Женский Карантинный Взвод

Дела военные. Женский карантинный Взвод

    После уютного , добротно построенного еще в царские времена, кушкинского вокзала станция Тахта Базар производила удручающее впечатление: глинобитное здание станции, термометр на потрескавшейся стене, показывающий 44 градуса в тени, несколько саманных домиков, несколько кустов саксаула, туркмен-железнодорожник в теплом халате, папахе и флажком в руках, три лениво обмахивающихся хвостами осла, две козы и козел, как вкопанный задумчиво стоящий передо мной. Наверное, пытался понять, каким ветром сюда занесло этого идиота.
               
     Отчаяние мое было таково, что я уже был готов догнать отходящий от станции поезд и броситься под его колеса, но этому помешал словно с неба свалившийся, радостно улыбающийся, Сашка Городецкий в начищенных до блеска ботинках и бляхе на ремне, отутюженных брюках и гимнастерке с короткими рукавами, по пижонски набекрень задвинутой шляпе и ефрейторскими лычками на погонах. К груди он бережно прижимал большой конверт. – Мишка, неужели это ты? Вот это да! А меня батя послал на станцию встречать какого-то нацмена из Кушки. Ты, наверное, и есть тот самый нацмен, потому что кроме тебя на перроне больше нет никого. Ты не представляешь, как я рад, что тебя к нам перевели.

     Я, конечно, тоже был рад видеть Сашку, но предпочел бы встретить его в Кушке, а не наоборот. Но так как я уже привык принимать жизнь такой, какой она есть, и не ныть по мелочам, то после Сашкиных рассказов о местной жизни настроение значительно улучшилось. Сашка рассказал, что когда его перевели из политотдела дивизии в Тахта Базар комсоргом ракетного дивизиона, он тоже чуть не повесился. Зато сейчас совсем не жалеет. – Мишка, не парься! Вот увидишь! Наш батя, подполковник Володин, классный мужик. Настоящий вояка. Как раньше говорили – слуга царю, отец солдатам. Никакой муштры. Все по делу. Я тут такую самодеятельность развел, сам увидишь. Вот смотри, мама из Москвы передала пластинку, и Сашка пропел:

Бабушка, отложи ты вязанье,
Заведи старый свой граммофон,
И мое ты исполни желание –
Научи танцевать чарльстон.

    - Помнишь, как мы с тобой в Марах зажигали? С завтрашнего дня будем с тобой обучать офицеров и их жен чарльстону.

   От этой перспективы снова похолодело в груди. Я мысленно представил себе место следующей ссылки. Но Сашка мое уныние не разделил. – Миша, не боись. Все будет хорошо. Если что, загремим вместе. Будем обучать чарльстону верблюдиц. Говорят, верблюды не ревнуют. Ну, в крайнем случае плюют, но слюна не пуля, вытер и танцуй дальше.

   В отличие от станции огороженный двухметровой глинобитной стеной военный городок производил гораздо более приятное впечатление. Чистый, ухоженный, с тополями вокруг казарм. Возле каждой двери стояли бочки, вроде таких, в каких на гражданке продавался квас. Сашка объяснил, что в этих бочках чай, так как обычную воду здесь пить нельзя. Ее привозят из желтой от глины и песка реки Мургаб, несколько дней дают отстояться, кипятят, дезинфицируют, варят чай и каждый военнослужащий носит на своем ремне фляжку с этим чаем, или же набирает его из этих бочек. Еще Сашка рассказал, что гарнизон состоит из нашего дивизиона, пехотного полка и спортвзвода. О пехоте, с которой ракетчикам нечего делить, он отозвался с презрением, но положительно отозвался о спортсменах.

   В штабе дивизиона Сашка представил меня невысокому, плотному, очень подвижному подполковнику с простоватым, совершенно русским, лицом, - Товарищ подполковник, по вашему приказанию рядовой Шанидзе доставлен!

    Подполковник скомандовал вольно и с интересом обошел меня вокруг. - Ну, и что ты думаешь, майор? – Обратился он к до сих пор молчавшему майору за соседнем столом.
     Майор внимательно осмотрел меня со всех сторон и выразительно хмыкнул: - Именно таким я и представлял себе Казанову!

