Магма 2 часть

                2 часть.
***
  Токалов не отвечал. Главврач нажал «отбой», и вызвал к себе лечащего.
- Армен Георгиевич, мы…
- Садись, - махнул тот.
  Оба  помолчали
- Барабанит уже час,  не уходит.
- Мать. Мы…Я всё объяснил.
- Что?
- Не я, а постовая медсестра. Сослалась на меня. Что я не считаю, что состояние больной нормализовано. Она по-прежнему отказывается принимать таблетки, и еду. Кое-как делаем процедуры.
  Армен Георгиевич перебирал изящными пальцами.
- Что ж, она там голодная у вас? 
Вопрос главврача прозвучал так, будто сам он находился на полярной станции, а интернат со всем контингентом: больными и медперсоналом – дрейфовали во льдах.
- Почему? Кормим, - он помялся, - как обычно.
- Как обычно, - задумчиво повторил главврач, и покачал головой, - а вы знаете, чья она супруга? Фамилия Токалов вам о чём-то говорит?
- Да, конечно.
- Не переусердствуйте! Вот что я хочу сказать. Милые бранятся, только ссорятся. А что случись, - он постучал пальцем, - нам, вернее, вам, не поздоровится. Условия нормальные?
- Вполне, - поспешил ответить лечащий,и вышел.
 Зачем он затеял разговор? Ведь всё же, как всегда. Чем любая другая, попавшая сюда по милости супруга, или по иным причинам (их было много), отличается от Токаловой? Надо бы  придти к ней, переговорить надо. Держать тут - как на пороховом складе, ничего хорошего. Пролечили, и, пожалте, домой. Правда, было ещё одно. И вот это главврач и пытался выяснить у без пяти минут депутата Заксобрания, Валерия Токалова.

Она по-прежнему не признаёт себя больной,не смотря на огромные дозы нейролептиков. Условия в обозначил: диагноз. Обязательно. Без него – не...
Армен Георгиевич откинулся в кресле, и полюбовался на красивый пейзаж на заставке компьютера: пальмы, песок, чудесная далёкая девушка в купальнике.

Он и сам боялся переусердствовать. Её совершенно здоровый сильный организм, похоже, боролся не на шутку. Какими-то невероятными усилиями она раздвигала искусственный туман в голове. Раздвигала, анализировала. Сопротивлялась. Правда, она не знает ресурсов своего организма и возможностей седативных.
И ещё. Армен Георгиевич чувствовал: мать так просто не успокоить. Она не поверит, она – мать. Стены прогрызёт, и вообще, - главврач поёжился, - опасно всё это.
Надо попробовать последнее средство. Нет диагноза – нет денежек, - невесело усмехнулся главврач. А Токалов заплатит хорошо.Он набрал пару кнопок селектора.
- Свяжите меня с ...Нет! Лучше вызовите! И два чая с лимоном.
Номер Токалова по-прежнему был «вне зоны действия сети». Чёрт знает что такое, - отшвырнул ручку главврач.
Арсений Мухтарович вошёл, по привычке, быстро захлопнул за собой дверь. Сжимая пальцы на руках, он молча ждал, когда шеф заговорит.
***

Нина Степановна барабанила и барабанила, кулаки устали. Она упёрлась лбом в холодный, непрогретый даже летом, бетон. От бессилия  не осталось слёз. Пятиэтажное неуклюжее, нелепое и жалкое здание, почти всё в зарешечённых окошках. На мгновение промелькнуло что-то, чему названия не было. Промелькнуло ощущение того, что это уже было раньше. Как это? Дежавю.
Она видела как бы себя со стороны. Но это была не она, не пенсионерка Нина Степановна Ковалёва, а кто-то другой. И вот так же. В такой же солнечный, осенний, ясный день.
Женщина прикрыла веки.
Кто это был? Кто стоял, также упираясь лбом, и колотился?
Входили самые обычные люди, и мать им завидовала. В каком из этих окон  её доченька?
Память - что-то удивительное. Почему, из миллиарда миллиардов отражений, теней, обрывков фраз и звуков, оно отфильтровывает и выдаёт одно. Если считается, что человеческий мозг – самый совершенный компьютер, то, вне всякого сомнения, так оно и есть.
Нина Степановна смотрела на бетонную стену, а видела маленькие сжатые кулачки, которые барабанили по другой, выкрашенной в розовый цвет, но такой же неприступной стене. И колотили они, сами того не ведая,  лишь затем, чтобы потом не колотиться, и не выпрашивать вернуть назад своё самое дорогое, по глупости выплюнутое, выкорчеванное щипцами, живое.

Охранник в будке пропустил, но предупредил, что дальше - всё. Каждое посещение родных предварительно согласовывалось с врачом. Сегодня среда – день посещений. Среда и суббота. Да только ей пояснили, что лечащий врач против посещений Виктории.
Господи, что они там с тобой делают?! Она с досадой сбросила звонок Токалова, тот звонил и звонил, как с цепи сорвался. Хочешь узнать, где я. Приедешь, и заберёшь, как дочку? Нет, меня ты не получишь. Я ей нужна. Очень нужна. Хотя пробраться туда, почему бы и нет, было бы неплохо.
Женщина собралась отключить телефон, но прорвался ещё один звонок, и она не могла не ответить.
- Да, Вань, - устало ответила она.
Она и забыла совсем, что у неё есть муж, и вообще, какая-то другая, спокойная жизнь.
- Нин, ты где?
Муж переживал не на шутку, ведь она отсутствовала уже третий день.
- Я у Вики. Не переживай, - слабо улыбнулась женщина. – Конечно, приеду. Ну, ты что такое говоришь?
Она отключила телефон,  и вздохнула.

