Цепь Семирамиды. Глава 10. Встреча

Глава 10. Встреча


(Продолжение. Вернуться к 1-й главе http://proza.ru/2023/02/07/1111)



1

Наташа стояла у мемориальной плиты и не могла найти в списке погибших при освобождении города имени Сергея. Только через двадцать лет после окончания войны установили государственный праздник – День Победы. Ей впервые удалось выбраться на место гибели мужа…

– Сестрёнка… – раздалось из-за спины.

Оглянувшись, она увидела инвалида. Сердце сжалось у Наташи от боли. Сколько таких бедолаг видела она в родном городе в первый год после войны! Особенно много их было в районе крытого рынка, на вокзале, в других людных местах. В поисках пропитания они передвигались на примитивных кустарных каталках – деревянных щитах на колёсах-подшипниках, отталкиваясь от земли деревянными «утюжками». С поблёскивающими на старых гимнастёрках орденами и медалями они казались никому не нужными.

Исчезли инвалиды с городских улиц как-то сразу, в одну ночь… Видно, государство позаботилось о них…

Вспомнилось Наташе, как Тумас, отец её, привёл с собой однажды – то ли с рынка, то ли с вокзала – одного такого инвалида. Во двор въехала маленькая самодельная тележка на колёсиках, а на ней – как будто обрубленный снизу, совсем юный солдат. В шапке-ушанке с красной звёздочкой, на вылинявшем ватном бушлате – несколько боевых медалей, за спиной – вещмешок…

А вот ног у него не было выше колен: на затёртой брезентовой подушке лежали только короткие обрубки, укутанные в подогнутые ватные штаны…

Тумас распорядился, чтобы солдата накормили. Гульгиз накрыла стол, стоявший во дворе, чистой скатертью, принесла хлеба и полную миску щей из квашеной капусты да ещё большую отваренную картофелину… С каким аппетитом ел парень!

Когда он, опустошив миску и отправив в рот собранные со стола в ладонь крошки хлеба, стал благодарить хозяев, Тумас ответил солдату: «Не благодари, сынок! Видишь, у нас с тобой одна нога на двоих… и ещё одна запасная – деревянная? Разве инвалид инвалиду не поможет?!»

Ваня – таким простым русским именем звали парня – получил тяжёлое ранение в июле 43-го на Миус-фронте, под Таганрогом. Был комиссован, после ампутации обеих ног долго лечился в госпитале, там встретил своё 20-летие… Теперь самостоятельно добирается в далёкую сибирскую деревеньку, к родителям.

Тумас заботливо отнёсся к гостю: отремонтировал его тележку, смазал солидолом подшипники, обновил подкладную подушку. Не поскупился старик и на сборы парня в дорогу. Без лишних слов положил он солдату в вещмешок из домашних запасов буханку хлеба, ломоть сала, кисет с махоркой, спички… Даже денег немного дал: всё в дороге пригодится.

Тумас проводил Ивана на вокзал, договорился с военным комендантом, чтобы помогли солдату-инвалиду, и не ушёл, пока не убедился, что того посадили в теплушку.

Перед Наташей снова, словно наяву, предстал этот тяжело пострадавший на войне молодой человек, его простое лицо со страдальческим выражением и ещё только робко обозначившимися усами… А в глазах – невыносимая, безутешная боль от безысходности своего положения, и, быть может, обида, что не успел пожить…

– Сестрёнка, – снова услышала Наташа и посмотрела на обращавшегося к ней инвалида.

Что-то общее было у него с Иваном, но этот какой-то другой. Да, он тоже без ног, правый рукав гимнастёрки пуст и подвёрнут до локтя, на левой руке недостаёт двух пальцев. Но под ним нет деревянного щита на подшипниках, как у Ивана; он ухожен и располагается в инвалидном кресле на велосипедных колёсах и со спинкой…

Правда, лицо его обезображено глубоким шрамом, чёрная повязка закрывает отсутствующий глаз.

