День водителя

         

    Нетерпение и желание повторить то, что он успевал прочувствовать за эти два дня, начиналось в нем уже к вечеру вторника. В понедельник с утра болело все : голова иногда начинала гудеть так, словно это была кузня и в ней начинали работать по только им известному расписанию рьяные мастера своего дела и лупили и лупили молотками по наковальням; во рту временами становилось сухо, словно в финской сауне, щеки изнутри стягивало так, что они больно укалывались о зубы, и пока было чем, он взглатывал, пытаясь смачивать щеки и горло слюной, а когда организм уже не успевал ее вырабатывать – он улучал минутку в плотном графике ремонтов и с наслаждением цедил тепловатую не вкусную воду из кулера. Для кого-то вода эта была вполне ничего, но он-то знал завораживающий вкус настоящей воды, там, вверху, в мелких незамерзающих ручейках, она была с запахом морозной свежести и вкусом подснежников, от нее ломило зубы, а мелкие льдинки-снежинки, прокатываясь по гортани, кололи ее, нежно щекоча.  Начальство не любило, если замечало, что в понедельник с утра кто-то из мастеров чувствовал себя неважнецки после бурно проведенных выходных, и, заметив за кем-нибудь характерные симптомы, могла запросто отправить отлеживаться и отходить домой, а потом поставить работать в выходные, причем за обычную, «будничную», а не выходную, ставку. Он не мог позволить себе лишиться  выходных, потому что мог увидеться с ней только в эти дни. Он не спрашивал ее, почему она не может видеться с ним в какие-то другие дни, боясь спугнуть то хрупкое состояние доверчивости, возникшее, наконец, между ними.
     Познакомились они случайно, хотя он знал и понимал, что если ты очень сильно чего-то хочешь и искренне просишь об этом у Него – твое желание сбудется непременно.  Как-то во сне он увидел себя и ее там, под облаками, рядом, и понял, что надо делать. Его нетерпеливой рукой словно водил кто-то, и он с первого раза нашел нужный сайт и начал листать странички, выискивая ее лицо. Он знал, что узнает ее из тысячи, и так оно и произошло. Сердце его подскочило, словно мячик от пола, и наружу его не выпустили только ребра. Много вечеров они переписывались, осторожно задавая друг другу вопросы, стараясь  не спугнуть друг друга каким-нибудь резким и неподготовленным словом. А потом он решился, рассказывая в очередной раз о прожитом дне, назвать себя тем единственным словом, которое могли знать только те, кто был такими же, как и они. Слово это было в обиходе только в их кругу, люди  не знали  его настоящий, спрятанный в глубине букв смысл. Он назвался этим словом и замер в ожидании ее ответа. А когда она после паузы ответила, что тоже такая – радости его не было предела. Он стал  смелее и предложил ей встретиться в том месте, где хочет она.  И она согласилась на встречу, указав эти горы. Она объяснила, что родители не готовы еще отпустить ее куда-нибудь далеко, а горы эти находятся рядом с ее домом. И они уже несколько раз встречались и проводили два дня- субботу и воскресенье- вместе. Он готов был на любые условия, только бы у него оставалась возможность с трепетом прикасаться к ней, шептать ей слова, нежные, как шелк, вдыхать ее пьянящий запах и  испытать опять то непередаваемое ощущение, возникающее у него где-то внутри, когда они находились рядом друг с другом.
   Ему очень хотелось поделиться всем этим своим богатством с кем-нибудь, разделить с ним то, что наполняло его до краев и вот-вот – как ему иногда казалось,- лопнет и разорвет его слабую оболочку – плоть, но не находилось пока рядом с ним понимающего и надежного друга, которому он мог бы, не таясь, рассказать обо всем.
   Болело у него и тело, болели все мышцы, живущие в нем, словно он ударялся о камни или их бросали в него и попадали, но вроде бы этого не было, или он просто это не помнит, или было все-таки, но он забыл, хотя что-то смутное иногда мелькало где-то там, в дали, занавешенной туманом…
Он  старался выполнять свою работу быстро, правильно и красиво – у него был стимул для хорошей работы. Водители старались попасть именно к нему, некоторые даже были готовы ждать в очереди и записывались за неделю, и часто ему перепадали неплохие «чаевые» за качество и скорость выполнения заказа.
  С тех пор, как он стал видеться с ней в выходные, понедельник стал для него довольно тяжелым днем. Но приятные воспоминания, которые он, смакуя, цедя в памяти по-маленьку, бережно и аккуратно, помогали ему справиться с недомоганием. И уже во вторник он начинал предвосхищать предстоящую встречу, придумывал, что скажет ей, какой шуткой попробует рассмешить, и пытался представить себе, в какое место она позовет его в этот раз. И знал заранее, что согласится с любым ее предложением, каким бы авантюрным и сумасбродным оно не казалось.И пусть это будет далеко, и пусть возвращаться назад придется из последних сил - он все вытерпит, лишь бы только с ней, только бы рядом.