Любезно предоставленная мозгом картинка отмокла в проявителе времени, изображение закрепилось, стало пугающе чётким. И вернуло на тринадцать лет назад.
- Нина Степановна! Там девушка. Она…
- Дорогая, тут, в основном, девушки. Мужчины, к счастью, или, к сожалению, не рожают.
Женщина постарше, с волосами, выбившимися из-под колпака, захлопнула журнал, сняла очки, и потёрла переносицу.
- Приём окончен, Леночка. Уже шесть. Идите домой.
- Она…Ей плохо, кажется. Ой! Смотрите!!!
Врач и медсестра выглянули в окно. Девушке было худо. Она ещё колотила по стене и входным дверям, но медленно оседала перед женской консультацией.
- Я спущусь! - с готовностью вызвалась медсестра.
- Я сама. Собирайся  уже домой! – улыбнулась врач.
Врач спустилась по опустевшему до 8 утра коридору на первый этаж, миновала небольшой холл, и открыла входную дверь. Зарёванная  гостья, казалось, не видит перед собой ничего. Нина Степановна не стала ждать. Взяла ревущую за плечи, та оказалась совсем невесомой.
- Давай-ка! Прохладно тут.
Девушка позволила втащить себя внутрь. Она слегка дрожала. Нина  Степановна глянула на часы, договорились ехать на дачу. Ничего, поедут позже.
- Хотите чаю? – предложила она, и, не дожидаясь ответа, пригласила, - пойдёмте.
Незнакомка разомкнула губы, и, безучастно, уточнила
- На кресло?
- Нет, нет. За мной. Можете идти?
Она привела девушку в комнату отдыха персонала, в этот час пустую.
- Вы …, - кивнула Нина Дмитриевна.
- Да, я в положении.
По тощей фигурке мало что было заметно. Но другие сюда не ходят: или осмотр или беременность.
Это прозвучало, как приговор. И тут на заведующую отделением обрушилось всё: обида, непонимание парня, и равнодушие его близких.
- Запишите меня на аборт, в общем, - подытожила решительно рыжеволосая Мария.
То есть вот после всего этого она так просто говорит: «Запишите меня. Всем будет легче!» Нет, прости, дорогая. Не могу. Уже не могу. И Нина Степановна перешла в наступление.
- А вы знаете, Маша, мало того, что у вашего малыша бьётся сердечко, он ещё и всё слышит. Вот эти крохотные, как куколки, зародыши сжимают ручки. И они …чувствуют, что скоро их убьют. Им очень больно, - Нина Степановна вздохнула.
Машины глаза расширились.
- Как слы-слышит? Там же ещё ничего.
- Ошибаетесь. На вашем сроке. Задержка недели три-четыре? Подойдите, я покажу.
- Куда я его заберу-то? – обливалась слезами девушка.
Вопрос врач намеренно отсекла, сейчас главное: напугать. Врач перешла на «ты», девчушке было не больше  восемнадцати на вид.
- Смотри. Вот твой ребёночек.
Она показала на третью картинку на стенде. Та долго рассматривала.
- Вы не понимаете!!! – зарыдала Маша, - меня мама…Мама на улицу выгонит. Она так и сказала: «Мне выбл..дков не надо!» Сами еле-еле, концы с концами, - всхлипнула девушка. – Нас ещё четверо, кроме меня.
Марию красили припухшие глаза. Её рыжим, совсем детским косичкам, и светлой коже с аккуратными точками веснушек ещё очень долго не понадобятся никакие советы красоты. Слёзы, к сожалению, не то средство.
- Маша, - серьёзно сказала Нина Степановна, - государство поможет.
- Государство?! – воззрилась ревущая девушка. То, что она переспрашивала, было хорошим признаком. Значит, цеплялась, значит, искала, как не совершить непоправимое.
- Оно нам-то толком не помогает, мамка ругается постоянно: «Им хоть три, хоть десять – двадцать рублей дадут, и не кашляй!» А папа умер.
- Государство, - повторила врач, - поможет. Я…помогу, - выдохнула она неуверенно.
- Вы? – недоверчиво спросили косички, глаза, веснушки.
Завотделением лихорадочно соображала: куда? Куда? Её одну?! Это просто опасно.
- В общем, у нас поживёшь, – выдохнула врач. -  До родов, - и, не терпящим возражений тоном, добавила, - дочка у меня - старшеклассница, младший – в шестом.  Так что. Квартира большая, места хватит. Школу-то закончила?
- Угу, - мотнула головой Маша, - в училище хотела, швейное.
- Ещё вполне можешь.
- Могу?!
- Конечно. Документы подают до сентября почти. Отвезу тебя. А там и мама оттает. А?
 Нина  Степановна погладила вздрагивающую ладонь девушки.
 - Всё будет хорошо. Встанешь на учёт! Буду тебя вести, если ты не против.
Маша помотала головой в знак согласия.

«Доносит, родит, а как на ноги встанет, переедет в старенький дом в черте города», - таков был план.  Дом достался от родителей мужа, и считался дачным, хотя был утеплённым, добротным. Надо помочь Маше, а потом она сама себе поможет: выбьет, всё, что ей, как матери-одиночке, положено.
Прошло полгода.
Дети Нины Степановны мужественно согласились с маминым решением. Теперь младший перебрался к ним с мужем в зал, но согласился спать только на раскладушке. Дочка освободила для Маши свою комнату, и жила теперь в Витькиной, поменьше. Маши дома вообще не было ни слышно, ни видно. Но её помощь по хозяйству все быстро оценили.

 Она ездила на занятия, приезжала, отдыхала, и принималась, как пчёлка, кружить по кухне. Готовила, убиралась. Это было слишком, поэтому девушку попросили не сильно напрягаться.
- Ага! – от бледных худых щёчек не осталось и следа. Кожа приобрела цвет кровь с молоком, а постриженные рыжие волосы сильнее закучерявились. На лице постоянно была улыбка.
Она больше не боялась, ждала малыша. С детьми Маша быстро нашла общий язык, а отец семейства пропадал на работе, так что их общение сводилось к «здрасьте-досвидания!»
***
Окна городской женской консультации номер 2 выходили во внутренний двор, общий  для роддома, и отделения патологии. Обычно там было тихо и спокойно, в воздухе витали запахи не бог весть какой больничной еды, бродили или грелись на солнышке два ленивых кота, игрался рыжий котёнок. Несколько машин персонала, дворовые постройки, - для прогулок рожениц и больных из патологического отделения использовался другой двор.

