движение», «Анархисты». О - «Большевики» - к этим стоить зайти. Но позже.
Поднялся выше. Канцелярия тихонько гудела. Здесь собиралась вся информация. Текущая переписка, телефонные разговоры, телеграфные сношения и денежная отчётность. Здесь же был специальный отдел по установлению лиц и адресов. И огромный архив с карточным алфавитом.
На следующем этаже на него посмотрели сугубо. Давин задерживаться не стал и отправился дальше. Всё-таки отдел наружного наблюдения. Тут ребята серьёзные, прошедшие военную службу. Многие отсюда попадают в Охранную службу.
Давин поднялся выше. Гулкая тишина, как в музее. Подошёл к огромной двери, хотел было постучать. Поднял руку, потом отошёл вправо. Постучал. Ещё раз. Не стреляют, вот и хорошо. Открыл дверь.
Глава шестая.
Телеграмма. «Рейхсканцлеру Германской Империи Теобальду фон Бетман-Гольвегу. Министерству иностранных дел надлежит постоянно ставить меня в известность по известному делу. Вильгельм II».
Телеграмма. «Министру иностранных дел Артуру Циммерману. Нет никаких препятствий проезду русских революционеров по территории Германии. Готовы обеспечить специальный поезд и необходимую охрану. Генеральный Штаб».
Машина была старой – хорошо, что заводится. Из-за руля вышел водитель, мужчина лет сорока, с короткой причёской и усами. Взял чемоданы Ульяновых и сложил их в багажник. Тронулись.
- Вы поедете на специальном поезде. Машинист, кочегар, охрана, в общем, все в этом поезде наши люди, - Гепп сидел на переднем сиденье авто, обернувшись к Ульяновым – поезд будет опломбирован на всём протяжении пути.
- Зачем?
- Это формальность для соблюдения законов. Германия находится в состоянии войны с Россией. И если Вы будете контактировать с кем-то из немцев, то Вас арестуют по прибытии в Россию. Ни на въезде в Германию, ни на выезде у Вас не будут проверять документы. Вас не будут беспокоить ни таможенники, ни военные, ни проводники. Поезд будет иметь статус экстерриториальности. Формально русские эмигранты возвращаются в Россию. Германия в ответ просит разрешить вернуться на родину гражданам Германии и Австро-Венгрии.
- А пиво? В Германии славное пиво и раки, - Ульянов улыбнулся и пожал плечами – чем-то всю дорогу нужно же заниматься. Не речь же мне учить.
- Будут Вам и пиво, и раки. Вот, кстати, Ваша речь по прибытии на Финский вокзал. Там Вам будет организована яркая встреча. Освободитель крестьян, защитник рабочих и простого народа. Вождь пролетариата, так сказать.
- Что-то часто Вы упоминаете вождя. Вы думаете, в России живут дикие племена?
Гепп не ответил. Тем временем прибыли на вокзал. На перроне, за линией местной полиции стояли люди. Настроены они были явно враждебно. Ульянов взял за руку жену и, сгорбившись чуть больше обычного, быстрым шагом пошёл к составу. За ними, широким шагом маршировал Гепп.
Кто-то крикнул:
– Шпик! Провокатор!
Полетело яйцо, второе. Кто-то запел «Интернационал». Зазвучали маты и оскорбления пассажиров. Кто-то запел: «Боже, царя храни». В общем, хаос. Дверь вагона была открыта. Заскочили. Гепп поздоровался с людьми в вагоне, быстро огляделся – Вот ваше купе. Вы едете вдвоём. В соседнем купе Сафаровы, дальше Арманд, Равич, Карл Радек и Зиновьев. С остальными Вы познакомитесь в пути.
- А разве Вы не с нами? – Надежда удивилась – И почему на перроне люди?
- Люди наши. Во-первых, нужно осветить Ваш выезд с разных сторон. Во-вторых, обеспечить Вашу безопасность на вокзале. И да, я с Вами не еду. Я должен приготовить Вашу встречу в Петербурге. И выполнить пару мелких задач. – Гепп неопределённо махнул рукой - И последнее, теперь Вас всегда будут называть Ленин.
- Это прозвище мне знакомо давно. Что ж, Ленин, так Ленин. А кем, в таком случае, будете Вы?
Гепп улыбнулся и откланялся - До встречи в Петрограде.
На лавочке под разбитым фонарём сидел неприметный мужчина. В котелке, с газетой – обычный, ожидающий поезда гражданин. Гепп прошёл мимо шагов на двадцать, посмотрел на вокзальные часы, задумался и вернулся к лавочке. Сел, глядя на отходящий поезд.
- Как всё прошло?
Немецкий военный атташе в Бёрне майор Буссо фон Бисмарк, а это был именно он, перелистнул газету и уткнулся в неё поглубже – Всё в порядке. Было две перестрелки. Русский агент направлен по ложному следу и убит.
Гепп достал карманные часы – 15.10. Посмотрел в небо, подмигнул. Если есть бог, то он будет в восторге. Величайшая в история операция влияния встала на рельсы. Гепп прикоснулся к плечу Бисмарка – Спасибо – и отправился к авто. Он шёл размеренно, чувствуя все свои мышцы, ощущая себя атлантом, сдвинувшим Вехи Истории и повернувшим реки вспять. Плюхнулся на переднее сиденье.
- Парвус был прав – водитель улыбался – прусские штыки и русские кулаки это мощный союз. Подумать только, 23 машинописных листа, четыре миллиона марок и один перекупленный эмигрант уничтожат империю русских навсегда.
- Маховик запущен, господин майор, - Гепп достал из портфеля коньяк и два бокала – за немецкую разведку. За политику революционизации.
Два майора немецкой разведки, Вальтер Николаи и Фредо Гепп сидели в старом авто посреди Цюриха. Они пили коньяк и обсуждали свои последующие шаги. А запущенный ими поезд, как огромный снаряд летел в сторону России.
Глава седьмая.
- Мы так и будем ехать и жить? Как в клетке? – Надежда смотрела на мужа, который разделывал рака под пиво. Она, с одной стороны, чувствовала себя пешкой на большом шахматном поле. С другой стороны, понимала, какие выпали им возможности. И эти возможности нужно было выжать до конца.
- Надь, я обещал тебе настоящий кофе. Вот кофе и вот шоколад – Ленин отхлебнул пива – на первой же остановке, несмотря на запрет, мы выйдем на перрон и я поговорю с немецкими рабочими о важности пролетариата в современном мире.
- Коль, ты скорее за пивом пойдёшь, чем с рабочими разговаривать. Я о другом. Если всё получится, она перекрестилась, мы должны будем вести себя очень жёстко. Иначе мы будем в клетке всю жизнь.
- Германцы всё сделают, не волнуйся, – Ленин стал вытирать руки от кусочков рака – мы лишь ширма этого театра. Мы будем на сцене, но всю работу сделают другие.
Икнул, стал расстёгивать штаны, - Надь, может это?..
За стенкой громко засмеялись. Радек всю дорогу травил анекдоты и весёлые истории из жизни. Дорога оказалась долгой. Сначала до Засница. Потом на пароме в Швецию. Затем Финляндия.
Надежде казалось, что в этом вагоне лишь она трезва по-настоящему. И Радек. Ленин с Зиновьевым на каждой остановке выходили за пивом и раками. К тому же пытаясь пропагандировать за мир, что им не очень удавалось. Ленин после каждой остановки лез с объятиями. И вообще. Вся делегация была в каком-то странном угаре. Никто не говорил о революции, о своих действиях в Петрограде, о войне. Все веселились, обнимались, болтали о пустом, пили и курили в тамбурах.
Радек, худой немец в очках, от выпивки отказывался, ссылаясь на здоровье. Все разговоры внимательно слушал. И на каждой станции бегал на вокзал за табаком – так он объяснял свои отлучки. То, что он на кого-то работает, было видно сразу. Но на кого? Явно не на немецкий Генштаб, там люди серьёзнее.
Ладно, надо брать вожжи в свои руки. Как только высадились в Швеции, Радек побежал на вокзал, Ленин с Зиновьевым к местному ларьку, а Надежда к местным полицейским на перроне. Она сунула купюры одному в руку и, указав на Карла Радека, тихо сказала – Революшен.
Швецию и Финляндию проехали без происшествий. В Финляндии пересели на российский поезд. За двадцать лет их отсутствия в Российской империи ничего не поменялось. Всё те же старые локомотивы, обшарпанные вагоны третьего класса и русские солдаты. До Петрограда оставалось всего ничего.
Глава восьмая.
Кабинет с высокими потолками, несколько абажуров. На стене большой портрет Николая II, в углу камин. Массивный стол стремя креслами вокруг. За столом, в мятом пиджаке сидел Глобачёв, начальник Петроградского Охранного Отделения. Было видно, что он только что проснулся. На столе лежал револьвер с взведённым курком, рядом пачка патронов.
- Чёртовы революционеры покоя не дают, - пояснил он, увидев удивлённого Давина – доброе утро, господин капитан.
- Я ненадолго, господин Генерал-лейтенант. Царь отрёкся, нужно документ в Думу передать, - Давин хлопнул рукой по сумке – есть новости по немцам?
Глобачёв прошёл за шкаф, стоящий от стены и делящий кабинет на две части – Новости есть. Эта бацилла будет здесь через некоторое время.
За шкафом загудел на огне чайник, заскрипели створки комода, брякнула посуда. Запахло хлебом, свежим маслом и чем-то ещё.
- Почему? Какая бацилла? – Давин сглотнул и понял, как он, оказывается, голоден. Со вчерашнего утра не ел.
- Ну, а кто ж? Организм великой империи ослаблен. И именно в этот момент немцы подкидывают нам эту чумную бациллу. И именно сейчас она может нанести стране наибольший вред. Присаживайтесь. У меня тут по-простому, - Глобачёв закончил мыть в умывальнике руки и сел за стол.
На столе стояли два стакана с чаем, чашка с вареньем, масло, колбаса и большой деревенский хлеб. Давин наскоро помыл руки, сел за стол и, не снимая сумки с плеча, стал делать себе бутерброд. Глобачёв достал откуда-то папку, раскрыл - Вот наш противник.
На фотографии был мужчина с бородкой, лысоват, глаза карие, с прищуром. Какой же это противник и шпион? Обычный бюргер, каких в Петрограде сотни. Похоже, пешка.
- Вам нужно оказаться в ближайшем окружении. Арестовывать его, сейчас смысла нет. Сами видите, что творится, - Глобачёв кивнул на окно – мы должны его устранить.
- Но он не игрок. Он пешка. Устраним его, появятся другие.
- До настоящих игроков нам пока не добраться. Думаю, в его команде будет серый кардинал. Это Ваша задача номер два. Убрать пешку, найти кардинала. А там глядишь, пройдут выборы, станем мы либеральной демократической республикой, как Англия или Франция. Подвинем немцев на фронте. А потом и всей Германии конец.
- Что Вы скажете про Гучкова?
- Ого. Вы уже и до Гучкова добрались? Он голова отчаянная. Любит риск. Несколько раз стрелялся на дуэлях. Воевал. Богат.
- Это я знаю. Он агент?
- Думаю, да. Но очень скрытный. С начала войны стал посредником между Правительством и промышленностью. Получил от царя заказов на четыреста миллионов, а выполнил едва половину. Налицо саботаж. Но прямых доказательств нет.
- Похоже, сейчас на немцев работают все. И патриоты, и те, кто считает себя таковыми. Ну, кроме нас, конечно.
Дальше ели молча. Каждый думал о своём и об общем. Сюда больше не приходить. Связь по телефону и на явке. Люди в помощь есть, оружие соответственно. Начать с Финского вокзала. Докладные подполковника Петрова будут пересылаться телеграфом на Гороховую. Жить пока на явочной квартире.
Отречение Николая II удалось доставить без происшествий. Дума гудела как улей. Повсюду были чиновники, депутаты, матросы, солдаты и рабочие. Такая демократия Давину не очень нравилась. Раньше хоть какой-то порядок был. А сейчас? Бардак кругом. И в головах, и в коридорах. В Думе решил больше не задерживаться.
Давин добрался до явочной квартиры. Разделся – наконец-то – по быстрому ополоснулся в холодной воде. Проверил телефон, работает. Завалился на диван. Квартира была шикарная. Или князя, или заводчика приезжего. Горничная с жалованьем на месяц вперёд была отправлена в отпуск, но всё равно приходила - понравился. Залез в огромную, особенно после окопов, кровать и уснул.
Давин ждал поезд, везущий бациллу. Потом присматривался к делегации. Отдыхал, отсыпался. Читал телеграммы и донесения. Пил чай с сахаром и лежал в ванне. От дум никто не отвлекал, и можно было заниматься дедуктированием. Хотя. Картина предстоящей игры как на ладони. Пешка известна. Уберём пешку, кардинал проявится. А если нет? Надо, чтобы проявился. Как? Ловить на живца? Неудачное покушение? Ограбление? Эх, жаль, нет своего человека в германской разведке. Один звонок и закрыли бы операцию.
Что нам известно про Ульянова. После смерти брата смирился, пишет, читает. Ссылка. Так. Труды. Цюрих, библиотека. Женат. 47 лет. Похоже, подкаблучник. Обратить внимание на жену. Она кардинал? Нет. Не похоже. Но может начать свою игру. Привычки. Руки. Пиво. Хорошо. Не курит. Зацепки. Нужны зацепки. Смерть брата. Ссылка. Берн. Есть!
Гениально! Давин схватил листок бумаги и стал писать – Операция «Майский жук». Составил план. Вечером позвонил Глобачёву. Нужны свидетели и документы, подтверждающие факты получения денег Ульяновым.
Затем позвонил в Думу. Мимо. Набрал Временное Правительство. Гучкова, пожалуйста. Александр Иванович, это Давин. Помните, мы про большевиков говорили? Мне кажется, будет суд. Да, суд. Измена родине. В военное время. Да. Да. И свидетели есть. Жду. До свидания.
Глава девятая.
Начальнику Петербургского охранного отделения Генерал-лейтенанту Глобачёву.
В Германии нужда растёт с каждым днём. Несмотря на упорный труд фермеров, привлечение в промышленность детского и женского труда, ситуация в продовольственном и других отношениях усложняется.
Нет ни одного города, в котором не проходили бы волнения. Не только на экономической, но и на политической почве.
Германия как никогда нуждается в сепаратном мире. Поэтому воздерживается от наступления на русском фронте.
Подполковник Петровъ.
К встрече большевиков Гепп поработал на славу. Поезд не успел остановиться, как оркестр вдарил «Марсельезу». В воздух полетели шарики и цветы. Схлынул пар паровоза, заскрипели тормоза. Дверь вагона открылась. Поезд проехал несколько метров и остановился. У вагона выстроился почётный караул из матросов Балтийского флота. Десятки мощных прожекторов Петропавловской крепости осветили привокзальную площадь, здание вокзала и поезда. Из поезда никто не выходил.
Все пассажиры вагона стояли в проходе. Первым должен был выйти Ленин. Но он, в пальто, в кепке, сидел в своём купе, боясь пошевелиться. Слева, держа за руку, стояла его жена. Справа стоял Зиновьев.
- А если выстрелят? А если Охранка? – Ленин смотрел в окно через щель в шторках.
- Коля, Гепп наверняка всё устроил, вон и матросы, и оркестр.
Услышав про оркестр, Коля встал, поправил кепку. Надя начала хлопать, её поддержал Зиновьев, а затем и весь вагон. Приободрённый Николай Ленин выглянул из вагона и поднял вверх сжатый кулак. В 23.13 он шагнул на перрон.
Толпа на перроне начала скандировать – Ленин! Ленин! Ленин!
На выходе к привокзальной площади стояла самодельная арка в золотистых лентах и красных цветах. Пассажиры-эммигранты сначала робко, потом спокойнее прошли через неё на площадь. Там стояли солдаты, наскоро сагитированные в казармах. В центре площади стояли несколько броневиков. Ленин стал оглядываться, но Геппа нигде не было.
- Лезь на броневик – Надежда легонько подтолкнула своего мужа.
- Геппа нет. А речь я не читал.
Встречающие по очереди что-то торжественно говорили, несли цветы, жали руки. Ленин нехотя полез на неудобный квадратный броневик. Он не знал, чего от него ждут все эти люди.
- Товарищи! Я счастлив Вас приветствовать! Всё в наших руках! Мы победим! Да здравствует революция! Да что там. Да здравствует мировая социалистическая революция!
Кто-то в толпе крикнул – Ура-а! Лозунг зашумел на весь город. Несколько человек помогли Ленину слезть и, где аккуратно, где не очень, отталкивая людей, провели Ленина и Крупскую до извозчика. На площади ещё кто-то выступал, выкрикивал лозунги, народ шумел и требовал революций.
Отъехали. Ленин тихо о чём-то спрашивал у своей жены, когда к ним обернулся извозчик – Вы не читали речь, которую я Вам дал, господин Ульянов!
Надежда вскрикнула, а Ленин уронил кепку. Извозчик отвернулся, лошадь спокойно несла их по ночному городу, не обращая внимания на происходящее.
- Вот Ваша речь. Вы прочитаете её с балкона Вашего штаба.
- Нашего штаба?
- Да. Штаба большевиков на Большой Дворянской. Дословно, до каждой запятой. Иначе…
- Мы поняли, господин Гепп – Надежда взяла лист с речью, начала читать вслух. «Грабители-капиталисты… истребление народов Европы…свергнуть временное правительство». Подняла голову на извозчика – Так сразу? Мы же только с поезда.
- У Германии нет времени ждать. Силы на исходе. В Вас вложены большие усилия и деньги. Не подведите, и Вы станете новой царской четой. Выходите.
Пролётка остановилась у трёхэтажного здания. У парадного входа стояли матросы с винтовками в руках. Вокруг дома около сотни разношёрстных людей. С крыльца сбежал человек, подавая руку – Суханов. Опёршись на его руку, спустилась Надежда. За ней спрыгнул Ленин – Ну что, товарищ Суханов. Свергать, так свергать.
