Глава 4. Марш доходяг

               
           Было не больше восьми утра, когда мы с Лапшиным, перелезая через вповалку спящих приятелей, выбрались из палатки. Сияющий диск солнца непривычно слепил глаза, вдохновляя на новые подвиги. Пахло речной свежестью и тиной. Тяжело ухал вверх по сверкающей реке далёкий буксир. Кудрявая зелень окружающих зарослей, сочное разнотравье и синь высокого неба придавали всему вид непривычный и раздольный, превратив видимый мир в радостную пародию своего ночного воплощения.


             Чувствуя себя будто на чужой планете, поёживаясь от промозглого холода, голодные и не выспавшиеся, мы попытались раздуть оставшиеся угли, но лишь хлопья холодного пепла брызнули по сторонам. Как дров, так и продуктов совсем не осталось, а идти в такую рань за валежником не было ни времени, ни желания, ни сил. Были у нас дела и поважнее. К двенадцати дня нас в полном ажуре должны были ожидать шестеро отважных девиц того же выпускного класса. И наши недостоинства должны были препроводить их к мужскому коллективу, сладко посапывающему сейчас в палатке. Так что в отсутствии каких-либо перспектив на удовлетворение базовых потребностей, и разве лишь похлебав ладошкой воды из озерца, мы с Лапшиным отправились в обратный путь.


         Вновь надув злополучный матрас, и выбивая дробь голодными зубами, мы почти насильно заставили себя раздеться и войти в неуютную, чуть дымящуюся воду, тем не менее быстро взбодрившую наши сонные персоны. Без особых происшествий преодолев туманную гладь, я и Лапшин выбрались на родной берег, и лихорадочно натянув сыроватую одежду, бодро зашагали наверх.


           Однако совсем недолго речной допинг оживлял наши истомлённые за ночь тела и уже через пару километров спешной ходьбы, мои конечности налились свинцовой тяжестью. Утреннее постничество так же не добавляло нам прыти, подтачивая силы не меньше чем безумно проведённая ночь. А на подходе к деревне, голодная усталость и вовсе начала стреноживать наши шаги, навевая головокружительное штормление. Двери сельпо оказались закрытыми до десяти, обдав холодным безразличием судьбы, да и испытующие взгляды сельчан не предвещали ничего хорошего. Глядя на вяло плетущегося рядом товарища, по его бледному лицу и бескровным губам, я вдруг понял, что ему тоже не сладко. Как и то, что установившееся между нами молчание, красноречивей всего говорит о невыносимой тяжести утреннего бытия.


            С каждым преодоленным километром, мы всё чаще присаживались отдохнуть, но всякий раз отдирая себя от земли, с упорным стоицизмом продолжали свой путь дальше. Словно внутри каждого из нас обнаружился некий волевой стержень волочивший вперёд истомлённые тела.


          Ход мыслей постепенно начал принимать какое-то странное направление, неизменно вращаясь вокруг еды. Вместо созерцания счастливо зеленеющей природы, живописно толпящихся берёз, весело выглядывающих из густой травы радужных цветочков и райского пения птиц, мой разум блуждал по набитой всяческой снедью кухне. И тонкие ароматы утреннего леса и пронзительная свежесть воздуха вызывали лишь голодную тошноту.


         Но как бы там ни было, и это испытание подошло к концу. У нас словно прибавилось сил, лишь только мы увидали над зелёной стеной серые крыши микрорайона. И как нам казалось тогда, из последних сил, но победителями в душе, мы вступили на пыльные улицы города.


         Удивительно, какие чудеса может сотворить хорошо приготовленный завтрак и молодость. Невероятно, но буквально через пару часов после нашего прибытия домой, подкрепившись и немного отдохнув, мы уже цвели и пахли, как майские сирени, во всей красе представ перед ожидавшими нас путешественницами.
                Виталий Сирин