На родине отца

Во всех окнах большого и старого, несколько осевшего дома бабушки,за пестрыми занавесками горел свет. В глубине двора, возле дровяника, лежали две овцы, шумно вздыхая. Из сарая доносилось сонное кудахтанье чем-то потревоженных кур. Возле бани на дощатом полу под навесом стояли пустые ведра и тазики. На длинной веревке вдоль забора сушилось белье. Слабый ветерок шевелил наволочки и простыни, тени от них перебегали с места на место, как крупные темные птицы. Двор был залит ярким голубым светом луны.

Затворив за собой калитку, Искандер опустил на землю большую дорожную сумку и долго, пока не успокоилось вдруг сильно заколотившееся сердце, вдыхал знакомые с детства, родные запахи. Потом негромко постучал в низкую оконную раму, и тут же не спрашивая, кто и зачем пришел в столь поздний час, отодвинув в сенях легкий засов, на пороге показалась бабушка, близоруко вглядываясь в темноту. И едва Искандер не громко произнес:
- Это я, бабушка. Здравствуй! - как маленькая сухонькая старушка,всплеснув руками и тихо охнув, припала головой к его груди и счастливо беззвучно заплакала. Так его встречали каждый год с тех пор, как, начиная с первого класса, Искандер стал приезжать сюда на летние каникулы. Два года назад еще был жив дед, и старики терпеливо ожидали его вдвоем...

До глубокой ночи просидели бабушка с Искандером за большим самоваром, выкладывая друг другу все новости за истекший год. Искандер рассказал немного о себе, о том, как окончил школу, больше говорил о матери, ее нелегкой работе и заботах, о младших братьях. Потом с искренним интересом слушал подобный бабушкин рассказ о деревне, о родных, друзьях и соседях. И всё-всё в этих простых житейских повествованиях ему было мило и близко сердцу.

На следующий день бабушка разбудила его в восемь утра. Он сразу же встал и вышел во двор, ополоснулся холодной водой из старенького рукомойника;висевшего возле низкого крыльца, долго вытирался махровым полотенцем и с невыразимым удовольствием слушал знакомые звуки давно проснувшейся летней деревни. Пение
горластых петухов, мычание соседского теленка, хлопанье ставен, стук калиток, звонкие по-утреннему свежие голоса домохозяек на улице слышались Искандеру, как одна приятная, сладкая мелодия, по которой он страшно соскучился и теперь был готов их слушать часами...

На завтрак он выпил большую кружку парного молока с краюхой домашнего хлеба. Вынес из кладовой велосипед, оставленный здесь в прошлом году. Во дворе подкачал камеры и, покончив с этим делом, двинулся к воротам.
- Бабушка! - позвал он и, когда она появилась в распахнутом окошке, сказал:
- Я съезжу к Юрюзани. К обеду вернусь, а может и раньше.

- Ладно, не задерживайся только. Я пироги к обеду состряпаю.

- Хорошо, - махнул ей рукой Искандер и, мгновенно передумав, пошел за околицу огородом. Он не захотел преждевременно показываться на улице. Сейчас встретится любой приятель, и одиночная прогулка обязательно сорвется.

За два часа Искандер объездил все окрестные луга, покрытые светло-изумрудной рожью и пшеницей. Поднимался пешком на ближние невысокие горы и затеи, не крутя педали, и даже притормаживая, съезжал с них по другую сторону, петляя по узким знакомым тропинкам. Каждый холм,каждый овраг, каждый лесной ручей и родник с ледяной чистой водой рассказывал ему о многом. Это были встречи со старыми друзьями, от одного вида которых радостно стучало сердце. Искандер здорово соскучился по ним, как по живым и близким существам.

Наступил полдень. Солнце приближалось к зениту, и голову стало сильно припекать. В высоком синем небе будто застыли редкие прозрачные облака. Чистый лесной воздух был напоен горьковато - сладким ароматом трав и цветов. Едва ощутимый легкий ветерок приятно щекотал лицо. Велосипед катил по укатанной колесами дороге. Слева медленно проплывало темно-зеленое поле молодой кукурузы. Справа высилась крутая гора с редкими кустами шиповника и несколькими высокими разлапистыми елями. Чуть слышно шуршали шины колес, стрекотали в траве кузнечики. Где-то неподалеку выбивал четкую дробь дятел.

Искандер обогнул гору и покатил под уклон к речке, заманчиво блестевшей между густых зарослей ивы. Здесь ветерок стих совсем. Одинокая трясогузка дозором облетала берег, со щебетом описывая один круг за другим. Искандер знал на этой речке - притоке Юрюзани, одно хорошее местечко и поехал туда вверх по течению. Наконец, он добрался. Речка тут не шумела. Течение ее было ровным и спокойным. Совсем рядом над рекой подымался холм, за ним лесистые горы, гребень за гребнем, и так до самого горизонта. Далекие и неясные, они были едва видны сквозь дрожащий от зноя воздух.