– Сестрёнка, – повторил бывший солдат, – положи эти ромашки к памятнику…
Женщина увидела на коленях инвалида маленький букет полевых цветов. Он как-то удерживал его оставшимися пальцами левой руки.

– …Там друг мой… Сашка…

– Сергей?.. – она узнала его по голосу. – Серёженька!.. – и слёзы навернулись, и перехватило дыхание.

– Мы не знакомы, сестрёнка. Ты обозналась.

Сердце не могло ошибиться! Эти русые волосы, голубые, как небо, глаза. Этот взгляд, снившийся ей ночами, она узнала бы из тысячи…

– Дурачок ты мой, дурачок!.. Неужели ты решил, что я тебя такого не приму? – бормотала Наташа, размазывая слёзы по щекам. – Я столько лет тебя ждала!.. Мы с дочкой ждали…

– Спасибо тебе, милая… Нас таких много… Ошиблась ты, ступай себе с миром…

– Ну что, Сергей, навестил своего друга? Пора домой, – подошедшая женщина примерно Наташиных лет или чуть моложе, увидев её, вдруг осеклась. Взгляды их встретились.

– Ты кто? – сверкнула глазами Наташа.

– Я сестра Сергея. А ты кто? – в тон ей ответила незнакомка, не отводя глаз.
– А я его жена!

– Наташа?.. Точно! Как на фотографии… – удивление было искренним. – Откуда ты здесь?

– Оттуда! Это ты мне письмо писала из…

– Да, Наташа, она писала, Юля, – перебил Сергей, – по моей просьбе… Ты же видишь: я не мог… Прости.

– Но почему?!..

– Возвращайся, Наташа, домой. Тебя ждёт дочка, подумай о ней… Выходи замуж за этого… Соколова из военкомата… Иван тебя любит, по-настоящему любит…

– А ты?! – срывающимся голосом спросила Наташа.

– А я свой выбор сделал – в пользу тебя и дочери… Я не хочу, чтобы она видела меня таким!

Чувствовалось, как тяжело давались Сергею эти слова. Он отвернулся.

– Серёжа! Но мы тебя ждали!


2

Встретившись с Наташей, Сергей вспомнил всё, что так старался забыть навсегда за эти двадцать с лишним лет.

…Когда он очнулся, был уже вечер июльского жаркого дня 1943 года. Жаркого во всех смыслах. Рядом стоял его развороченный, обгоревший танк, напротив – «тигр» со снесённой башней и тоже весь выгоревший; неподалёку догорала ещё одна вражеская бронемашина. И ни одной живой души вокруг. Поле боя перепахано снарядами и гусеницами, покрыто останками наших и вражеских солдат: где чьи – не разобрать.

А сколько надежд и радостных предвкушений было у него в ожидании утра 17 июля!

Ночью писал письмо своей Натусе почти в стихах, в котором сообщал, что на рассвете он в первых рядах пойдёт в атаку на врага, чтобы освободить свой родной город! Жаль, не успел отправить: вот оно лежит в нагрудном кармане гимнастёрки, под комбинезоном. Да, Сергей часто писал письма своей возлюбленной в стихах, но это… Это получилось как получилось: слишком сильны были эмоции перед предстоящим наступлением. Он так давно этого ждал!

Наконец-то получен приказ форсировать Северский Донец и атакой сходу выбить фашистов с господствующей высоты 277,9 – так была обозначена на его командирской карте, лежащей в планшете, легендарная Саур-Могила. Когда-то, мальчишкой, вместе со сверстниками, мечтал он откопать в ней разбойничий клад…

С высоты Саур-Могилы в ясную погоду хорошо просматривается вся местность, можно увидеть даже Азовское море! «Возьмём высоту, – думал Сергей, – а там и Степановка, километров в двух, и Красноармейск рядом, и до родного Дебальцево – рукой подать!»