Но в 12.00 раздался непривычный визг тормозов, потом резкие, один за другим, хлопки дверей. Из чёрных иномарок, с озабоченными лицами, вышли три крепких парня в чёрных куртках, бритые коротко. Один из них подбежал к джипу, и распахнул дверцу. Четвёртый, который вышел, выделялся чёрным длинным плащом, и вёл себя более спокойно. Другие три напоминали борзых, спущенных с цепи. Лица напряжены, руки, отягощённые тяжёлыми кулаками, не знали, куда деться. Главный махнул одному из парней, и тот немедленно двинулся к чёрному ходу.

Нина  Степановна направлялась в соседний кабинет. Договорились, что она зайдёт за Лидой на обед. Лида открыла дверь, и сразу же замахала руками
- Нина! Нина! Смотри! – она метнулась к окнам. За ней её коллега.
Зрелище было под стать какому-нибудь сериалу.
- Ой, мамочки! – всплеснула руками Лида, - как в «Спруте»! Стрелять, что ли, будут?
Оставшиеся трое, плюс длинный в плаще, разошлись по машинам.
- Лид, ты сериалов пересмотрела, точно. Внизу же охрана.
- Какие сериалы?! Нина?! Охрана твоя их пропустила. Кошмар какой! Че им здесь надо-то?
- Вообще-то, мужья разные бывают. Как-то раз один спортсмен всю команду притащил. Мужчинам только повод дай! - посмеялась Нина. - Тут, под окнами, такой концерт устроили, Ла-Скала позавидует!!!
Раздавшийся нетерпеливый стук в дверь заставил замереть. Подруги переглянулись.
- Я открою! – бросилась Нина Степановна, но Лида отвела в сторону, и пошла открывать сама. Там стоял молодой, дерзко пахнущий одеколоном, с короткой стрижкой, и напряжённым взглядом, мужчина.
- Уважаемая, мне бы с Ниной  Степановной пообщаться.
Гость нетерпеливо повёл плечами, и шмыгнул носом. Пальцы правой руки проворно бродили по деревянным бусинам чёток.

Лидия открыла рот, повернулась к подруге.
- А за…Зачем? - она прикрыла дверь, чтобы защитить подругу от кого бы то ни было. Не церемонясь, посланец вставил в проём свой штиблет.
- Нужна. Срочно, - добавил он.
Он отодвинул Лиду, вошёл в кабинет, и уставился на Нину Степановну.
-  Сказали, что  вы тут. Или будем дальше в прятки играть? Ну-у, - мужчина развёл руками, не меняясь в лице, - мадам, это не серьёзно.
- Это я. Если вы ко..ко мне, то пройдёмте, - заикаясь, промямлила Нина Степановна, и встала.
- Мы от Крола, короче. Маша нужна.
Лида прижала ко рту руку, ахнула
- От Крола?!
Пришедший не сводил с них цепкого взгляда.
- Не, нет, - заикаясь, ответила Нина.
Парень неожиданно осклабился.
- Крольченко Дмитрий Васильевич, начальник мой. Послал за Машей.
- За какой ещё Машей? – выступила вперёд Лида, хотя отлично знала всю историю о рыжей беременной девчонке.
- Не валяй дурня, уважаемая, - вмиг переменился визитёр, - где она?
 Он перевёл взгляд на Нину Степановну, - насколько я знаю, она у тебя живёт. Поехали! И без глупостей!!!
- Она одна никуда не поедет!!! – топнула ногой Лида, - вы что себе позволяете?! Ворвались в медучреждение!!! Наехали тут, и вообще. Я милицию сейчас…
Парень усмехнулся.
- Не кипиши, пожалуйста, - вежливо попросил парень.
Он вздохнул, оседлал стул.

- Короче. Это Крола невестка, - он хохотнул, - так получается. Он только узнал. Ну, и, - он развёл руками, - типа, помочь хочет. Квартиру, то сё. Внук, как никак. Или внучка. Кто там у неё?
Почему-то сразу поверилось в эту историю, хотя из уст представителя группировки  Крола это могло быть, в том числе, и ложью.
- Мальчик, - ответила Нина Степановна, и послушно добавила, - я поеду с вами. На пару слов, можно?
- Валяй! – парень вышел.
- Лида! Ты на всякий случай, директору…В милицию не надо.
- Хорошо, Нин, позвоню! Главное, - зашептала Лида, - не бойся! Я через Крола по квартире решала. Правда, через знакомого. Справедливый он.

Лида перекрестилась, и перекрестила подругу. Молодой взял её  под руку, и направился прямиком к джипу. Лида наблюдала. Вот он распахнул дверь машины, вот, подал  Нине руку. Та уселась рядом с водителем; сам  сел сзади.

- Чистый сериал, -  заворожённо сказала Лида. Она прикрыла двери, и придвинула к себе городской телефон.
Водитель оказался чрезвычайно учтивым, лишними вопросами и разговорами Нину Степановну не донимал.
***
Тогда она была, как во сне. Уже ничего от неё не зависело. Она просто доверилась, и поверила. Потом точно было, как в кино. Забрав Машу с пожитками, их повезли к Кролу. При вьезде на территорию дома, сопровождавшие  растворились, но их присутствие чувствовалось.
Хозяин лично встретил, рассыпался в извинениях перед  будущей невесткой, сожалел о том, что поздно узнал. Рядом с ним стоял молодой человек, которого он никак не представил, но при виде  него Маша растерялась.
Крол пригласил в дом, и Машу с молодым человеком оставили наедине.
 
Пока разговаривали,  накрыли небольшой стол. А Нина Степановна молчала, как в рот воды набрала. Человек как человек, разговаривает грамотно, умеет, чувствуется. За столом были только близкие: жена, молодой человек, и две гостьи. Парня представили племянником, хотя Нина Степановна прекрасно поняла, кто это на самом деле.
- Я хочу выпить за прекрасную девушку: красивую женщину! - разошёлся Крол, - и скоро вы все узнаете, - он посмотрел на Машу, и та опустила глаза, - почему. - За вас, Ниночка! 
Крол поднял бокал с вином. Она хотела только одного: уйти, но это было не просто. Мария порозовела. Она не верила в происходящее, только смотрела счастливыми глазами то на Нину Степановну, то на  обретённую родню. Особенно нежным взглядом она одаривала Александра, тот сидел рядом, и держал её за руку.