Не понявший реплики, Суханов отступил в сторону, пропуская гостей в Штаб. В малой столовой цокольного этажа сидели солдаты, рабочие, крестьяне и новая интеллигенция из революционеров. Они выглядели настолько нелепо посреди богатого дома, что Ленин сначала отшатнулся. Первой его мыслью было – сброд. Посреди столовой были накрыты богатые столы с напитками из винного погреба, с птицей, мясом, сырами и прочим добром, что удалось найти в запасниках этого дома.
Ленин шагнул радостно к столу. Но сзади, к плечу прикоснулась рука жены. И тихий шёпот – Речь.
- Товарищи! – Он сглотнул - Я должен выступить перед народом! – Ленин по лестнице направился к балкону. В руках он держал отпечатанный на качественной немецкой бумаге текст выступления. Народ нехотя стал вставать из-за столов и выходить на проезжую.
- Штаб большевиков не может располагаться на Большой Дворянской! Отныне эта улица будет называться, - он оглядел народ – улицей Деревенской Бедноты!
У Надежды Ульяновой округлились глаза. Она хотела ударить мужа по спине. Но тот поднял лист и начал – Временное Правительство несостоятельно!.. грабители-капиталисты…защита Отечества не дело народа!
В толпе недовольно загудели. Кто-то крикнул – На штыки его!
- Засланник Вильгельма!
- Провокатор!
Ленин начал волноваться и оглядываться на жену. Она кивнула и одними губами – Читай.
- Мы должны совершить переворот, захватить власть и остановить эту бессмысленную войну! Это нужно сделать как можно скорее!
Николай Ленин выступал два часа. Речь потрясла всех. Это была речь еретика, поднявшего новый, неведанный ранее, крест. Отныне все бывшие революционеры со своими взглядами объявлялись врагами пролетариата. А новая партия взяла себе имя «Коммунистическая».
После ужина они не спали, хотя для них в этом особняке была отведена спальная комната на втором этаже. Трясло обоих.
- Нас убьют, – Ленин глотнул из горла дорогого дворянского вина.
- Скорее всего, – Надежда откусила сыр и пригубила бокал - Хотя бы на родине. Они чокнулись.
- И в богатом доме, - Николай осмотрелся, встал, взял сумку и перевернул в неё поднос из столовой – пошли.
Несмотря на глубокую ночь, возле дома стоял извозчик. Они поехали к Литераторским мосткам, на Волково кладбище. Слева, недалеко от входа стояли два скромных железных креста. Они сели под крестами. Расстелили газету. Вино, сыр, мясо, два бокала. Ленин протёр таблички. Его младшая сестра и мама, самые близкие люди.
Выпили, молча, закусили. Говорить не хотелось.
- Земля холодная, - они вздрогнули и посмотрели в сторону ворот. Рядом стоял извозчик.
- Прекратите эти Ваши фокусы, – Ленин вяло отвернулся, наполнил бокал и выпил – нас может, убьют сегодня. После Вашей речи. Вот, попрощаться зашли.
Извозчик посмотрел на кресты – Рано прощаться, поехали.
Он оказался прав. Пролётка остановилась у дома, в котором раньше жила мать Ленина.
- Здесь вас никто не найдёт. Вот ключ от квартиры. Отдыхайте. Завтра много работы. И ещё. Вас никто не убьёт. С завтрашнего дня Вы под нашей охраной.
Ленин слез с пролётки, подал руку жене – Вы пригоните сюда немецкий батальон? – Шутка ему показалась смешной, он засмеялся – Немецкие солдаты на страже русской революции.
- Тише ты, - жена толкнула его в бок – спасибо, товарищ Гепп.
Глава десятая.
«Министру иностранных дел Артуру Циммерману. Въезд Ленина в Россию оказался удачным. Он работает в соответствии с нашими пожеланиями. Генеральный Штаб».
- Давайте ещё раз обсудим наших баранов, - Израиль Лазаревич Гельфант, он же «Парвус» развалился в кресле дорогого швейцарского ресторана с куриной ножкой в руке.
- Баранов? Это из вашей русской поговорки? – Вальтер Николаи, недавно присоединившийся к ужину, заправлял салфетку под ворот рубахи – Вы для этого хотели встретиться?
- Я предложил план и людей. Думаю, я имею право на больший кусок пирога, – он посмотрел на ножку и, откусив, вытер рот рукой.
- Что вы хотите? Вы и так заберёте большую часть российского императорского золота. Из Банка, - майор поднял нож и вилку, выбирая, с чего начать.
- Моя концепция использования внешней войны для внутренних восстаний, - он разломал запечённую курицу, - Вам очень пригодилась. Я хочу быть посредником при всех торговых операциях большевистской России.
- Я должен обсудить это с.., - майор показал вилкой наверх – Это, во-первых. Во-вторых, в целях конспирации, вы должны ограничить любое общение с большевиками, в частности, с Лениным. В-третьих, не используйте свои счета для финансирования революции. И в-четвёртых, Вы никогда не вернётесь в Россию.
- С этим Вы опоздали, - Парвус отпил из бокала, - никакого общения не происходит с конца 1915 года. Деньги поступают через посредников в их секретный «общак». А уже оттуда распределяются на газеты, оружие, подкупы и прочее. Израиль не первый год в революции. А без России я как-нибудь проживу.
Майор германской разведки Вальтер Николаи и предприниматель Израиль Лазаревич Гельфант, по кличке «Парвус», весь вечер просидели в ресторане. Выпив, они вспоминали прошлую совместную операцию, благодаря которой удалось остановить наступление русского адмирала Колчака на Босфоре. Всего полгода назад, в октябре 1916 года по плану Парвуса был взорван флагман черноморского флота линкор «Императрица Мария».
- Мой агент тогда получил Железный Крест, я получил повышение по службе, а Вы доверие германского правительства, - Николаи поднял бокал – за сотрудничество.
- За сотрудничество, - Парвус опустошил бока – а кстати, где он сейчас? Ваш агент.
Гепп прибыл в Петроград заранее и уже проделал огромную работу. Распечатаны газеты и листовки. Договорено с некоторыми полками. Готовы телеграммы. Дело бодро шло к перевороту. Осталось поставить Ленина на трибуну. И Германия будет спасена.
Гепп посмотрел в окно. Он не любил Петроград. Холодный, дождливый, неприветливый. Пытающийся казаться европейским. Но под нарядным платьем, которого скрывалась большая бедная мрачная деревня. Чуть сверни с центральной улицы и попадёшь в просёлок. Чуть отвернись и всюду чернь.
Гепп не любил этих людей. Серые, грязные, безмолвные. Абсолютно не думающие люди, идущие сотни лет по чужой указке. Не зря вами немцы триста лет правили. И дальше будут править. Подумав об этом, Гепп успокоился. Некогда философствовать, надо работать.
План гениален. Монархия пала. Необходимо внести раскол во Временное Правительство, захватить ключевые места, Ленин толкнёт речь и с солдатами направится к Зимнему. С него и начнём.
Матросу на входе показал своё удостоверение, на которое тот даже не глянул, что было понятно. Гепп был в старой солдатской шинели и мятой фуражке. На его плече висела винтовка, через грудь патронташ, а на поясе револьвер. Его боевитый вид портил только вещмешок за спиной. Сразу понятно – делегат из Петросовета.
Огромные залы с высоченными потолками. Мрамор и золото. Как царю здесь жилось? Одиноко, наверное. Слышь, матросик, а где военный совет? Направо? Вон туда? Спасибо, матросик.
Гепп свернул цигарку, сунул в рот. Открыл огромные двери кабинета – а здесь военный комитет? Я из Петросовета.
Посреди кабинета стоял секретарский стол, за которым сидел Гучков.
- Проходите, товарищ, - и уже шёпотом – какого чёрта вы здесь?
- И это Ваш Военный комитет? – Гепп огляделся, снял с плеча винтовку, поставил возле двери – Ладно. Ситуация серьёзная. Слушайте внимательно. Вы подаёте в отставку. Закрываете Военный комитет. И покидаете Временное Правительство.
- Что? Это всё разрушит. Это фиаско, крах либерализма, крах демократической России. Это конец. Вы поставили на большевиков? Вы понимаете, что будет с нами?
- Да. После переворота Вы должны будете бежать за границу. Мы Вас не забудем. И Вы не забывайте, кто помог Вам войти в Думу, а затем и в Правительство.
На Гучкова было жалко смотреть. Богатый, умный, успешный человек оказался лишь фигурой в германской игре. Не пешкой, конечно. Скорее конём. Сильным, с дерзкими ходами, с высоко поднятой головой. Но лишь шахматным конём в чужой игре.
- Если я не соглашусь?
- Сколько Вам лет? 56, 57? Ваши капиталы в Германии. Вы на старости лет потеряете всё. И сядете в большевистскую тюрьму. С нашей помощью.
- Я могу быть полезен. За Вашим человеком охотятся. Впрочем, как и за Вами.
- О. Это интересно. И кто же? Эсеры? Анархисты?
- Я хочу остаться в России. Я смогу всё исправить после своей отставки. Допустим, через год. России нужна моя помощь.
- Хорошо. Имя?
- Разведка Штаба Первого фронта. Капитан Давин. Некоторое время работал моим секретарём. Подбирается под большевиков. Думаю, уже подобрался.
Майор Гепп улыбнулся. Какие новости. Старый знакомый по фронту. – Он знает обо мне?
- Нет. Но может Вас вычислить. Через большевиков. И ещё. Он готовит суд над Лениным. Измена родине. У него есть свидетели.
Как интересно. Пути господни. Операция была тайной. Похоже, в наших рядах есть агент. Охранка или военная контрразведка? Убрать Давина или убрать Ленина? Давина не найти, а Ленин будет каждый день на трибунах. А если это деза и Давин уберёт Ленина? Работать! Работать!
Гепп пересёк мост и пошёл к крепости.
- Делегат из Петросовета, - Гепп махнул удостоверением – товарищи!
К ночи вернулся на квартиру. К приезду всё было готово. Организационная работа отнимала больше времени, чем разведывательная. Ничего, скоро всё устаканится.
Николай Ленин оказался глупее, чем ожидала германская разведка. Во-первых, он высадил в Швеции Радека. Во-вторых, всю дорогу пил. Не выучил речь и последовательность действий. Геппу пришлось взять всю работу в свои руки. После выступления на Большой Дворянской, после размещения Ульяновых на квартире матери Гепп отъехал на пролётке в сторону и уснул. Сидя, прямо на извозничьем сидении.
Глава одиннадцатая.
Удочка была заброшена весьма удачно. Временное Правительство занялось «Делом Ленина». И даже свидетелей нашли. Глобачёв прислал своего агента – прапорщика Ермоленко. Генштаб отправил Бурштейна и Ганецкого. Временное Правительство представило Козловского.
Конструкция, выстроенная Давиным, была шаткой. Но её прочности должно было хватить, чтобы задавить германских агентов. Дело получалось красивое
«… по предварительному уговору, с целью способствования находящимся в войне с Россией государствам…согласно 108 статье Уголовного Уложения…»
Для усиления эффекта требовалась ещё одна операция. Давин ещё с утра приехал на Троицкую. Долго стоял напротив входа, высматривая подходящую жертву. Но возле типографии было тихо. Время к обеду, господа журналисты. Давайте работать. И бог смилостивился.
Из дверей типографии вышла парочка и направилась к пирожковой через дорогу. Давин, с газетой в руках, встал за ними в очередь.
- Вам нравится? – Приятный женский голос отвлёк от чтения.
- Что, простите? – Давин улыбнулся девушке.
На следующий день, в четверг, за монетку он взял газету у мальчишки-газетчика. И на первой полосе – «Ленин командирован в Россию немцами и оплачен немецкими деньгами. Официально!» Давин чуть не подпрыгнул. Купил ещё пару газет «Ленин – шпион!», « Найдена германская переписка!», «Ленин и Вильгельм II».
К обеду по Петрограду понеслись листовки с тем же содержанием. Вскоре они появились и в Петропавловской крепости. Среди солдат начался шум.
- А я ещё тогда говорил, что на штыки его!
- Шпион!
- Слава России!
Давин заметил среди солдат несколько человек с офицерской выправкой. Глобачёв молодец, Охранка работает. Он взобрался на ближайшую пушку – Товарищи! Ай да к большевистскому штабу! Там эта гнида! – и поднял вверх винтовку со штыком.
Человеческая волна сила страшная. Тяжёлая, беспокойная, давящая всё на своём пути. А человеческая волна со штыками страшнее всего. Кто бегом, кто на пролётках по пять человек, кто в телегах. Двигалась волна к особняку Кшесинской, всё увеличиваясь в размерах и в ярости.
- Смерть немецким шпионам! На штыки! Предатели!
Двери выломали легко. Охрана из матросов даже не стала сопротивляться. Увидев толпу с оружием, просто отложила винтовки в сторону и подняла руки. Давин вбежал на первый этаж. Так, столовая внизу, спальня наверху. Где архив? Где Ленин? Ничего.
Ни людей. Ни документов. Пусто. Снизу закричали – Сюда! Сюда!
Давин сбежал в цокольный этаж. За малой столовой, за погребами был подземный ход. Ушли.
- Чёрт. Ушли, - Давин штыком перевернул чемодан с вещами. Куда они могли направиться? Наверняка, уничтожить следы. Квартира матери? Типография «Правды»? «Правда» финансировалась из Германии. Был период, когда она и печаталась за рубежом, а в Россию поставлялась в бочках с рыбой. Стоит навестить.
Давин кивнул солдатам на пролётки – В типографию! Уйдёт, гад!
В это время Надежда таскала тюки из типографии в пролётку. Ленин сидел бледный, прижав голову к коленям. Гепп кричал – Быстрее!
В конце улицы появились первые солдаты. Гепп хлестнул коня плёткой. Не успеть! Достал револьвер, бросил Ленину – Стреляйте!
Тот схватил оружие, руки тряслись так, что он не мог взвести курок. Выронил пистолет. Солдаты стали стрелять. Пули свистели мимо, пробивали пролётку, одна сбила шляпу с головы Геппа. Какая глупость умереть от пули солдата, Гепп выхватил второй револьвер из-под сиденья и не глядя, стал пулять в сторону солдат.
К нему присоединился второй револьвер. Гепп взглянул в пролётку. Сидя, держа револьвер двумя руками, неторопливо выцеливая, Надежда стреляла в преследователей. Их конь, таща за собой пролётку, завалился набок. Солдаты, как кегли полетели с криками в разные стороны.
А старуха ничего. Сколько ей сейчас? Пятьдесят? – Гепп свернул в один переулок, во второй. Позади никого не было. Остановился. Операция казалась проваленной. Уж больно шустрый противник. Надо обдумать продолжение партии. И пересмотреть фигуры.
- Бросайте всё. Ночь пересидите здесь, - кивнул на окна.
- Мы проиграли? – Надежда протянула Геппу револьвер. Она была взволнована, но тверда.
- Нет. Но нужно устранить кое-какие, – Гепп вздохнул – фигуры. Утром встречаемся на Выборгской стороне. Вот здесь. Гепп протянул листок с адресом.
Ленин, с тюком в руках, пошёл в сторону дома. Сгорбленный, жалкий, как старый профессор, которого только что уволили.
- Вы берегите его. Скоро переворот. И он ещё нужен. Германия верит в Вас, - Гепп попрощался и поехал не спеша в сторону центра. Надежда, ещё не оправившаяся от погони, посмотрела ему вслед. Достала из кармана свой маленький пистолет. Она сначала прицелилась в сторону Геппа, тот не оборачиваясь, помахал рукой. Потом повернулась и прицелилась в Ленина. Тот замер, щурясь маленькими глазками, в нелепой позе с тюком в руках. Надежда убрала пистолет и взяла второй тюк.
Давин бродил по типографии. Ленина не было. Это нормально. Немцы должны активизироваться. Должно быть экстренное собрание. Знать бы, где. Подошёл к высокому матросу, больше похожему на отставного унтера – Начальство здесь?
Тот сначала замер, что-то обдумал и кивнул.
- Ваше высоко…
- Ты чего орёшь? Там? – посмотрел в сторону авто через дорогу. Можно было и не спрашивать. Окно задней двери открылось, оттуда помахал рукой Глобачёв. Дверца открылась в приглашении. Давин хотел было выйти из типографии, но обратил внимание на пролётку справа. Что-то часто они стали появляться. Хвост?
- Иди к начальству, передай, что встретимся на квартире. И скажи – хвост. Стой-ка.
Давин снял с себя пальто и шляпу, протянул матросу – переоденемся. Облачившись матросом, Давин в общей толпе пошёл к Петропавловской крепости. Автомобиль в противоположную сторону, пролётка за авто. Издалека, Давин не сразу заметил, появилась ещё одна повозка и покатила за ними следом. Давин присвистнул – А Глобачёв калач тёртый. Не зря начальник Охранки.
Глава двенадцатая.
В кабинете конторы Сахарного завода сидели Иосиф Сталин, Николай Ленин с женой, Лев Каменев, Григорий Зиновьев, Николай Подвойский и Фредо Гепп.
Ленин волновался, видно, что он всю ночь не спал. Надежда выглядела спокойной, собранной. Сталин, высыпав патроны на комод у стены, чистил пистолет. Каменев, Зиновьев и Подвойский играли в карты. Гепп что-то искал в своём огромном портфеле.
- Против нас работает Охранка. Это мы ожидали и могли маневрировать. Но с некоторых пор к ним присоединилась армейская контрразведка. Один или два человека. Портретов нет, есть словесное описание одного, - Гепп положил на стол лист с описанием. Все, кроме Сталина, сгрудились у стола.
Он продолжил - Сегодня Временное Правительство объявит некоторых из Вас предателями и агентами Германии. Вам будет грозить арест и суд. Вас в таком случае, - Гепп посмотрел на Ленина – укокошат.
- Что Вы предлагаете?
- Ждём постановления с объявлением фамилий. Потом часть скрывается за границей, часть продолжает работу.
- Как долго скрываться?
- Доказательств измены и получения денег нет. Будем печатать опровержения. Через месяц-два всё уляжется. Я в это время займусь этим специалистом, – Гепп показал на листок на столе.