     - Майор Лунев, отставить шуточки! – Разозлился подполковник. – Давайте по делу.
    
- По деле, так по делу, - согласился начальник штаба майор Лунев. – Пусть расскажет все о себе.

     Выслушав мою биографию, и задав несколько дополнительных вопросов, отцы-командиры остались вполне довольными моим бэкграундом. – Я так и знал, что Золоев не подсунет мне кого-попало. Вот и есть у нас уже командир топографического отделения в новую батарею. Подберём ему людей и пусть служит.

     - Подобрать то мы ему людей подберем, но он же рядовой? – С сомнением покачал головой Лунев.

     И тут я понял, чем отличается боевой командир от не нюхавшего пороха. Подполковник принял мгновенное решение.  Он встал, одёрнул гимнастерку, надел фуражку, взял под козырек и торжественно произнес: - Рядовой Шанидзе, вам присваивается очередное воинское звание младший сержант!

     Слегка ошеломленный скоростью происходящего, я тоже взял под козырек, и, заикаясь, проблеял: - Служу Советскому Союзу!

     Майор Лунев поздравил меня с очередным званием и послал Сашу за старшиной Приходько.

     Старшина Приходько оказался одного роста с командиром украинцем, с усами как у Тараса Бульбы, бравшим вместе с подполковником Володиным Будапешт. Войдя в штаб, он что-то прошептал на ухо Луневу, что заставило майора глубоко задуматься.
 
     - В чем дело, майор? – почувствовал неладное подполковник.

     - Товарищ подполковник, сержанта Климова забрали в госпиталь с перитонитом, и лейтенант Козлов остается без заместителя. - Доложил майор, и тут же высказал предложение. – Товарищ подполковник, если младший сержант Шанидзе такой спец по бабам, давайте на время карантина определим его замкомвзвода к Козлову, все равно ведь его отделения еще нету!

     Володин снял фуражку и почесал затылок. – Ну что ж, так тому и быть. Приходько, введи младшего сержанта в курс дела.

     То, в курс чего ввел меня старшина Приходько, превосходило любую фантазию, которую можно было бы только вообразить. Меня назначили заместителем лейтенанта Козлова, командира женского карантинного взвода.

     Дело в том, что в тот год проявилась послевоенная демографическая яма и, чтобы обеспечить призыв, было предложено брать на небоевые позиции девушек-вольнонаемных. Как рассказала одна из моих будущих подопечных, москвичка Алла Морозова, до этого не один год состоявшая на учете в отделении милиции, вербовка происходила очень просто. Ее вызвали в райком комсомола и поставили перед выбором - или за 105 километр, или в армию, после которой с чистой совестью… . И вот 25 таких вольнонаемных были выделены в нашу дивизию, а чтобы подготовить их к воинской службе, от греха подальше отправили в карантин на станцию Тахта Базар, где якобы меньше всего соблазнов.

     - Та ты хлопчик не журись, - успокаивал меня старшина – це е жизня. Ну и шо? Покомандуешь теми бабами, крепше будешь. – Приходько покрутил ус. - Зате всі заздритимуть тобі, ось побачиш. Навіть я. Може й мені якусь жінку порадиш, а то я досі неодружений.

     Половину из того, что сказал старшина, я не понял, но догадался, что мне все будут завидовать и что он не женат, и про себя пообещал по возможности помочь хорошему человеку, каковым старшина и оказался. Оставшиеся до дембеля два года мы с ним жили душа в душу. Более того он, как и я, оказался уроженцем Александровского района Кировоградской области, только другой деревни, ну и возраст у нас был разный, и не встретились мы с ним лишь потому, что во время войны я с родителями партизанил на оккупированной территории, а он с оккупантами воевал на фронте. Но встретить земляка в глубине Кара Кумов было ох как приятно. Старшина выдал мне постельное белье, выделил кровать у окна и велел отдыхать. После всего навалившегося на меня за последние несколько часов я так устал, что прилег на кровать и мгновенно уснул.

     Обед я проспал, и проспал бы, наверное, и ужин, если бы не Саша. – Мишка, проснись, - тормошил он меня. – Вставай мой друг, нас ждут великие дела!

