7. Солдатская Любань. 1942. Барнаул. 1941-й

  Барнаул. 1941-й
 
  Вот уже больше месяца Леонтий находился в армии, в Барнауле, получая короткие и редкие весточки из дома: писали, что всё у них нормально, дети в школу пошли, уборочная закончилась, с зерном на зиму будут, грибы, огурцы и капусту засолили, картошки накопали много.
  И вспомнилось Леонтию, как почти в это же время, в 1937 году ему тоже не пришлось заниматься уборочной и подготовкой к зиме, а вынужден он был жить в городе у дядьки, материного брата - Туева. Он, Леонтий, коммунист и красноармеец-кавалерист, почти целый месяц скрывался от второго ареста.
 
  Урожайный 1937 год стал тогда для колхозников великим трудовым испытанием. На уборку обильного урожая были брошены все силы. Большую и трудоёмкую работу с раннего утра до позднего вечера выполняли женщины и девочки-подростки. Они вязали снопы, ставили их в кучи для последующего скирдования в клади, после чего производился обмолот кладей молотилками, а мужики-колхозники практически сутками находились в полях, на полевых станах, работая и днём и ночью, отдыхая по переменке по два-три часа в сутки. Леонтий был бригадиром одной из полеводческих бригад. С техникой было сложно, всего один трактор "Фордзон". Косовица выполнялась в основном конными жатками-лобогрейками и крылатками (жнейками самоскидками). Пыль от них стояла над полем постоянно, не успевая оседать на землю. Привозной воды хватало лишь на приготовление пищи да немного промыть глаза, поэтому все были чёрно-серые от пыли и загара.
  Леонтий на свой страх и риск отпускал тогда домой по одному человеку из бригады на пару-другую часов для "помывки", а сам исполнял работу временно отсутствующего.
  В субботний день во время обеда мужики решили отпустить своего бригадира в баню:
  - Иди, Сергеич, домой. В бане спокойно помоешься, отдохнёшь нормально хоть разок. А утром завтра и вернёшься. Мы справимся, не подведём.
  - Точно, справитесь?
  - Да не сомневайся, иди. Вымотался за неделю! А мы тут ускорим жатку-то!
  Ближе к ночи Леонтий направился домой, поглядывая на ясное вечернее небо: "Вёдро стоит устойчивое, без облачка, стало быть, успеем убрать пшеничку-то".
  Часа через три он уже сидел дома за столом, отмытый и разгоряченный после баньки. Картошка в мундире, солёные грибы и огурцы стояли в ряд, аромат наваристой, аппетитной ухи, зелёного лука и укропа расслаблял.
  - Ну вот, Паша, теперь можно и стопаря под ушицу! Да грибочков с огурчиком! Хороший нынче урожай, Паша! Очень хороший. На трудодни будут зерно выдавать, с хлебом да с кашей будем, значит. Надо будет сусек подделать.
  Вся семья сидела за столом, сыновья с серьезным видом хлебали уху, годовалая Маша не спала, а вертелась у матери на коленях.
  Ещё до рассвета по прохладе Леонтий возвращался на бригадный стан. Над полем стелился сплошной, приятно освежающий утренний туман.
  Вдруг из тумана, как из воды, вынырнул прицепщик Ваня:
  - Дядя Лёня, не ходите туда, там эти, в фуражках, приехали. Вас спрашивают.
  - Чего ты мелешь? Кто приехал, кто спрашивает?
  - Один из них ругается, говорит: "Куда он ушёл? Как он посмел бросить работу?" Говорит, что Вас посадят. Дядя Леня, мужики меня втихаря послали вас предупредить!
  То, что посадят, Леонтий знал. Время сейчас тяжёлое, вон Егора Понагушина, кузнеца сельского, как забрали непонятно за что, рано утром, так уже скоро третий месяц ничего о нем и не слыхать. Да и сам-то он, помнится, несколько лет назад целых семь месяцев ни за что отмотал!
  Мысль сработала сразу: "Нужно рвануть в Барнаул, к родственникам матери, там отсидеться и поглядеть, куда эта чёртова кривая выведет! Город большой, может, и искать-то не будут".
  Пробираться до Барнаула Леонтий решил вдоль берега Оби: подальше от дорог, да и деревьев вдоль берега много. К утру следующего дня он был уже в городе. А пока шёл, всё время думал о том, кто же мог донести-то на него, да так быстро! "Ушёл-то он со стана домой поздненько вечером, затемно, вроде ни с кем и не встречался. Но кто-то же донес. Догадка, конечно, есть! Но это - догад, а он не бывает богат!" - размышлял Леонтий.
  Родственники приняли беглеца. А что же делать-то, сами в свое время вынуждены были уехать из Барнаула, скрыться от расстрела всей семьей, правда, это было в 1918 или 1919 году! Но было же! А свой своему поневоле друг.
  На третий день Леонтий неожиданно попал в больницу: у него поднялся сильный жар, ломота пошла по всему телу, аж кости выворачивало. Лечили три недели, а там и в деревне, и в районе постепенно всё улеглось. И Леонтия по прошествии почти целого месяца никто не разыскивал. Выписавшись, он с больничной справкой, похудевший вернулся домой. Получилось, что его никто и не искал, и с работы он не сбегал, а лечился в больнице. Так вот и вышло, что судьба не дала его в обиду, а то пилить бы ему лес где-нибудь на Севере.
 
