Покой и свет или Песни о Будде

  Покой  и  свет или песни о Будде, увиденном в замочную скважину


     Я заметил за собой, что утром я далек от Будды как никогда и буддийская медитация мне совершенно не удается. Я обращаюсь к Будде только под вечер  – пусть и на любительский манер, неважно. Но такой уж путь я для себя выбрал и другой мне пока не нужен.
     Действительно, поутру, если мы хорошо выспались и полны энергии, нам обязательно нужно что-то днем предпринять. Даже если мы точно знаем, что деяния наши пустяковые и по сути не стоящие того, чтобы осложнять ими жизнь. Но мы их все-таки втаскиваем в повседневность, точно излишнюю мебель в квартиру. Так уж мы созданы.  Днем свет для нас важнее покоя.
     А вот поздним вечером, если мы как следует наработались и смертельно устали, нам вдруг становится ни до чего. И даже если нужно срочно сделать что-то такое, без чего никак нельзя обойтись, мы склонны «отрубиться» в сон. К ночи покой для нас становится важнее света. Так опять-таки мы созданы. Правда, мы отдаем себе отчет, что всего лишь отложили на завтра то, что можно было сделать сегодня. То есть, пока мы живем и дышим, деяния для нас важнее недеяния. А значит и свет, олицетворяющий тонкую энергию, предпочтительней покоя. Пусть ненамного, но предпочтительней.
     Однако приходит время – и мы добровольно отказываемся от шумного отпуска. От шумной женской любви. От шумных времяпровождений. Вообще от всего шумного. Покой делается все больше нашей второй натурой. И с возрастом он вытесняет свет из нас, как звездная ночь выпивает солнечность из мироздания. Странным образом по мере замены света покоем жизненное пространство не сужается, а, напротив, расширяется. Так ночное мироздание относится к дневному, как душа человека в состоянии покоя к ней же во время деяния.
     Да, так оно и есть : покой и свет составляют двуединый фундамент мироздания. И один относится к другому, как бытие относится к жизни. Комментарии, как говорится, излишни. И все всем сразу становится предельно ясно. И остается только привести пару красноречивых примеров, чтобы раз и навсегда устранить последние сомнения даже в закоренелом скептике. И лучше всего, если примеры эти будут из совершенно различных онтологических областей. Скажем, из самого верха и самого низа. Читай : из рая, как он представлен на земле. И из ада, как он проявился в той же земной жизни.
     Итак, сначала взор горе, любезный читатель! Вот вам пример из рая. Как Парамаханса Йогананда и равновеликие ему гималайские йоги воплощают собой апогей жизни в самом ее субтильнейшем и возвышенном выражении, так Будда представляет из себя апофеоз чистого бытия.
     И самое удивительное здесь то, что мы интуитивно чувствуем какое-то духовное равенство между этими двумя абсолютно противоположными и казалось бы внутренне несовместимыми вершинами духовной человеческой жизни. В самом деле, первые как никто прославляют бытие божие, видя в нем чистый, беспримесный, интеллигентный и персональный Свет, малейшее соприкосновение с которым высвобождает в человеке вечно новое и вечно неизменное блаженство.
     Второй же не только не прославляет свет и блаженство, но и отрицает бога, однако ниббана, эта последняя цель духовно ориентированного человека, как ее описывает Будда, будучи воплощением покоя один к одному, практически ничем уже не отличается от божественного света великих йогов. Более того, она с ним незаметно сливается, ибо буддийская ниббана в двух словах – это жизнь, в которой принципиально нет никакой смерти. Так в самых верхах мироздания сосуществуют покой и свет. Но это как бы само собой разумеется и нас нисколько не удивляет.
     Гораздо сложней и проблематичней их взаимоотношение в низах, где, кажется, нет уже никакого дна. Итак, загляните в бездну, мой бесстрашный читатель! Там, на дне ада вы обнаружите следующий пример вариации покоя и света.
     И заключается он в вопросе о том, имеем ли мы – сначала нравственное, а потом и философское – право смотреть на Гитлера не только с точки зрения евреев, цыган, калек и русских, коим он уготовил, прямо скажем, чудовищную участь, но и с перспективы самих немцев, не говоря уже о прочих европейцах, с которыми диктатор обошелся – зачем не сказать правду – сравнительно гуманно?
     Если не имеем – а на такой позиции стоят израильская и российская государственности – то с Гитлером все ясно и в общем историческом взгляде на него – не в нем самом, а во взгляде на него, необходимо подчеркнуть – доминирует относительный мировоззренческий покой.
     Но если онтологически правомерна и другая точка зрения : не странно ли, что простая немецкая женщина добровольно ушла с ним в смерть? обратил ли кто-нибудь внимание, что ни один «невинный» человек – то есть враг Рейха – не пострадал от него, тогда как от нашего «вождя народов» страдали только невинные и в числе миллионном? далее, как так получилось, что все, что связано с его непосредственным окружением, вызывает какое-то неотразимое эстетическое притяжение, великолепно продемонстрированное «Семнадцатью мгновеньями весны?» и разве не благодаря ему практически бескровно была захвачена почти вся Европа? а потом, когда Гитлер уводил за собой Германию в бездну, разве не напоминал он шекспировского Макбета, который после убийства короля тоже навсегда потерял место под солнцем, и которому судьба уготовила отныне лишь головокружительный, торжественный и неизбежный уход в смерть? и не есть ли – в качестве сравнения – литературный прообраз Сталина какой-нибудь жестокий и вероломный восточный тиран из какого-нибудь второстепенного исторического романа, но уж никак не булгаковский Воланд? да и можно ли хотя бы приблизительно сопоставить атмосферу тревоги, потерянности и под конец полной безнадежности тогдашней Германии с атмосферой чудовищного, ледяного и всепронизывающего страха, сковавшего сталинскую Россию? и разве не ушел Гитлер как страшное сновидение, тогда как Сталин каким-то непонятным образом остался в душах русских и по сей день? и не достойна ли по меньшей мере элементарного уважения способность Гитлера покончить с собой : финальный поступок, для Сталина непредставимый? и разве не верил Гитлер искренне в покровительство провидения, так что он никогда не наказывал охрану за многочисленные покушения на себя, коих, как известно, было неопределенное количество : от двадцати до пятидесяти, тогда как Сталин и за предполагаемое покушение казнил бы не только охрану, но и всех их родственников и на всякий случай еще соседей и сослуживцев?
     Короче говоря, при таком взгляде на немецкого фюрера начинает проглядывать – не в нем самом, а опять-таки лишь во взгляде на него – уже и некоторый мировоззренческий свет. Что и требовалось доказать.
     Это были примеры с самого верха и самого низа. В середине, как и полагается, отсутствуют крайности. Там орудуют «золотых рук мастера» : утро и вечер. Причем, как сказано, рука у мастера-утра чуть длиннее, чем у мастера-вечера. Свет для нас на всем протяжении жизни чуть-чуть важнее покоя.
     А слова, соответственно, чуть-чуть поважнее молчания.
     Я думаю, что только тот, кому Будда и утром, и вечером одинаково близок, скоро придет к нему.