Глава 3. Подлунная переправа

           Всё сильнее влажный, упоенный сказочными ароматами воздух, ещё не отцветшей весны, будоражил молодую кровь. Белёсое небо, переливающаяся миллионами блесток река, кудрявые дебри ив и даже огни подстанции, над обрывом, всё призывнее увлекали в свою светящуюся феерию. Вода ласково плескалась у самых ног, тая неземное блаженство.


             - Тёплая, - пролепетал Колов, трогая воду и, как будто подпевая волнам.


             - Щас искупнёмся, омоем наши боевые раны, - мечтательно откликнулся Баянов, и как многие из нас, присев у реки, окунул горячие ладони.

             - Короче, братва, слушайте сюда, - вдруг возвысил голос Лапшин. – Остров, к которому мы так упорно стремились, он перед нами и осталось лишь переплыть протоку отделяющую его от нас. Только и всего. Но сложность состоит в том, что у нас всего одно плавстредство, это, во-первых, а во-вторых, маршрут следования знаю только я и Виталий. И проходит он вдоль нашего берега, огибая остров слева, почти до основного русла реки, и лишь в определённом месте надо пересечь протоку, повернув вправо, чтобы попасть на свободный от ивовых зарослей пляж, а иначе унесёт к едреней фене, в гиблые джунгли. Вот это всем понятно?

              - Да, вроде, - отозвался Карандашов.

              - Да понятно, командир, чего уж там. Давай матрас надувать! – за всех ответствовал Баянов.

              - И ещё, - продолжал Лапшин, - переправляемся по одному, со мной или Виталием, прихватив баул. Потом один из нас возвращается назад и переправляет следующего пассажира, и так до последнего человека.

              - Так это же долго! – возмутился Степуля.

              - Долго, но зато надёжно, - парировал Лапшин, - а то вылавливай вас, потом, по всей протоке. Верно, говорю, Виталий?

              - Так и есть, - согласился я. - Главное чтобы матрас не спустил…


             Не прошло и получаса, когда первая партия в составе Лапшина и Карандашова плюхнулась в воду. Перед собой они толкали видавший виды матрас с возвышавшимся над ним грузом. В ожидании, медленно тянулось время, не поспевая за стремительно несущейся рекой. Головы пловцов сливались с посеребренными волнами, и только еле выступающий над водой плот выдавал их местоположение. А о старательных потугах выгрести против течения, можно было догадываться лишь по натужному фырканью, носившемуся над водой.

 
                Наконец, метрах в двухстах от нас, водная экспедиция повернула вправо и, благополучно преодолев сносящее назад течение, выбралась на вожделенный берег. Две крохотные, будто оловянные фигурки шустро поднялись по склону и исчезли в таинственных зарослях ивняка, когда уже буквально через минуту, один из них вернулся к воде. Отдавшись на волю течения и мощно работая ногами, Лапшин быстро приближался к нашему берегу. Смахивая на речное чудище, оставлявшее за собой белопенный след, он на глазах увеличивался в размерах, пока, наконец, мраморным атлантом не восстал из мрачных глубин.


                - Двадцать минут за один рейс, - подытожил Колов.
 
                - Не быстро, - посетовал Степуля, - таким макаром мы и до утра не переберёмся.

                - Пацаны, да ну его к лешему, так сидеть и ждать пока комары сожрут, - возмутился Баянов, нарушая всеобщую договорённость. – Мы с Кузмичом и так доплывём. Правда, Кузмич?

                - Смотри какие прыткие, - пробурчал Лапшин прилаживая на матрас новую партию груза. – Забыли про уговор?


                Но два раздолбая, не слушая командира, уже заходили в воду, оставив после себя лишь кучу тряпья.

                - Эй, подонки, куда же вы?!! – заорал в темноту Лапшин, но смутьянов и след простыл. – Ну и чёрт с вами, делайте что хотите, психи ненормальные, - выругался Лапшин.

                - Всё-таки хорошо, наверное, когда умеешь плавать, - мечтательно промямлил из мрака, Колов, самый щуплый из нас. – Я вот до сих пор не научился.

                - Скоро научишься - топориком на дно, - утробно рассмеялся сочный Бугаёнок, зычными звуками терзая тишину.

                - Хорош ржать, всю рыбу распугаешь, да и деревня недалеко, - осадил его Лапшин. – Всё, Виталий, пора!