     После ужина пока я пришивал на погоны сержантские лычки, Саша начистил мои ботинки и выгладил форму. – Давай быстрее! – Подгонял он меня. - В 9 часов в офицерском клубе начинаются танцы, а нам надо прийти туда раньше. Я договорился с Луневым что ты будешь мне там помогать.

     Как оказалось, Саша в клубе выполнял роль диджея и был весьма популярен среди офицерских жен, невест, взрослых дочерей, молодых офицеров и студенток педагогического техникума, расположенного в 27 километрах от станции в районном центре Тахта Базар. Танцы в тот вечер имели оглушительный успех. Мы почти до утра крутили Сашкину пластинку и научили всех танцевать чарльстон. Наутро я проснулся почти таким же популярным, как и Саша. Мы с ним были единственными солдатами срочной службы, которые допускались на танцы в офицерском клубе.

     После завтрака за мной пришел мой будущий командир лейтенант Козлов, который оказался выпускником Тбилисского артиллерийского училища, и даже знал несколько слов по-грузински.

     Был Козлов красивым, атлетически сложенным румяным блондином, очень неуверенным в себе из-за предстоящего карантина.  По секрету он признался, что у него еще ни разу не было девушки, и поэтому он очень волнуется, что у него могут возникнуть коммуникационные трудности в общении с подчиненными. Я как мог успокоил его, намекнув, что в этом деле у меня есть некоторый опыт, что поможет нам вместе справиться с трудностями. Про Наташу Воробьеву я благоразумно промолчал.

     Весь день мы занимались хозяйственными делами. Проверили девичью казарму, разложили постельное белье, убедились, что баня к приему посетительниц готова. После ужина Приходько принес 25 комплектов женской формы, нижнего белья, чулок и сапог, и мы распределили обязанности.    Козлов с дежурным по части должны были встретить девушек и отвести на помывку, мне досталось выдавать им одежду, а Приходько должен был принять их в казарме и разместить по кроватям.

     И вот наступила долгожданная ночь. Несмотря на запрет, все до одного солдаты покинули свои казармы и устроились вдоль стены, параллельной дороге ведущей от станции до городка так, что она стала как бы выше на голову. Всем очень хотелось посмотреть на девушек, о которых было столько разговоров. По возбужденным голосам снаружи я понял, что девушек ведут и занял свою позицию в каптерке с бельем, взволнованно представляя, как я буду примерять одежду на голых девушек.

     Не видя меня за дверью, девушки начали раздеваться, громко делясь первыми впечатлениями, из которых я понял, что на Козлова положили глаз почти все, и почти всех волновал вопрос о его заместителе. По некоторым сведениям, в отличие от Козлова это таааакой зверюга и мужлан, от которого ничего хорошего ждать не стоит.

     И вот настал момент истины. Завернутые в простыню девушки по одной начали заходить в каптерку. Не глядя, я выбирал из стопок юбки, гимнастерки, панталоны, бюстгальтеры, чулки и майки, доставал из-под стола сапоги и совал все это добро им в руки. Жалобы начали поступать сразу, все были недовольны размерами. Чтобы не примерять им одежду самому, я принял правильное решение – велел всем обмениваться одеждой, пока не подберется нужный размер.

     Процесс обмена занял приличное время, почти все девушки остались недовольны, о чем многие сказали в лицо зверюге и мужлану. Я долго молча выслушивал все претензии, и когда мне это надоело, неожиданно даже для себя гаркнул: «Встать! Смирно!» Полуодетые девушки от звериного крика вскочили, растерянно держа свои вещи в руках. Я им посоветовал накинуть пока что есть, а утро вечера мудренее, и обмундирование будет подогнано. Спустя минут десять мне удалось их кое-как выстроить и отвести в казарму, где старшина Приходько не столько распределял кровати, сколько подыскивал себе будущую хозяйку.

     Сказать по правде, в этот момент девушки представляли из себя жалкое зрелище.

   Оставив их на попечение Приходько, я вернулся в свою казарму, где меня с нетерпением ожидал весь личный состав дивизиона. Сослуживцы засыпали меня кучей вопросов, на ни один из которых я ответить не смог, потому что кроме юбок и панталон я ничего больше и не видел. Как я понял, никто мне из воинов не поверил, и затаив обиду, разочарованные, разошлись по своим постелям.