- Набичвари! - Сталин, стоящий у окна, вытащил револьвер, - Не подходите к окнам! Все вскочили. Если Сталин ругается по-грузински, то дело серьёзное. Облава? Кто-то бросился к двери, кто прижался к стенам. Гепп, прижавшись к стене, чуть выглянул. К конторе, со стороны улицы, с разных сторон, пригнувшись, перебежками приближались полицейские, агенты в гражданском и несколько солдат.
- Ну, это уже слишком, - Гепп выматерился на немецком и пошёл к двери, - Все за мной!
Сталин взвёл пистолет, - Уходите.
Рядом, с дамским пистолетиком, встала Надежда.
- Зачем я согласился? Ну, зачем? – Ленин снял кепку и прижал её к лицу. Остальные быстро направились за Геппом. Спустившись на заводской двор, бросились к цехам. Позади, подвывая, бежал Ленин. В свои сорок семь ему уже не хотелось приключений. Ни побегов, ни стрельбы, ничего. Надо было остаться в Швейцарии, ходить в библиотеку, писать труды и пить чай по вечерам.
Из конторы начали стрелять. В два пистолета, методично, прицельно, как в тире.
Гепп, дождавшись Ленина, закрыл изнутри дверь цеха. Под конвейер, между станков, бочек, в подсобку. Туда – Гепп показал на проём в стене и схватил за руку Зиновьева. Несмотря на отступление, тот был спокоен.
- Вы сейчас же едете на вокзал с Лениным. Потом Финляндия, вот адрес, вот деньги. Если что, - Гепп протянул Зиновьеву пистолет. Квартира охраняется нашей разведкой. Вас встретит Юхо Латукка. Можете ему доверять, как мне. Подготовка к перевороту продолжится без вас. Всё.
Зиновьев, на десять лет моложе, легко догнал Ленина. Схватил и потащил в сторону. Ленин, совершенно растерявшийся, обречённо бежал за ним.
Гепп посмотрел, как его горе-революционеры разбежались в стороны, и вернулся в контору. Сталин в строгом костюме и смешной грузинской шляпе стоял у одного окна, Надежда у второго. Гепп выглянул. Двое полицейских лежали убитыми, один раненный отползал. Остальные залегли, у них винтовок не было, а палить из пистолета бессмысленно. Зато солдаты не спеша, высаживали патроны по окнам. Все стёкла были выбиты. Куски рам отлетали в кабинет.
- Сейчас обойдут. Бросаем бомбы и уходим, - Гепп достал из портфеля две самодельные бомбы. Одну протянул Сталину – на счёт три.
Когда улеглась пыль после взрывов, Давин встал и пошёл к зданию конторы.
-Ваш бродь, ваш бродь, куда вы, - солдаты выглядывали из укрытий.
- Ушли они, вылезайте, - Давин убрал пистолет – Солдаты и полиция остаются здесь. В контору входят только агенты.
Часть агентов двинулась к цехам. Часть по конторе. Давин прошёл в кабинет, где были большевики. Ничего, только листок на столе. И листок был очень интересным.
«Давин Андрей Михайлович. Штабс-капитан. 1890 года рождения. Контразведка Штаба Первой Армии. Не женат. Рост…телосложение.. глаза…ранения…». Давин почитал, присвистнул. Вот тебе и инкогнито.
Через час он сидел на Гороховой и жевал бутерброды хозяина кабинета. Всухомятку. Чай только нагревался. Глобачёв в это время изучал листок с описанием Давина.
- Кто мог сообщить?
- Только Гучков.
- Ладно. Убирать его, смысла нет. Противник наши карты раскрыл. Как думаешь, кто работает с той стороны?
- Вальтер Николаи. Но у него лишь общее управление операцией. Должен быть человек на месте. Я думаю, немец. Кто-то из помощников Николаи. Можно было предположить, что это Гепп, Фридрих Гепп, но он был убит ещё в 1915 году. На фронте.
- Я займусь. Телеграфирую Петрову, пусть уточнит. Похоже, что извозчик, через которого мы вышли на Ленина и есть тот самый помощник Николаи. Шустрый малый. Чувствую, натворит он бед.
Закипел чайник. Глобачёв расставил чашки, стал наливать, - Подведём итоги операции «Майский жук».
- Первое. Большевики опорочены связями с немцами. Второе, Ленин сбежал в Финляндию. Третье, Кардинал, он же Извозчик, не выявлен. Думаю, он продолжит работу без Ленина. В Германии дела хуже с каждым днём. Четвёртое, удалось разоружить несколько мятежных полков. Пятое, закрыто несколько большевистских газет. Шестое, большевиков все ненавидят и бьют просто на улицах. Немецкий план по военному перевороту сорван. Операцию можно считать успешной.
- План следующей операции готов?
Глава тринадцатая.
Начальнику Охранного Отделения Глобачёву.
3 января 1915 года в районе Мазурских озёр был захвачен капитан немецкой армии с документами на имя Фридриха Геппа, 1873 года рождения. Личность не подтверждена. При попытке бегства убит. Словесное описание прилагаю.
Петровъ.
Давин лежал в постели. Горничная Наталья только что ушла. Может жениться на ней? Так, собраться с мыслями. Нужен план. Немецкий переворот сорван. Что дальше? Теперь немцы постараются устранить причину провала, то есть Давина. А затем повторить всё сначала. С той же командой или с новой?
Ленин уехал, с ним Зиновьев. Кто остался? Сталин, жена Ленина. Каменев арестован. Подвойский прячется. Ещё какой-то Троцкий. Тоже немецкий шпион? Посмотрим – открыл формуляр:
«Прибыл в Россию из Америки через месяц после Ленина. Межрайонец. В Америке выступал против большевиков. Сразу после прибытия в Россию, так же, как Ленин, призвал к новой революции… Тоже публицист-одиночка, изгой… Плыл в каюте 1-го класса. Заезжал в Стокгольм… Вся дорога заняла два месяца. Из которых месяц был проведён в лагере для немецких военнопленных…».
Кто же вас всех здесь собирает? И сколько вас всего? Понаехавших. Похоже, Троцкий был завербован немцами в лагере. Ну, что же, товарищ. Ты мне и расскажешь, кто вас здесь собирает.
Гепп, как и Давин в это время, тоже лежал в постели. Думал. Операция провалилась. Только всё собрал, только приготовил переворот. И на тебе! Полный провал. Откуда взялся, этот чёртов контразведчик? Сильно сработал и точно. Большевики объявлены предателями. Керенский у власти. Ленин в Финляндии. Каменев арестован. Сталин прячется. Сам еле ушёл. За такое не похвалят. За такое расстреливать надо.
Гепп давно привык не терзаться после проигранных боёв. Жизнь не кончается и это главное. Пока жив, можно бороться. И нужно бороться. Поставил на огонь чайник, пошёл в ванную. Долго чистил зубы, потом опасной бритвой снимал щетину, залез в ванну и облился холодной водой. Затем тщательно, до боли, обтёрся грубым полотенцем. Посмотрел в зеркало, улыбнулся – крепкий мужик и умный. Пошёл на кухню, на плите кипело. Его чай был готов.
Первым делом хотел избавиться от пролётки. Этот маскарад с извозчиком раскрыт. Иначе, как полиция вышла на сахарный завод? Продать? Разобрать? Разобрать, но с пользой для дела. Гениальный план, Гепп улыбнулся. Он никогда не страдал от скромности и был в восторге от своего ума.
Что делать с Лениным? Если его прижмут, он сдаст всё. И всех. С Надеждой можно поработать, она кремень. Как выйти на разведчика? Наверняка, они нашли листок, оставленный на столе конторы. Значит, знают, что немцам известно о Давине. Будут осторожнее. Разберёмся. Не первый раз скрещиваем шпаги с русской разведкой. Сначала дело, потом месть.
Троцкий жил в маленькой комнатушке гостиницы «Киевская» вместе со своей семьёй. Найти его не составило труда. Поднялся на второй этаж, по коридору. Постучал. Пока ждал, осмотрелся. Гостиница небольшая. Не богатая. Швейцара на входе не было, только портье у стойки. Стены не красились года три. На потолках следы от свечного освещения, хотя и лампы висят.
- Вам кого? – На Геппа из открытой двери смотрела симпатичная женщина с большими глазами, прямым носом и чуть вытянутым в стороны ртом. Примерно 35 лет, из купцов или дворян. Видимо, жена.
- Наталья Ивановна, я из Межрайонного Комитета, Иванов. Мне бы господина Троцкого, - Гепп для соответствия легенде был одет в солдатскую форму, поверх которой кожаная куртка. На боку большой маузер. На голове видавшая виды фуражка. На ногах такие же сапоги.
- Лёва! – Жена Троцкого внимательно его осматривала. Спутница революционера, прошедшая слежки, аресты, ссылки и изгнание, умела читать людей, как цыганка на базаре.
Троцкий, с газетой в руке, появился в дверном проёме. Посмотрел, узнал, расстроился. Оставил газету, вышел, прикрыл дверь, - Наташ, я сейчас.
- Я всё помню. И кто мне проезд оплатил, и кто от тюрьмы меня спас. И что вы мне царскую должность обещали. Но Вы видите, что сейчас творится? – Он посмотрел на Геппа и развёл руками.
- Надо спасать большевиков, надо вытаскивать их. Иначе нам переворот не совершить. Вы должны заявить о своей поддержке большевиков против Временного Правительства. Вернее, Вы уже заявили.
- Что? Когда? Как?
Гепп достал газету, раскрыл. На первой странице публичное обращение Троцкого к Временному Правительству. Протянул Троцкому. Тот, поправив пенсне, побежал глазами по строчкам «У Вас не может быть никаких оснований…непримиримый противник…товарищи». Опустил газету, сжал пальцами лоб – Что Вы натворили, что Вы натворили. Семья, дети, деньги…
- Вас арестуют ненадолго. О Вашей семье я позабочусь, - Гепп протянул деньги, - крепитесь. Вам достанется вся власть и слава.
- Мне достанется топор в спину, - ответил Троцкий и протянул руку за деньгами.
Гепп, не отпуская пачку: «И ещё. Мне нужен надёжный человек. Из эмигрантов, кто много времени работал за границей, кто знаком многим революционерам и чьи взгляды совпадают с нашими».
- Есть такой. Адольф Александрович Иоффе, недавно вернулся из ссылки. Жил в Европе, работал в газете «Правда». Сейчас в «Межрайонниках».
- Хорошо. Вот он и совершит окончательный переворот. С Вашей поддержкой. Прощайте.
Через несколько часов его и остальных членов Межрайонной Организации арестовали. Всем было понятно, что «Межрайонники» в ближайшее время вступят в партию большевиков.
Гепп издалека посмотрел, как увозят Троцкого и направился к Гороховой. Теперь необходимо заняться Давиным. По пути заскочил на телеграф, зашифровал, отправил.
«Вальтеру Николаи.
Прошу направить в распоряжение создающегося большевистского правительства немецких офицеров в качестве военных советников. В частности, Фриша, Боде, Заса, Циммермана и Аудерса. С их помощью из немецких военнопленных в России будут отобраны надёжные кадры для дальнейшей работы, переворота и устройства новой власти.
Фредо Гепп.»
Давин шёл по Гороховой. Слежку он заметил ещё возле Охранки. Обрадовался. На ловца и зверь бежит! Неужели Кардинал-Извозчик? Решили убрать? Давин свернул к одному магазинчику, ко второму. Люди вели себя как обычно. Пешеходы, извозчики, продавцы. Помощников у кардинала не было. Значит, не убрать. Поговорить. Хотя, в немецкой разведке специалистов по одиночной работе хватает.
Хотите поговорить, будет Вам разговор. Давин свернул в полуподвальную пивную, сел за стол. Заказал два пива, себе и Извозчику, рыбу. Пригубил. К входу он сидел боком. В глаза от двери не бросался и мог наблюдать за всем помещением. Достал пистолет, положил на стул справа от себя. Никто не входил. Прошло полчаса. На него стали поглядывать. Пришлось заняться второй кружкой и пивом.
Ошибиться он не мог, слежка была. Видимо, предварительная. Готовят покушение? Было бы логично. Половина большевиков в тюрьме, половина в бегах. Есть передышка. Как раз для решения таких « сугубых вопросов».
Руку с пистолетом сунул в карман. Вышел. Никого. Справа, на краю тротуара стояла знакомая пролётка. А вот и извозчик. Переговоры? Тихо взвёл курок. Не спеша подошёл - На Невский за…
Негромкий взрыв разнёс пролётку, сломал оглобли, подрубил колёса и разлетелся тысячью осколков в стороны. Лошадь сорвалась с места. С неба стали падать щепки, тряпки и куски сидений. Тело онемело, мир превратился в немое кино. Опустил голову, вроде не ранен. Поднял, сверху опускалась мгла. Холодная, безмолвная, вечная.
Давин летел в сером тумане. Вокруг проносились друзья, сослуживцы, пушки и документы. Его кружило и вертело в огромном водовороте. Засасывало всё глубже. Туман был мягким, успокаивающим и расслабляющим. Давин вдруг понял, как он устал за это время. Он улыбнулся и умер.
Глава четырнадцатая.
Фронт колотило в ознобе. Лихорадило и выворачивало. Войска перебрасывались вверх и вниз по карте, на север и на юг. Армия рвалась изнутри, как старое одеяло. Трещала уже не по швам, а прямо по ткани. Воевать по старому, по-человечески не было никаких возможностей.
Гореев сидел за столом в очередном коридоре. Он вместе со штабом и всей Первой Армией побывал уже в четырёх местах. Но толку от их перемещений не было. Было понятно, что политики войну сдадут, договорятся. Нужно было собирать вещи, так сказать.
На столе у Гореева стоял чемодан. Парадная форма, сменное бельё, Георгиевский Крест, револьвер. Тщательно почистил сапоги. Шашка была чистой всегда, небольшой бзик потомственного казака. Вынул из ножен, полюбовался на тёмную сталь, вздохнул. Сел.
Открыл письмо. «Гореев! Приезжай срочно! Дело смертельное. Немцы захватывают власть в России. Если убили, иди к Глобачёву. Гороховая, 2. Давин».
Да-а. Давин как всегда лаконичен. «Если убили». Гореев перечитал письмо и пошёл в кабинет Начальника Штаба.
- Илья Зурабович.
- Проходи, - Одишелидзе сидел за столом. Бутылка местной горилки и огурцы составляли ему компанию. Он посмотрел на серьёзного Гореева, и отодвинул стакан в сторону: - Что у тебя?
Посмотрел письмо. Надиктовал приказ. Выделил деньги, довольно много – всё равно армию расформируют. Налил.
- Ну, что ж, Гореев. Вот и отвоевались. Пора и честь знать. Мы проиграли вчистую. Большевики разваливают армию с подачи германцев. Спасти нас может только контрразведка. Помоги Давину и всему русскому народу. Если он погиб, отомсти за нас. За всех.
Одишелидзе взял стакан и отвернулся к окну.
Прохладная, ветреная осень. Народ кутался в поднятые воротники. Весь город ощетинился голыми ветками и штыками солдат. И непонятно, кого больше. Гореев в солдатской шинели и папиросой в зубах шёл с вокзала. Чемодан и саблю пришлось отправить почтой, с офицерами сейчас разговор короткий. Револьвер лежал в кармане шинели.
Здание Охранного Отделения Петрограда нашёл сразу. Высокий угловой дом. Несколько пролёток. По сторонам незаметная охрана. Постоянно входит и выходит самый разный люд. То прачки, то офицеры, то запойные или городовые. Подошёл, открыл дверь. Доложился дежурному. Сел на лавочку, как в ложу театра и стал наблюдать. Представления были самые разные, всё-таки самое большое управление политического сыска в России.
Вот зашёл газетчик, положил что-то на стол дежурному и стал требовать монету. За ним господин в дорогом пальто и очках, долго мялся, пытался говорить шёпотом и совать купюру офицеру в карман. Из политических, видимо. Интеллигенты, чёртовы, страну продали. Гореев вздохнул, он уже час сидел в коридоре. Начальника охранки на месте не было.
Вошёл городовой и начал басить волжским говором. Дежурный пропустил его сразу, не проверяя документы. Гореев посмотрел скучающе и отвернулся, но тут, же вскочил. Глаза, знакомые усы, накладная борода: Константин Иванович!
- Тише, ты. Пошли.
Начальник охранки, выряженный городовым, поставил на огонь чайник и стал раздеваться.
- Письмо получил?
-Получил. Давин жив?
Присели за стол. Давин официально был мёртв. Некролог в газете, почётная медаль, место на кладбище. Всё, как положено. Но по факту, к счастью для страны, Давина не задело. Оглушило, сбило с ног. Потерял сознание. Сейчас в особой палате при Охранке. Отлёживается.
- Так что же мы чаи гоняем? Где он?
Штабс-капитану Давину.
Сводка по фронту за сентябрь-октябрь 1917 года.
Большевики активизировали свою деятельность по замене людей на ключевых постах.
Руководство Штабом взял на себя Адольф Иоффе.
Переворот назначен на конец октября.
Дежурный по Охранному Отделению…
- Какая сводка? Какой переворот? – Давин остановился в своём полёте.
Он открыл глаза, перед ним стояли Начальник Охранки и Подполковник Гореев.
- Жив, - протянул Гореев и опустил документ, - план операции есть?
На перроне Финляндского вокзала стояли кучки солдат и матросов. Повсюду был хаос и бардак. У каждого самопровозглашённого комитета была какая-то власть, а в итоге в городе было полное безвластие, анархия стала матерью порядка.
А потому, куда ни глянь, винтовки и бескозырки, повязки и наганы, мешки с песком и пулемёты. Возле одного из таких пулемётов сидел неприметный солдат с топорщащимися усами, вещмешком и огромным маузером. На руке у него была красная повязка Петросовета. Он привычно трепался о делах солдатских и поглядывал на проходящих мимо людей.
Он засёк, как из одного вагона вышли Боде и Аудерс. Немецкие разведчики были в строгих гражданских пальто, с чемоданами и тросточками. Гепп сморщился и поправил повязку на руке.