Противоположный берег, покрытый сочно-зелёным кустарником, был крут и хорошо укреплён немцами. Несколько дней Шаховский изучал линию обороны противника через бинокль и оптику танкового прицела, наносил обнаруженные огневые точки на карту.

«Будет трудно, – понимал он и поддерживал себя: – Но мы же – танкисты! А танкисты не сдаются!»

Ровно месяц назад Сергею исполнилось 22 года, и он чувствовал себя зрелым мужчиной. Кто бы спорил: дочке Азалии скоро годик!

Оглушительная канонада прервала ночную тишину: началась артподготовка. Сергей взглянул на часы: 4:50; прильнул к прицелу, наблюдая за линией обороны противника на противоположном берегу. Била ствольная артиллерия, били «катюши»…

Хорошо поработали артиллеристы, сапёры навели переправу. Пришёл черёд пехоте и танкистам закрепить успех.

И вот танки Сергея с пехотным десантом на броне уже на противоположном берегу. Пехота спешилась, пошла вперёд, сошлась в жёсткой рукопашной; захвачен плацдарм на правом берегу Северского Донца. Успешно развивая наступление, километров на пять-шесть вклинились в оборону противника.

Радостно на душе у Сергея: сегодня он освободит родной город!

Но что-то пошло не так. Оказывается, фашисты успели отойти и укрепиться на подготовленном рубеже обороны. Это позволило им успешнее отбивать атаки нашей пехоты.

Вскоре, при поддержке бомбардировщиков и танков, фрицы перешли в контрнаступление. Вражеские танки надвигались стеной, их было неожиданно много.

На броне одного из них Сергей сумел рассмотреть сквозь сетку прицела эмблему дивизии СС «Мёртвая голова». Фашисты успели перебросить силы с другого направления.

«Товарищ командир! «Тигры»! ; услышал он голос механика-водителя, раздался удар, что-то подбросило танк, резануло в левом глазу. Ничего не видя сквозь залившую лицо кровь, Сергей нажал на спуск; на автомате, вслепую, дослал новый снаряд в казённик и ещё раз выстрелил.

Пригодились курсантские навыки заряжать орудие вслепую.

Ответный снаряд потряс его «тридцатьчетвёрку».

…Когда очнулся рядом со своим развороченным, обгоревшим танком, голова разламывалась от боли, а уши будто заложены ватой. Ствол орудия Т-34, словно вытянутая рука, указывал в сторону «тигра» со снесённой башней, стоящего в нескольких шагах напротив. Убитый немецкий офицер, видимо, успевший выбраться из горящей машины, лежал поодаль в неестественной позе.

«Значит, этот поединок я выиграл. Надо идти», – решил Сергей и попытался встать. Но ноги не слушались: их не было – по самые колени.
«Танкисты не сдаются, – стиснул зубы Сергей. – Надо ползти на Сидоровку. Здесь близко».



3

– Ну что, очнулся, командир?! Дивизионная разведка, лейтенант Шевченко. Можно просто: Сашко, – лицо юного лейтенанта озарилось тёплой улыбкой. – Ну, здесь ты в надёжных руках. Колхозный фельдшер дед Тарас подлатал тебя как мог, фрицам не выдадут. А я через пару дней вернусь, заберу тебя к нашим. Живи, командир, нам пора!

И лейтенант увёл свою разведгруппу.

Сергей не мог понять, как и почему оказался в чужой крестьянской хате, среди незнакомых людей, что значат слова разведчика «фрицам не выдадут».
Позже понял, что здесь он уже больше недели; в Степановке хозяйничают фашисты: им удалось отбить высоту 277,9 и закрепиться на ней.

«Значит, не выиграл я поединок у фрица». Горький ком подкатил к горлу Сергея.
Дед Тарас хорошо ухаживал за раненым, где-то доставал лекарства, делал перевязки. И фрицам никто не вы-дал. Правда, те и не совались почему-то в хату фельдшера. Видно, у них были заботы важнее…

Ещё через несколько дней Сергей услышал массированный огонь артиллерии, узнал вой реактивных снарядов «катюш» и понял: наши пошли в наступление! Инстинктивно рванулся вместе с ними в атаку… Но куда ему без обеих ног и правой руки?