     Дело свое он знал, и даже если погружался в своих мечтаниях на большую глубину, руки делали знакомую работу на «автомате». Так, почти незаметно, пролетали вторник, потом среда, четверг, и вот, наконец, приближался этот день. В пятницу с утра у него уже ничего не болело, тело было отдохнувшим и готовым вновь повторить то, чем им так нравилось заниматься.
    Все мастера ходили по цеху слегка возбужденные, у многих прорезывалось чувство юмора, некоторые становились в пятницу щедрее, чем в другие дни, и угощали друг друга и даже клиентов кто сигаретой, кто чашкой кофе, кто анекдотом.
        После обеда выбирали «гонца» и засылали его со списком по магазинам. «Гонцом» хотели стать почти все, так как его рабочие обязанности в остаток этого дня брал на себя кто-то другой, поэтому эту почетную и важную должность передавали друг другу по графику или по жребию. Он не хотел быть «гонцом», а предпочитал работать в этот день с полной нагрузкой и несколько раз отказался от заманчивого для других предложения, а потом от него отстали и больше не предлагали быть «гонцом».
И вот вечер пятницы, по неизвестно кем заведенной традиции в 18-00 звучит удар «Гонга»- так они называли подвешенный в углу кусок рельса, по которому «гонец» (это тоже входило в его обязанности)бил металлической трубой, и после звонкого звука, выбрасываемого рельсом из своего нутра, начиналась пятничная суета – на середину цеха вытаскивался большой стол, сколоченный из доски-пятидесятки и строительных поддонов, аккуратно – как это могут сделать еще трезвые мужчины в ожидании праздника- застилался клеенкой в цветочек, и быстро сервировался пластиковой одноразовой посудой и не хитрым угощением из магазина. Некоторые «семейные» выставляли принесенные из дому домашние разносолы – хрустящую капустку, соленые огурцы и помидоры, грибочки, домашнее сало, моченые яблоки. Стол накрывался почти мгновенно- люди не хотели тратить ни одной бесценной минуты зря. Первый тост был  емким и выразительным:
- Ну, за день водителя!
И хотя он звучал почти каждую пятницу и все знали его наизусть, ждали его с нетерпением и даже с некоторым вожделением и относились серьезно.
Он был наполнен  смыслом, важным для этих людей, и имел для них связующее их значение, показывающим, для чего они здесь собрались.
           Он, пользуясь небольшой суматохой, потихоньку уходил из мастерской, садился в свою машину и ехал на берег реки, на дальний ее край, скрытый от города густой тайгой. Все, что могло им понадобиться, лежало у него в багажнике еще со вчерашнего вечера. Он взбирался на самое высокое место над рекой, еще раз внимательно озирал окрестности – зрение у него в этот момент становилось почти как у орла и он мог разглядеть дребезжащий на ветру лоскуток коры на березе, росшей в нескольких километрах отсюда-, и начинал пританцовывать  на месте, словно давя виноград на вино, как это делал герой Адриано Челентано в известном фильме. Когда он начинал чувствовать, что знакомое, слегка болезненное ощущение приближается, он набирал полную грудь воздуха, задерживал его ненадолго внутри, не выпуская, потом низко приседал, собирая свое сильное молодое тело в подобие пружины, и подпрыгивал вверх, стараясь оттолкнуться ногами от земли как можно сильнее и выше. Он слышал, как сзади, за его спиной, начинали шуршать с таким звуком, словно это рвался из ранца на свободу основной парашют, свистя шелком, слежавшиеся за неделю крылья. Он знал, что сразу они выглядят не очень привлекательно, почти как у какой-нибудь домашней птицы, но потом они распрямлялись во всю свою длину, становились величественными, он нащупывал ими потоки воздуха и взлетал.
            Летал он быстро, быстрее многих самолетов. Ему и надо было летать быстро, иначе как бы он смог долететь до гор, где она ждала его, разделить с ней чудесные мгновения полета, рассказать ей о том, как ему жилось без нее эту неделю, напиться горной воды со вкусом подснежника, и даже немного отдохнуть, спрятавшись за каким-нибудь уступом и прижавшись друг к другу, а потом еще и вернуться обратно?
           Встречный ветер был сильный, он холодил ему лицо и вышибал из глаз слезы. Он не вытирал их, ему очень хотелось, чтобы она отерла их своим нежным крылом, как это было в прошлый раз. Он весело и радостно кувыркался в небе и в этом самом любимом своем времени – времени ожидания встречи с ней.
17.02.23.