Двух франтов окружила солдатня – то ли в штаб вести, то ли сразу расстрелять. Уж больно напыщенные. Решили расстрелять, и повели на запасной путь, там за кочегаркой таких и расстреливали. Там их и грабить проще.
Гепп встал, положил руку на пулемёт:
- Това-а-рищи! Что ж Вы делаете? Схватили представителей немецкого пролетариата, понимаешь. Петросовет их ждёт. Вот и документы ихния.
Достал две красные повязки и бланк с печатью. Документы никто проверять не стал. В Петросовете служили самые отморозки, которые и своих же братьев-солдат могли к стенке поставить. Поворчали, такой куш всё-таки, и разошлись. Гепп повёл товарищей «немецких пролетариев» к машине.
- Смените маскарад, господа разведчики. Это Россия новая, теперь здесь в почёте рабочие и солдаты. Особенно с такими повязками, - Гепп указал на свою и пожал коллегам руки, - итак, к делу.
Коротко рассказал обстановку в городе. Побег Ленина и Зиновьева, арест Троцкого и Каменева. Из фигур остались лишь Иоффе, Сталин и пара «Межрайонников». Полиция безучастна, Временное Правительство бессильно, представитель военной разведки убит. Если действовать жёстко, то к концу октября можно захватить власть.
План разработали следующий:
1. Вооружить отдельные группы рабочих. Объявить набор в Красную Гвардию
2. Под видом охраны окружить телеграфные станции, мосты, Зимний дворец, вокзалы, правительственные здания.
3. Задерживать корреспонденцию противников и чинить им прочие препятствия.
4. Освободить из тюрем всех большевиков и сочувствующих.
5. Заменить командиров частей и прочих ключевых чиновников на своих людей.
6. Вернуть Ленина и Зиновьева из Финляндии в Россию.
На следующий день с утра были в Штабе большевиков. Руководителем Штаба был назначен Адольф Иоффе. Боде взял на себя солдат и рабочих. Аудерс разведку и охрану. Гепп – возвращение в строй большевиков. Из тюрем, ссылок и заграницы.
В обед втроём отсели за соседний стол. Горячий кофе и несколько бутербродов настроили беседу на деловой лад.
- Какие-то они мягкие, что ли. Или глупые. Почему Вы набрали именно этих? – Боде кивнул на большевиков.
- Нет, Боде. Они учатся. И под нашим руководством они станут страшной силой. Силой, страшной для всего мира. Они или завоюют мир, или расколют его напополам. Они голодны и злы. У всех у них есть претензии к царской власти, потерянная любовь или родня, потерянные годы. Жажда мести. Ну, и деньги, наконец. Наши деньги.
- Кроме наших денег нужно оружие, много оружия. Запасов Петроградского гарнизона может не хватить.
- Оружие везут через Финляндию. Этим занимаются люди Парвуса. Наше дело встретить его здесь и передать в нужные руки.
- Хорошо. Но. Нам самим открыто принимать участия в подготовке нельзя. Народ взбунтуется. Нужны подставные. Гепп, дело за тобой.
- Первыми я освобожу Троцкого и Дзержинского. Они полностью наши. Дзержинский возглавит наш кулак террора и устрашения. Как бы его назвать? Чтобы революционно и страшно для врагов. Я назову его Военный Революционный Комитет. А Троцкий займётся пропагандой рабочих. Ну, и Иоффе, конечно. Они будут Вашими марионетками, Аудерс. После я отправлюсь в Финляндию за Лениным.
Глава пятнадцатая.
- Пора возвращаться, - Гепп сидел за столом маленькой квартирки. Рядом с ним сидела Надежда Ульянова. Напротив сидели Ленин и Зиновьев. Стол был заставлен бутылками, Ленин разделывал рака, а Зиновьев тянул пиво из горла.
Надежда принесла две чашки и горячий чайник. Налила себе и Геппу. Оба внимательно смотрели на Николая. Тот отвлёкся от процесса разделки:
- Разве? Судя по газетам, в России очень неспокойно. Убьют ненароком. А здесь вот, - показал на стол.
- Скоро будет переворот. Его возглавит Иоффе. Троцкий собирает рабочих, Дзержинский готовит армию. Всё готово. Вы появитесь в последний момент. Встанете во главе Красной Гвардии. Прочитаете речь. Лезть на баррикады самому Вам не нужно. В Петрограде есть конспиративная квартира, грим, охрана. Приедем незаметно. Никаких покушений. Операция шикарная. А это, – Гепп показал на заваленный стол, – разве это Ваш уровень? Скоро у Вас будут все богатства России.
- Надя? – Ленин посмотрел на жену, – Если привезли тебя, значит, дело гораздо серьёзнее. Что происходит? О чём не пишут газеты?
- Страна склоняется к демократии. Многопартийная система. Выборы. Часть власти может остаться у монархистов и социалистов. При таком раскладе нам из войны не выйти. Нужна диктатура.
- Диктатура? Если мы объявим диктатуру, то за ней последует Гражданская война. Финал её не известен никому.
Гепп встал, сложил руки в замок, - Не только диктатура. Террор, Красный террор. Сразу после переворота расстреливать у каждого забора, у каждого оврага. Элиту, офицерство, дворян, всех. Всех, кто за царя, за прошлую жизнь. Только так мы победим..
Все молчали. Казалось, над комнатой стоял кровавый туман, в котором тонули люди, семьи, народы. В тумане сверкали штыки и гремел гром. В центре тумана, с красным флагом в руках, растерянно брёл Ленин. За одним плечом у него шла Надежда, а за другим Гепп.
Первым очнулся Ленин. Выпил пива и взялся за рыбу – А что там с Давиным, так его, кажется, зовут?
- Погиб. Сам видел, - Гепп улыбнулся, - проткнуло гвоздями, как Христа. Едем?
Ленин ударил рыбой по столу:
- Да здравствует красный террор!
К вечеру были на вокзале. Гепп с пустыми руками, Надежда с дамской сумкой. Ленин и Зиновьев собрали в дорогу всё пиво и рыбу, что были в доме. Долго шли по темноте, обходя вагоны и маневровые паровозы. В тупике, с дежурными огнями, парил локомотив. Подошли. Из окна на них смотрел машинист.
- Кому-то из вас придётся поработать кочегаром, - он внимательно осматривал своих пассажиров, - м-да, похоже, будете кидать по очереди.
- Не беспокойтесь, Херра машинист, - Ленин подсадил свою жену и забрался по лестнице сам. За ним Зиновьев и Гепп. Гепп выкопал из кучи угля шинель и развернул её. В шинели лежало несколько винтовок. Достал первую, проверил затвор, протянул Надежде:
- Господа, большевики, возможно, будет засада.
- Когда же это закончится? - Ленин сел на кучу угля, достал пиво, выпил. Зажевал кусок рыбы. Огляделся, увидел лопату, - Поехали.
Он встал, поплевал на руки и, – революция дело грязное – принялся кидать в топку уголь. К нему присоединился Зиновьев. Гепп и Надежда встали у окон с винтовками.
- Сейчас бы песню какую. Про паровоз, летящий вперёд и винтовки в наших руках.
- Будет Вам песня. Обещаю, - Гепп пробормотал что-то по-немецки и запел, - наш паровоз летит вперёд, нескоро остановка. Ульянов всю дорогу пьёт, а мы стоим с винтовкой.
Глава шестнадцатая.
Давин, уже переодетый в солдатскую форму, сидел за столом. Напротив него, в такой же форме, сидел Гореев. Глобачёв, наряженный городовым, возился с чайником. Гореев, скорее по привычке, нежели по делу, держал в руках бумагу и перо.
- Итак, ты убит. Что делает противник, по твоему мнению?
- Думаю, собирают своих сторонников. Собрали кулак из германских агентов. Недели через две начнут переворот.
- Наши действия? Дай угадаю. Армии у нас нет. Верных союзников тоже. Можем только попытаться замедлить переворот. И устранить этого чёртового немца.
- Предлагаешь дуэль? – Давин встал в позу дуэлянта, поклонился и вытянул вперёд руку.
Глобачёв принёс поднос с чашками чая, сахаром и баранками. И принялся не спеша, словно фигуры по шахматной доске, расставлять их по столу:
- Ну, во-первых, нужны провокации. Во-вторых, взятки, чтобы расколоть их единство. В-третьих, объявить большую затею во Временном Правительстве. В-четвёртых, организовать фальшивый съезд, на котором соберутся все главари этой шайки. Там их переловить или перестрелять.
Глобачёв с довольным видом осмотрел настольную диспозицию и поправил тарелку с баранками:
- Лучше перестрелять.
В эти октябрьские дни какой-нибудь ворон, пролетавший над Петроградом, мог видеть интересную картину – по всему городу быстрым шагом передвигались несколько солдат. От обычных они отличались только офицерской выправкой и невероятной активностью. Трое из них были с повязками Петросовета. И таскали с собой несколько гражданских людей интеллигентного вида. А двое остальных солдат ходили с повязками от Временного правительства. Работу они выполняли похожую, но совершенно разнонаправленную.
Троцкий в сопровождении нескольких солдат подошёл к воротам гарнизона:
- Товарищ! Можно Вас?
- Не положено, Ваше Благородие.
Аудерс, в солдатской форме и пачкой бумаги в руках, подошёл к часовому:
- Ты что пехота? Какие они Благородия? Из Петросовета мы. На-ка листовки, браток, раздай своим. Вечером солдатское собрание будет.
Он с облегчением положил тяжёлую пачку на крыльцо поста и выпрямился:
- Не будет больше Благородий. К солдатам на «Вы» будут обращаться. Офицеры не будут грубить. Хочешь домой вернуться? Приходи сегодня на собрание. И друзей приводи. Кончилась власть буржуев, будет власть рабочих и крестьян. Ну и солдат.
После очередной встречи, Троцкий давно потерял им счёт, они вернулись в Смольный. Аудерс, привыкший к разной работе, присел возле буржуйки, поправил дрова, проверил воду в чайнике и стал полоскать кружки. Троцкий же лёг прямо на стол, расстегнул воротник рубашки и замер:
- Наконец-то. Сколько я выступал за эти дни? Сто раз? Двести? Сколько солдат и матросов я обошёл? Отпуск, срочно нужен отпуск.
- Не переживайте, Лев Давидович, скоро люди сами будут к Вам ходить. И слушать Вас, и просить Вас.
Он налил чай, протянул чашку Троцкому. Они сделали по глотку и одновременно повернулись в угол комнаты. Там лежала новая партия листовок «Товарищи рабочие заводов и фабрик!»
Зиновьев возвращался после очередного рабочего дня. Дел было сделано много. Подготовка к перевороту шла полным ходом. Он шёл по улице, думая о своих измученных ногах, плохом здоровье и любимом городе Берне. Проведём переворот и гори всё огнём. Поеду в Швейцарию, окончу университет и начну спокойную жизнь.
- Радомыльский!
Зиновьев вздрогнул, еврейской фамилией его давно никто не называл. Напрягся. Кто-то из прошлой жизни?
- Овёс Аронович, можно Вас?
- Овсей-Герш Ааронович, - Зиновьев сник, ничем хорошим этот разговор закончиться не мог.
К Зиновьеву вальяжно подошёл бравый солдатик. От него попахивало дешёвым алкоголем. Покачиваясь и поправляя винтовку, солдатик взял собеседника под руку и поволок в кабак. Они уселись в тёмном уголке.
- Пива закажи, Радомыльский.
- Перестаньте меня так называть, - Зиновьев дёрнулся, но пиво заказал, - что Вам нужно.
Гореев, а это был именно он, протянул Зиновьеву лист бумаги:
- Читайте.
Тот надел очки и принялся шевелить губами. Нахмурил брови. Поморщился. Расстегнул пальто. Левой рукой потёр висок:
- Я должен это опубликовать?
- Приятно работать с евреями, - Гореев пьяно улыбнулся, икнул, достал револьвер, - у меня для Вас три аргумента. Вот первый.
- Второй – это деньги, а третий – компромат?
- Да. И есть условие. Вы должны выступить не один. Вас должно быть несколько. Возьмите Каменева и Сталина. Или ещё кого.
- Но это полное предательство. Нас расстреляют. Сделать такое заявление накануне переворота – это самоубийство.
- Ленин Вас любит. Он вас простит. А мы нет. Если вы не согласитесь, мы опубликуем компромат, а потом убьём Вас. И деньги подкинем.
- Чья Вы пешка? Кто-то из Временного Правительства? Дворянство? Офицеры? Если победят большевики, я переверну страну и расстреляю каждого из тех, кто Вас послал. А может и Вас. Поверьте, власти у нас будет через край.
- Ты допил, Радомыльский?
Утром по Петрограду зашумело. Газеты кричали сенсациями. Собирались срочные комитеты и стачки. В некоторых местах начались аресты. А Ленин сидел в конспиративной квартире и пил чай, привезённый из Швейцарии. Он взял булочку, когда в дверь постучали. Вошёл Гепп и протянул свежий номер газеты. И газеты не большевистской. На главной странице крупными буквами:
«Мы глубочайше убеждены, что начинать сейчас вооружённое восстание, значит ставить на карту судьбу всей революции… на себя инициативу…пролетариат… Против этой губительной политики мы поднимем голос предостережения! Зиновьев, Каменев, Сталин».
У Ленина закружилась голова. Всё пропало! Предательство! В Швейцарию, в Швейцарию! В висках застучало, набухло. Глаза покраснели и готовы были лопнуть. Он на время перестал слышать и соображать. Словно пьяный он побрёл к комоду, достал чемодан и стал пихать туда тапочки, пижаму, деньги.
Гепп спокойно обошёл стол, открыл окно, достал пакет с банкой пива и рыбой. Из шкафа достал стаканы, протёр, налил. Сломал одну рыбу, половинку почистил. Поднял свой стакан и замер, глядя на Ленина.
- Коля, сядь. Давай вот, - кивнул на стол. Выпили. Ленин немного остыл, по привычке, не задумываясь, взял рыбу и принялся сдирать чешую. Гепп налил по второй – повторим.
- Этого следовало ожидать. Работа против нас идёт. Мы готовы к сопротивлению. Ждём следующих ударов. А Вы не переживайте. У немца на всё инструмент есть.
После ухода Геппа Ленин написал в штаб письмо – «Требую исключить обоих штрейкбрехеров из партии! Требую объявить внеочередной съезд!»
Пока Гореев занимался разработкой «слабины в рядах» большевиков, Глобачёв готовил нужных людей во Временном Правительстве. Приказы были готовы в вечер перед выходом статьи. С утра Военно-революционный комитет был объявлен вне закона, все его распоряжения объявлены недействительными, многие комиссары отстранены от должности, часть большевиков арестована и помещена в тюрьму. Юнкерские училища приведены в боевую готовность. А телефоны Смольного отключены.
Давин всё это время занимался привычной фронтовой контрразведывательной работой. Нашёл в Петрограде партию немецких винтовок, по ним вышел на финский канал доставки. Устроил на границе две успешные засады. Засады убивали двух зайцев – перехват оружия и внушение страха контрабандистам.
Глобачёв, Давин и Гореев собрались на квартире у Давина. Ужинали молча. Казалось, всё прошло успешно. Очередная маленькая победа. Как тогда, в июле. Работа выполнена, но радости не было. Казалось, что они борются с воздушным змеем, а настоящий пожирает их самих.
- Мы делаем что-то не то. Мы боремся с пешками и за ними не видим настоящих фигур, - Давин вздохнул и выложил на стол револьвер, - пора переходить к четвёртому пункту. Работа сделана огромная, но я чувствую, что переворот мы не остановили.
- Разве? В их партии раскол. Оружие мы перехватили. Часть большевиков по тюрьмам. Их комитет вне закона. Их серые кардиналы нас тоже не видят. Мы воюем заочно. Думаешь, пришло время встретиться лицом к лицу? В прошлый раз тебя это убило. Помнишь?
- Я поддерживаю Давина. Они загнаны в угол. Это раз. Думаю, что сегодня они нападут на Зимний Дворец. Сразу после заседания. Это два. На вечернем заседании должны быть и ферзи, и главные пешки. Это три. Пора и нам заняться террором. Большевиков нужно остановить, - Глобачёв выложил на стол свой наган.
Гореев надел шинель. Сверху ремень. В кобуре револьвер. Через одно плечо повесил патронташ, через второе ещё один. В углу взял винтовку, проверил затвор:
- Ладно. Террор, так террор.
В это время Гепп, Боде и Аудерс сидели на своей квартире недалеко от Смольного.
- Как мне надоела эта примитивная русская еда, - Боде стал очищать от кожуры вторую картофелину, - и эти примитивные люди. Они съели всю наживку, что мы им бросили.
- О, господин капитан, Вы их недооцениваете. Скоро они поймут, что боролись с ветряными мельницами. И начнут творить неожиданные глупости. И, возможно, непредсказуемые для нас, - Гепп откусил огурец и стал рассматривать его внутренности.
- Предлагаю пари, - Боде вытер руки, достал из кобуры свой револьвер, - ставлю свой наградной револьвер на то, что русские сегодня нападут на Смольный и постараются убить и нас, и наших протеже.
Глава семнадцатая.
Смольный был окружён революционными войсками. Броневики вплотную один к другому стояли по всему периметру здания. Солдаты сидели тут и там. Курили, грели чай на кострах, разговаривали.
Возле одного из костров уже третий час сидели три солдата. Их винтовки стояли рядом. На них висели патронташи. Солдаты варили кашу, ходили по очереди к другим кострам, угощали махоркой и кипятком. Один, с котомкой и пустым котелком пошёл внутрь здания:
- Браток, мне бы воды, - показал котелок, достал портсигар, угостил и прикурил у часового сигарету. Затянулся – А ты Ленина видел?
- А то ж. Как тебя сейчас. А что? Любопытно? – Засмеялся, - Деревня. Проходи давай.
- Да пройду. А какой он? А я могу на него посмотреть?
- Если повезёт, то можешь и посмотреть. Но он редко выходит, работает. Вот там вот,- показал куда-то направо от входа.
Солдат с котелком прошёл к столовой, оглянулся – где тут кабинет? Так, куда курьеры бегают? Ага. Присмотрелся. А вот и наши революционерчики. Возле одного из кабинетов стояли два интеллигентного вида бородатых человека в пенсне. Значит, остальные внутри. Хорошо.
