Эмиль Золя. Неверующий апологет веры

"Нельзя требовать от детей и женщин горького героизма - жить только разумом".

Эмиль Золя

"Наивная вера коленопреклоненного ребенка, первобытная вера невежественных людей, пребывающих в священном страхе, отошла в область преданий. И пусть тысячи паломников ездят ежегодно в Лурд - народы не с ними, попытка воскресить всеобщую веру , безропотную веру ушедших в вечность столетий, обречена на неудачу. История не возвращается вспять, человечество не вернётся в первобытное состояние , времена изменились, новые веяния посеяли новую жатву, и нынешние люди не станут вчерашними. Лурд - явление вполне объяснимое, а сила его воздействия на толпы паломников только доказывает, что древняя католическая вера доживает последние дни. Никогда больше целая нация не преклонит колен, как это было в соборах, в двенадцатом веке, когда послушное стадо верующих падало ниц по мановению пастырей церкви. Слепо упорствовать в этом - все равно, что стремиться к невозможному, пожалуй, даже навлечь на себя величайшую моральную катастрофу...

Найдется ли в мире человек, у которого хватит жестокости помешать смиренным духом верить, убить в них радость утешаться сверхестественным, надежду, что бог думает о них и уготовит им лучшую жизнь в раю? Все человечество было бы повержено в неутешную скорбь, оно рыдало бы, подобно неизлечимому больному, которого может спасти только чудо. Сердце сжималось от жалости к обездоленному христианству, униженному, невежественному, к этим беднякам в лохмотьях, больным, покрытым зловонными язвами, ко всему этому мелкому люду, страждущему в больницах, монастырях, трущобах, грязному, уродливому, отупевшему. Все это безмерно восставало против здоровья, против жизни, против природы, во имя торжества справедливости, равенства и доброты. Нет, нет, не надо отнимать надежду, надо относиться терпимо к Лурду, как терпимо относятся ко лжи, которая помогает жить..."

"Культ человеческого страдания, искупление страданием - не есть ли это тот же обман, усугубление скорби и терзаний? Суеверие опасно, допускать его существование - в этом есть даже известная трусость. Относиться к нему терпимо - не значит ли это навсегда примириться с невежеством, возродить мрак Средневековья? Суеверие ослабляет, отупляет; этот порок благочестия, передающийся по наследству, порождает униженное, боязливое потомство, целые народы, запуганные и послушные, представляющие лёгкую добычу для сильных мира сего. Этих людей, отдающих все свои силы завоеванию счастья в иной жизни, обкрадывают, эксплуатируют, разоряют. Не лучше ли одним махом разбить иллюзии человечества, закрыть эти чудотворные гроты, куда оно идёт рыдать, и заставить его таким образом набраться мужества и жить реальной жизнью, пусть даже в страданиях. Разве поток неумолчных молитв, который заливал его и так умилял в Лурде, не нес опасного умиротворения, не приводил к полному упадку энергии? Эти молитвы усыпляли волю, растворяли всё существо, вызывали отвращение к жизни, к деятельности. К чему желать, к чему действовать, раз отдаешься всецело капризу неведомого всемогущества? А с другой стороны, какая странная штука это безумное желание чуда, потребность заставить бога преступить законы природы, установленные им же самим в его бесконечной премудрости! Здесь то и была опасность , в этом и заключалось безрассудство, - вот почему следует с детских лет воспитывать в человеке мужество всегда отстаивать правду, приучать его действовать на свой страх и риск, не боясь утратить дивную утешительную иллюзию веры в божество...

Даже человеческое страдание, священное страдание бедняков не может заставить разум умолкнуть, оправдать невежество и глупость. Разум прежде всего, лишь в нём спасение. Жалость - это лишь удобный выход из положения. Надо жить, действовать, надо, чтобы разум , наоборот, поборол страдание, иначе оно станет вечным..."

"Почему страждущему человечеству настоятельно необходима вера в потустороннее существование? Откуда это берется? Почему так стремится оно к равенству и справедливости, когда в бесстрастной природе их, казалось, не существует. Человек ищет их в неведомом и таинственном мире, в мистическом раю, созданным верующими, и тем надеется утолить свою жажду, неутомимую жажду счастья, которая всегда жгла и всегда будет жечь. Святые Отцы оттого и вели так блестяще свои дела, что торговали божественным. И эта жажда божественного, которую веками не могли утолить, казалось, возрождалась сейчас вновь, в наш век науки и познаний.
Лурд служил блестящим, неопровержимым доказательством того, что человек не может обойтись без мечты о боге, с помощью чуда восстанавливающим равенство, дарящим людям счастье. Когда человек до дна испил горечь жизни, он обращается к божественной иллюзии - вот где исходная точка всех религий; человек слаб и наг, у него нет сил жить в сей земной юдоли, не утешаясь вечной ложью о будущем рае. Ныне опыт произведен, - как видно, наука пока ещё бессильна, и дверь в неизведанное придется оставить открытой... Грубо оторвать человечество от мечты, силой отнять у него веру в чудесное, необходимое ему как хлеб насущный, - равносильно убийству. Найдет ли оно в себе мужество философски относиться к жизни, брать её такой, какая она есть, прожить жизнь ради самой жизни, не думая о будущих муках или наградах? Казалось, что пройдут века, прежде чем общество станет достаточно разумным, освободится от пут какого бы то ни было культа и заживёт, не ища утешения в идее загробного равенства и справедливости..."

"Новая религия, новая надежда, новый рай! Да, мир жаждет их, жить стало тяжело и беспокойно. Народ навсегда покинул церковь, он не верит больше в святых дев, которых сам же измышляет, и ничто не вернёт ему утраченной веры...

Новый культ! Он должен быть , несомненно, более жизненным, в нём должно быть уделено больше места земным делам, учтены завоёванные истины. А главное - никаких призывов к смерти. Все это спиритуалистическое отрицание бытия разрушало волю к жизни, вызывало ненависть и отвращение к ней, парализовало действие...

Где найти ту формулу, ту догму, которая преисполнит надеждой современного человека? Какое верование следует посеять, чтобы собрать жатву силы и миролюбия? Как оплодотворить всеобщее сомнение, чтобы родилась новая вера? И может ли на современной земле, истерзанной, вспаханной веком науки, созреть какая бы то ни было иллюзия или ложь о существовании божества?.."

"Разве в древности первые христиане не были в глазах язычников опасными революционерами, которые угрожали им и в самом деле их уничтожили? Те, кого тогда преследовали, стали ныне безобидными, ибо они - уже прошлое. Человек, мечтающий о грядущем, всегда олицетворяет собою страшное будущее, а ныне это мечтатель, который носится с суровой мыслью о социальном обновлении, об очищении мира огнём пожаров. Это чудовищно. Но как знать? Быть может, это и принесет миру молодость... В отчаянии он был уверен лишь в одном - он сдержит свой обет, останется священником; не веруя сам, он будет опекать веру других, целомудренно и честно заниматься своим ремеслом, исполненный печалью гордыни, ибо он не сумел отказаться от разума, как отказался от плоти. И он будет ждать...".

"Ах, бедные люди, больное человечество, изголодавшееся по иллюзии!
Как оно растерялось, как изранено, как устало, с какой жадностью набросилось оно к концу века на знания! Ему кажется, что некому врачевать его физические и душевные недуги, что ему грозит опасность впасть в неизлечимую болезнь, и оно возвращается вспять, оно молит о чудесном исцелении мистические Лурды, а они навсегда отошли в прошлое".

Эмиль Золя "Лурд"