     Следующим утром перед завтраком в ленинской комнате девичьей казармы я и Козлов выслушивали просьбу девушек позавтракать сегодня в казарме и до обеда дать им возможность привести себя в порядок, для чего им будут нужны иголки, нитки, и, самое главное, швейная машинка и хотя бы одна новая простыня, о существовании которой в дальнейшем придется забыть.  Все эти просьбы очень спокойно и аргументированно, с явным украинским акцентом, излагала нам делегат взвода, рослая черноволосая и чернобровая украинка из Конотопа Мария Тетеря. Кстати, она оказалась единственной, сапоги 40-го размера которой оказались впору. Поэтому девушки просили разрешить им до решения вопроса о сапогах нужного размера пользоваться своей обувью. Так как командование взвода в этих вопросах оказалось полностью некомпетентным, пришлось вызывать Приходько.

   Приходько явился так быстро, что создалось впечатление, будто он просто стоял за дверью. При виде Марии лицо его сделалось бурачного света, а белоснежное лицо девушки покрылась густым румянцем, и я сразу понял, что между ними проскочила искра. Приходько внимательно выслушал просьбы девушек и ничего предосудительно в них не нашел, попросил дать ему пару минут на переговоры с коллегами и женой майора Лунева, у которой, по его сведениям, была швейная машинка.

    Через двадцать минут Мария с Приходько двинулись в офицерское общежитие к жене Лунева. По всему было видно, что громадному Козлову Маша тоже понравилась, но он сразу понял, что против Приходько у него шансов нет, даже несмотря на то, что девушка на полголовы была выше старшины.

     Через полчаса под личным командовании шефа столовой старшины Панова в термосах был доставлен завтрак, и как ни стремился старшина лично разложить еду по тарелкам, девушки обошлись собственными силами.

     Через сорок минут у дверей казармы стояли все пять старшин пехотного полка с помощниками, нагруженные сотней пар новеньких сапог разного размера, мечтающие лично осуществить примерку, в чем им было отказано.

     Через час двери в спальню были закрыты, перед ней сидел наготове Приходько, время от времени получавший распоряжения от Марии, после которых звонивший или выскакивающий куда-то, а мы с Козловым играли в шахматы в ленинской комнате.

     За час до обеда, сразу после пятого мата, полученного мною от перворазрядника Козлова, в комнаты вошли сияющие Мария и Приходько. Приходько под восхищенные взгляды Марии, громогласно печатая шаг, вышел на середину комнаты, вскинул руку под козырек и четко, по уставу, доложил: - Товарищ лейтенант, вверенный вам взвод девушек находится во дворе и к построению готов!

     Не без усилий с нашей стороны девушки выстроились во фронт перед казармой, Козлов поздравил их с началом воинской службы и ознакомил с основными правилами поведения, одно из которых - отдавать честь встречным военным, - вызвало у девушек непонимание. Одна из них сказала, что свою честь она уже давно отдала, другие несогласны были отдавать честь каждому встречному, но все, кроме Марии Тетери, были единогласно готовы отдавать свою честь Козлову. Мне девушки тоже не возражали отдавать честь, но только в смысле военно-полевого устава, так как даже самая молодая из них была как минимум лет на пять старше меня, и как бенефициар их чести я не рассматривался. Козлов же от такой готовности потерял дар речи, и мне пришлось взять командование в свои руки, выстроить взвод в маршевую колону и отвести в столовую на обед.

   Такого марша на станции Тахта Базар до этого не видел никто. Во главе колонны Саша Городецкий играл марш «Прощание славянки», за ним печатали шаг мы с Козловым.  Следом делали то же самое Приходько и Маша Тетеря, и за ними 24 красавицы, одетых в безукоризненно подогнанную форму, выстроенные по ранжиру, в колонну по четыре. Полюбоваться зрелищем на крыльцо штаба вышли даже Володин и Лунев. Володин что-то сказал майору, побагровел лицом и показал нам с Козловым кулак.

     Сотни восхищенных зрителей, все как один мужского пола, кричали девушкам «Ура!» и в воздух шляпы тропические бросали.