Зашёл на второй этаж, открыл окно, кивнул. Два солдата сняли патронташи, взяли винтовки и пошли внутрь. Встретились у кабинета. Щёлкнули затворами. Перекрестились. Вошли.
Ленина не было! И никого похожего на немцев! И членов большевистского штаба тоже. Ловушка?
Особняк Кшесинской был похож на собрание каких-нибудь алхимиков или чародеев. Почти полная тишина. Огромный подвал. Электрические свечи. В центре огромный стол, на нём карта Петрограда.
Гепп с фигурками солдат в руках колдовал над ней, отмечая здания и мосты. Его помощник стоял у телефонного аппарата и принимал звонки со всего города:
- Шесть утра. Госбанк наш. Боде с сорока матросами.
- Семь утра. Захвачена центральная телефонная станция. Восстановлена связь в Смольном. Отключен Зимний дворец и Штаб округа. Аудерс.
- Дворцовый мост. Почтамт. Телеграф. Боде.
- Аудерс ведёт пять тысяч из Кронштадта.
Гепп осмотрел карту ещё раз. Вроде всё под контролем. Что со Смольным? Взяли троих переодетых из Охранки. Гепп улыбнулся – Боде выиграл.
- Пусть ищут Керенского.
В комнату вошёл Николай Ленин. В халате, тёплых тапочках и тарелкой с сырами и фруктами. Он уже несколько дней оценивал винные погреба Кшесинской и был очень доволен.
- А, товарищ Гепп. Как идёт революция?
Давин шёл по Зимнему дворцу. Пропуск секретаря Гучкова пока работал. Но револьвер в левом кармане брюк был наготове. Давин, в сером пиджаке и шоферской кепке, прошёл к столовой, постучал в дверь.
За бывшим царским столом сидели Александр Коновалов – заместитель председателя и Александр Керенский – председатель Временного Правительства. Давин не здороваясь, начал от двери:
- Что вы решили?
- Ввиду сложившихся обстоятельств, я передал свои полномочия заместителю Александру Ивановичу Коновалову, - Керенский имел измученный вид, говорил тихо и, казалось, отрешённо. Он смотрел в стол, как в хрустальный шар, словно видя в нём предстоящую катастрофу.
- Петроград захвачен. Нужно спешить, - Давин повернулся к Коновалову, - вы понимаете последствия?
- Если не будем сопротивляться, то арестуют. Запрут в Петропавловской крепости. Если не расстреляют, значит повезло. Потом иммиграция во Францию, - заместитель встал, упершись руками в стол, - я принимаю это решение, скрепя сердце. Это мой гражданский долг и последняя попытка спасения общего дела. Прощайте, Андрей Михайлович. Прощайте, Александр Фёдорович.
- Это конец нашей страны. Мы все разочарованы и разбиты. Мы боролись за народ. Но мы проиграли. И народ проиграл. Мы уезжаем, а народ остаётся. Прощайте, Александр Иванович, бог даст, свидимся.
Керенский и Коновалов обнялись. Заместитель вытер слезу:
- Как Вы планируете его вывезти?
- Выехать на поезде невозможно, все вокзалы под контролем большевиков или, вернее сказать, немецкой разведки. Попытаемся выехать на автомобиле. Я договорился с американским посольством. Авто внизу, в гараже.
Вышли через служебное помещение, спустились в гараж. Керенский в своей обычной форме, в фуражке, с прямой спиной прошёл к автомобилю. Давин открыл ему дверь:
- Оружие есть?
- Незачем, Андрей Михайлович.
Поехали не спеша. Важно было не подавать повода для остановки караулами. Первый караул был на Морской, у телефонной станции. Проехали спокойно. Но Давин по зеркалам видел, как солдаты удивлённо оглядывались на автомобиль.
Весь расчёт был на неожиданность. И пока получалось. Следующий пост был у Астории, потом у Мариинского дворца. Керенского узнавали все. И солдаты, и прохожие. Керенский небрежно отдавал честь и слегка улыбался.
Солдаты по привычке отдавали честь, а потом, открыв рот, смотрели вслед – так это же враг народа проехал. Давин рулил со спокойным видом, а сам отслеживал посты и перекрёстки – не рванёт ли кто за ними.
Через полтора часа были в Гатчине. Местные казаки были нейтральны, и это давало время для обдумывания дальнейших действий.
- Александр Фёдорович, Вы останетесь здесь. Я должен вернуться в Петербург. За Вами присмотрят. Через некоторое время приедет мой товарищ, Гореев. Он вывезет Вас из страны. Прощайте.
Давин развернул автомобиль, снял американский флаг и помчался в Петроград. Дел было много, навалом, немерено. Как там Гореев и Глобачёв?
Глава восемнадцатая.
Гепп осмотрел карту Петрограда. Всё шло по плану. Все ключевые здания обложены. Зимний дворец окружён. Плотность окружения настолько высока, что на помощь Временному Правительству не сможет придти не только военный отряд, но даже отдельный человек.
- Ну что, господин Ульянов, как Вам наша сноровка? - Гепп улыбнулся, - Как говорится, немец не любит работать, но умеет.
Ленин не ответил, поднял бокал над головой, затем выпил. Потянулся к тарелке с сыром.
Зазвонил телефон, помощник выслушал и сообщил:
- Керенский ушёл в сторону Москвы.
- Искать. Соедините меня с Боде.
Боде коротко доложил. Описал обстановку, пожаловался на ленивых русских.
- Боде, решающий момент. Теперь Ваш выход. Вы готовы?
Через пятнадцать минут в необычной офицерской форме Боде и Аудерс шли к Зимнему дворцу. Аудерс держал в руках белый флаг парламентёров. Юнкера проводили их до малой столовой, в которой находились оставшиеся члены Временного Правительства.
Вошли в столовую. Поклонились, щёлкнули каблуками и замерли, задрав вверх подбородки. Сидевшие в столовой встали, гости не были похожи на привычных глазу большевиков. Кто-то надел фуражку, кто-то стал застёгивать воротник, поправлять пиджаки и форму.
Вперёд выступил бывший заместитель Керенского:
- Председатель Совета Министров Александр Иванович Коновалов. С кем имею честь?
- Капитан Германского Генерального Штаба Боде!
- Капитан Германского Генерального Штаба Аудерс!
Все зашумели. Какого чёрта? Что происходит? Немцы? В Петрограде?
- Чего изволите, господа офицеры?
- Ультиматум Генерального Штаба членам Временного Правительства, - Боде сделал паузу и продолжил, - господа, Вы боролись достойно. Вы настоящие сыны своей родины. Но Вы проиграли. Вы должны подписать ультиматум о сложении всех полномочий Временным Правительством и передаче власти партии большевиков. Взамен мы сохраним Ваши жизни и обещаем возможность иммигрировать в любую страну мира. Начальник Генерального Штаба генерал-фельмаршал фон Гинденбург.
Закончил. Замер в полной тишине. Шок происходящего ужаса сковал всех присутствующих в комнате, кроме гостей. Германский Генеральный Штаб во время войны проник в стены Зимнего Дворца и предлагает сдаться? Абсурд! Театр!
В дальнем конце стола с шумом отодвинулся стул. Все от неожиданности вздрогнули. Встал молодой красивый офицер в парадной форме.
- Адъютант Начальника Штаба Первой Армии подполковник Гореев! – кивнул головой и чуть тише, - сколько у нас есть времени на обдумывание и принятие решения?
В столовой как будто потеплело. Всем ненадолго показалось, что Армия с нами. Армия нас не бросит.
- У Вас двадцать минут. Затем начнётся штурм дворца. В случае подписания ультиматума от Вас должен выйти парламентёр с белым флагом.
Офицеры отдали честь, одновременно чётко развернулись и вышли. Все посмотрели на Гореева.
- Господа. Революция проиграна. Вы должны сдаться. Я же, - он достал револьвер, - сдаться не могу. Пойду на баррикады.
- Минуточку. Вы не хотите объясниться? Кажется, из присутствующих здесь, Вы знаете больше всех.
- Большевики подготовлены и профинансированы германцами. Июльский суд это доказал. Русский народ обманут. Наша Охранка и разведка справиться с их агентами не смогла. Остаётся только передать власть большевикам. Прощайте. Честь имею.
Сдаться немцам было неприемлемо. Начался штурм. К утру всё было кончено. Отдельные перестрелки и аресты по всему городу продолжались, но игра была проиграна.
Гореев, раненный и избитый шёл по Троицкому мосту. Его вместе с членами Временного Правительства вели в тюрьму Петропавловской крепости. Он не видел окружавшую их толпу, которая призывала заколоть всех штыками и сбросить в воду. Он не видел броневика, который пытался их расстрелять. И не видел своих соучастников. По его голове стекала кровь, попадала в глаза и закрывала город красной пеленой. Он пошатнулся, навалился на перила моста и полетел вниз.
Давин сидел в кабинете Глобачева. Тот, как всегда при хороших гостях, колдовал на кухне.
- Похоже, нам скормили наживку. И мы с удовольствием её проглотили. Переворот совершён. Что будем делать, господин разведчик?
- Приказа никто не отменял. Предотвратить подписание мирного договора с Германией. А где Гореев?
Глобачев поставил чашки на стол. Пошёл за бутербродами:
- Гореев был там. Будем надеяться, он жив. Нам нужен новый план.
К особняку Кшесинской подкатил автомобиль, за ним второй, третий. Первый предназначался для почётных гостей, в остальных сидели специально отобранные матросы.
Из дома вышел Гепп, осмотрелся. За ним вышли, держась за руки, чета Ульяновых. Момент был торжественный, волнительный. Матросы закричали «Ура!». Гепп открыл дверцу. Гости сели. Все улыбались – Победа! Победа! Покатили.
Возле Смольного их встретил оркестр. Сотни броневиков, тысячи солдат и матросов с оружием смотрели на гостей. В нескольких местах раздалось – Ура, ура! И толпа подхватила, понесла над городом рёв приветствия. Ленин встал, дождался тишины и начал прямо из машины:
- Солдаты, рабочие и крестьяне! Временное Правительство низложено! Советская власть немедленно предложит перемирие! Земля будет передана крестьянским комитетам. Будет установлен рабочий контроль над заводами! Вся власть на местах переходит к Советам!
Да здравствует революция!
Оркестр затрубил «Интернационал». Матросы подхватили Ленина и понесли его в Смольный. Толпа хлынула вслед. Гепп расстегнул пальто и повернулся к Надежде Ульяновой:
- Я обещал Вам безграничную власть и богатства. Теперь всё это Ваше. Сделайте и Вы свою работу.
Он протянул два документа. Надежда взглянула – Декрет о земле, Декрет о мире.
- О земле? – Удивилась, - Вам это зачем?
- Надо отвлечь внимание. Землю - крестьянам! Фабрики – рабочим! Нам – мир.
- К утру будет готово. Чем теперь Вы займётесь?
- А Вы думаете, всё закончилось? До завтра. Жду хороших новостей.
Надежда вышла из авто. Перечитала документы и пошла в канцелярию. На втором этаже шумели. Ленин нёс в народ новые лозунги, мысли и цели. Народ шумел, опьянённый свободой, не зная, что вместо свободы будет ему каторга на многие лета.
В канцелярии было тихо. Два чиновника и барышня на печатной машинке. Надежда протянула документы:
- Это во все газеты. К утру в печать.
Один поправил очки, просмотрел документы. И спросил, вглядываясь в её лицо:
- Простите, а Вы кто?
Надежда ждала этот вопрос. И ответ у неё был готов ещё много лет назад:
- Ваша новая царица.
Глава девятнадцатая.
Гореев пришёл. Холодный, мокрый, в крови. Сказать ничего не мог. Но дежурный на посту был предупреждён. Одеяло, два помощника и в кабинет Начальника Охранки. Врач. Горячий чай. Сон.
Глобачёв и Давин сидели в кабинете у кушетки с Гореевым.
- Кому теперь служим, Константин Иванович? – Давин усталый, бледный, не спавший несколько дней, смотрел на коллегу.
- Родине, Андрей Михайлович, Родине. Война ещё не закончена. Пока мы живы, жива и Россия. Пока Гореев жив, пока я жив и ты. Есть план?
- Есть.
Ульяновы сидели в огромном кабинете Зимнего дворца. Несмотря на царские палаты, чудовищный по размеру и ассортименту завтрак. Несмотря на ночную шикарную ванну, и сон в королевской спальне. Несмотря на всё это почувствовать себя новыми правителями России не получалось.
Они сидели уставшие, перебирая бумаги с новым составом Советского Правительства.
- Зиновьев? – Николай удивлённо поднял брови, - он же предал нас перед переворотом. Вместе с Каменевым и Сталиным.
- Они нужны нам, Коля. Вместе с Троцким и Дзержинским. Они возьмут на себя самую грязную работу. Самую кровавую. А потом мы спустим на них собак и устраним, как врагов народа.
- Ладно. Кто там следующий.
И полетели фамилии и должности, имена и задачи. И списки, списки, списки. Этот займётся новой армией, этот милицией, этот охранкой, банк, образование, заводы, налоги….
Сидели весь день, допоздна. Работы было сделано много.
- Госпожа Ульянова, Вы заслужили прогулку в царском автомобиле по вечернему Петрограду, - Ленин подмигнул жене.
- Вы так любезны, сударь. Я с удовольствием приму Ваше предложение.
Шикарный «Делано-Беллевиль» 45 стоял на Дворцовой площади. Огромные крылья, царские гербы, лакированная кожа. Запах. Причастность к истории волновала, придавала некую торжественность и вызывала любопытство. Надежда влезла, поправила платье. За ней поднялся Николай.
Автомобиль бесшумно тронулся, поехал. Через пятьдесят метров загудел двигатель, машина словно ожила и они понеслись по Невскому проспекту. Брусчатка, мягкие шины, фонари. Казалось, что они попали в сказку. Вот она, новая жизнь. Царская жизнь.
Через час, вдоволь накатавшись, свернули к Фонтанке. Автомобиль сбросил скорость, поднялся на мост.
Стрельба началась с двух сторон. Лобовое стекло взорвалось брызгами, отлетел фонарь, герб. Стреляли умело и точно. Пули прошивали салон насквозь. Грохот и свист в машине стоял ужасный. Надежду что-то толкнуло в руку. Она упала на пол. Сверху Николай. Водитель вскрикнул, ранен.
- Гони! Гони! – Надежда орала изо всех сил. И водитель гнал! На полной скорости автомобиль влетел в гараж и, едва успев затормозить, врезался в стену. Водитель упал на руль и обмяк.
- Коля! Коля! – Ульянова толкала мужа, но он не отвечал.
От моста в разные стороны бежали два человека. Каждый сел в свою пролётку и помчался как можно дальше. За ними никто не гнался, не свистел в свисток, не звал полицию. В городе была анархия, и каждый занимался, чем хотел. Ночью они встретились в знакомом кабинете на Гороховой. Глобачев переодевался, когда вбежал Давин.
- Попал?
- Попал!
- Я вроде тоже. Но это не все новости. Смотри.
Кушетка, на которой отдыхал Гореев, была пуста. Лишь записка на каком-то бланке: «Поступили сведения с Гатчины. Казаки хотят выдать Керенского в обмен за свою безопасность. Постараюсь вывезти. Не поминайте лихом. Гореев.»
Гореев больше не вернулся. Из Гатчины приходили новости о перестрелке и побеге Керенского. Узнать что-то подробнее возможностей уже не было. Старая власть, а вместе с ней и старые институты рухнули. Позже, через несколько лет, за границей Керенский расскажет Глобачеву обстоятельства смерти русского офицера, разведчика Петра Ивановича Гореева.
Николай Ленин умер. В гараже у разбитой машины сидели Надежда Ульянова и Фредо Гепп. У Надежды была перевязана рука.
- Мы должны сообщить.
- Нет. Ленин жив и Ленин будет жить.
- Каким образом, позвольте узнать? – Гепп не переставал удивляться этой женщине.
- Дождитесь утра. Гараж закроем. Водитель погиб. Свидетелей нет. Только Вы и я. Утром Ленин встретит Вас в своём кабинете.
Ночевали в кабинете Глобачева. Хотя сна не было у обоих. Глобачёв закрывал дела. Вызывал сотрудников, жал руки, кому-то давал медали. Подписывал документ и отправлял в бухгалтерию. Некоторым агентам выдавал из «особого фонда».
Давин пил чай и наблюдал происходящее в кабинете Начальника Охранного Отделения. Опытный глаз разведчика замечал удивительные вещи. О, это же солдатик с поста, это матрос с Авроры, это из Временного Правительства. Охранка работать умела. Давин был уверен, что большая часть агентуры сейчас совсем в других местах и занята совсем другими делами.
Стало светать. Давин с нетерпением ждал утренних газет и сенсаций. Он смотрел в окно. Появились первые прохожие. Повозки. Автомобили. А вот и газетчики. Газетчики ходили как обычно, о сенсациях никто не кричал. Странно. Давин побежал вниз. Купил одну газету, вторую. Перелистал. Ничего. Может в некрологах? Нет.
Вернулся в кабинет. Глобачёв стоял возле своего стола в парадной форме. Темные волосы зачёсаны назад. Пышные усы по-гусарски расправлены. С одного бока сабля, с другого пистолет. Уж не стреляться ли собрался?
- Константин Иванович?
- Проходи, Давин. Садись. Попрощаемся. Вижу, газеты ты прочитал.
- Вы уезжаете?
- Отвоевался я. Мой агент трижды вместо меня в тюрьме побывал. Думаю, расстрелом закончится. А у меня семья. Да и возраст уже. Отделение я распустил. Конспиративная квартира остаётся за тобой. Вот деньги, - указал на металлический ящик на столе.
Пожали руки. Обнялись. Спустились вниз по пустому глухому зданию. Давин, с ящиком в обнимку, встал на улице и смотрел, как Глобачев в парадной форме садится в автомобиль.
- Ах, да. Давин. Там сводка от Петрова. Почитай. Мне кажется, тебе понравится, - и захлопнул дверь.