Искандер скинул одежду и с разбегу бросился в воду. Он купался до тех пор, пока не покрылся «гусиной кожей». Только тогда выбрался на низкий песчаный берег. Он несколько раз подпрыгнул, размахивая руками и разогреваясь, затем лег на мягкую теплую траву под большой корявой березой и не заметил, как задремал... Проснулся от легкого толчка в плечо.

- Проснись, джигит! Днем только лодыри да больные спят.

Искандер открыл глаза и увидел сидящего на корточках рядом Рафаила-агая - председателя сельсовета.

- А если бы вместо меня медведь вот так подошел и разбудил тебя? - председатель беззвучно рассмеялся, обнажая желтовато-прокуренные крепкие зубы.

Искандер встал на ноги и смущенно сказал:
- Летом он 6ы не тронул, пожалуй.

Рафаил-агай тоже встал и протянул руку:
- Ну, здравствуй, Искандер! Когда приехал?

- Вчера вечером, - сказал Искандер, благодарно пожимая широкую мозолистую ладонь.

- На каникулы опять?
- Да. То есть, не совсем так, - поправился Искандер. - Я школу закончил. Только что выпускные экзамены сдал.

- Вот как?! Ну, поздравляю! И какие же планы теперь, если не секрет?

Искандер знал, это не праздный вопрос. Этот человек имеет право спрашивать, интересоваться судьбой Искандера. И не только потому, что Искандер дружил с его сыном Фуатом, часто бывал в их доме. Главное, что Рафаил Альбертович был лучшим другом погибшего отца Искандера. Когда-нибудь он задаст Рафаилу-агаю много вопросов об отце, но это случится позднее, через год-два, а то и больше. А сейчас он ответил:
- Да вот, буду готовиться в университет поступать.

- И на кого собираешься учиться?
- На журналиста.
- О! Хорошая профессия. Посоветовал кто-нибудь или сам решил? - председатель испытующе и серьезно посмотрел на него. Искандер выдержал этот взгляд.
- Сам решил, - просто ответил он.

- Что ж, похвальное решение, - кивнул головой Рафаил-агай. - Мать по-прежнему на заводе работает?
- Да.

Они помолчали. Рафаил Альбертович достал из нагрудного кармана рубашки пачку «Памира», спички и закурил. Засовывая сигареты обратно в карман, вдруг спохватился и без улыбки предложил:
- Ты, может куришь, Искандер? Пожалуйста!

- Нет, что вы!
- Правильно, не балуйся. А мой балбес Фуат уже курит, - он глубоко затянулся и сказал, глядя куда-то вдаль: - Да, был бы жив твой отец, по-другому жила бы сегодня и мать. Да и вы, дети, тоже.

Председатель взглянул на часы, повернулся в сторону, и Искандер только теперь заметил стоящий поодаль зеленый «уазик».
- Давай посидим немного, - неожиданно предложил Рафаил-агай. - Когда еще выпадет нам с тобой такая минута, - он прошел немного вперед, к самой воде и присел на корточки. Искандер примостился рядом. Они смотрели на сверкающую поверхность речки, над которой стремительно летали стрекозы, и рыбы выпрыгивали из воды в погоне за ними.

- Ты конечно знаешь, что твой отец был хорошим столяром, - сказал председатель и лицом повернулся к нему.

- Слышал, - неуверенно - неопределенно ответил Искандер.

- Тимур был не просто хороший столяр, а столяр от Аллаха. Из куска дерева, из любой доски мог сделать пригодную в доме вещицу. В деревне у многих людей старшего поколения до сих пор хранятся вещи, сделанные его руками. У нас - ты и сам видел - стоит комод, круглый стол, шкатулку храню, которую он мне на день рождения подарил. А ведь ему и тридцати лет не было в ту пору. Я только теперь начинаю понимать, какие молодые мы с ним были тогда.

Председатель умолк, делая последние неторопливые затяжки, потом бросил окурок под ноги и крепко втоптал его в землю подошвой черного простого башмака из сельмага. Не меняя позы, он продолжил свой рассказ:

- Он еще здорово увлекался фотографией. Вам, молодым, сейчас невозможно представить, что значило в начале пятидесятых годов быть в ауле единственным фотографом. Это был один из самых уважаемых и желанных в каждом доме людей. Фотоаппарат был такой же диковиной, как сейчас кинокамера. Он снимал всех, кто просил его. Дело прошлое, и я могу признаться тебе... Хотя я был лучшим другом твоего отца, втайне я очень завидовал его популярности в нашем ауле. Завидовал его успеху у девчат, а они любили Тимура. Да и он сам был парень не промах в этом деле. Несколько женщин аула и сейчас хранят его фотокарточки. И я знаю кто. Кто знает, может, он потому и любил сам сниматься и дарить свои фотокарточки, что предчувствовал свой короткий век. Кто знает...