  "Как интересно жизнь распоряжается судьбами человеческими, - думал Леонтий. - Вот у брата матери, Туева, тоже судьба поработала с выдумкой, судя по его рассказам". В далёкие 1890-1896 годы он проходил службу на Дальнем Востоке, около года работал по домашнему хозяйству у флотского чиновника высокого ранга, уже довольно пожилого, обрюзгшего и очень вредного старикашки лет шестидесяти с небольшим.
  Работа была разная: уборка двора, конюшни, уход за четырьмя добрыми рысаками, попутно дрова порубить и прочее. А жена у старика оказалась молодой и статной дамой тридцати одного года.
  И матрос Туев стал замечать заинтересованные взгляды молодой хозяйки. Потом начались расспросы: "Откуда вы? Как служба идет? Скоро ли домой? Матрос, помогите это, принесите то..."
  Одним словом, однажды произошло то, что и должно было произойти между двумя молодыми мужчиной и женщиной. Через пять месяцев, в течение которых молодые люди продолжали тайком встречаться, у Фёдора Туева закончился срок службы и он уехал домой в Томскую губернию, в село Павловск.
  Прошло много лет, Фёдор переехал в Барнаул, женился, занялся небольшим делом при пароходстве: поставлял некоторые продукты питания для буфетов пароходства, мало-помалу скопил капиталец, выбился так сказать в люди. Потом приобрел хорошую квартиру на первом этаже дома в районе речного порта.
  А тут война, потом революция, после которой начались смутные времена в городе. Власть почти два года постоянно менялась, переходя от большевиков к белогвардейцам, шла Гражданская война.
  В один из периодов очередной смены власти в конце 1918 года, когда Красные вновь захватили город, в квартиру семьи Туевых в сопровождении нескольких красноармейцев вошел молодой комиссар. Пройдя в большую комнату, он сел на стул и осмотрелся.
  Некоторое время внимательно рассматривал стоявших перед ним членов семьи, а потом спросил:
  - Как Ваша фамилия?
  - Туевы мы.
  - Туевы, значит... А вы служили в девяностых годах прошлого века на Дальнем Востоке?
  - Да, служил.
  - Попрошу всех выйти! - Негромко приказал молодой комиссар и после длительного молчания продолжил: - Значит, получается, что вы - мой отец! Знаете ли, а я представлял вас немного другим. Мать очень хорошо отзывалась о вас и долгое время думала, когда стала вдовой, что вы вернётесь. Только благодаря тому, что она вас любила, я посоветую вам забрать свою семью, самое необходимое и сейчас же, немедленно покинуть город. Иначе вы будете расстреляны, как мироед и классовый враг, ваша фамилия - в расстрельном списке. Поспешите. Это всё, что я могу для вас сделать. Если будет нужно, я вас позже найду... Прощайте!
  - А... ваша мать? Она...
  - Она умерла пять лет назад. У Вас мало времени! Через два часа мы будем здесь снова, так что у вас есть всего часа полтора на сборы.
  На этом они расстались, и больше их дороги не пересеклись никогда.
  Скорее всего, его сын погиб в том революционном огне. А тогда, при их встрече, всё произошло так быстро, что Туев даже не успел узнать имени их семейного спасителя.
  Почему-то именно эти воспоминания неожиданно всплыли из памяти Леонтия с такой ясностью, как будто это было вчера, и они придали ему уверенность в том, что и на этот раз, его судьба сделает правильный ход и подскажет ему правильный путь.