Давин кивнул и заметил, что за Глобачевым наблюдал не только он. О, будет погоня. Лихие времена.
Давин был уверен, что бывший начальник охранки уже переодевается внутри авто в какого-нибудь инвалида или оборванца. И что уйдёт Глобачев за границу и жить будет долгие годы.
Машина свернула за угол. Давин встрепенулся. Так, а что с Лениным то? И что за неприятная сводка от Петрова?
Гепп прошёл по гулким коридорам и остановился у двери столовой. Постучал. Ответил женский голос. Вошёл.
За большим обеденным столом сидели Надежда Ульянова и человек очень похожий на Николая Ленина. Обычный теперь шикарный завтрак подходил к концу.
- Кто это?
Человек хотел ответить и встать, но Надежда его остановила:
- Это мой муж. Владимир Ильич Ульянов, - помолчала, добавила, - Ленин.
- Не похож.
- Другого не будет.
Гепп задумался. Смена лидера сейчас, в ответственный момент, ни к чему. Ладно, попробуем разыграть эту карту. Но почему Владимир?
- Это его условие. Иначе он не сможет сыграть. А играть придётся много лет. Вы в деле?
- Сегодня у Вас выступление на заводе. Справитесь?
Справился. Во время выступления специальные люди задавали вопросы – Владимир Ильич, а что если? Владимир Ильич, а как Вы?
Вечером в газетах описывалось сильнейшее выступление Владимира Ильича Ленина о контрреволюции и прочих врагах. Особого внимания на смену имени, веса и роста никто не заметил:
- Так вроде же Николай был. А пишут Владимир.
- Псевдоним это революционный, дура.
Гепп был доволен. Два месяца прошло. А никто ничего не заметил. Ай да, Надежда! Мать русской революции!
Они пили чай на новой квартире в Москве. Квартира шикарная, дворянская, с прислугой. Новой царской чете России такая обстановка нравилась. Гепп осматривал столовую, удивлялся. Откуда у русских такая тяга к излишествам?
- А по супружеским делам Вы с ним как? – Гепп улыбнулся.
- Так же, как и по революционным. Всё для пользы дела.
- Это хорошо. Кстати, о делах. Пришло время подписать перемирие между Россией и Германией. Выезд завтра.
Но все пошло не по плану.
- Подписывай! – Гепп ударил Ленина по щеке. Ленин не шевельнулся. Они сидели за столом напротив друг друга. Кружки стояли в стороне, чай давно остыл. Надежда стояла у стены. Остальные за спиной у Ленина.
Они находились в отдельной комнате для русской делегации. В соседних комнатах находились делегации из Германии, Турции, Болгарии и Австро-Венгрии. Время перерыва заканчивалось. Соглашение о перемирии было подписано всеми сторонами, кроме Российской.
- Вы сами-то читали это Соглашение? – Владимира Ильича трясло, - Если Россия примет эти условия, она потеряет миллион квадратных километров площади и ещё больше людей! С чем останемся мы?
Гепп резко встал. Прошёлся к окну, замер. Не дышал минуты две. Со стороны казалось, что он сейчас лопнет.
Надежда подошла к Ленину. Положила руки на плечи:
- Владимир Ильич. Если вы не подпишете, мы сделаем это без Вас.
Все давно заметили, что Надежда стала называть Ленина по имени отчеству, а не как раньше. А себя чаще стала называть девичьей фамилией Крупская. А не Ульянова, как раньше.
Раньше они были четой Ульяновых. А теперь стали Владимиром Ильичём и Надеждой Крупской.
К столу вернулся Гепп. Не лопнул, выдохнул. Вернулся к столу, сел с улыбкой:
- Вам достанется остальная Россия. Она Ваша. Но сейчас речь идёт только о перемирии. Впрочем, чёрт с Вами. Надежда права. Соглашение и Договор будут подписаны без Вас. – Гепп взял перо и черканул по листу - Я исключаю Вас из членов делегации.
Все вздрогнули. Что? Советская делегация без Ленина? Немыслимо! В кабинете словно взорвался осиный улей. Каждый пытался вставить своё слово, а то и целую тираду, но в итоге получался только базарный шум. Гепп молча, подошёл к входной двери кабинета и раскрыл её, на пороге стоял молодой представитель германской делегации – мол, ждём-с.
Все замолчали. И замерли в столбняке. В попытке осознать происходящее. Возможно, это величайший договор в истории Новой России. Конец войны! И посреди момента, в самом его эпицентре, из состава делегации вычеркнут руководитель. Руководитель не только делегации, но и страны!
- Одну минуту, Герр Майор, - Гепп осмотрел делегацию и обратился к спокойно сидевшему в углу чиновнику, - Ваш выход, Адольф Абрамович.
Все обернулись. В уголке комнаты, с газетой в руках сидел Адольф Абрамович. Среднего роста, в очках. С аккуратной бородкой и усами. Такой же аккуратный костюм с галстуком и жилеткой. Адольф Абрамович Иоффе спокойно встал, достал платок и протёр пенсне:
- Мне после октябрьского переворота уже ничего не страшно. Давайте работать, господа.
И господа пошли работать. Через десять минут в спокойной рабочей обстановке было подписано перемирие между Россией и Германией. Все жали друг другу руки. Радовались новым торговым договорам, новому миру и миропорядку.
После долгой церемонии подписания прошли в банкетный зал. Надежда растрогалась – почти, как в молодости. Играла музыка, в центре кружились пары. А у стен стояли серьёзные люди и вели деловые разговоры.
- Вы видели Договор? – с бокалом в руке подошёл Гепп, - Там есть и моя подпись.
- Разве?
- Да. Дело сделано, Надежда Константиновна. Мавр сделал своё дело, мавр должен уйти.
- О чём вы говорите?
- Сегодня российская делегация возвращается в Москву. И на три человека в ней станет меньше. Мы с коллегами возвращаемся в Германию.
- Но это не значит, что Вы бросили поводья. Я правильно понимаю?
- С одной стороны, да. Но с другой стороны, - Гепп что-то прикинул, оценивая, говорить или нет, - я не уверен, что поводья были у нас.
Конец первой части.
Часть вторая.
Глава первая.
Счастья нет. Она поняла это в детстве. Ещё не зная, не осознавая, что это. Что-то важное, что должно быть у всех. У народа, у родителей, у неё. По вечерам она слушала разговоры отца с друзьями. Долгие споры за чашкой чая. О счастье. О власти, о народе. И понимала, что всем в России плохо. И всем нужно счастье. Но в этой России его не может быть ни у кого.
А потом отца не стало. И некому было объяснить, где оно, счастье? А в книгах ответа не было. Однажды она пошла в гости к своей подруге. И проболтала с ней всю ночь. А потом ещё и ещё. Но самостоятельно найти ответы у них не получалось. А направить было не кому.
В семье подруги собирались какие-то народовольцы. Они пели песни и вели очень интересные разговоры. Почти, как дома, когда был жив отец. В один из таких вечеров она подсела к взрослому мужчине и спросила о счастье. Он внимательно на неё посмотрел и взял за руку. Он рассказывал о теории малых дел, о помощи людям и ещё много красивых слов. И с каждым днём он подсаживался всё поближе и за руку брал всё повыше.
Она тогда ушла. Но такая ситуация повторялась много раз. Она искала счастья, а находила лишь потные руки. И сладкие разговоры.
Отец Наденьки был дворянином во втором поколении. Служил честно, исправно. Но счастья не видел. И денег особых тоже. Как и мама. Всю жизнь в труде, в пахоте, в погоне. В служении.
Все кому-то служат, все исполняют чужую волю, все работают на чьё-то счастье. Получается, нет счастливых людей? В этой стране точно нет. Есть в России один счастливый человек – царь. Можно ли всех людей сделать счастливыми? Да, но цена за это счастье высока. И очень мало людей готовы эту цену заплатить. Можно ли одному стать счастливым? Да, но для этого нужно стать царём. Надежда была готова на любой вариант.
После очередных потных рук она вернулась домой и не спала всю ночь. Она решила стать счастливой. Стать новым царём новой России. А для этого старая Россия должна исчезнуть, утонуть, сгореть. И возродиться, как птица феникс.
Бедная дворянка в третьем поколении, взойти на трон законным путём она не могла. Ни в результате выборов, ни в результате дворцового переворота. Оставалось только идти в революционеры. А где сейчас собираются революционеры? Правильно, при институтах и гимназиях.
В 89 году поступила на Высшие женские курсы. Но кроме истории и психологии, ничего не нашла. Плюс постоянная необходимость подработок. И никаких революционеров. В общем, через полгода бросила. Но повезло. То ли услышал бог, то ли судьба решила подмигнуть – старая подруга пригласила в кружок технологов. А там «Интернационал», политэкономия, «Капитал». И там стал ясен путь. Самостоятельно девушке не пробиться. Нужно было искать мужа. Из революционеров.
Но с мужьями не везло. Первый, хоть и умный, оказался лишь теоретиком. Да, к тому же намного старше Нади. Вёл кружок марксизма, говорил красиво. Но настоящих дел не делал и не предлагал. Лапать, лапал. Пришлось объясниться и разойтись. Но кружок посещать не перестала.
Потом был молодой, горячий. Всё стремился на баррикады. Но не было в нём осознанности. И стремления к светлому будущему. В том числе к своему. В общем, не везло.
А однажды увидела мальчика. Юношу на год её младше. Скромный, образованный, из интеллигенции. Простой и наивный идеалист. Правда хворает постоянно и вид бледный. То, что нужно для спасения. Познакомились.
Первый опыт построения революционной ячейки оказался неудачным. Сырым. Впрочем, сама виновата. Очередным вечером за обсуждением положения в стране, бросила:
- Господа, а что это мы всё по кружкам, да по кружкам? Может, создадим партию? Ведь должны среди нас быть герои? – И посмотрела на избранника. Тот покраснел. Все начали спорить, доказывать.
А в следующую встречу, Коля принёс Устав «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», сокращённо СБОРКа. Стали искать контакты за рубежом, печатать нелегальную литературу, пытались проводить пропаганду среди рабочих. Рабочие же их и сдали.
В декабре Колю арестовали, а вместе с ним ещё пятьдесят человек. Коля сник, говорил, что это не его. Что он больше по писательской деятельности. Надя приходила к нему на свидания. Выслушивала его жалобы, уговаривала потерпеть и кормила супчиком.
А потом прошёл слух о ссылке. В Сибирь. А Наде почти двадцать семь и нового мужа-революционера ей не найти. Пришлось возглавить СБОРКу и печатать Колины листовки. Заодно поближе познакомилась с зарубежными коллегами.
Как и ожидалось, арестовали. Тюрьма, ссылка. Через некоторое время встретилась с Колей. Коля был кислый, как прошлогодние щи. Никуда не ходил, ничем не трудился, читал изредка что-то лёгкое. И пил, благо хозяин жилища был владельцем нескольких кабаков.
Первым делом настояла на оформлении брака. Венчались. Потом занялась хлопотами по хозяйству. Познакомилась со всеми соседями, стала немного преподавать, бесплатно. Свела Колю с местными охотниками и рыбаками. Договорилась с полицейским надзором. И стал её Коля понемногу оживать. То утку принесёт, то хариуса. Однажды даже в Саянские горы поднимался.
На почту стал ходить, письма единомышленникам отправлять. За лето растолстел, ожил, все питерские болячки прошли. Жизнь в ссылке была похожа на обычную дачную. Хозяин резал для них барана или козу. Молока было вдоволь. К мясу всегда была картошка, квашеная капуста, огурцы, свекла. На десерт стряпали ватрушки.
Купили ружьё, а затем и револьвер. У местных охотников Коля обучился стрелять, но радости особой от этого не испытывал. Зато обожал зимой кататься на коньках, которые привезла с собой Надежда. Наняли прислугу. Недорого. В общем, обосновались.
Вечерами Надежда писала свой план. Она его называла «Надежда России». План был тайный и о его существовании никто не знал. Пару раз пыталась читать мужу, но он лишь отмахивался – грёзы, грёзы.
Коля ожил, пора было и за революцию приниматься. Но не в России. Благодаря зарубежным коллегам удалось договориться о печати настоящей газеты. Очень маленькой, но настоящей. Так можно было заявить о себе. И вскоре вышла первая статья – Николай Ленин - «Господа критики в аграрном вопросе». Псевдоним ему она выбрала сама.
Время шло. Ленин печатался и выступал только для эмигрантов. Массы не зрели. Чего-то не хватало. Не хватало размаха, масштаба. Самого факта революции. И тут появился Парвус.
С Лениным они друг друга не любили. Ленин считал Парвуса проходимцем, авантюристом и бабником, опасным для его брака. Парвус же считал Ленина тряпкой, книжным червем и подкаблучником, которому по ошибке досталась замечательная женщина. Но Надежда смогла оценить Парвуса.
Уверенный, наглый умный. На два года старше Нади и гораздо активнее и жёстче. Инициативный, изобретательный, масштабный, при этом он совершенно не был лидером, вождём. Что Надю очень устраивало. У него были деньги. У него были необходимые для её плана связи.
Она присматривалась, принюхивалась. Ошибиться было нельзя. И однажды она решилась:
- Вы и вправду такой великий, как о Вас говорят?
- Обо мне говорят? И что же говорят?
- Что Вы сами себя можете из болота вытянуть. За волосы, - Надежда улыбнулась той, особой улыбкой, от которой у всех мужчин поднимается самооценка и отливает кровь от головы.
Они сидели на квартире Парвуса. Небольшая квартира, в которой теперь была собрана типография газеты «Искра». Ленин с товарищами возились со станком. Надежда на кухне, Александр Парвус, хозяин квартиры, готовил чай.
А ведь она что-то задумала – Парвус знал этот тип женщин-тихонь. Выберут самого умного в стае или самого богатого, сядут ему на шею и будут гнать, пока все соки не выжмут. Что же она задумала? Ладно, давайте сыграем. Заодно, Ленина на место поставим.
- Вы хотите что-то мне предложить?
- Центральный Банк Российской Империи.
- Но у Вас нет этого банка. И более того, Вы печатаете мелкую газету в моей квартире, в Германии.
- Банка нет. Но есть вот это, - Надежда достала папку с бумагами.
- Компромат на управляющего банка? Скучно.
- Скучно? Давайте, чтобы не было скучно, немного расскажу. Это документ, - она протянула папку, - в двадцать четыре листа. Я знаю, что у Вас есть знакомства с германскими дипломатами. Вы должны представить им этот документ. Только от своего имени. И потом у Вас будет банк.
- Стойте! Вы понимаете, о чём просите? Что за документ?
- Затем Вы выведете немцев на Ленина. И всё это только от Вашего имени.
- Вы так и не сказали главного. Что в этой папке?
- План по уничтожению России. Вы назовёте его «Меморандум Парвуса».
Глава вторая.
Ленин выжил. Это было невозможно. Давин видел, как Ленин дёргался от его пуль. Как откинулась его голова. Глобачёв тоже считал, что попал. Ошибиться он не мог. Но это полбеды. Или полдела. Гепп тоже оказался жив! Так кто же погиб в январе пятнадцатого года? Впрочем, неважно.
Гепп осуществил замечательную операцию. Крупнейшую операцию влияния. Лучшую операцию германского штаба за всю свою историю. И на столетия вперёд. Россия рвалась революцией. Каждая партия хотела кусок пирога в новой власти.
Гепп привёз Ленина. Привёз своих боевиков. Привёз оружие. Типографии, листовки. Гепп привёз деньги. Теперь Ленин царь, он получил власть. А Гепп получил мир для Германии.
Давин лежал на большой кровати конспиративной квартиры. Наталья возилась на кухне. Тихо щёлкали напольные часы. За стенкой разговаривали соседи. А он уже неделю ни с кем не разговаривал. Не открывал рта. Не выходил из дома. Не читал новостей. Ел изредка.
Наталья приходила каждый день. Молча, обнималась, потом готовила. Целовала и уходила, чтобы не мешать ему думать. А он почти и не думал.
Всё было ясно. Мы проиграли. Вернее, разве это мы проиграли? Это я проиграл. Задание было чёткое – остановить влияние германцев на Россию. Остановить Ленина, остановить Геппа. И что в итоге? Монархия пала. Большевики захватили власть. С Германией подписан мирный договор. Можно ли спасти родину? Уже нет. Немецкие деньги и русские эмигранты обдурили русский народ. Застрелиться? Не дождётесь. Отомстить? Отомстить можно. В кого будем стрелять? Начнём с Ленина.
Давин вытащил из кобуры пистолет, по одному, щёлкая, вынул патроны. Аккуратно разложил их на кровати. Шесть штук. В прошлый раз мы стреляли в Ленина вдвоём. А что толку? Ушёл. Мало того, что ушёл, так ещё стал сильнее, активнее, кровавее. Но приказ никто не отменял. Да и не кому его отменить. Надо работать. Вздохнул. Надо работать. Встал с кровати.
Изменит ли это что-то? Вероятно, нет. Так зачем? Совесть решил успокоить? Чтобы её успокоить, патронов нужно больше. Сколько? Пошёл к ящику, взял бумажную пачку, высыпал. Хватит? Из хозяйской тумбочки достал полотенце. Протёр первый патрон – За царя.
Раньше надо было. Привыкли неспешно. Привыкли по-старому. А времена меняются. Раньше курьерская почта, а теперь телеграф. Раньше записки, а теперь телефон. Раньше лошадь, а теперь автомобиль. Значит, и жить, и работать нужно по-другому. Значит, и стрелять нужно чаще и умнее. Протёр второй патрон. За родину. Взял остальные. За Гореева. За Глобачёва.
Сколько прошло после переворота? Два месяца? Три? Четыре? Неважно. Давин снял со стены календарь. Итак, неделя на подготовку, внедрение и акт. Пора с этим покончить.
Пока возился с костюмом, оружием, деньгами, согрелась вода. Разделся. Сунул ногу, обжёгся, потерпел. Вторую ногу, горячо. Присел, вытерпел, привык. Открыв рот и выдыхая, лёг. Замер, стал понемногу расслабляться. Любое шевеление обжигало кожу. Опустил в воду голову, лицо. И чуть не закричал. Выждал минуту и сел. То, что нужно.