Несколько минут прошло в молчании.

- Сколько тебе было, когда он погиб? - повернулся в сторону Искандера председатель.
- Три месяца.

- Как время летит! Уже семнадцать лет прошло! Эх, жизнь - жизнь!

Рафаил Альбертович вздохнул всей грудью, нахмурил черные лохматые брови и опять погрузился в свои взрослые раздумья.

Отец Искандера был вторым сыном в дружной крестьянской семье. Дедушка был молодцом - два здоровых работящих парня и две милые послушные дочки. Помощники отцу и матери, как на заказ. Но жизнь распорядилась по-своему. Старший сын, механик-водитель танка Т-34, погиб осенью сорок первого в кровопролитных боях под Москвой восемнадцати лет от роду, оставив родителям единственное письмо и
пожизненную пенсию в двадцать восемь рублей. Весной 1945 года призвали и отца, но на фронт не попал - отправили служить на Дальний Восток. Семь долгих лет служил он в армии, в мотострелковой части вместе с другом-односельчанином Рафаилом. Тогда их то и дело перебрасывали из одной европейской страны в другую. Благополучно вернулся в родной аул, а всего через полтора года погиб нелепой и страшной смертью.

Искандер часто думал о человеке, подарившем ему жизнь, пытаясь представить его живым, но из этого ничего не выходило. И зачем ему надо было запрыгивать на полном ходу на этот чертов паровоз - «кукушку» в лютый февральский мороз и гололед? Да еще с оконными рамами в руках. Привычно понадеялся на свою силу и ловкость? Или просто торопился увидеть молодую жену - красавицу с новорожденным?..

- А ты молодец, Искандер, - сказал Рафаил-ага, - что не забываешь стариков. Дед вот умер. Бабке стало еще тяжелее. Но теперь подрос ты, и ей подспорье. Весь аул знает, что ты сено для коровы заготовляешь, дрова на зиму запасаешь, по хозяйству много работы делаешь. Хороший парень у Тимура вырос. И матери низкий поклон за то, что каждое лето отпускает тебя на нелегкий крестьянский труд вместо пионерских лагерей и городского летнего отдыха.

- Если бы не друзья, я один никогда бы не справился с этими делами, - искренне сказал Искандер, смутившийся от неожиданной похвалы председателя сельсовета.

- Наверное, - согласился Рафаил-агай. - Тебе лучше знать. Что у тебя есть такие верные и работящие друзья - это замечательно. Но ведь они приходят на помощь не ради твоей бабушки, а ради тебя. Значит, уважают, идут за тобой. Давай продолжай в таком же духе. А мне, брат, пора!

Рафаил Альбертович встал на ноги и снова крепко, по-мужски пожал руку Искандеру.

- Заход к нам почаще. Фуат знает, что ты приехал?
- Нет еще, никто, кажется, меня в ауле не видел.
- А - а! А чего так далеко заехал?
- Да вот, хотел посмотреть... соскучился я по деревне...

- - Это хорошо, что тебя тянет к нам. Здесь корни твои. Предки ходили по этой земле, по этим местам. Пусть и твои дети обязательно полюбят этот край. Человек, который не имеет своих корней, родины - несчастный, одинокий путник в пустыне. Запомни это. Ну, я поеду, надо луга посмотреть - скоро сенокос.

Председатель махнул рукой и зашагал к машине. Искандер смотрел ему вслед до тех пор, пока Рафаил Альбертович не уселся в кабину и шустрый «уазик», подняв легкую пыль, не скрылся за деревьями. Затем он снова вернулся на берег, сел и стал смотреть на светлую и гладкую поверхность реки.

«Пока в жизни все идет нормально», - думал Искандер.

Эти летние месяцы, что ежегодно проводил он в деревне, дарили ему столько чудесного, незабываемого и доброго, что потом, вернувшись в город, Искандер долго жил воспоминаниями. На сердце становилось хорошо и светло от одной мысли, что в этом огромном мире есть уголок земли, где он по-настоящему любим, дорог людям и ему всегда тут рады.

Искандер здесь многому научился. Он умел запрягать лошадей, мчаться на них верхом во весь опор, косить, метать стога, обращаться с топором и пилой, узнавать птиц по голосам, чинить домашнюю утварь. Он познал на себе весь нелегкий крестьянский труд и научился уважать мозоли на руках простого человека. Искандер не знает, что его ждет впереди. Но знает точно, что будет приезжать сюда всегда. Приезжать сюда, чтобы обретать душевный покой и новые силы для больших и малых дел. Это уж точно. Этого у него никому не отнять.