Они тогда тепло распрощались, Крол совал деньги.
- Нет, нет! – энергично отмахивалась гостья.
- Вы невероятная женщина. Я на этом свете ещё поживу, так что не стесняйтесь. Малейшая проблема - милости просим! Ночью, днём. Всегда рады. Тут адресок, - он протянул визитку, - фирмы нашей.
- Пойду я, Дмитрий Сергеевич!
Нина Степановна, моложавая, стройная, должна была признать, что хозяин привлекателен, хотя и не в её вкусе. Не встретив возражений, женщина заспешила к выходу. Хозяин пошёл проводить, закурив.
Их окрикнули, гостья и Крол остановились.  Переваливаясь, к ней спешила Маша, и молодой человек. Он держал Марию под руку, Нина Степановна вздохнула с облегчением: вот и сладилось. Очень хорошо всегда после такого вот. Тогда она так и не узнала: помирилась ли Мария со мамой?
***
Сколько же прошло лет? Десять-пятнадцать? Она уже тогда была заведующей отделения патологии.

Столько произошло: ушла на вольные хлеба, и очень удачно,Лида. Менялись начальники, происходили конфликты, увольнения, дрязги, склоки, некрасивые ситуации, когда заведение пыталось уйти от ответственности: кто из женщин не знает ужасных историй, когда  в родзале «что-то пошло не так». Кстати, об этом врач постоянно размышляла.

Возможно, Господь таким образом вмешивается. Но ведь с его позволения ребёнок зарождается. Он меняет решение? Говоря земным языком, пересматривая новые обстоятельства жизни будущего человека,  признаёт, что ошибся. В общем, всё вокруг менялось, и только на двери кабинета заведующей висела табличка Домина Н.С.
                кандидат мед.наук.

Задумавшись, она переставляла солонку и сахарницу в форме домиков на кухонном столе. Виктория, слава богу, позвонила. Голос был слабым, но дочь решительно сказала, что скоро будет дома. И ещё обрадовала: перестали давать нейролептики. «Совершенно здоровому человеку - нейролептики!!!» - ужасалась в который раз женщина. Господь всё видит, он накажет. Всему своё время просто.

И, вот, поскольку Нина  Степановна была в своё время не просто умной женщиной, а начальником, то номер, который, по идее, она могла потерять, выбросить, сохранился.
Правда, сто лет прошло, он мог сто раз поменяться.
- По какому вопросу? – прозвучал безучастный молодой голос.
- Мне  нужен Дмитрий Васильевич.Крольченко.
- Через час будет. Простите, а касательно чего? Тут коллекторское агентство. Вы в курсе?
- Коллекторское? - Нина Степановна мало что поняла, кроме того, что Дмитрий Васильевич тут, - Я по личному.
- Саш, тут по личному, - уточнил голос в сторону, - номер шефа давать?
- Да, слушаю! – вероятно, трубка перешла к другому, - поясните вопрос.
- Меня зовут Нина  Степановна,  как у Марии дела? Как малыш? Узнать хотела.
- Е-мое!!!-голос на другом конце оттаял, - Нина Степановна!!! Это вы?! У Маши всё хорошо. А малыш уже студент!!! – довольно рассмеялся Александр. В общем, скажите, куда приехать? Мы вас заберём. Отец скоро будет. Лады.
***

  Армен Георгиевич отключил входящий звонок, бросил на стол мобильник. Потом  полез в стол, извлёк оттуда кнопочный, и набрал другой, никому не известный, номер коллеги.
- Говори! – без предисловий сказал Армен.
- Звонил Гюнтер. Просит о встрече.
- Хм, херру Гюнтеру прекрасно известно, что в ближайшее время я очень занят. К тому же комиссия…
- Он очень просит.
Арсений Мухтарович выделил слово «очень», и Армен тут же среагировал.
- Хорошо. Пусть будет на связи. Сегодня, в 20.00, - добавил начальник, - где, потом наберу.
  Арсений отсоединился.
Опыт общения с немцами, с Гюнтером, в частности, был неплохой. В прошлом году они впервые вышли на интернат, сделали заманчивое предложение, от которого ни он, ни шеф, конечно, не отказались. «Деловые люди, приятно работать» - такова была оценка сотрудничества.
Да, риск определённый присутствовал, но всё было щедро, в сроки, оплачено. Зав. отделения получил сумму в 500.000,  начальник – в два раза больше, Арсений довольствовался суммой чуть меньше, чем у зава, зато риск  был минимальный. Ведь, если совсем начистоту, то и  прошлогодний, и, очень хотелось бы, новый, более глобальный эксперимент, выходил за рамки многого.
Когда работаешь вместе не один год, это прибавляет понимания. Он понимал Армена с полуслова. Ему нравилось быть в тени. Пока. Армен обещал посодействовать в частной практике, хотя и убеждал: «Тебе оно надо? Там не размахнёшься, на частных хлебах. Тому заплати, тому заплати. Вот у нас – да. Размах! И под крышей государства. Подумай! Тебе сколько? Мне б твои 47, - вздыхал шеф.

***
  Позвонили на общедоступный номер. Его, в общем-то, можно было найти в справочниках без труда, но и для нежелательных ушей этот номер тоже был первым в списке. Досаду вызвало другое – шеф опаздывал в автосалон...
- Армен, как живёшь? – раздалось в трубке.
Голос он не припоминал.
- Что вы хотели? – казённым тоном уточнил Армен Георгиевич.
Он прижал трубку к плечу, и поискал глазами визитку автосалона. Не обнаружив её в поле зрения, Карен заглянул под стол, и вытащил портфель.
- Чтобы ты свой пыл поунял, хочу, - неожиданно раздалось в ответ.
Мужчина крутнул код замка, тот не поддавался.
- В смысле? – Армен усмехнулся, - номером не ошиблись? – крутит колёсико, - у меня…
  Трубка перебралась из правой в левую руку. Главврач потянулся к кнопке «отбой», но вдруг застыл.
- Лет двадцать назад ты не так со мной разговаривал, - трубка помолчала, - узнал?
Колёсико замерло напротив деления «0». Армен убрал портфель.  Он расстегнул ворот рубашки, и отвёл трубку в сторону, будто туда могли хлынуть воспоминания.
- Ты и тогда меня не слушал, как выяснилось. В общем, открылись новые обстоятельства по делу тех лесничих. Не гримасничай, всё ты помнишь.

