3. Совсем взрослые. Сами с усами. - 19

Начало здесь:http://proza.ru/2023/02/16/667

3.19. ЧЁРНАЯ ИКРА

«Деликатес», «дорогое удовольствие», «царское угощение», «чёрное золото»…
Как ещё называют чёрную икру, я не помню, но точно знаю, что в середине восьмидесятых она является страшным дефицитом и бывает на столе по величайшим праздникам и то лишь у избранных. Мы-то точно её никогда не видим, хотя, у моего папы старший брат с семьёй живёт в Эстонии, на берегу Балтийского моря и там она, наверняка, есть. Правда, мои воспоминания детских семидесятых, когда дядя Саша с тётей Эммой и моими братьями Петей и Гошкой приезжали в гости, зациклились только на шпротах, выловленных и закатанных по банкам в городе Пярну, и всё…

После глухомани с деревнями без электричества караван возвращается наверх, ближе к городу, подчистить нефтеналивной рейд «Татьянка», что возле нефтеперегонного завода. Поднимаемся самостоятельно, на пятнадцатидневную вахту приехал член командного состава с дипломом судоводителя…

- Вот тут и поработаем, поближе к цивилизации. Правда, глаз да глаз нужен за наливом. Опасные они, когда крутятся на рейде. Делают обороты перед самым нашим носом, того и гляди, трос наш намотают себе или порежут винтом, что ещё хуже. Да ничего не поделаешь, работа, - спокойно констатировал факт работы почти под кормами стоящих на рейде «Волгонефтей» и «Нефтерудовозов» Алексей Николаевич Лебедев, руководящий разворачиванием понтонов и устанавливающий земснаряд на прорезь.
- Зато интересно, движуха есть и люди, - я стою рядом с ним в рубке и наблюдаю за будущей своей работой, словно губка впитывая всё происходящее и мысленно да визуально сравнивая с конспектами по дноуглублению, разрисованными цветными гелиевыми ручками, как для лучшего запоминания предлагал преподаватель Леонид Иванович Яшин.
Нравится мне с Николаевичем-младшим работать или просто бывать на его вахте, всегда спокойно поясняет и рассказывает, что делает, что дальше будет делать, не забывая повторять, о моём будущем багермейстерстве в такой же рубке земснаряда…
Раннее солнечное утро, жара уже страшная, с палуб плывёт в самое небо испарина. Утренняя вахта перед завтраком «сбрызнула» их, что бы подольше в каютах подержалась прохлада. Лёха Казаков коротает время за чаем, принесённым Ленкой, а я, машинный моторист, только что поднявшийся в рубку после завтрака, смотрю, как завозня и палубники перекладывают якоря. За мной следом поднимается электромеханик Владимир Васильевич Батраченко или попросту «Василич», спокойный и уравновешенный мужчина лет с полста. Заложив руки за спину, он хозяйским шагом обходит по периметру рубки между пультами управления, оглядывая приборы и разговаривая с вахтенным:
- Лёша, приборы нормально работают? Претензии есть к электричеству?
- Нет, Василич, всё в норме, спасибо.
Это ежедневный рабочий обход электромеханика по всем местам судна, где стоят и работают электроприборы.
- Ну и хорошо, - отвечает тот, беря бинокль в руки для осмотра достопримечательностей окрестности, а точнее, направляет окуляры на корму находящегося метрах в трёхстах наливника, совершающего манёвры по съёму с рейда, давая «малый вперёд».
Василич спокойно выходит из рубки с биноклем и очень пристально вглядывается в одну точку. Через пару минут заходит обратно с одним коротким и ёмким словом:
- Есть…

Мы с вахтенным, увлечённые перекладкой якорей, одновременно поворачиваемся в его сторону и так же одновременно:
- Что есть?
- Бестер. Спал под «Волгонефтью» в холодке, в тенёчке. А тот запустил винты и, видимо, зацепил рыбину. Вон она на поверхности плывёт, хвостом подрабатывает себе, - и он махнул рукой вверх на течение.
Мы одновременно выскочили из рубки и вглядываемся в даль водной поверхности, поблёскивающей на утреннем солнышке. Щуримся, как слепые котята, но ничего не замечаем. Конечно, Василич же с биноклем был…