Время шло, командир разведки Сашко не вернулся за Сергеем, не сдержал слово.

Осознавать свою беспомощность становилось всё невыносимее.

– Дед Тарас, ; обратился он как-то к фельдшеру, – сделай что-нибудь. Я больше жить не хочу! Прошу, помоги. Кому я такой нужен?..

– Ишь, чего удумал! – отозвался старик. – Да у тебя, сынок, вся жизнь впереди.

– Христом Богом, прошу! – взмолился Сергей.

– Ты только Бога сюда не приплетай, солдат. Чай, коммунист?

– Коммунист, офицер…

– Тем более! А как же, «танкисты не сдаются»? Слыхал я, как ты бредил в горячке. Жить он не хочет! – недовольно пробурчал дед Тарас. – Отец твой, был бы жив, не одобрил.

– Вы знали моего отца? – Имел честь. Ещё в Граждан-скую воевали тут с махновцами, деникинцами… Он ведь у тебя машинистом был?

– Машинистом…

– А сестры у тебя, случаем, нет?

– Есть, Юлей зовут.

– А говоришь, никому не нужен… Ну заходи, Юля, заходи, забирай своего героя, вези к матери. Я пойду телегу подготовлю.

Серая тень, отделившись от дверного проёма, перекрыла тусклый свет, едва проникавший в комнату через маленькое окошко. Можно было различить только женский силуэт.

Раздался знакомый голос:

– Серёжа, я тебя нашла…


4

– Серёжа! Ты слышишь? – повторила Наташа. – Мы тебя ждали! – голос её срывался.

Почему Сашко не вернулся за ним, Шаховский понял только сегодня, когда увидел имя лейтенанта на обелиске – среди многих других, захороненных в братской могиле. Нашёл он в этом списке имя ещё одного Сашки – своего закадычного друга, с которым не встречались с тех пор, как в мае 1941-го расстались на перроне саратовского вокзала. Такая вот получилась встреча…

– Меня больше нет! – ответил Сергей, возвращаясь в реальность. – Я похоронил себя здесь, в этой братской могиле – вместе с моими фронтовыми друзьями! Пойми, прости и прощай…

Со стороны боковой аллеи стремительным шагом приближалась высокая статная дама в длинном чёрном платье и в такой же чёрной шляпе с пером, явившаяся как будто из чеховских времён. Подойдя, она сразу вступила в разговор, видно, хорошо владея ситуацией.

– Я узнала тебя! Не смей подходить к моему сыну! – обрушилась дама на бедную Наташу. – Это из-за тебя мой сын превратился в калеку! Будь ты проклята! Юля, домой! – закончив злобную тираду, скомандовала она и, развернувшись, той же стремительной походкой стала удаляться.

Юля покорно катила вслед за матерью коляску с братом-инвалидом. Вскоре они свернули с центральной аллеи, а Наташа стояла ошеломлённая, разбитая, глядя им вслед и ничего не видя, ничего не понимая…

Она хотела крикнуть, позвать Сергея, но голос её был беззвучным… Побежать вслед, вернуть – ноги не слушались будто вросли в землю…

Обратный поезд был вечером, а к полудню следующего дня дочь Азалия встречала мать:

– Мамочка! Куда ты пропала? Ничего мне не сказала… У тебя же сегодня день рождения! Я тут и стол накрыла, и подарок – вот! Поздравляю с днём рождения!.. Так где ты была, признавайся?!..

– К подруге ездила, на Украину… Ты её не знаешь… Пошли к столу, проголодалась…
Наталья обняла и расцеловала дочку. Она твёрдо ре-шила: Азалия никогда не узнает о состоявшейся встрече.


(Продолжить чтение эпилога http://proza.ru/2023/02/16/780)