 Армен сграбастал пачку сигарет, пальцы предательски дрогнули. Он осмотрелся: не может быть. Тут не должно их быть, он регулярно привозил специалистов, не скупился на оплату. Докладывали: всё чисто: ничего, ни единого слова, не выходит за рамки кабинета.
 Начальник взял себя в руки, с трудом зажёг сигарету. Надо просто успокоиться. Только однажды он явственно ощутил укол тревоги, но тут же отогнал дурные предчувствия: один из  агентства безопасности, вытряхивающего его кабинет наизнанку в поисках жучков, был незнаком; Армену тут же пояснили, что Разумов на больничном, а это-де их новый специалист, и он ничем не хуже.

- Армен, - по-свойски продолжал голос, - ты всё испортил. Сказано было: несчастный случай, а ты…Зачем Совенко отдал?!
 Ни одно копьё недоброжелателя ещё никогда не  достигало цели, ни для того он
 столько лет строил свою крепость. Но сейчас всё по-другому: это были не гнилые
 копья из прошлого, а напалм, который швырял незнакомец как бы между прочим,незлобно,играючи.
- Какой был уговор? Ты всё испортил. Я тогда жопу прикрывал перед комиссиями, не до контроля. А ты…Было бы шито-крыто всё. А теперь? Короче, - вздохнул голос, - родня что-то накопала, - может, помог кто, - и про второго. Как там его? Прилукин.

 Рука Армена дрогнула, он открутил крышечку с валидолом. Если его слушают, это всё. Что этот идиот ещё скажет, значения не имеет, наговорил достаточно. И не боится, видно.  Голос он  так и не смог вспомнить.
- Молчишь? – не унимался неизвестный, - В общем, так. На дно лёг, и затих. Чтобы никаких там, сам понимаешь, эксцессов в заведении. Поспокойнее. Всё в рамках закона. Понял? Психов своих бережёшь, как зеницу ока!!! И не дай бог, Армен, не дай бог…Держи язык сам знаешь, где. У тебя там, вроде, контрактик левый, да, - хохотнул незнакомец, - намечается? А машинку чинить дорого встанет, - посочувствовал голос, - лучше новую возьми. А тут и немцы, да?

Армена бросило в пот.
- Как в твоей жизни всё хорошо складывается! Аж завидно.
Звонивший положил трубку, оставив главврача в состоянии оцепенения.
Армен Георгиевич выдохнул, откинулся на спинку кресла. Он вспомнил. Не  голос, -  а про тех, про кого он сколько жил, столько и помнил.
На этот единственный и не только этот, акт милосердия, как он окрестил его про себя, он всегда рассчитывал. Ибо знал: наворочено так много, что там по головке не погладят. Плохо ему там будет. Но ведь было и это.

 90-ые напоминали ему какой-то непрекращающийся кошмар. Тогда он работал в Судмедэкспертизе, в дежурной части, имел дело с другим материалом, если можно так сказать, более молчаливым.
Братва одной из группировок наладила к нему дорожку. Звонили, советовались. Сложно сказать, почему. Может, потому что он производил впечатление интеллигентного, непьющего (что соответствовало правде) человека. Приятное, с тонкими чертами лицо, обходительный, несуетной, малоразговорчивый. Помимо основной работы появился приработок, и не малый.

Он умел ладить со всеми, назначал экспертов на непосредственной работе: осмотр места преступления, и прочее; с удовольствием заменял товарищей, а при горячке вызывался ехать лично; никогда не отказывал. На него всегда было можно положиться: не пил, с женщинами меру знал: на утренний кофе никого не оставлял. Эти редкие качества очень ценили коллеги, любившие размах во всём, и, в свою очередь, шли навстречу.
 Благодаря другому контингенту, обычный судмедэксперт не поднимался по служебной лестнице, зато вскоре обладал практически всей конфиденциальной внутренней информацией, не доступной для простого смертного: все коллизии, конфликты, и даже дела амурные; братва знала многое, и в дружеских тёрках раскрывали ему глаза. Зачем он им, всезнающим, Армен вскоре узнал.
 
- Слушай, тебе в дежурке-то не надоело? Человек ты дельный, - рассуждал его знакомый из другого лагеря.
 Он также пафосно, как и Армен, умел говорить, имел интеллигентный вид, периодически находился в местах лишения свободы.
- А начальник ваш, как бы получше сказать…Старый он уже, Армен, - знакомый бросил камушек, и  замолчал, зорко глядя за кругами на воде. Будто знал, что попал прямо в цель. - Да, кстати! За Корю от души! Вот.

Они были щедры. Может, им было приятно, если последние моменты пребывания на поверхности земли их товарищ проводил в достойной компании - Армен плохих специалистов не посоветует. Знали, что ни на крест золотой не позарятся, ни на деньги, которые непременно клали покойнику в пиджак.

Привозили, просили «сделать в лучшем виде, как при жизни», сували фотку, - всё, как обычно. Давали большие деньги.
А как-то раз попросили, чтобы в заключении кое-что подправили. Просивший был не из группировки, но позвонили люди, заслуживающие доверия. От посетителя сильно разило спиртным. Армен кратко кивнул, и они недалеко прошлись. Он мог попросить кого-то, к примеру, Кротова: за него Армен (негласно имеющий полномочия, выходящие за рамки начальника дежурного отдела) мог поручиться, но не стал. Всё обсудили быстро и к обоюдной выгоде.

- В общем, нехорошо вышло, кхе, -  мужчина в костюме под халатом держал руки за спиной. – Не так. Вам начальник мой звонил? – уточнил он с расстановкой.
- Звонил, - кивнул сопровождающий.
Тут гость как будто улыбнулся самому себе, мыслям, будто сам себе поддавал жару в бане.
- И-и-и, может, и оно, – он поднял глаза, - и так! – произнёс он странную фразу, - свыше виднее.
Он стоял с другой стороны стола, освещённого синюшным светом ламп, и едва сдерживал тошноту. Наконец,  принудил себя посмотреть вниз. Прижимал к лицу маску, только это мало помогало.
Бывший сослуживец, лежащий на столе, уже не мог ничего добавить; вообще ничего не мог. Мужчина пафосно положил руку сверху.
- Прости, Гавриков. Прости. Напиши, Армен, мол, упал он, в общем, бытовая травма. Родня убита горем, проверять не станут. А мне, ну и начальству, сам понимаешь, облегчение какое.
Армен проводил мужчину, тот ушёл на неверных ногах, предложив обращаться по любому вопросу.