- А, вот, вижу, плывёт белая спина! – крикнул помощник и показал мне рукой.
Тут здоровенную рыбину увидал и я, сразу любознательностью подперев разговор:
- А что за бестер? Я такой рыбы не знаю.
- Есть такая смесь стерляди и белуги, - улыбнулся электромеханик и продолжил, - правда, я до сих пор не понимаю, почему её именно так назвали? Скрестились две рыбины и назвали бестер. А почему не стер*****?
Тут мы все весело рассмеялись, поняв сказанное. А он тем временем:
- Лёша, можно я минут на десять заберу твоего моториста? Поможет мне.
- Да в чём вопрос, бери.
- Пошли, Стас, - махнул мне Василич рукой и начал спускаться по палубному трапу на корму.
Он зашёл в свою электромеханическую мастерскую на второй палубе, взял калёный острый чёрный крюк на длинной верёвке и мы пошли по понтонам. Уверенные и спокойные движения многое повидавшего за три с лишним десятка лет речной жизни человека импонируют мне и я наблюдаю, зачем же понадобился электромеханику…
- Смотри, вот рыбина плывёт, уже близко, - мы идём по понтонам, он махнул рукой, показывая на подплывающую в шалман понтонов приличных размеров рыбину, - она не может сопротивляться течению и нырнуть под них у неё сил нет, хорошо зацепило винтом.
Течением бестера прибило к понтону, он совсем обессиленный пытается поднырнуть под бочку, но безуспешно и тогда рыбина плывёт вдоль понтонов, помогая хвостом. На спине зияет рана от лопасти винта и в воду течёт кровь.
- Сейчас я спущусь на бочку и суну ей крюк в рот. Передам верёвку тебе, а ты аккуратно веди её по понтонам до кормы.
Я так и сделал, когда он ловко сунул крюк в пасть бестера и тот заглотил чёрный металлический предмет, словно с наживкой на рыбалке. Василич дёрнул крюк на себя и тот впился в верхнее нёбо рыбины. Теперь не сорвётся.
- Бери и аккуратно веди вдоль понтонов, а я буду по бочкам идти на всякий случай, - спокойно повторил Василич.
До кормы метров двести, почти середка шалмана, я аккуратно веду рыбину, словно собачку на поводке, а она, помогая хвостом, плывёт вдоль бочек. На корме Василич лихо заскочил на трап понтона и начал раскручивать тросик с крюком на ручной кормовой кран-балке. Лёгкие и выверенные движения, как будто он занимается этим ежедневно, и через некоторое время рыбина, длиной метра с два, уже бездыханной тушей висит над палубой пастью вверх. Электромеханик уже откуда-то достал большой самодельный нож и чистое эмалированное ведро. Быстрое движение лезвием по брюху и через мгновение в ведро начала стекаться чёрная икра, речное чёрное золото. И уже совсем скоро десятилитровое ведро до самых краёв наполнило деликатесное дефицитное лакомство, которое, впрочем, я не люблю с детства. Есть причина…

Мне лет десять и я вместе с мамой и сестрёнкой иду через лес к бабушке на Тёплое озеро с ночевой помогать копать грядки. Мы не успели поужинать дома, торопились засветло дойти до речки, пройти железнодорожное полотно с двумя мостами, едим на ходу колбасу с хлебом и сушёной рыбкой, которой много наловили мы с папой недели две назад.
- Стас, на икру, я почистила, она питательная, - мама чистит рыбу и передаёт мне икру, а я не глядя сую в рот, проглатываю и через секунду понимаю, что в животе очень и очень горько, а меня начинает рвать и тошнить всё, что недавно съел. Мама и Света перепугались, а я позеленел молниеносно и со страшной гримасой схватился за живот.
- Что там было? – через боль спрашиваю маму.
- Видимо, желчь попалась, а я и не заметила, - испуганно ответила мама, держа меня под пояс, а я, опёршись о дерево, еле стою на ногах…

- Всё, больше никогда не буду есть икру, - констатировал я факт, когда немного боль поутихла и мы двинулись дальше, потеряв драгоценное светлое время, придя к дедушке и бабушке затемно.
Естественно, что следующий день для меня был потерян. Я провалялся в кровати, мне постоянно чем-то промывали желудок и все кишки. Вот тогда я и дал себе слово, что икра не вкусная, точно есть её больше не буду никогда…

Я держу своё слово и к деликатесу равнодушен, даже, когда вижу, как его взбивают и готовят к употреблению. Никогда доселе не видел целое ведро икры, в диковинку, как, впрочем, и полведра, и трёхлитровую банку, по которым разливает «чёрное золото» для засолки опытный в таких делах моторист Вася. Зная уже мою историю про икру, он ехидничает слегка:
- Что, и не попробуешь с нами вкуснятины?
- Нет, - сморщив лицо, отрицательно мотаю головой и у меня в голове рождается гениальная для семнадцатилетнего парня фраза, - я детей не ем!
Он только рассмеялся:
- Да и ладно, нам больше достанется, - а сам дальше разливает икру по банкам…
Дня через три-четыре ночная вахта в количестве шести человек в салоне пьёт чай. Время за полночь.
- Икру будем пробовать? – Вася встаёт из-за стола, берёт в потайном месте ключ от провизионки, где стоят три холодильника «Свияга» как раз для таких деликатесов и приносит одну банку.
Лёшка Казаков на правах «старшего по званию» черпает столовой ложкой икру, снимая и выкидывая за борт верхний слой, а потом накладывает ложкой же на большой кусок хлеба толстый чёрный слой зернистого лакомства. Мы все смотрим, как он «снимает пробу». А следом сыпется отборный мат всех слоёв речи из его уст и он бежит с этими самыми словами к борту:
- Испортили, лупонцы, - любимое его слов на протяжении всей навигации, значения которого он не сказал, а я так и не узнал до самого отъезда домой, - Вася, её есть невозможно, горькая, отравимся нах…

Вася только успевает выхватить на пробу из полной банки ложку икры, а Лёха уже хватает её и за борт, в темноту. Через секунду послышался сильный плюх и брызги в свете палубных огней. Я широко разинул рот от такого издевательства над «дорогим удовольствием», не сумев ничего сказать, остальные тоже сидят в немых позах и с горькими гримасами на лицах, словно в сцене известного всеми произведения достопочтимого Николая Васильевича Гоголя после слов «к нам едет ревизор»...

Скажу больше, что за первой банкой после снятия пробы безжалостно полетела за борт и вторая трёхлитровка с чёрной икрой. Только третью банку оставили на столе, в ней икра оказалась удовлетворительного состояния и вся вахта стала накладывать лакомство ложками на белый хлеб, приговаривая, как вкусно. Это они так дразнят меня, прикусывающего с чаем печенье. А фраза «я детей не ем» так и закрепилась за мной. Я и сегодня, спустя тридцать с лишним лет, в шутку повторяю её, когда мне предлагают отведать красного деликатеса здесь, «на восточном краешке Руси»…

Только потом мы выяснили, что, наверное, Василич и Вася не аккуратно разделывали рыбу и желчь попала в икру. Либо просто очень жарко и в банку попал воздух, испортив содержимое. Дело в том, что долго разделывать такую рыбу на виду всей округи, где мотаются разные лодки с разными людьми, нельзя и это делается очень быстро и не всегда как надо. Немудрено, что что-то можно отрезать не так. Может, так и получилось, да только ни толики сожаления о потерянных шести-семи кило икры я не заметил ни на одном лице. Похоже, здоровье дороже…

Через несколько дней, стоя на ночной вахте, мне пришлось помогать чистить сосун от застрявших в нём брёвен и хлама, а поперёк висел перемёт, уходящий обоими концами в темноту воды. Мы достали его полностью, метров сто длиной, на крючках висело несколько штук ещё живых осетров килограмм по двадцать. Пока никто не видел, а, может, нам так казалось в темноте ночной прохлады, но до конца вахты мы все вместе разделывали эти хвосты и получилось опять с ведро икры и туши рыбы повисли на крюках судовой морозильной комнаты, в которой могли бы остывать от жары человек семь экипажа. Во, какой агрегат придумали для хранения пиши чехи, смастерившие земснаряд!..

А наша икорная эпопея только начиналась. То ли ещё будет впереди…
Один раз я, всё-таки, соблазнился попробовать икру, по настоянию Юрки тонким слоем намазав на белый хлеб. Ничего необычного в ней я не обнаружил и ни капельки не пожалел, что «не ем детей». Как говорит моя мама «ума не приложу, что ты в ней нашёл?», говоря, конечно же, не про икру…

Продолжение здесь:http://proza.ru/2023/02/16/687