     Две недели пролетели незаметно. Девчонки оказались вполне адекватными и особых проблем нам с Козловым не создавали. На принятие ими присяги из Кушки прилетел командир дивизии полковник Карпов, поздравил их с этим судьбоносным событием, и объявил мне и Козлову благодарности.

     Марию Тетерю выбрал зам командира дивизии по тылу и ее перевели в Кушку. Первые несколько недель Приходько на выходные мотался в Кушку, но будучи не в силах переносить разлуку в будничные дни, сделал Маше предложение, и вскоре они поженились, а мы с Козловым были на их свадьбе почетными гостями, а еще через год у них родился мальчик, которого в честь  зверюги и мужлана назвали Мишкой.

      Не остался без бенефита и Козлов. Правда, на это понадобилось больше времени, и виной этому событию был Саша Городецкий, мое совместное диджейство с которым не прекращалось несмотря на что.

     На одном из вечеров в клубе Саша по неосторожности уронил пластинку, и она разбилась вдребезги, а народ категорически требовал чарльстон. Надо было что-то делать, и Сашка нашел выход из положения.

     - Миша, ты случайно не играешь на каком-нибудь инструменте? – задал он мне неожиданный вопрос.

     - Ну, играю. На кларнете. А тебе это зачем? - Поинтересовался я.

     - Эх, жаль! – Вместо ответа вздохнул Саша. – Вот если бы ты играл на трубе! – он мечтательно закатил глаза. – Труба есть, а вот кларнета нету.

     Я в детстве играл в духовом оркестре во дворце пионеров, и труба тоже не была мне чужда. – Ну, играю я и на трубе, ну и что?

     - Не ну и что, а как! – Торжественно провозгласил Саша. – Будем делать джаз-банд! Аккордеон у нас есть, барабан есть, труба есть, контрабас сделаем.

     Оказывается, Саша провел опрос среди сослуживцев, и выяснил, что художник Эдик Зимин может играть на барабане, а радист моего отделения двухметровый Мишка Сидоров прекрасно играет на балалайке. Я не очень представлял себе балалаечника в джаз-банде, и вообще вся эта идея представлялась мне сплошным бредом. Но Сашка думал иначе. - Балалайка нам, конечно, же не нужна, главное, чтобы он мог чувствовать струну. Ты что думаешь, у негров вначале был настоящий контрабас? Конечно же нет, но они его чем-то же заменял! И мы заменим!

     И заменили. Вместо контрабаса сделали нечто, что мы назвали бит-бас. Вместо деки приспособили фанерную бочку из-под сушеной картошки, вместо струны обычную толстую леску, а гриф заменял кривой сук саксаула, меняя наклон которого можно было менять звучание чудо-инструмента.

  Майор Сизов разрешил нам час репетиций после отбоя, и уже через неделю мы лабали нечто, отдаленно напоминающее чарльстон. Народ отплясывал и под эту какафонию, но это было не то. Народ хотел песню. Нужен был фронтмен. Но где его было взять? Я поделился горем с лейтенантом Козловым, и он признался, что в училище пел в эстрадном оркестре.

     Пел лейтенант действительно неплохо, но слова «бабушка, отложи-ка вязанье» в баритоновом исполнении великана Козлова изначально звучали несерьезно. Нужна была певица. И тут снова на помощь пришел Козлов. – Я знаю одну такую, - смущаясь, в рифму признался он. – Тоже бывшая наша. Гаврилова Маша. Теперь она служит медсестрой в медсанбате, и все время поет, даже когда делает процедуры. – Он сделал умоляющее лицо. - Давайте, попробуем ее!

    И попробовали. Она оказалось именно то, что было нужно не только нам, но и лично Козлову. Наш банд пользовался невероятной популярностью, мы даже выезжали на гастроли в другие части. А Козлов и Маша вскоре, под марш Мендельсона в нашем исполнении, сыграли свадьбу.

    Свадебное платье для молодой шила чуть ли не вся страна. Сашина мама из Москвы прислала отрез какого-то совершенно невероятного материала, выбирали фасон и производили обмеры все женщины гарнизона, а шить доверили моей маме в Тбилиси так как молодая оказалась капризной и местным портнихам не доверяла. Платье получилось умопомрачительной красоты, и нам больше не пришлось выпрашивать у офицерских жен платья для Машиных выступлений.