Армен не постеснялся, обращался не раз. Совсем скоро станет тесно, и  ему устроили повышение. Директор психоневрологического интерната - место, несомненно тёплое, и очень удобное. Тот факт, что специализация, мягко говоря, не очень соответствовала, мало кого интересовал.
Под ногой несчастного Гаврикова он тогда обнаружил 2 тысячи долларов.
А незадолго до того, как получить вышеупомянутое тёплое место, к нему, под покровом ночи, привезли мужчину в камуфляже, с бурыми пятнами в районе живота и паха; от головы мало что осталось.

- Хотели в болото, - пояснял его знакомый, тот, что ранее привозил Гаврикова, - но боязно что-то. Сам смотри, в общем. Так-то никто не ищет уже. Сгинул. Куда вы там неопознанных деваете?
Армен насторожился.
Что-то такое он совсем недавно, что-то такое было. Вспомнил! Он видел фото в газете "Пропали двое рыбинспекторов.Ведутся поиски». На фото почему-то был только один мужчина; вероятно, фото второго найти не успели.

Вне сомнения,один из "тех",лишних вопросов судмедэксперт не привык задавать.
Вот ведь ирония судьбы. На фото - незнакомец, жизнерадостный и с головой, а тут – вот он, рядом лежит, и уже почти без, губы скорбно сморщены.
Армен впервые позволил себе  посоветовать.
- В кочегарку бы завезли, да мужикам пузырь дали, - пожал он плечами.
- Да ты что, Арменчик!! – замахал руками гость. – Им, алкашам, разве доверишь?

Позже он прочитал в газете, пойдя против своих правил, - после работы обычно не читал ничего, - что оба пропавших сопровождали приехавших на рыбалку москвичей. Москвичи, как выяснилось из других источников, тоже были не простые. Имели крепкие деловые связи с милицией, которая, фактически, крышевала криминалитет, связанный с незаконной рыбодобычей.
-  В общем, не дай бог! Никому. Армен. Слушай, кажется, Бочкина на пенсию отправляют, так что, - лысоватый мужчина погрозил пальцем. Понял меня, да?
Армен кивнул.
-  Бывай, - крякнул посетитель, и растворился в темноте, оставив Армена наедине с трупом и вопросами, на которые надо было ответить хотя бы самому себе.
Был такой пунктик: всё записать, увековечить, так сказать. Он должен всегда оставаться профессионалом, плевать на деньги, на «тех», кто ведёт свои игры, и уже много лет набивается в друзья. Правда была одна: правда настоящего патологоанатома, а им он был, есть и будет.
И Армен, не взирая на позднее, 3 часа ночи, время, взялся за скальпель.

Наутро стали названивать самые разные люди. Видимо, обзванивали морги, больницы, - пропал же человек. Армен дал указание отвечать всем одно и то же: «не поступало».
Измученная, с кругами под глазами, женщина, которую потряхивало от недосыпа, встретила его на ступенях старого здания. Он встретился с её глазами. Она что-то знала, как-то пронюхала.
- Что вы хотели? - Он постучал по табличке, -  вот график работы.
Он раскрыл зонт. Внешний вид Армена Георгиевича никак не вязался с его деятельностью. А, сказать по правде, он готовился к другой работе. Это заставляло его дышать по-другому, выше  нести тонкий профиль, чаще пробегаться по витринам с кожаными портфелями; и что греха таить, оценивающе посматривать на красивых девушек. Скоро он позволит себе всё.
- Отдай его мне, - услышал он еле слышный шёпот в спину, - отдай, прошу!!!
Из-за немногочисленных деревьев выступили ещё два человека, видимо, родня, и уставились на врача.
И он проявил первую и последнюю в своей жизни слабость. Вот они, стоят тут, у административного корпуса, а в метрах ста, в сером стальном морозильном нутре – тот, кого они хотят забрать. И откуда узнает об этом мент? Да ему наплевать уже. Если что, он запросто заменит, да и всё.
- Завтра утром приходите. Нет, не с самого утра, надо же по-человечески всё.
***
Маленькая, щуплая старушка с седыми короткими волосами осторожно вытянула нижний из пачки журналов на столике, и погладила глянцевую обложку.
Бабушка эта отличалась даже внешне: опрятная, спортивного кроя, кофта, мягкие брюки. Она присела, и открыла пёструю страничку журнала. Раздались шаги дежурной медсестры. Шлепок по руке не заставил себя долго ждать. Старушка не вздрогнула.
- Че тут делаешь? Все там! – окрикнула медсестра.
- Почитать, - внятно ответила женщина, и взглянула серыми, спокойными глазами. Руки нервно поглаживали обложку, - я посижу тут. Не хочу телевизор.
Медсестра закатила глаза, вздохнула, её халат едва не треснул. И неожиданно смилостивилась. Ей и самой не очень хотелось с психами, их рожи осточертели. А как они воняют…фу.
Она плюхнулась на диван, искоса посматривая на опрятную бабульку, потом с трудом закинула одну ногу на другую.
 