Босиком, оставляя лужи, сбегал в комнату и включил модный патефон. Богемский оркестр в Лондоне заполнил квартиру. Прибежал обратно. Залез в ванну, лёг. Задумался, неужели вся его жизнь, подготовка, опыт были для этого?
Сколько сейчас? Сорок, сорок один? Жены нет. Детей нет. Больше года в революции. Три года на войне. До этого Виленский военный округ. И война, война. Война. Вспомнил свою первую любовь. А ведь именно из-за неё пошёл в училище и армию. В квартирмейстерскую часть. Что хотел доказать и зачем, сейчас уже и не вспомнить.
Зелёные глаза, пухлые губы. Коса до пояса, талия как у пчёлки. Кожа бархатная. Ему было лет четырнадцать, ей чуть больше двадцати. Она его не замечала, да и не могла. Её кавалеры были старше, умнее и речи о марксизме могли продолжать часами.
Он же о марксизме не знал ничего. Это было не интересно. Он только смотрел на неё, придумывая способы знакомства, сочиняя стихи и поэмы. Впервые Давин увидел её на улице. В платке, с книгами в руках, она заходила в какое-то здание. Он, не зная зачем, бросился за ней. И попал на собрание. Просидел полтора часа, не отрывая глаз.
Пришёл на следующий день. Её не было. Стал ходить каждый день. Вскоре выяснил расписание и цели этих собраний. В то время студенческие кружки стали рассадником марксизма. Так, в четырнадцать лет, Давину пришлось прочитать «Капитал», чтобы быть рядом с ней. Но чуда не произошло.
Однажды она остановилась посреди улицы, обернулась и сказала:
- Молодой человек, прекратите ходить за мной. Вам сколько лет? Двенадцать? Подрастите сначала. Вот Вам сказка «Четыре странника». Почитайте.
И засмеялась. Красивые, ровные зубы, прищуренные глаза, губы, бархатная кожа. Она раскрыла книгу и подписала «Молодому человеку от Н.К.».
- Спасибо. А как Вас зовут?..
Отмокал долго, шоркал жёсткой тряпкой тело. Потом брил лицо. Надо бы зайти к парикмахеру.
Посмотрел зеркало, хорош. Вытерся полотенцем, пошёл одеваться.
Город изменился. Повсюду окопы, посты. Грохочущие, вонючие автомобили большевиков. Ободранцы с винтовками. И серость, серость, серость. Через пару часов сидения в кабаке, подошёл солдат:
- Ты Давин? Пошли.
Глобачёв помогал даже после отъезда. Вернее, его связи. Два звонка – а как бы мне встретиться с эсэрами – и вот, идёт в Штаб социалистов на Садовой. Мог бы и сам заглянуть, но лучше по звонку, по протекции, особенно сейчас.
Вошли. Что за тяга к дворцам-хоромам? Что ни партия, так дворец, что ни власть, так хоромы. Прошли по длинному коридору, по второму, кабинет. Проходите. Усики, спина прямая, фуражка, из военных? Что ж, будет проще общаться.
- Капитан Давин. С кем имею честь?
- Зовите меня, скажем, Иванов. Вы ведь не к социалистам пришли. Я правильно понимаю? Мы немного навели о Вас справки, простите уж, Андрей Михайлович. Времена нынче, - развёл руками.
- Это хорошо, господин Иванов. Тогда к делу. Я знаю о вашем Союзе Возрождения России. Вы знаете о моих похождениях. Предлагаю объединить усилия для двух мероприятий.
- Двух? И какое же первое?
- Вы выступаете против Брестского мира. Так? Против перемирия с германцами. Я предлагаю Вам напасть на германское посольство.
В кабинете повисла тишина.
- Вы обсуждали это с кем-то ещё?
- Нет. Прогуляемся?
Иванов, как и Давин, понимал, что дело идёт к концу. Ему хотелось шума, хотелось прощального салюта, фейерверка. Хотелось хлопнуть дверью перед уходом. И при этом хотелось прищемить длинные носы большевистских ищеек.
- В наших рядах есть шпионы. Немецкие или советские, кто их различит. Хотелось бы и от них избавиться. Я хочу скомпрометировать чекистов перед большевиками. Пусть грызут друг друга. А немцы пусть грызут их.
- Это мне подходит. Первый план такой. Работаем сегодня.
Встретились в обед. Иванов привёл с собой двух эсеров. Поздоровались.
Давин сел за руль чёрного Паккарда. Блюмкин, первый эсер, рядом. Сзади Иванов со вторым. Покатили. В Большом Трёхсвятительском переулке было тихо. Машину глушить не стал. Пошли.
Один портфель у Давина, второй у Иванова.
- А что приехали-то? – Блюмкин огляделся, - Германщина, что-ли?
- Пошли. Поговорить надо с немчурой.
У входа сидел дежурный:
- Господа, чем обязан?
Давин открыл чемодан, достал бумаги с печатями ВЧК:
- Я секретарь товарища Блюмкина. Вот его документы. Это товарищ Андреев. Вот его документы. Мы хотели бы поговорить с господином послом и его помощником Фридрихом Геппом. Речь идёт о расследовании покушений на господина посла.
- Прошу, - из соседнего кабинета вышел чиновник и указал рукой вглубь здания.
- Шляпы снимите, - Давин взял шляпы своих «шефов» и оставил их на столе вместе с документами. Затем поклонился, пропуская их вперёд, - прошу.
Пошли по мягким коврам. «Шефы» впереди, секретари сзади. Иванов расстегнул свой портфель, достал бомбу. Давин приготовил револьвер, но взводить курок не стал. Щелчок был бы слышен во всём здании посольства.
Вошли в гостиную. Блюмкин что-то заподозрил, начал беспокоиться:
- Что происходит?
Ему в спину тут же упёрся ствол Иванова:
- Молчи гнида.
В тишине со щелчком взвелись два курка.
Андреев заныл: «Това-а-рищи». Но тут, же замолк. Распахнулась боковая дверь. По мягкой дорожке, не глядя на гостей, шли Гепп и Мирбах. Дорожка свернула к гостям. Давину на миг показалось, что Гепп каким-то чутьём узнал его или услышал щелчок. Он шёл, прикрываясь послом, кобура расстёгнута. Гепп, почти не глядя на гостей, стал доставать пистолет. Посол, ничего не понимая, уставился на гостей с оружием.
Давин и Иванов выстрелили одновременно. Посол дёрнулся от пули в руку. Гепп упал, перекатился и начал стрелять. Первой пулей сбил Блюмкина, второй Иванова. Иванов упал, достал бомбу, бросил. Посол с криками побежал к двери и получил пулю от Давина.
Бомба отбросила Геппа к стене. Он не дышал. Стрельба прекратилась. Во всём здании кричали и бегали люди.
-Уходим, - Давин побежал к двери, выглянул. Дежурный сидел под столом. Выскочили на улицу. Блюмкин бежать не мог, пришлось его волоком тащить до машины. Давин дал газу. Вслед началась стрельба.
- На Садовую нельзя. Расходимся. Звоните вот сюда, - Давин дал Иванову листок с номером, - прощайте.
Глава вторая.
Ленин выступал почти каждый день. Надежда была довольна. Работа кипела. Каждый день принимали по несколько декретов. Новый Ленин оказался жёстче. Он спокойно мог заявить с трибуны – «Проведём беспощадный массовый террор против кулаков, попов и белогвардейцев!», «Вешать по 100 человек! Чтобы все видели!»
Работы было много. Национализация шла полным ходом. В том числе и банков. И Центрального Банка, который был обещан Парвусу. Парвус опасен. Может подослать кого-нибудь. Надо заняться охраной вождя. Так они его теперь называли – Вождь революции!
Иванов позвонил. Не сразу. Выждал. Шум от их посещения посольства стоял на всю Европу. Ленин лично приезжал, чтобы извиниться перед Германией. В ВЧК начались чистки. Потом принялись за эсеров и прочих. Матросы взяли штурмом штаб социалистов. Но поутихло. Извинились, договорились. Время сейчас такое, революционное. Иванов позвонил. И сразу к делу:
- Пришло время для второго мероприятия. У Вас есть план, господин капитан? Нет? Дайте адрес. К Вам заедет интересный человек. Проверенный. Поговорите с ним.
Давин сидел дома, слушал музыку, читал газеты. Революция росла, ширилась, накрывала страну. Всё шло к гражданской войне. Проклятые большевики. Ничего, посмотрим, кто кого.
- Вы кто? – Давин внимательно смотрел на гостя. Высокий, полный, с выпуклыми глазами. Одет хорошо, манерен. Не из местных революционеров. Германский шпион?
Гость как будто услышал и улыбнулся:
- Я не враг для Вас. Я враг для них. Поговорим? Сначала без имён.
И поговорили. Вернее, говорил только гость Давина. История была, как из плохого английского детектива. Молодая девушка потеряла отца, счастье, любовь. Она вышла замуж за одного революционера, уговорила второго.
- Вы первый или второй?
- Второй. Не перебивайте.
Давин слушал. А слушать было что. Перед его глазами постепенно вырисовывалась картина. И картина ужасная. Гость замолчал, достал платок, промокнул лоб.
- Так. Теперь имена.
- Имена только после дела.
- Дела? – Давин решил поиграть в английского детектива, - мы не берём частные дела.
- А оно и не частное. Я помогу вам убить Ленина.
- Вам это зачем?
- Скажем так, финансовый вопрос.
На том и порешили. Давин не мог подобраться к Ленину. Настолько сильно усилилась его охрана. Видел его несколько раз издалека. Показалось, что Ленин изменился. Как-то вечером открыл папку с делом, Ленин был другой. Похож, но не он. Значит, убили мы тебя. Значит, и второго убьём. И ходил Давин кругами, а подобрать ключики не мог.
У гостя Давина проблема была другая. Он знал, как подобраться к Ленину. Но не умел убивать. Или не хотел своими руками. А подельника на такое дело на улице не встретишь. В общем, сговорились.
- На днях Ленин будет выступать на одном заводе. В семь вечера. Будет толпа. Там Вы и должны устроить эксцесс.
- Охрана?
- Не в этот раз. Водитель мне должен, поэтому он сопротивляться не будет. И даст вам уйти. И ещё. Покушение нужно свалить на эсеров. Я понимаю, Вы с ними близко знакомы? – Посмотрел на Давина, улыбнулся.
Утром Давин оделся в заводского рабочего. Пистолетов взял два. Бомбу брать не стал. Вышел из дома. Оглянулся. Москва с каждым днём становилась всё страшнее. Окопы, серые дома, серые люди. И повсюду солдаты, солдаты, солдаты. Причём, большая часть не русские.
Сел в трамвай, покатил. Слежки, вроде бы, не было.
Иванов, тоже в одежде заводчанина, сидел на стуле перед столом. Слева, у окна, стоял бывший гость Давина. На столе лежал большой лист с чертежом.
- Сначала ознакомимся с рисунком. Вот проходная, вот цех. Вот тут будет стоять машина. Вот так люди, - Иванов водил пальцем по бумаге, - Вы на машине, будете стоять вот здесь, у проходной. Мы с Вами вот здесь. Стреляем в две руки. Охраны не будет. Уходим на машине вот сюда.
- Можно ли посмотреть на месте?
- Нет. Пропуска будут готовы к вечеру. Действовать придётся по обстановке.
На завод приехали после начала митинга. Иванов прошёл в цех – послушать. Давин стал осматриваться. Из цеха раздались овации и выкрики. Открылись ворота, и в толпе рабочих вышел Ленин. Новый. Он подошёл к машине и поднял руку.
Водитель Ленина сидел в авто. За Лениным стояла женщина. Сначала Давин её не узнал. Ни бархатной кожи, ни косы уже не было. Только зелёные глаза и пухлые губы. Не может быть. Не может быть! Сколько лет прошло? Ей сейчас под пятьдесят?
Толпа приготовилась слушать. Иванов взглянул на Давина и не узнал его. Тот был растерян и, казалось, забыл о деле. Чёрт с ним. Иванов дождался оваций и выстрелил. Бах! Бах! Мимо.
Давин сквозь туман слышал выстрелы. Что это? Дело! Выхватил пистолет и выскочил из толпы. Начал палить на ходу. Первая попала Ленину в шею, вторая в руку. И тут вышла она. С пистолетом наперевес. Давину показалось, что она тоже его узнала.
- Бежим! Бежим! Давин, чёрт бы тебя!
Но Давин стоял застывший, как изваяние скульптора. Надежда выстрелила в упор. Ещё раз и ещё. Толпа начала кричать и разбегаться. Водитель выскочил из машины и стал затаскивать Ленина вовнутрь. Давин упал. Крупская помогла водителю. И машина трубя сигналом рванула к проходной и в Кремль.
В другую сторону неслась такая машина. За рулём сидел гость Давина. Сзади Иванов и залитый кровью Давин.
- Надо к врачу! – Иванов судорожно снимал одежду с Давина, ища раны.
- Не беспокойтесь. Всё готово.
Подкатили к особняку. Выбежали люди с носилками.
- Отойдите. Не мешайте, - оттолкнули Иванова. Положили Давина на носилки и понесли внутрь.
Иванов и гость сидели в коридоре. Гость курил. Дело сделано. Ленин убит. Можно расходиться. И уезжать из России. Но судьба Давина непонятна. Выживет ли?
- Господа, - из кабинета вышел врач, - рана серьёзная. Я зашил. Но он не выкарабкается.
- Он в сознании? Может говорить?
Вошли в палату. Давин, совершенно бледный, пытался улыбаться.
- Какого чёрта, Давин? Что произошло?
- Я встретил призрака. Из прошлой жизни.
- Вы о Крупской?
- Крупская? Вы её знаете? А имя?
- Надежда. Надежда Крупская.
- Всё сходится, - Давин коротко рассказал про юношескую любовь и книгу с инициалами «Н.К.».
- О. Эта женщина убьёт нас всех, - гость пожал руку Давину, - теперь, после дела, позвольте представиться. Александр Парвус.
Глава третья.
Надежда сидела в своём кабинете в Кремле. Теперь у неё был свой кабинет. Большой просторный кабинет в Кремле. С телефонами, с дубовым столом, камином и секретаршей. У неё была власть. У неё была страна. Но не было счастья. И было много врагов. И враги эти действовали. Им даже удалось добраться до Ленина и до Геппа.
Значит, скоро доберутся до нового Ленина и до неё. Надо что-то предпринять. Верить сейчас нельзя никому. Порылась в ящике стола, достала свой маленький пистолет. В дверь постучали:
- К Вам товарищ Дзержинский.
Вошёл. Молодой хитрый лис охочий до власти и со своим видением будущего страны. Ты явно что-то задумал. На десять лет младше, а всё туда же норовит. Править Россией.
- Привет, Феликс. Что ты хотел?
- Надежда Константиновна, У нас тут проверка боеспособности. Учения, так сказать. Сегодня и завтра охраны у Владимира Ильича не будет. Не могли бы Вы поработать в эти дни в Кремле?
- Хорошо. Кто будет охранять Кремль? Вы?
- Нет. В Петрограде совершенно убийство. Должен ехать.
- Хорошо, Феликс. Спасибо, что зашёл.
Значит, сегодня-завтра. Ладно. Что у нас по расписанию? Выступление на заводе в шесть. Выступление на втором заводе в семь. Дзержинский расписание знает. И знает, что Ленин не будет сидеть в Кремле. Так, готовим запасной вариант. Взяла трубку телефона:
- Товарищ Лёгонькая, готовьте товарища Третьего. Похоже, у нас будет замена.
На первом заводе всё прошло спокойно. Речь, овации, лозунги. До чего доверчив этот народ, до чего прост. Любой говорун может отвести его к пропасти и заставить спрыгнуть. Надежда всё выступление стояла у машины с пистолетом наготове. У неё было ощущение, что стрелять будут не во время выступления. Там скрыться невозможно. Стрелять будут на улице.
Они ехали в машине. Ленин, шофёр и Надежда.
- Может, отменим выступление? Скорее всего, там будут стрелять.
- А разве ты меня не для этого пригласила? Я сыграю свою роль до конца, каким бы он не был, - Ленин улыбнулся, поправил бородку, - честь для любого уважающего себя артиста – умереть на сцене.
- Сплюньте, Владимир Ильич.
Только открылись ворота проходной, автомобиль въехал на территорию завода. Ленин подмигнул Надежде и надел кепку – ни пуха, ни пера.
- Товарищи! А вот говорят, что…
И понеслась над массами революционная ересь. Обещания светлого будущего и счастливого завтра. Народ у нас простой. За красивые лозунги отца родного продаст.
Второе выступление закончилось. Пошла толпа. Надежда приготовилась. Она смотрела в каждого, во всех. Ленин поднял руку, шум утих. Снял кепку и стал прощаться, как обычно, с лозунгами. Толпа начала аплодировать. И тут она увидела его. Молодой мальчик из Петербурга тридцатилетней давности. Но те же кудри, те же голубые глаза. Он смотрел на неё удивлённо и растеряно. Но в руках у него был пистолет.
Бах! Бах! Справа кто-то начал стрелять в Ленина. Молодой мальчик из Петербурга вышел вперёд и поднял руку. Точные выстрелы. Ленин дёрнулся раз, другой и начал падать. Надежда выстрелила в ответ. Крики! Шум! Паника! Шофёр пытается втащить Ленина в машину. Кричит. Народ бежит. Надежда к Ленину. Жив? Стрелки скрылись в толпе. Ушли.
Гони! Вперёд! Машина влетела в Кремль. И понеслась к больнице.
- Нет! Не в больницу. В гараж.
Заехали. Ленин был мёртв. Опять, дежавю. С этим пора кончать. Нужен террор, полноценный, тотальный. Нужно перевешать всех. Иначе не выжить. И начать надо завтра.
- Этого в мешок.
- Что? – Шофёр не поверил услышанному.
- Этого в мешок, - Надежда вытерла руки от крови, - и ни слова. Никогда, никому. Ясно? Не хоронить. Поставь бочку у гаража и сожги.
