Шестов

Философ и литературовед Лев Шестов (настоящее имя – Лев Исаакович Шварцман) родился в январе 1866 г. в Киеве, в семье коммерсанта. В 1884 г. он поступил на математический факультет Московского университета, через год перешел на юридический факультет, а завершил образование в 1889 г. на юридическом факультете Киевского университета. В дальнейшем Шестов ушел в мир литературной критики и философской эссеистики, и выбор этот оказался окончательным. Он участвовал в Религиозно-философских собраниях в Петербурге, поддерживал отношения с ведущими представителями российского религиозно-философского движения начала века – с Мережковским, Булгаковым, Розановым, Вячеславом Ивановым. Особенно близкие отношения связывали его с Бердяевым.
В 1898 г. вышла первая книга Шестова – «Шекспир и его критик Брандес». Уже здесь вполне определились основные темы его творчества: судьба человека в равнодушном и беспощадном мире; наука и «научное» мировоззрение, по существу благословляющие безысходность человеческого существования, лишающие жизнь даже ее трагического смысла. Здесь же Шестов обнаруживает своего главного противника – философский рационализм, который, по его убеждению, всей силой разума санкционирует необходимость и закономерность «объективных обстоятельств», унижающих и уничтожающих человека, и в то же время требует от него оптимизма в осознании «разумной необходимости». Критика разума вообще и философского умозрения составляют отныне содержание всего  творчества Шестова. В этой борьбе он искал и находил «союзников» (Ницше, Достоевский) и даже «двойников» (Кьеркегор). Критикуя любые попытки умозрительного отношения к Богу (философские и богословские в равной мере), Шестов противопоставлял им исключительно индивидуальный, жизненный (экзистенциальный) путь веры.
Экзистенциальная философия, утверждал Шестов, начинается с трагедии, она исходит из предположения, что «неизвестное ничего общего с известным иметь не может, что даже известное не так уж известно, как это принято думать, и что, следовательно, все предположения... были только обманчивыми иллюзиями». Шестов предлагает забыть о том привычном образе мира, который навязан человеку наукой, рационалистической философией и здравым смыслом. В мире экзистенциальной философии будущее совершенно неизвестно: «Всякое подлинное творение есть творение из ничего... Творчество есть непрерывный переход от одной неудачи к другой. Общее состояние творящего – неопределенность, неизвестность». Истина, которой владеет философ в настоящий момент, имеет значение («чего-нибудь да стоит»), только если он признает, «что она безусловно не может быть ни для кого обязательной». Шестов отрицал «оправданность» любого универсализма в истории и был готов ниспровергать идею прогресса под любым обличьем: гегелевского панлогизма, «становления абсолютного всеединства» Владимира Соловьева или «творчества богочеловечности» Бердяева. Историческое познание, считал он, в научно-рационалистическом смысле вообще невозможно. История – «простое повествование». Отношение к прошлому всегда должно носить личный характер. Открыть истину в истории может «только тот, кто ее ищет для себя, а не для других, кто дал торжественный обет не превращать свои видения в общеобязательные суждения».
Идея веры-свободы в творчестве Шестова оказывается единственно возможным положительным ответом на вопрос о смысле исторического существования человека. Нельзя метафизически доказать, что «бывшее станет небывшим» и волею Абсурда «железная» логика исторического и природного процессов может быть отменена, но в это можно поверить. «Для Бога нет ничего невозможного, писал он,  – это самая заветная, самая глубокая, единственная, я готов сказать, мысль Кьеркегора – а вместе с тем она есть то, что коренным образом отличает экзистенциальную философию от умозрительной».
Важной вехой в творческой биографии Шестова стала его книга «Добро и зло в учении графа Толстого и Фридриха Ницше» (1900), стяжавшая ему известность в столицах. В «Мире Искусства» Дягилева, частями была напечатана его третья книга «Достоевский и Ницше» (1903). Заметный резонанс имел труд Шестова «Апофеоз беспочвенности» (1905), который, по свидетельству некоторых современников, произвел впечатление разорвавшейся бомбы среди самых разнообразных читателей (хотя, вообще говоря, бунт Шестова против разума и морали был и непонятен, и неприятен для его поколения, до такой степени оно находилось «в плену у научности»).
Октябрьский переворот Шестов не принял категорически и охарактеризовал власть большевиков как «деспотическую» и «реакционную». В 1919 г.  он эмигрировал из России, провел год в Женеве, а с 1921 г. и до конца своих дней жил во Франции. На момент приезда его имя было совершенно неизвестно за границей. Однако очень скоро оригинальность его работ и парадоксальность суждений привлекли к себе внимание публики. О Шестове заговорили, как о «новом великом европейском критике» и о «замечательном мыслителе». Уже в эмиграции вышли такие важные его работы, как «Власть ключей» (1923), «На весах Иова» (1929), «Афины и Иерусалим» (1938).
Умер Шестов в ноябре 1938 г. в Париже. После его смерти были опубликованы: «Киркегард и экзистенциальная философия» (1939), «Умозрение и откровение» (1964), «Sola fide – Только верою» (1966).

Конспекты по истории культуры  http://proza.ru/2011/06/02/190


Рецензии
Время, родившее стольких философов, не могло не привести в конечном итоге к глобальному грубому упрощению. Вс эти люди в конечном итоге оказались не нужны в новой России, но, как ни странно, все нашли себя на Западе. Это странная ирония судьбы, не правда ли? Рассуждать об истине, о месте или особом пути России (я сейчас не про Шестова) и оказаться где-нибудь во Франции и Германии. Что касается его философии, не могу не согласиться с мыслью об условности истории. Прямо сейчас мы можем наглядно это наблюдать.

Оксана Куправа   21.02.2023 03:06     Заявить о нарушении
Я согласен с вами. Тема "Русская интеллигенция и революция" многогранна и трагична. Наш Серебряный век был высочайшим взлетом человеческого духа. Но это была культура тонкого слоя интеллигенции. Массы хотели совсем другого. Некоторые историки и писатели (например, Солженицын в "Красном колесе") сурово осуждают русскую интеллигенцию за то, что она в 1905-1917 гг. "раскачала лодку" российского государства. За это, дескать, и поплатилась. Но я бы взглянул на эту проблему шире. А были ли вообще такие классы и прослойки, которые "не поплатились"? Крестьяне, самые жестокие "мстители" в годы гражданской войны, были сломлены во время коллективизации и оказались под жесточайшим государственным игом. Все остальные пережили многие годы разрухи, дефицита, репрессий, страшно кровопролитных войн. Сама "ленинская гвардия", подготовившая и совершившая "октябрьский переворот", почти целиком была уничтожена во время чисток 1936/1939 гг. Но зато наш опыт оказался очень полезным, если смотреть на него в планетарном масштабе. Он предостерег от неверных шагов вдумчивых политиков в других странах.

Константин Рыжов   21.02.2023 06:09   Заявить о нарушении
Согласна с вами. Наша революция стала лучшей антирекламой революции. Высланной в двадцатые интеллигенции, как выяснилось позже, ещё крупно повезло. Основной удар пришелся по патриотам, которые остались, и по крестьянам, которые усиленно продолжали делать вид, что их не волнует, что там кипит за забором их огорода. А когда пришли отнимать огород, оказалось уже поздно

Оксана Куправа   21.02.2023 11:26   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.