Вскоре послышались шаги. Медсестра быстро приоткрыла край халата, выпрямилась, и напустила  томный вид.
Шумной толпой  санитары проследовали наверх, возможно, в отделение для буйных. Последним шёл новенький уборщик.
Вообще, медсестра выбирала только санитаров, но уж больно новенький был хорош, ради него она бы пренебрегла правилами, но вот незадача – он никак не шёл на контакт. Она и декольте под халат, и глаза от души подводила.
- Ну, что? – зевнула медсестра, глядя в спину предмету воздыхания, - чего пишут-то? – она рассматривала свои ногти, пошевеливая толстыми пальчиками.
- Разное, - слегка прошепелявила старушка.
- Ну-к, покажи, - потянулась медсестра.
Старушка торопливо перелистнула, и ткнула на заднюю обложку.
- Понятно, - резюмировала медсестра, - идиоты и есть идиоты. Государство только время на вас тратит.
- Танечка! Это вам!
Внутри у медсестры захолонуло. Она подняла глаза. Новенький протягивал шоколад. Она открывала-закрывала рот, как будто перехватило дыхание.
- Танечка, на пару слов? – тон Митрохина стал слегка требовательным.
Вилина покраснела, и кивнула старушке
- Пройдите к телевизору, в комнату отдыха, пожалуйста.
Иван про себя улыбнулся: он прекрасно слышал, как сама вежливость ежедневно обкладывает больных десятиэтажными ругательствами.
Как только бабушка скрылась, Митрохин взял медсестру за руку, и почти потащил за собой. Она не сопротивлялась. Такой мужчина, не то, что Саныч: вонючий и грубый.
Иван впихнул девушку в бытовку, закрыл двери, и усадил на старый диван.
- Раздевайтесь.
Ивана не отягощало чувство вины, поскольку семьи у него не было, любимой тоже. Медсестра, косясь на дверь, приспустила халат. Знаком он показал снять бюстгальтер тоже.
Митрохин подошёл совсем близко. Он положил ладони на плечи Вилиной.
- У меня  к вам просьба, - он наклонился, и поцеловал сначала одну, а потом другую, похожую на мяч, грудь; медсестра закатила глаза.
- Ка-какая?
- Небольшая, - ответил Иван, - мне нужны ключи…от кабинета Армена.
- Я…я принесу. Когда?
Через пять минут у обоих не было желания разговаривать. Она была похотливая и податливая, как кусок теста.
- Как можно скорее, - размякшим голосом сказал Иван, и знаком показал девушке пересесть к нему на колени.
***
От Виктории не укрылось то, как смотрит на неё молодой альтернативщик. Как, невзначай, что-то фотографировал, и прятал телефон обратно под халат. Последний раз это было, когда молодую девушку, новенькую, куда-то тащили: возможно, на «вязки». Девушка брыкалась, и на каждой её ноге висело по санитару. Дряхлая уборщица, без которой прекрасно бы обошлись, и та выслуживалась, шла рядом, то причитая,
- Ну, что ты, что ты…ничего страшного…добра тебе хотят.
То угрожая:
- Ну-ка смирно лежи!!! Её лечат, а она ещё недовольна. Вот так. Так.
Естественно, всё проходило под руководством Саныча. Они пронеслись мимо палаты Виктории, та успела увидеть, как за ними нёсся Павел; вот он вытащил телефон, и заснял мерзкую процессию.
Сейчас он тоже появился в дверях комнаты отдыха, отыскал глазами Викторию, словно хотел что-то сказать, но передумал, и скрылся. Лицо Павла было очень сосредоточенным.
Вика успела махнуть рукой, санитар просиял.

 Вика поплелась в свою палату, и прилегла,  привычно глядя  в потолок. Шум в голове постепенно оставлял, неясное разноцветное полотно раскладывалось на вполне определённые составляющие: палата белая, лампа жёлтая. Лосины смешные, детские, футболка – в арбузах. Впервые она улыбнулась. Почему её больше не кормят таблетками?
Решили больше не тратиться? Всё плохо, - это как когда живность откармливают на убой, а потом, когда уже всё, - прекращают. Или, наоборот? Вика мучалась вопросами. Надо бы поймать Пашу, поспрашивать. Лишний раз подставлять его не хотелось, женщина знала, что молодому санитару влетало будь здоров, хотя он не сдавался, гнул свою линию. Её вытащат, теперь-то уверенность возвращалась в тело, ноги, руки. Сегодня Виктория впервые как следует расчесала потерявшие блеск волосы, и соорудила подобие причёски.
Ей до ужаса захотелось посмотреться в зеркало. Здесь их не было вовсе, и она довольно быстро к этому привыкла. Вообще, человек привыкает ко всему, - констатировала женщина. Она успела привыкнуть к тому, что достаток, который она создала своими, в том числе руками, помогал ухаживать за лицом. Делал его лет на пятнадцать моложе, морщинки с удовольствием впитывали маски, а новинка косметологии - инъекции, - заставляли красивые, тонкие черты лица, напоминающие актрису Деми Мур,  сиять. Всё остальное она делала в «Дель Роса»,  девчонки никогда не отказывали. Виктория ходила в спортзал, иногда бегала. Здесь она прибавила килограммов пять-семь, сначала это было невыносимо, потом – приемлемо.
Дверь открылась. Вика присела на кровати, и уставилась на женщину. Она, конечно, вспомнила. Сейчас та похудела, лосины свисали, а при высоком росте она смотрелась подстрелёнышем. Виктория бросила быстрый взгляд на руку пришедшей.

Больная закрыла дверь, её взгляд стал обычным, человеческим. Скрестив на плоской груди руки, как будто её знобило, женщина подошла к Виктории.
- Можно? – спросила она.
Вика опасливо отодвинулась, но кивком разрешила. Женщина села рядом.
- Что смотришь? Да они там все, у телека. Опять согнали.
- А медсестра?
- Ушла куда-то. Раньше, как пришитая, а сегодня целый день носится куда-то. Ира, - представилась гостья. Не дожидаясь ответа, она спросила, - ты тут как? Дай угадаю. Муж укатал?
Вика опустила голову.
- Что бедный, что богатый, да? – с горечью сказала Ира, и потянулась тощими ногами, сжав желтоватые кулачки. - Меня вот тоже. Звоню ему каждый день, телефон выпрашиваю, забери, мол, отсюда. Не могу больше. А он смеётся: «Конечно, - говорит, - Ира, - ещё чуть-чуть подлечат, и заберу!» Уже три года забирает, - невесело вздохнула она.
Чтобы прикрыть волосы на ногах, Ира стянула пониже короткие штаны. Виктория заметила, и, усмехнувшись, задрала свои. Несколько дней назад и на её ногах появилась бурная растительность. Это было кошмаром, поскольку убрать не было никакой возможности: станки и прочее запрещалось. Однако, кошмаром это было бы в её прежней жизни, здесь важнее было другое. Что они вообще живы. Что дышат, и разговаривают.
Викин смех сначала был похож на слабый кашель, она давно не слышала своего голоса. Закудахтала и Ирина. Женщины смеялись, хоть у обоих в глазах стояли слёзы.