Утром Ленин был в больнице. Свежий, улыбчивый. Стремился начать работу. Но режим, врачи, лечение. Отдыхайте, Владимир Ильич. Пришли журналисты, поговорили, сделали фото. Слава вождю октябрьской революции!
К вечеру Надежда собрала собрание. Заседание Президиума ВЦИК. Её речь была короткой и откровенной:
- Нам объявили войну. Мы должны ответить тем же. Мы должны ответить жёстче. Мы должны объявить по всей республике красный террор. И поощрять его повсеместно, особенно в Петрограде и Москве! Или они нас, или мы их! Другого не будет!
Ночью, в своей квартире, она не спала. Заварила крепкий чай. Поставила на стол. Рядом вазу с булочками. Откуда он взялся, этот молодой человек? С пистолетом. Почему стрелял? Что-то из прошлой жизни? Как же его звали-то? Вспомнила старый Петербург и марксистский кружок.
- Молодой человек, прекратите ходить за мной. Вам сколько лет? Двенадцать? Подрастите сначала. Вот Вам сказка «Четыре странника». Почитайте.
И засмеялась. Мальчик стоял растерянно, глядя на неё влюблёнными глазами. Она раскрыла книгу и подписала «Молодому человеку от Н.К.».
- Спасибо. А как Вас зовут?..
Она опять рассмеялась, - подрастёте, скажу. Отвернулась и пошла. Побежит вслед или нет? Не побежал, крикнул:
- А меня Андрей. Давин.
Как странно разбрасывает и сводит людей жизнь. А если бы она тогда познакомилась с ним? Что было бы тогда? И кем были бы они? Вздохнула. Сейчас он опасен.
Достала лист бумаги и карандаш. Террор, так террор. Кровавый и беспощадный. Начала писать:
1. Парвус.
2. Дзержинский.
3. Троцкий.
4. Каменев.
5. Зиновьев.
6. Давин.
7. Немцы?
Остальных впишем позже. Задумалась. И тут зазвонил телефон. Ночью? Что такое? Встала, поправила халат:
- Алло.
- Надежда Константиновна, я вижу Вы дома. Извините, что поздно. Позволите зайти в гости?
- В гости? Зачем? Кто это?
- Это Гепп. Фредо Гепп.
- Заходите.
Крупская посмотрела в окно. Повернулась к столу, взяла карандаш и исправила седьмой пункт – Гепп. Достала из сумочки пистолет. Посмотрела в зеркало. Поправила халат, причёску и пошла к двери.
Начальнику Штаба Первой Армии Генерал-лейтенанту Одишелидзе.
Операция «Немецкий лис».
Совместная операция Петроградского Охранного Отделения и Разведотдела Первой Армии провалена. План октябрьского переворота был составлен Надеждой Крупской. В Германии Крупская вступила в отношения с Александром Парвусом. Парвус получил план переворота. Затем, под названием «Меморандум Парвуса, документ был передан германскому штабу. Разведка германского штаба оценила возможность переворота в России в военное время. Это помогло бы прекратить войну на выгодных Германии условиях. Германия запустила «Ленинский экспресс» в Россию. Германская разведка, несмотря на наше противодействие, с помощью большевиков осуществила октябрьский переворот. Парвус, посчитав, что его обманул Владимир Ленин, вышел на капитана Давина и помог организовать покушение. Ленин был убит. В перестрелке убит капитан Давин. Большевики заключили мир с Германией. Надежда Крупская у власти в роли серого кардинала. Объявлен красный террор. Вся власть теперь у Советов.
За Старшего адъютанта разведывательного отделения Штаба 1-й армии Подполковник Петровъ.
Петров дописал документ, перечитал и сложил в папку. Закрыл печатную машинку чехлом. Погасил лампу. Нести Сводку было не к кому. Не было ни Одишелидзе, ни Штаба, ни Первой Армии. Не было теперь и прежней России.
Эпилог.
- Что было потом?
Старик вздрогнул. Они сидели на маленькой кухне. Павел Петров из разведки Первой армии, его жена, кот и журналист. Чай в кружках давно остыл, но никто этого не замечал. Жена прижимала ко рту платок, журналист завис над блокнотом, старик смотрел куда-то в прошлое.
- Что было потом? Давин? Гореев? Гепп? Парвус? Чем закончилась история? – журналист посмотрел на Петрова.
- Давин? – Старик встал, вылил в раковину холодный чай, зажёг газ, - Сообщалось, что умер. Но дуэль с немцами тогда не закончилась. Я думаю, она закончилась много позже. После Второй Мировой. Могилу Давина я, кстати, не видел. И не знаю, есть ли она.
- Есть.
Жена охнула. Старик замер с чайником в руке. Обернулся к журналисту, молча. Он смотрел в глаза журналиста, ожидая ответы на не заданные вопросы.
- Я покажу. Но сначала вы расскажите.
Старик прищурился, рассматривая гостя. Военная выдержка всё ещё в нём оставалась. Поставил на огонь чайник:
- Ладно. Но давайте по порядку.
Большевики захватили власть и навязали стране кровавый террор. Хватали всех несогласных, сочувствующих, в общем, контру. В стране шла гражданская война. Народ разделился на все цвета. Кроме красных и белых, были зелёные, коричневые, чёрные и прочие.
Чётких данных не было ни у кого. Но из отрывочных сведений можно было составить картину, слава богу, разведывательный опыт позволял. После покушения на Ленина, его почему то назвали неудачным, в Кремле сменился весь персонал. Говорили, что в целях безопасности. Часть из них пропала в тюрьмах, часть была расстреляна. Потом стали гибнуть мелкие партийцы. Тогда на это никто особого внимания не обращал.
Вскоре погиб и сам Ленин. Весьма загадочно, кстати. Не по своей, так сказать, воле и вине. Ведь именно его все принимали за главного героя. И всю ответственность полагали на него. Но они ошибались. Постепенно погибли все соратники Ленина и Крупской.
Спрашиваете про Парвуса? Парвус уехал за рубеж. Переживал, что ему не достался Банк нового государства. Желание мести грызло его изнутри, не давало покоя. После покушения на Ленина он зажил спокойной жизнью. Но Крупская нашла его. Парвус был отравлен в Берлине вскоре после смерти Ленина. Думаю, что приложил руку Гепп. Так как, всё выглядело как инсульт. Но все документы и накопления Парвуса пропали после его смерти. Это говорит о многом.
Пётр Иванович Гореев, коллега и друг Давина, погиб, спасая Керенского. Керенский, после побега из Зимнего дворца, ждал на Гатчине. Туда уже прибыла толпа матросов - представители большевиков.
По рассказу Керенского, было так: Он сидел один в кабинете Гатчинского дворца. И собирался застрелиться, когда в комнату ворвался Гореев. В большой, не по размеру, матросской форме, с винтовкой и котомкой. Бросил котомку Керенскому:
- Одевайтесь! Быстро!
В котомке лежала мятая матросская форма. Керенский, не раздумывая, стал снимать свой китель и штаны. Гореев же стал двигать к двери стол, за ним шкаф и стулья, перекрывая вход.
- Машина за домом. Должны успеть, - Гореев открыл окно и оглянулся. Переодевание Керенского только ухудшило ситуацию. Маленькая бескозырка еле держалась на макушке. Рукава бушлата были коротки, коричневые ботинки и синие очки подчёркивали нелепость костюма. Но переодеваться было поздно.
В дверь постучали – Александр Фёдорович!
Гореев вытолкал Керенского в окно, подал ему винтовку и выпрыгнул сам. В кабинете начали ломать дверь.
- Вы за руль, я буду отстреливаться, - Гореев прыгнул на заднее сиденье.
Машина взвыла, дёрнулась и полетела по дороге, а вслед палили десятки винтовок. Заднее стекло разлетелось, Гореев высунул винтовку и стал палить в ответ. Оторвались, но было понятно, что это ненадолго. Нагонят. Приближался перекрёсток.
- Куда ехать?
- В Лугу. Направо. Там железная дорога и наша пехота.
Далеко позади появились автомобили. Одна пуля ударила в бампер, вторая в крыло, ещё одна. В асфальт рядом с машиной. Не уйти.
- Сейчас будет поворот. Я сяду за руль. Вы выйдете здесь. Отлежитесь. Пройдёте по просёлочной дороге. Там будет деревня Ляпунов Двор. Найдёте мою родню. Покажите им это, - Гореев дал свою фотокарточку и Георгиевский крест, - они Вас спрячут. Прощайте.
Гореев почти добрался до Луги. По дороге он пытался отстреливаться из нагана. Вылетел с дороги. Местные крестьяне говорят, что стрельба потом шла около часа. Странно одетый матрос убил несколько человек, но сам был подстрелен. И похоронен возле своей деревни.
Закипел чайник. Старик поднялся, чтобы его заварить. Его жена поднялась принести тарелки:
- Давайте поужинаем. По простому.
Журналист, дописывая в блокнот, кивнул головой:
- Ваш муж рассказывал об этом раньше?
- Никогда. И никому, даже мне, - она достала готовый салат, рис и котлеты «По-киевски», - не можем привыкнуть к местной кухне. Готовим, вот, по-старому.
Старик принёс чайник. Он был взволнован. Воспоминания расшевелили его, взбудоражили, как утренний кофе. Он стал разливать по чашкам:
- Ещё один герой этой истории умер здесь, на чужбине. Начальник Петроградского Охранного отделения Генерал-лейтенант Константин Иванович Глобачёв. Да, давно это было, в сорок первом, кажется. Тогда, в Петрограде, после прощания с Давиным, он сел в свой автомобиль. За ними была слежка. Поэтому Глобачёв переоделся в женское. Прямо в авто. Это было непросто.
Высокий, крепкий, с усами. Ему тогда было около пятидесяти, но опыт, опыт. Выпрыгнул на ходу и дворами, дворами. В общем, от погони ушёл. Потом мытарства, война, заграница. Жил в Нью-Йорке, вместе с семьёй. Сколько ему было, лет семьдесят, когда умер. Умнейший человек, оставил много записей, архив, так сказать.
Старик замолчал, вспоминая.
- Вернёмся в Россию. Так что произошло, всё-таки, с Давиным?
- Никаких официальных следов Давина не было, и нет. Я могу судить лишь по знакомому почерку. И примерно прикидывать его шаги. Его страна погибла. Но враги остались. Думаю, он выжил в той перестрелке. Думаю, Надежда не хотела его убивать. А после войны о Давине были лишь слухи. Слушайте.
Давин лежал на широкой кровати. Стоит признать, валяться он любил. Если бы кто посмотрел на него со стороны, то решил бы, что капитан бездельник. Но мозг Давина работал. Крутил факты, искал озарения. И они приходили. Они накатывали. Он не считал себя умным, но любил свой ум и умел им пользоваться. И сейчас он лежал, прокручивая в голове факты.
Вспомнил свою первую любовь. Петербург. Марксистские кружки. Надежда, значит. Только через тридцать лет узнал имя. Как тебя марксизм то повернул, замутил, увёл. С немцами спелась, с большевиками. Дальше только чёрт рогатый. Или уже с чертями за одним столом? Не удивлюсь, если вы церкви запрещать начнёте. И против религии бороться. Ничего. Страну спасти не удалось, так хоть отомстить.
Андрей встал, поморщился, рана болела. Подошёл к столу, сделал глоток чая.
Итак, официально я убит. Что дальше, капитан Давин? Есть ли у Вас план операции? Есть! Операцию назовём «Мёртвая рука». Взял карандаш, пункт первый…
- Вам чего? – Толстая наглая баба, иначе не назвать, зло смотрела на Давина.
- Мне бы документ, - неправильно ставя ударения, окая и моргая глазами, Андрей протянул руку в окошечко, - из деревни мы, нам бы на завод. А без документа никак. А как барина раскулачили, так и записей нема.
Через три дня мытарств, молений и объяснений появился в стране новый человек – Андрей Михайлович Комиссаров. А через неделю Комиссаров стоял у ворот военной части:
- Пусти, браток, позарез нужно.
- Да не могу, говорят же тебе, - Солдат стоял с сигаретой, винтовка на плече, - не положено.
Открылись ворота, выехала машина, притормозила:
- Иванов, что тут у тебя?
- Да, вот, приехал из деревни. В Красную армию просится.
Из машины вышел молодой командир. Осмотрел Комиссарова:
- Смирно!
Андрей вытянулся во весь рост. Винтовка слева, шинель расстёгнута, фуражка чуть не свалилась с бравого солдата. Командир улыбнулся – вояка! За ним залыбились часовой и шофёр – наш человек.
- Пропусти его. Иди во вторую роту, к Зимину, - командир что-то написал на листке, - теперь ты боец Красной армии.
Через год Андрей служил в разведке. Однажды командир заметил, что Комиссаров умеет читать карты, подозвал. Открыл карту, ткнул на значок:
- Это что?
- Болото.
- А это?
Дом, ров, указание брода, глубина, ширина моста. Вскоре Андрей следил за противником и наносил на карты диспозиции. Потом его заметили свыше. А потом он попал в Штаб.
- Из бывших? – Начальник разведки Штаба Армии внимательно смотрел на Андрея.
Тот решил не отпираться, другой уровень, рано или поздно вычислят – Контрразведка Штаба Первой Армии. Капитан Давин. Сейчас вот Комиссаров.
- Прижало? Ладно, потом расскажешь. После Гражданской войны в стране разруха. В армии не лучше. Будут реформы. И специалисты нам нужны.
Кивнул. Служба пошла по привычному руслу. Военных действий не было. Сводки, планы, графики. Армия росла, перевооружалась, переформировывалась. А вместе с ней рос и Комиссаров. В 1936 году он попал на ускоренный курс в Академию ГШ РККА. Ходил по знакомым коридорам и кабинетам, в которых занимался в дни своей молодости. Некоторые из преподавателей остались те же самые. Такие же старые, как и он сам.
Он остановился в вестибюле у стены с портретами. Красные командиры, герои гражданской войны. Раньше здесь были портреты лучших выпускников Николаевской Императорской Академии. Задумался.
- Скучаете? – Возле Андрея остановился пожилой человек, одетый по-старому.
- Простите?
- Я помню Вас молодым капитаном. Ещё при старом режиме. Простите. Бывший профессор Данилов. Теперь вот по хозяйственной части. Чайку-с?
Разговорились. В небольшой комнатушке при каком-то складе, за старым столом. Два старика из прошлого режима. Данилов растопил самовар, поставил трубу для тяги. Приготовил заварник.
- Так, что? Скучаете?
- Нет. Дела остались, - подумал немного, - с той войны.
- Как у многих из нас. С немцами недовоевали? Думаете, отыграетесь?
- Для того и учимся.
Чай у Данилова был особый, с травами-приправами. Разговор разливался широкий, душевный, как в прежние, неспешные времена. Вечером попрощались. Друг с другом и с эпохой.
Но планам Комиссарова не суждено было сбыться. После Академии он получил очередное звание и должность для выхода на пенсию. На войну его не взяли. Всё военное время он просидел в Москве. В архиве. Там же встретил победу над Германией. Архивная жизнь текла спокойно. До сентября сорок шестого года.
В дверь постучали:
- Товарищ генерал, Вторая линия.
- Комисаров слушает.
- Андрей Михайлович, это Голиков. Не хотите ли зайти к нам в гости?
Через час Андрей был в нужном месте. В кабинете генерал-полковника Голикова. Тот встретил гостя у дверей, кивнул адъютанту и плотно закрыл двери. Сели не за генеральский дубовый стол, а в кресла у стены.
- Андрей, нужна твоя помощь.
- Помощь пенсионера? И чем же старик может помочь боевому генералу?
- Помнишь Геппа? Ты не удивляйся, мы всё про тебя знаем, разведка всё-таки, - поспешил успокоить удивлённого гостя Голиков.
- Да я не об этом. Гепп жив?
- И его начальник, Вальтер Николаи, тоже. Но это не главная новость. Они здесь, в Серебряном бору, на даче.
- Чем могу помочь?
Лёгкий ветер шумел в осеннем лесу. В беседке за круглым пустым столом сидели три старика. В одинаковых серых пальто и шляпах. Они сидели молча. Каждый думал о своём. Кто-то смотрел в лес, кто-то в стол. Ветер поднимал холодные листья и бросал их под ноги. Андрей встал:
- Пойдёмте в дом.
Тёплая уютная кухня. Электрочайник. Баранки, варенье. Он понял, что впервые готовит для кого-то чай. «Странно, я всю жизнь веду разговоры за чаем, но готовлю впервые». Андрей расставил чашки и разлил чай. Присел. Взял первую чашку и представился старым именем:
- Капитан Давин.
Гости подняли на него глаза. Присмотрелись. Улыбнулись.
- Майор Фредо Гепп.
- Подполковник Вальтер Николаи.
Они разговаривали много дней. Прежняя ненависть прошла, но осталось много вопросов. Профессиональных и личных. По приказу Сталина был приглашён секретарь, фиксирующий все беседы. Впрочем, это никак не повлияло на их ход.
Давин рассказывал, как он выжил при взрыве пролётки, как обстреливал машину, как убил Ленина. Гепп рассказывал, как работали двойники Ленина, как удалось спастись в посольстве. Николаи рассказывал, как их обвела Крупская, сколько они потратили денег на революцию. Постепенно перешли к гражданской войне, а потом и ко Второй Мировой.
Секретарь допечатал последние строчки. Вынул – надо подписать. Дождался, опечатал листы, вышел. Давин подлил немцам чая.
- Последняя просьба, - Гепп встал, - теперь мы не нужны и более того, мы опасны живыми. Позвольте нам застрелиться. В нашей офицерской форме.
Давин кивнул.
Старик замолчал. Журналист перестал писать давно. Его блокнот лежал на столе среди салатов и котлет. Старик посмотрел в пустую чашку:
- Где могила?
Гость достал из блокнота фотографию и протянул хозяину:
- Папа похоронен вот здесь.
На фото старое европейское кладбище, небольшой скромный камень с надписью «Андре Д’Авин. Русский офицер».
Операция Немецкий лис
© Copyright: Саян Зориктуев, 2023
Свидетельство о публикации №223021500159
Свидетельство о публикации №223021500159
Рецензии