              Вторая ходка, где уже я был главным паромщиком, мало чем отличалась от первой, разве, что внешний наблюдатель, оказался по уши в воде, и теперь уже по-рыбьи выглядывал над поверхностью, будто ища себя на берегу. Странным казалось всё вокруг: и матовый диск луны, повисший над головой; и хлюпающая у самых глаз вода, отливающая ртутью; и незнакомая голова напарника, фыркающая рядом; и русалочья нежность воды, непривычно холодящая, и в то же время будто хватающая за ноги. Всё происходящее представлялось навязчивым сном и увлекательным приключением, где обязательно надо было плыть в таинственных волнах своих ощущений. И Степуля, молча загребающий слева, наверняка был также околдован чарами журчащей воды.


       Впрочем, как и любая другая, и эта идиллия начала истончаться, меркнуть и сдуваться у меня на глазах, пока в какой-то момент я не ощутил под рукой немощную дряблость матраса. Ещё не было пройдено и половины пути, а плавсредство как-то подозрительно быстро начало уходить под воду. Раздражённо чертыхнулся рядом плывущий Степуля, стараясь ухватить смытую с матраса сумку, так резво прошмыгнувшую мимо нас по волнам. Второй баул, как назло взятый именно сейчас, и вовсе исчез, растворившись в лунной мгле. Бросившись спасать имущество, мы до посинения плавали за дрейфующими вещами и искали подтопленный матрас. А собрав всё до кучи, ещё долго выгребали против течения. Но зато, наконец выбравшись без сил на песчаный берег острова, чувствовали себя настоящими робинзонами спасшими последний хлам с тонущего корабля.


              Наспех переведя дух у не очень-то и тёплой реки, Степуля, с подмокшими вещами побрёл к своим приятелям, а я, кое-как надув матрас, погрёб к оставшейся на дальнем берегу компании.


          Но как оказалось, там тоже произошло недоразумение. Ещё только подгребая к пляжу, я расслышал чей-то зычный рык, доносившийся как будто издалека. И уже совсем скоро Лапшин и Колов наперебой рассказывали мне о причинах, носившейся над водами, истерики. Оказывается, за время моего отсутствия, слонявшийся без дела Бугаёнок набрёл на сухое бревно. От нечего делать, спихнул его в воду, и недолго думая, отправился в плавание по коварной протоке.


         Абсолютно не реагируя на увещевания нашего вожака, взывающего к его благоразумию и даже громко бахвалясь, он довольно быстро был отнесён могучим течением к противоположному берегу. Буквально воткнувшись на неповоротливом бревне в сплошные, на половину залитые кушеря, и естественно не ощутив под ногами долгожданной тверди, непослушный юноша начал истерично орать. Отчаянно ругаясь и треща уходящими под воду ветками, Бугаёнок пытался, как он сам нам потом рассказывал, вначале найти проход к земной суше. Но пробравшись вдоль кустов чуть дальше, и не найдя просвета, он взялся ломиться сквозь непролазные дебри.


          Во время этого глупого, но и героического занятия, попавшего в переделку здоровяка-остолопа, я и застал беспокойно мечущихся на берегу приятелей, пытающихся хотя бы советом помочь страждущему. Хотя, чем можно было помочь истерящему бедолаге, основательно погрузившемуся в ночной кошмар речных джунглей? И только невероятной силы бычий рёв ещё долго носился по округе, пока его обладатель всё же не выбрался на вожделенную твердь. И то лишь благодаря учуянному среди непроглядной темени дыму костра, который всё же умудрились развести переплывшие на тот берег товарищи. Ещё долго, с трудом продираясь, треща ветками и матерясь, он настойчиво шёл к спасению, пока весь ободранный, грязный и злой, напоминающий то ли лешего, то ли утопленника, не вышел, наконец, к огню. Впрочем, это случилось уже почти на исходе ночи, когда прозрачной синью просветлел восток, а вся уставшая, но счастливо переплывшая компания, уже давно грелась у большого костра.


             Утешив бедолагу недопитой водкой и пожертвовав на закусь не доеденные объедки, состоящие из хлеба и солёных огурцов, мы ещё какое-то время слушали его полный драматизма рассказ, в тайне радуясь за спасшегося друга и в то же время от души потешаясь над его безрассудным ухарством и ослиным упрямством.


          Уже в предрассветных сумерках вся компания, не в силах противостоять нечеловеческой усталости, начала задремывать, по одному перебираясь в давно поджидающую палатку, пока окончательно не была побеждена крепчайшим сном переутомившейся юности.
                Виталий Сирин