До и после Терезы Энн Савой

                Моей любимой рыженькой прелестнице Елене Ландер
     Торгуемые на Арбате матрешки и армейские шапки - ушанки приводили, конечно, иностранных туристов к благости, внушая обманчивое ощущение приобщенности к многим и многим, кто свихнулся в оказавшихся бесплодными попытках разгадать тайну славянской души, среди коих Дост, Гоголь и граф Толстой заняли свое место среди забитых внавал пыльными книгами этажерок, заранее грозя любому неосторожно приблизившемуся неаккуратными бородами, неопрятными бакенбардами и прочими излишками волосяного покрова опрокинуть хрупкий внутренний мир, целиком забитый мифами и чепухой, наспех привитой в очень средних школах и даже ПТУ.
    - Нас два брата с Арбата и оба горбаты, - добродушно балагурил хитрованский Ужо, вприскачку огибая веретенообразное тело какого - то рассчитанного со службы чиновника, притащившего на толкучку полное собрание сочинений французского писателя Понсона дю Террайля. - Скольки ? Червонец ? Га ! А рублевку хошь ?
    Завсегдатаи Хитрова уже и не обращали внимания на причуды Ужо, заранее зная, что продуманный маклак опередит их всех, скупив на грош пятаков антиков всяких, а потом еще и станет бахвалиться и похваляться в трактире на Пятницкой, куда традиционно и забегали хитрованцы после трудного рабочего дня, выпить и закусить.
    - Музыку поставь, - вдарил кулачищем в немытую никогда столешницу базарный оборванец, крючник и любитель мордобоя мордвин по прозвищу Грех Великий, - гнида.
    Хозяин трактира, привыкший уже к причудам завсегдатаев, лишь кротко вздыхал, выпирая из - за стойки перетянутым серебряной цепкой животом, приглаживая орошенные репьевым маслицем строго прочерченные на прямой пробор жидкие волосенки, крутил гнутую рукоять граммофона, и через миг сальные пупы, прасолы, ярыжки и случившийся в углу наедине со штофом водки алой репортер Гиляровский, ухмыляясь, вкушали хрипы и рык неведомого певца, дерущего глотку ежедневно :
    - Ай люли, караул, батюшки мои, разбой !
    - Как да ехал на ярмарку ухарь - купец, - подтянул дребезгливым тенорком Ужо, вкатывая в трактир с мешком через плечо. - У вас свободно ?
    Грех Великий недоуменно задрал косматую голову, вприщур озирая подтянутую и ловкую фигурку Ужо.
    - Нас ? - для убедительности ткнув в свою широченную грудь пальцем, уточнил мордвин, грозно собирая тугие морщины в центре лба. - Я, мил человек, в едином экземпляре, но если не желаешь себе кошмарного продолжения столь удачно начавшегося культурного вечера, ставь, сука, уважение.
    Ужо хохотал, будучи знаком с оборванцем мало не десять лет, подмигивал Гиляровскому, мрачно нарезавшемуся перед ночными похождениями по мельницам и катранам Замоскворечья, швырял мешок под стол и усаживался напротив Греха Великого, умильным голосом требуя водки, закуски, бабы голой. Юркие половые тащили требуемое, изящно лавируя между толпящихся посетителей, а хозяин звал из чуланчика дагестанца Магомадушку, отвеку от дедов и вора Анзора Липецкого, небритого мужчины в сером БМВ, заведующего бабами в этой части столицы. Магомадушка приводил сразу трех растрепанных жонок, выставляя их, будто генерал - аншеф, по росту перед столиком Ужо.
    - Говенные твои бабы, - принимался рыдать пьяными слезами маклак, жалостно прижимаясь к косому в сажень плечу мордвина, - Магомадушка. Потасканные и, прямо скажем, не патриотические. Где, я тебя спрашиваю, природные удмуртки ? Почему ты мне украинок тискаешь внаглую, это ведь только на Европах не видят разницы - то, а я не из таковских. Мне, Магомадушка, правда народная дороже.
    Вмешивался Гиляровский. Нависая медведем над кажущимся перед такой силищей и талантом малокалиберным оборванцем, он орал и совал кулак в лицо гримасничающего Ужо :
    - Тебе не по х...й ? Ты с ней, чего, Франциска Скорину обсуждать будешь ? Может, гад, ты с ней речи сальные вести будешь о нюансах Черниговского барокко ?
    - Лопай, - вмешивались сальные пупы, опасаясь, меж тем, приближаться к столику Ужо и мордвина, - что дают. Ишь, манеру взяли, бля, то им не так, это не этак. Тута Масква ! - визжали прасолы, тоже благоразумно не вставая с мест. - Нету тута гейш и куртизанок, ни хера тута нету.
    - Как это нету ? - вмешивались ярыжки, грохоча пивными кружками. - А мы кому ?
    Вскипал краткий и отчаянный мордобой, в котором неизменно выходили победителями два здоровяка, уважительно провожаемые хозяином в чистую. Так именовали со времен блаженной памяти Феодора Иоанновича вторую половину трактира, ограниченную от общего зала чистенькой занавесочкой в бойкий цветочек. Гиляровский и Грех Великий усаживались там плотно и надолго, выпивая и закусывая, культурно проводя время, пока, разумеется, не хотелось им баб, а такое желание непременно настигало любого употребляющего алкоголь мужчину, особенно местного. Они звали Магомадушку и все начиналось сначала, пока однажды не затесалась случайно в троицу приведенных по требованию баб некоторая грудастая блондинка по имени Лика. Вот тогда, рыженькая, все и изменилось. Осознал коала, что единственное, что мы, россияне и хохлы, умеем делать лучше других - бабы. Сиречь женки, мамки, сестры и дочки. А раз так, а это именно так, то стоит, уверен, прислушаться к мнению коалы и перестать, наконец, сымать кино, телеперьдачи, делать патриотизм и политику, не говоря о войнах, выборах и прочей чепухе, а начать делать то, что умеем, тем более, что никакой крысиной стратегии двадцать - двадцать не требуется, всего - то девять месяцев и - пожалуйте чай пить.