Вика вспомнила визиты неврологических больных к ним, в центр. Вспомнила маленькую седовласую старушку, так похожую на её бабушку. Такие же ясные, серые глаза. Она очень выделялась на фоне остальных, с самыми ужасными диагнозами. Но и эти резво забирались на кушетку, улыбались, радовались возможности побыть нормальными женщинами; стеснялись своих волос, и запаха несвежих ног.
В первый раз Вика не совсем поняла, какого рода больных привезли. Как всегда, надела маску, перчатки, и приступила к осмотру, болтая с пациентом «о птичках». Женщины  отвечали приветливо, даже повышенно счастливо. Ласково называли Викочкой, и поминутно вздыхали.
- Выздоравливать надо, девочки! – от души пожелала Виктория, полируя машинкой пятки пациентки. Повисла неловкая пауза.
Присутствовашие медсёстры и сопровождавшая больных, переглянулись, Алла, так звали её клиентку, - вдруг замолчала.
Вика, в стеклянной защитной маске, медленно подняла глаза. Алла, виновато улыбалась, перебирая руками, напрочь лишёнными женской привлекательности, и не зная, куда их деть. Вика перевела глаза на персонал: те откровенно ужимничали, и смеялись у неё за спиной.
И до неё дошло. На лице Аллы лежал отпечаток невозможности.
Такие обычно маются в специальных коррекционных школах, потом их, и там отсеяв, переводят в специнтернаты, где они живут до конца жизни.  Алла вдруг ухватилась за то, что услышала, и закивала быстро-быстро, как будто бежала за чем-то очень важным для неё,
- Да-да! Да-да!! Выздоравливать, да!!! – она счастливо улыбалась, и уже по-другому, грациознее, сползла с процедурной кушетки.
Когда пациентка вышла, к Вике подошла начальница.
- У неё шизофрения, - сказала она, - с интерната других не возят. – Давай следующую. Там, смотри, у неё…
***
Они сидели долго, похоже, персонал устроил себе укороченный рабочий день; начальники давно ушли, а медсёстры в их отсутствие слегка ослабили присмотр.
- Думаешь, сойти с ума – надо что-то особенно? Нет. Меня, вон…А , да я уже говорила: муж сюда. За что? У нас своя клиника была, небольшая. Я ведь врач. Да, не смотри так. Три года назад я по-другому выглядела: в костюме, на «Ауди».
Ира помолчала, то ли припоминая, то ли подбирая слова.
- Кого дети довели. Вон, как Егоровну.
По описанию Вика немедленно вспомнила старушку, похожую на её бабушку. Божий сероглазый одуванчик. Кому она-то помешала?
- Муж у неё погиб, душа в душу жили. Горевала сильно. А дети, нет, чтобы помочь, к себе забрать, подсуетились. Невестка сюда и укатала.
Вика смотрела на скуластое, что ещё более подчёркивала стрижка, безбровое лицо, и пыталась представить другую Ирину. «Брови выпали, - сообщила Ирина, - почти сразу».
С длинными волосами, которые бы скрыли скулы, Ира была бы привлекательной метиской.
- Сейчас меня трудно назвать женщиной, - засмеялась Ирина,коснувшись  Викиной руки. Вика, в ответ, слегка пожала  руку новой знакомой.
- Как всё было? – осторожно спросила она.
- Я когда с ним, ну, встретилась. У меня ребёнок был, мальчик, - глаза Иры увлажнились. - А потом он сына ударил первый раз. Извинялся, я простила. Всё повторилось. Я так жалею, что сразу не ушла!!! Избил он Женю до реанимации. Что мой ребёнок ему сделал?! Я-то поначалу себя в руки взяла, когда дежурила у палаты, домой поздно приходила или вообще не появлялась. А как-то пришла, и вижу эта морда с кем-то любезничает, улыбается так, заигрывает. И я не выдержала. Чуть его не придушила: мой мальчик при смерти, а эта мразь…Он милицию вызвал, а меня трясёт так, что, ну вообще с собой не могу совладать, зубы стучат, всё плывёт.
Они меня скрутили, а мент, помню, глянул на меня
- Так у неё приступ! Тут другая служба нужна. Ну, и вот.
- А ребёнок?
- В детдоме он, - не поднимая глаз, ответила Ира, - но ему 17 скоро. Я мужу-то звонила, надеялась, что хоть вытащит, а там я уйду уже. А муженёк ушлый оказался. Зачем ему я? Так он единолично бизнесом владеет. Клиника вся его. Мы ж её вместе учреждали. А так я – недееспособна, и не могу быть владельцем. Вот так. Ещё и врал. Через врачей, как я потом поняла. Накачивали психотропными. А когда неделю не спишь, так плохо, всё, что хочешь, подпишешь. Отказалась я, в общем, от своей доли в его пользу. Ну, и всё. Он звонить перестал. На мои звонки отвечает, правда. Некуда мне, в общем, идти. Тут хоть кормят, поят. Научилась тут…
Ира выговорилась, и утопила лицо в ладонях
- Я даже ненавидеть его уже не могу. Вообще всё прошло. Приняла, наверное, как есть. Знаешь, раньше бизнесу когда училась, посещала курсы все эти, с коучами.
- А что с мальчиком? – перебила Вика.
- А что? Ему, как сироте, квартиру дадут. Потом, может, к себе заберёт. Заберёт, как думаешь?
- Он звонит?
- Звонил. Раньше. Он, в общем, меня лишили материнских прав. А сыну сказал, что я от него отказалась.
Похоже, у Иры действительно выплакались все слёзы.
Виктория обняла женщину.
- Обязательно заберёт, Ира. Но ты выйдешь отсюда. Раньше.
Ирка сгорбилась, её прорвало: вздрагивала, всхлипывала, швыргала, заходилась в плаче.
- Поплачь, поплачь, - гладила её по спине Вика. Перед глазами пронеслись все события, такие похожие, но тем не менее, разные, - я тебя вытащу, Ир, - серьёзно сказала Виктория.
- Ты б себя вытащила! – проревела Ира.
***
- Кто там ещё?
Токалов выпростал руку из бледно-розовой простыни, и потянулся за телефоном. