В Карпаты брошены. Часть 2

 8.01.1971 Пятница.

"...Ой, Маричко, чечери, чечери, чечери,
Расчеши мне кучери, кучери, кучери..."

Сладко потянулась. Что вчера было, почему не выспалась? Ах, да, колядки.
Вставать неохота. Людка тоже сладко спит, ей и свет не мешает, бродит ночами
со своим Валерой, тоже любовь.

Раздается Галкин голос: "Девчонки, вставайте, ведь уже завтракать пора. Момент -
и мы готовы. Иду в столовую, мило здоровается В.В. наш, киваю ребятам, подхожу
к Коле. Что с ним? Злой, хмурый.

- Коля, ты чего?
- Уйди от меня.
- Да что с тобой? - мне засмеяться хочется, до чего серьезный у него вид.
- Ты где вчера была, с кем ночью шаталась?
- Ой, Колька! - я уже не могла сдержаться, рассмеялась.

После завтрака - экскурсия на минеральные источники, именуемые "Джерело".
Пили нарзан, очень вкусно.

Коля со мной не разговаривает, вот дурачок! Но с удовольствием рассказывал
о змеях, медведях, которые водятся здесь. Шестьдесят четыре  медведя в Карпатских
лесах живут, даже берлоги известны. Интересно так рассказывал очень любопытные
вещи. Начитанный, чертик. С источников возвратились к обеду.
Послеобеденный - отдых на лыжах.

А вечером с Надеждой пили вино в Колыбе, курили "Орбиту", - без этого теперь не
можем. Луизка уехала так неожиданно, в комнату поселили девчонок из "Мырши"
(условия им улучшили). На танцы пришли мы с ней, сели у печки.

В.В. к Надьке больше не подходил, и она страдала.  В последующие дни не ходила
в столовую, я не успевала покупать сигареты.

Я сначала не могла понять, отчего она так убивается. Оказывается, влюбилась в него
без памяти, отдалась, а он избегает ее непонятно почему,  на глазах убегает, мало
того, приглашает какую-нибудь танцевать. Странное у человека наблюдается поведение.
Сидим мы с ней у печки, грустим.

Приглашал какой-то пьяный из местных танцевать, но мы извинились, погреться,
мол, пришли.

Коля мой начал чудеса вытворять. Приглашает девицу, на меня ноль внимания.
Я сделала вид, что мне безразлично все это. Пусть танцует с кем хочет. Инструктора
посматривали на нас с Надькой. Всем все известно.

Мы встали, не дождавшись объявления отбоя и пошли домой. У "Трембиты" Коля
нас догнал, обнял. Я сбросила его руку, он предложил: "Может поговорим?"

- Давай поговорим, - улыбнулась я.
- Только не здесь, - показал на свой корпус.
- Где хочешь, - мне интересно было знать, что он мне скажет.

В комнате своей он допрашивал меня, где я была, с кем и куда ходила. Мне было
не очень-то приятно, что он так взбесился напрасно. И какое он имеет право рычать
на меня, если ничего не было, да и вообще!
- Я знаю, где ты была, я слежу за каждым твоим шагом. Ты меня обманываешь.
- Коля, но ничего же не было. Я приходила к тебе, тебя не было здесь. Ты видел книгу?
- Да. А с кем ты еще целовалась?
- Коля, но ведь ты целуешься тоже не со мной одной!
- Зачем ты обманываешь меня. С кем же ты целовалась после меня?
- После - ни с кем, а до тебя целовалась...
- С кем?
- Неважно, - мягко сказала я.

Он тяжело дышал и долго смотрел на меня. Потом вдруг улыбнулся. В дверь
постучали: "К вам можно?" Вошел Саша (Коля нас сразу же познакомил), очень
обходительный парень. Они, видно, собирались куда-то идти.

- Наташ, одевайся, идем колядовать.

Ох, как не хочу. Спать - умираю-как хочется. Но обижать Колю не хотелось.
Снова отправились в поселок. При одной мысли о вине у меня кружилась
голова. В этот раз я с трудом улыбалась всем, с трудом пила вино, слушала
музыку, боялась закрыть глаза, открыть их я была бы уже не в состоянии.

Коля все-таки спросил: "Тебе плохо со мной?"
- Нет, но я очень устала. Пойдем домой?
Ушли мы немного раньше остальных. Коля много пил, я его просила не пить,
он не слушал меня. По дороге к дому целовал, показал звезду, под которой
родился. Снова пришла к нему. Сняла куртку, села на кровать. Он закрыл дверь
на крючок, взглянул на меня и потушил свет.

Я у него не спрашивала, плохая я или хорошая. Я знала, что - самая лучшая
я сейчас для него на всем свете. Он без конца целовал меня. Сильно прижав
к себе, прошептал: "Сегодня я никуда не отпущу тебя, ты будешь со мной."
И я знала, что трудно будет уйти от него в эту ночь.

Музыка, его поцелуи, усталость укачивали меня. Еще секунда - и я усну,
как убитая.
- Коль, мне надо идти. Я могу уснуть здесь, устала я.
- Ну спи. Раздевайся и ложись.
- Я так...
- Ну вот еще, на мою чистую простынь... Я выйду.

Он вышел. Я не знала, что мне делать. Господи ты мой, батюшки, так спать
хочу. Все же разделась, оставшись в футболочке и кальсонах.
Вошел: "Ну ты чего сидишь?"
Уложил меня, лег сам.
- Повернись ко мне, чтоб я мог тебя обнять.
Уже засыпая, я подумала, что же я делаю. Ведь до этого недолго.
Сейчас зацелует, усну - и все. Нет, нет...
- Коль, пусти меня.
- Что ты, глупенькая?
- Я боюсь тебя.
- Я ничего тебе не сделаю, что ты? Если ты не хочешь, что я могу тебе сделать?
Не хочешь - не надо...
- Пусти, я боюсь тебя. Ты-пьяный.
- А ты, какая пьяная была тогда. Ведь я тебя не тронул? - зло выпалил он.
- Еще бы не хватало, я все чувствовала.
Я вырывалась, он не отпускал, но теперь уже я не сдамся. Сдался он и в сердцах
выругался трехэтажным матом.
- Уходи на …

Я оделась. И такое зло на него, и так обидно стало - расплакалась.
Потом вдруг разозлилась на себя за эти слезы, закурила, включила свет.
- Я не знала, что ты такой.
Сильно затянулась, и такая горечь во рту - противно.
- У, черт, даже плюнуть некуда!
- Плюнь на меня, - тихо сказал он.
Я быстро повернулась. Он улыбался. Вот паразит!
Я смягчилась немного: "А надо бы".

Я пошла к двери, взглядом он остановил меня: "Мне было так хорошо с тобой!
Ты даже не представляешь! Я мстил тебе сегодня, приглашал одну там танцевать.
А ты даже не посмотрела на меня! У тебя нет никакого чувства ко мне. Мне
ничего от тебя не надо.

Мне так хорошо, приятно, когда ты лежишь рядом, ты дотронешься до моего
лица рукой, проведешь по глазам, по щеке - невозможно хорошо! Я думаю,
что это сон, но чувствую тебя рядом и боюсь отпустить..."

Я молча слушала, смотрела на него. Весь сон пропал. Я присела на кровать,
провела рукой по щеке. Он закрыл глаза и снова заговорил:
"Я не могу, не могу этого сделать! Ты веришь мне? Не могу!
Мне слишком хорошо с тобой, чтобы я мог так поступить!"
Я наклонилась, поцеловала его в щечку, еще и еще.

- Я отвернусь от тебя, не буду к тебе прикасаться, ты возьми финку на столе,
положи под подушку, только не уходи, я прошу тебя.

Машинально я взяла финку, повертела в руках и сунула под подушку,
потушила свет, выключила транзистор, легла поверх одеяла.  Спать, правда,
не могла после такой бурной сцены. Он и правда не поворачивался ко мне.
Только под утро повернулся и спросил:

"Ну, как спала?"
- Хорошо, - ответила я.
- Никто тебя здесь не изнасиловал? - бесстыдно спросил он.
- Коля...
- Нет, я все напрямую. Никто не тронул тебя?
- Нет...
Он снова начал целовать меня. Уже бояться было нечего, но я думала, как
выйду отсюда.
- Ты не бойся, мы ведь раньше встаем.
- А сколько времени, Коль?
- Не знаю. И не имею привычки носить часы.

Странный ты все же. Я встала, оделась, дернула дверь и … Закрыто было снаружи
на замок. В голове мелькнуло: "Ага, попалась!"

Я повернулась к Коле. Он посетовал на то, что не убрали замок, но был спокоен.
А может все было задумано так? Вообще-то, ночью я слышала, как кто-то
подошел, приоткрыл дверь, щелкнуло что-то и шаги стихли. Я не обратила внимания.
Теперь придут утром инструктора и посмотрят на пойманного зверька. Но надо
смотреть смерти в лицо. Я сняла куртку, сапоги и легла. Колька как свободу
почувствовал, не выпускает из объятий, не отнимает губ. Потом вдруг прошептал:
"Измучила ты меня сегодня"
- Почему? - наивно спросила я.
- Мужчина я или не мужчина?

Я усмехнулась. Стук в дверь. Коля поднялся.
- Это за мной. Ты лежи тихо. Накройся одеялом и не бойся, никто не войдет сюда.
Он быстро оделся, показал, где взять ключ. Открыли, он попросил не входить,
шепнул мне: "Сейчас уйдем петь в первый корпус, ты тихонечко выйдешь."
И ушел.

Через секунду я была в "Трембите". Девчонки уже проснулись. Спали они под
матрасами, замерзли. На улице был мороз минус 10 градусов, в комнате тоже
холодно, печка не топилась с утра вчерашнего - вот лентяйки, трудно было
дров подкинуть.

Я села к Надьке на кровать.
- Ой, Надюш, у Коли ночевала, - шепнула ей.
В корпус вошли, спели нам побудку. Потом дверь открылась и любопытные
заглянули к нам в комнату.

Я повернулась и, как ни в чем не бывало, улыбнулась:
- Доброе утро, Валер.
- Доброе утро!
Да, за несколько минут до подъема я все же явилась. Я так и не узнала, кто
ночью закрывал дверь.

9.01.1971 Суббота.

Снова небольшое отступление.
Володька пожаловал. Не звоню, мол, пропала, приехал с целью разыскать
хоть под землей. Завтра просил пробежать на соревнованиях. Черт возьми.
Придется ехать.

****************

В субботу утром объявили по радио распорядок дня.
Нашей группе было предложено пойти в поход на водопад "Шипот". Сбор во
втором зале столовой для ознакомления и выяснения этого вопроса. Я вошла в
зал, прошла к печке погреться. Никого из нашей группы не было видно. Коля
азартно играл в биллиард. Настроение у него было великолепное.

Надежда осталась дома. Не пошла есть, курит сидит.  В.В. в поход нас не взял,
говорит, мол, мест нет, не хотел, наверное, чтоб Надька шла. Вот мы и надеялись
хоть с Колей пойти в поход.

Наши не являлись. Я молча стояла у печки и наблюдала за игрой. Коля поднял на
меня глаза: "Ты что, замерзла?"
- У нас очень холодно в комнате, Коль. Представляешь, спали девчонки под
матрасами, укрывались.
- Тебе было холодно спать? - спросил он с притворным удивлением.
Ой, шельмец! Я улыбнулась.
- Мне - нет. Коль, ну мы пойдем в поход?
- Ну ты же видишь, что никого нет. Ну что мне с тобой одной идти в поход? -
Пойдем!

Я постояла еще немного, вспомнила, что вчера нам предложили идти в поход
ребята из группы "1а". Я не была уверена в том, что они на полном серьезе
предложили, но согласились мы с Надькой. Надька от меня не узнала ничего
путного о походе.

Грустновато было. Она извелась уже. Конечно, в 30 лет полюбить и неудачно
как-то все. Сидели мы с ней, курили. Неожиданно пришел Валька (агитатор наш
вчерашний), спросил:
- Ну как, не передумали?
- Нет, - ответила я.
- Учтите, что на лыжах долго топать надо будет.
- Ничего.
- А вы на лыжах-то катаетесь? Или только курите сидите здесь?

Да, это меня обидело. Я встала и, сдерживаясь, тихо сказала: "Мы катаемся на
лыжах".

Надежда испугалась, конечно, этих всяких переходов, ити ее мать, на первом
месте у нее слово "Не могу", а еще похудеть приехала сюда. С таким задом, как
у нее, наверное, тяжело в самом деле.

Возмущалась я внутри, ей ничего такого, в поход даже отговорила ее идти, будет
там ныть - мучайся с ней.

В три часа собрались у "Попрыгунчика" в комнате, обсудили все, разделили
обязанности, познакомились (В.В. в отношении меня говорит: "Тебя-то я давно
знаю по колядкам), отнесли к нему вещи свои.

Потом получили продукты, выдали нам котелки, рюкзаки, спальники, штормовки-
все необходимое. Подготовка к походу на озеро Синевир прошла нормально.

В последний день перед походом мы с Надеждой решили просвежиться, пошли
гулять. Бродили долго, о многом переговорили.  Возвращались уже после отбоя.
Надька думала о В.В. А я Колю представляла, в каком он сейчас состоянии.

Надька, угадав мои мысли, сказала:
- Ой, Наташка, обидится Коля, что ты в поход уходишь.
- И не говори, Надюш. Где он сейчас? Может приходил ко мне?
- Да, пришел, а тебя нет. Подумает: "Опять, сука, с кем-то гуляет!"
Мы засмеялись. Надька очень оригинальна в матерном жанре. Так здорово
всегда преподнесет словечко, или анекдотик расскажет:

"...Тебе Манька дала?
- Нет. А тебе?
- Тоже нет.
- Вот б**дь!"
(Мужская логика)
Я прямо обожала слушать, когда она рассказывала что-либо такого типа.

Придвинулась я к описанию похода. Надька мне дала задание: закадрить В.В.
Но мне не очень-то хотелось. Он мне нравится, конечно, но уж слишком он
возвышенный что ли, о себе высокого мнения, и девчонки вокруг него табуном
бегают. Вечно в малиннике - не проберешься. Но этого объяснять ей я не стала,
просто улыбнулась.

10.01.1971 Воскресенье.

Утро. Подъем, завтрак. Выход. Крытая машина "ЗИЛ" довезла нас до места, от
которого начинался наш поход. Отъехали от базы, вспомнили - забыли ведра.
Паша, гитарист наш, побежал. В.В. повернулся к нам: "Быстро  вспоминайте, а
то потом начнется: "Риятузы забыли..."

Мы засмеялись. Смех и шуточки не умолкали всю дорогу. В.В. пел, рассказывал
анекдоты так, что мы держались за животы. На привалах подбадривал, улыбался,
насвистывал, вертелся все время, не умолкая. Отчасти поэтому и получил такое
прозвище.

А вторая часть прозвища относилась к тому, что, имея большой успех у женщин,
он умел избегать всяких интрижек с неприятными концами. Не было человека
(среди нас), кто бы искренне не любил его.

Вот уж действительно-инструктор. Организатор исключительный, на лыжах
катается мастерски и обаятелен беспредельно.

Шли пешком примерно 4 км., а потом до самого  озера (всего до озера от базы
17 км) на лыжах. Правда, трудновато было переходить бурелом, думали-костьми
ляжем рядом с этими поваленными деревьями, все штаны разорвали,  перелезая
через них. С тяжелым рюкзаком и лыжами в горных ботинках непонятно как
сползали вниз, а потом лезли вверх, как при взятии вражеских укреплений.

После бурелома последовал длинный спуск прямо к озеру. Наталкиваясь друг
на друга, спустились.  Мы сначала не увидели красоту озера, которое называют
жемчужиной Закарпатья. Умаялись. Но держались все хорошо. Никто не пикнул.

Шутили. Даже когда нам сказали, что сторож отказывается нас принять, кто-то
изрек: "Ничего. Вот немножко отдохнем и в обратный путь махнем." И все приняли
шутку, да и готовы были ко всему, хотя сил уже не было на обратный путь.

Вообще-то хорошо чувствуешь себя, когда все безразлично, одна из стадий усталости.
Здорово мы промокли и замерзли, а еще сильнее хотелось пожевать кусочек черного
хлебца. Уже стемнело. Целый день в пути.

Устроились. Переоделись в сухое. Затопили печку. Мы со Светкой сразу в работу
включились: за водой сходили на озеро, ребята дрова пилили и кололи для печки
и костра.

Толик пытался костер разжечь, ничего у него не выходило. Дрова сырые, да и сам
не мастак, видно. Мы со Светкой крутились возле костра, тоже пытались помочь.
Весь в дыму, бедный Толик был на последнем издыхании. Огня видно не было.
Махали и дули.

Как на грех, В.В. назначил нас со Светкой поварами, дежурными на вечер. Светка
сказанула: "Наташ, ты давай командуй, а я буду тебе помогать". Ой, больше всего
я боялась готовки в походе.

Вот "повезло". Я подошла к "Попрыгунчику" и смущенно сказала: "Василь Василич,
я готовить не умею." Он похлопал меня по плечу: "Ничего, Наташенька, милая,
от вас все зависит."

Да, все голодные, как звери. Не сготовим - съедят сразу. Трудно, надо - о чем же
еще думать? И костер никак не разгорается.

С костром выручил нас Генка. Когда я увидела его в первый раз, он произвел на
меня очень приятное впечатление. Милый, симпатичный, хорошенький мальчик
пришел к Светке (они должны были в город идти).

Тогда я не обратила на него особого внимания. И только в походе, узнав его как
следует, я поняла, что я пропала. Никто не нужен мне здесь, кроме милого,
доброго мальчика, кроме его чуткой, отзывчивой души. Все, кто знал Генку,
считали его настоящим другом, приятным, хорошим человеком.

Он был скромен, умен, обаятелен и главное, умел все делать неподражаемо четко.
И моя привязанность к нему возникла у этого идиотского костра, который он так
ловко разжег.

И потом я смело шла и шла за ним, незамеченная, пока, наконец, не рассталась.

Итак, Генка разжег костер, в приготовлении пищи помог завхоз — шеф-повар
вагона ресторана, как он, да и все его называли. Готовили мы рожки с тушенкой.
Генка принес нам со Светкой вафли, стащил их где-то на кухне (очень заботливый
товарищ).

Я помешивала половником варево, по лесу разносился невероятной вкусноты
аромат, а вокруг стояла наша дежурная братия и, облизываясь, глотала слюнки.
Когда я пробовала, готовы ли рожки, они такими глазами смотрели на меня,
что пришлось разделить с костровыми обязанности  повара.

Ужин получился на славу. Когда прозвучало дружное  "Спасибо поварам", у меня
отлегло от сердца.  Наелись, подсушились у костра, попили чаю, и "жить стало
легче, жить стало веселее".

В этот чудный звездный вечер мы долго сидели у костра. Генка, Сашка — его
приятель - сосед, Толик - непутевый деятель, Валентин - хирург и агитатор,
Света - балаболка, но трудолюбивая и выносливая девчонка и я.

Рассказывали анекдоты, в основном, я. Пришел Володька, все смешил нас.
А в комнате в это время пели В.В., Пашка и Тома - вычурно-смазливая девица,
артистка местной эстрады.

Усталость вроде исчезла, спать идти не хотелось. Вспоминали, как наш завхоз,
кинув на снег рюкзак и глянув на свои разорванные бутсы, искренне пропел:

"...Эти турпоходы видел я в гробу,
В эти турпоходы я больше не пойду..." 

Теперь уже все были довольны, что пошли в поход.

Спать укладывались тоже с юмором. Кроватей на всех не хватило. В первую
ночь спали поперек кроватей; по две сдвигали, рюкзак под голову, забирались
в спальник. До того неудобно: туловище выгнуто вверх, ноги висят, а голова
ниже зада, ну что это?

Выспались мы плохо. Утром вставали вялые и опухшие. Шли умываться на
озеро, к костру погреться. Завтрак тоже на славу был приготовлен.

А после завтрака самые страстные "лыжники" отправились кататься.
В.В. повел нас на гору. Какая чудная в этот день выдалась погода! Сначала
солнышко только скользило по вершинам гор, освещая верхушки елок. Оно
не добиралось к нам в низинку. Озеро со всех сторон окружено высокими,
стройными, удивительной красоты ровными елями.

И мы решили сами пойти к солнышку в гости. Идти за Василь Василичем
было легко. Я даже не запыхалась, но вспотела, потому что оделась, как
капуста, да и все упарились.

Шли недолго, но круто вверх уходила тропа. Наконец добрались до склона.
Да, красивая, открытая гора, только не укатанная совсем. А на горных лыжах
по неукатанному склону не очень-то раскатишься.

Солнца здесь - хоть отбавляй. И встретило оно нас жарко. Пришлось раздеться.
Начали утаптывать склон, но нас мало, целый день трудиться надо. Мало-
мальски покатались, трамплинчик нашел Генка, попрыгали, я даже
сфотографирована в полете.

Потом В.В. пристроил лыжи на палки и лег на них загорать. Ребята разделись
до пояса и тоже жадно поглощали ультрафиолетовые лучи. Нас со Светкой
тоже уговаривали раздеться. Я боролась в снегу с Костей, нос разбила. Потом
мы с Сашкой полезли на самый верх посмотреть вокруг на мир под девизом:

"Внизу не встретишь, как ни тянись,
За всю свою счастливую жизнь
Десятой доли таких красот и чудес."

Спуск к базе был вообще катастрофическим. У меня столько снегу налипло
на лыжи, что пришлось пешком идти.

А вечером был у нас прощальный ужин. Сдвинули столы, создали уют и
устроили грандиозный банкет. Пили, курили, смеялись и пели. Геночка сидел
рядом со мной, положив руки мне на колени. Трезвый, а особенно пьяный слегка,
он был трогательно ласков.

Светка тоже опьянела, легла на кровать и мне предоставилась полная свобода
в обращении с Генкой. Он, как собачка, сидел у моих ног, и я гладила его по
волосам и нежно проводила рукой по лицу. Ему была приятна моя ласка — это
я видела по его реакции. Он щекой находил мою руку раньше, чем я прикасалась
к ней.

Сидели мы все тесным кругом и никто особого внимания не обращал ни на кого.
Валька, правда (вечно ему все надо), с улыбкой посмотрел на нас и громко сказал:
"Вот бы жена посмотрела!"

Это была шутка, конечно. Да и у Генки нет никакой жены, он мальчик — то
неиспорченный еще, нецелованный даже. Но при этих словах он отстранился от
меня, а потом снова незаметно все было приведено к нормальному виду.

Василь Василич сидел напротив нас в окружении девок, а Людка, одна из них,
взяла его под ручку и положила голову на плечо. Ему, видно, никто из девчонок
здесь не нравился (липнут всю дорогу, как мухи), он часто поглядывал в мою
сторону и улыбался.

Что значила эта улыбка? "Расскажу, мол, Коле, что ты здесь не теряешь времени
даром?"

- "А вы что, не видите что ли, Василь Василич, что этот мальчик мне очень
нравится?" - улыбалась я ему в ответ. Всем было весело.  Ребята пили водку,
мы - вино. Если мне не хотелось пить, я отдавала Генке. Он прикуривал мне
сигареты, ухаживал, в общем не оставлял без внимания.

Паша наш был в ударе. Играл и пел так замечательно, что сердце в груди
прыгало. Пел он Высоцкого песни (мы подпевали всем знакомые припевы
"Страшно - аж жуть" или "А на нейтральной полосе - цветы необычайной
красоты")
Очень нам нравилось орать "...Раз и сняли" или "Эх уймись, уймись тоска
у меня в груди, это только присказка - сказка впереди..."

Нашу походную "В Карпаты брошены" со смаком пели. Пашка уставал играть,
отдыхал, пел В.В. "Быть инструктором я вовсе не мечтал" "Куку-ри-ку-ку-ку-ку
Ку-ку! Уже на базе потом "Ку-ку" стало позывным сигналом.

Светка все время: "Миша!" А он ей: "Ку-ку!" Всю дорогу. И ребята усвоили:
"Саня, друг, сначала-ты, потом — Карпаты."

Анекдоты В.В. вспоминали. Чуть что: "Ввот с-сволочь, т-т-тонет, а еще
д-д-дразнится"

Все пребывали в кондиции (не буду переводить дословно это жаргонное слово).
Вечер вроде бы кончился, наступила глубокая ночь.

Началось искание спальных мешков, стаскивание матрасов на пол. Мы со
Светкой решили лечь на полу сегодня. Долго мы копошились, не зная,
куда приткнуться. А мне кроме всего прочего требовалось Генкино общество.
Я стояла в сторонке и ждала, когда все улягутся. Подошел Василь Василич.
"Наташ, тебе места здесь хватит?" - спросил он.

- А почему не хватит? -  Я удивленно на него посмотрела. (Еще когда мы за
столом сидели, я слышала, как Людка умоляла его остаться ночевать здесь и лечь
с ними. Он отказался, ссылаясь на усталость и еще на что-то. И меня действительно
удивил его вопрос).

- Наташ, ну иди сюда, - позвала Светка. Я перетащила спальник к ней, залезла
в него и легла. Генка устраивался рядом. Но Валя снова все подпортил.
- Э, так не пойдет, я тоже хочу погреться.

Что он имел в виду-непонятно. Только Генка лег между Светой и мной, а
Валька - на его место, с другой стороны от меня. Василь Василич улыбнулся,
пожелал всем "спокойной ночи" и ушел к себе в комнату.

Свет потушили, кто-то начал издевательски храпеть. Генка повернулся к
Светке, она затараторила, стала просить его понести ее мешок спальный завтра.

А я думала: "И не надоело ему" Надоело, видно, повернулся ко мне.
- Ген, что, спальный мешок просила понести?
- Да ну ее, я лучше твой понесу, - говоря это, он положил руку мне на грудь,
погладил шею, волосы, лицо.

Я принимала его ласки и отвечала на них. Я повернулась на бок, лицом к нему
и он крепко меня обнял, прижался щекой к моей щеке. Я чувствовала его
дыхание и руки, блуждающие по моему телу. Неужели у него было ко мне
какое-то чувство, такие сильные объятия.

Рука его скользнула по моим ногам, я шепнула: - "Генка, не хами..."
Он послушно убрал руку. Был момент, когда наши губы встретились, но тут
же, стыдясь, разминулись. Мелькнула мысль, что Генка не умеет целоваться,
иначе он не упустил бы этого момента. Но где он научился так обнимать,
так ласкать, так бесцеремонно пробираться к спине сквозь свитера и маечки?

А я не ругала, не стыдила, не упрекала себя ни в чем. И мне наплевать было,
что Валька сзади меня все видит.

Генке достался какой-то маленький мешок, плечи его не влезали, и ему,
конечно, холодно будет без моего тепла. Я спрашивала его: "Ты замерз, Ген?"
И он отвечал: "Ага". Так охотно отвечал, можно подумать, что он специально
так говорит, чтоб я его обнимала. А у меня мешок был очень вместительный,
и я его накрывала частично полой своего мешка. Стоило мне шевельнуться,
он сразу прижимал меня к себе.

Раз я встретилась с ним глазами. Он так смотрел на меня, что я невольно
спросила: "Ген, ну ты чего?"  Он не ответил, только крепче притянул меня к себе.
"Генка, ведь не выспишься", - прошептала я. Он что-то сказал (я не расслышала)
и засмеялся. А смех у него очень приятный. Мне всегда было хорошо, когда он
вот так тихонько засмеется, и хотелось смеяться вместе с ним.

Поэтому я улыбнулась тоже и не стала переспрашивать. Уже светало, когда
Генка тихонечко сказал мне: "Давай спать"
- "Давай", охотно согласилась я, а может и неохотно.
Утром я с удовольствием умывалась на озере. И думала о Генке, таком
невинном мальчике. Может в этом его прелесть? И имя его повторяю без
конца, обращаюсь к нему и "Гена" и "Генка", "Геночка", - так приятно
произносить.

Сразу вспомнилась первая моя любовь. Как давно я не произносила этого имени,
все тайком, на бумаге и в мыслях.

А здесь такая возможность. Этому Генке 22 года, почти как тому, моему Генке.
Смотрю я на него и думаю, что это тот, первый мой, так и не возникло
сомнения, что это не тот, не мой, а какой-то другой Генка. Они так слились
в одного. Господи!!!

А в ушах звенит стихотворение Юлии Друниной.

Не встречайтесь
С первою любовью,
Пусть она останется такой-
Острым счастьем,
Или острой болью,
Или песней,
Смолкшей за рекой.

Не тянитесь к прошлому.
Не стоит:
Все иным покажется сейчас...
Пусть навеки
Самое святое
Неизменным
Остается в нас.

Если бы этот милый мальчик (я почему-то чувствую себя взрослее его), так остро
всколыхнувший во мне старое, живое и больное чувство, вдруг как-то отшатнулся
от меня, ощутил какую-либо неприязнь ко мне, я бы не выдержала, страдала бы, но
он как будто знал, что мне от него нужно.

Я не просила его ни о чем, а он по-прежнему был внимателен ко мне. Подкрутил
развинтившееся крепление на лыже, уложил рюкзак, пока мы мыли котелки и на
спуске я ехала за ним.

В это утро готовились к отходу. Убирали территорию, чистили ведра, мыли полы,
укладывались. Нас ожидал сюрприз в виде такси грузового. А до такси девчонки
шли пешком, а ребята, В.В. и я спускались.

Такой интересный спуск. Я чуть лошадь не сшибла. Вышла она на дорогу,
а я объехать ее не могу, кричу: "Уберите козу". С испугу упала с возгласом:
"Ой, Генка!"

Когда я все же спустилась, ребята смеясь, спросили:
- Ну как, Наташ?
- Что?
- Лошадь цела? - это Генка, кретин.
Я тоже засмеялась — "Цела".

В такси ехали весело. Пашка с Томой пели про милого дедочка, кто кого перепоет.
Вина выскочили купили в какой-то деревне, сыру вкусного такого. Тут уж вообще
веселью не было предела.

Довезли нас до моста. Василь Василич скомандовал: "Построиться! Подровняться!
До базы - 200 метров."

Подошел ко мне: "Наташа, ну как ты лыжи держишь?" Наконец, построились, все
путем, вошли с песней "В Карпаты брошены". Встретили с компотом. Здорово!

Вот и сходили мы в поход. Такие усталые, грязные и счастливые возвратились!
Для нас затопили баньку. Девчонки мылись после ребят. Мы ждали на улице
и всем выходящим кричали: "С легким паром!" А вечером чистые и красивые
сидели мы в Колыбе, пили вино, курили и пели:

"В Карпаты брошены судьбой суровою
Мы уж близки и к бане и к пивной.
Давно помытые, давно побритые,
Сидим в Колыбе теплой и сухой..."
   
Последний наш вечер в Колыбе. Так развязались языки, что поступило
предложение сыграть фиктивную свадьбу меня и Генки. Генка вроде бы
согласен и ждали, что скажу я. Хоть я и пьяная была, все же растерялась.
Тут Валька выступил не по делу. Подмигнув мне, заявил: "Наташа, я все
видел." Вот идиот! Впрочем, ничего тут такого нет.

Колыба закрылась в 10 часов. Нас культурно попросили.  Мы двинули всей
компанией на танцы. Ох, и танцы были в этот вечер. Пол сотрясался.
Требовали шейк, прыгали, смеялись. Никто не стоял, все танцевали. Сразу
чувствовалось, что из похода возвратилась наша сумасшедшая группа.
Взбудоражили весь турбазовский народ, нарушили царившую здесь почему-то
тишину.

В этот вечер я много танцевала. Все что-то меня приглашали: и завхоз, и Толик,
и Сашка. Только вошли мы в зал, сразу пригласил местный пижон — симпатичный
мальчик в шляпе. И тут же Коля зарычал на него, я не поняла, что он сказал и что
ему ответил этот  мальчик, но когда он добавил: "Только один танец", я поняла
смысл всех этих непонятных слов.

Я повернулась в сторону Коли и удивленно спросила: "Коля, ты чего?"
Он промолчал. "Что он сказал", - спросила я у мальчика.
- Ничего, - улыбнулся он, но больше меня не приглашал.
Вот дурак, ей богу, сам не приглашает и другим не дает.
Что ж мне теперь? И не танцевать, стоять, как он, в углу и дуться?
Этой своей ревностью тупой какой-то он только веселил меня.

Я, как женщина, была полностью удовлетворена таким ревностным его
поведением, и мне не хотелось больше завоевывать его сердце.
Оно уже было потревожено. Я, может, не понимала, что травлю его,
но что было делать? Если бы я хоть любила его... Заиграли приятную
медленную мелодию. Я, боясь нежелательного приглашения, искала
глазами Генку.

Вот они, его глаза! Намек понят. Он снял куртку, я тоже. И мы танцуем.
Я не вижу неподвижного взгляда Коли, устремленного на меня. Мне так
хорошо. Ну не отпускай меня, Генка, я не хочу конца этой музыки. Мне
так хорошо с тобой!

Завтра мы должны будем уезжать, а группа наша походная - послезавтра.
Почему я так поздно тебя узнала? Да, и у хорошего и у плохого всегда есть
конец. Больше я с Генкой не танцевала. Он сразу ушел после этого танца,
плохо себя почувствовал, лег спать.

И мне стало до того грустно, что я сбежала от наших гавриков, когда мы
гулять пошли, и разделила с Надькой ее переживания.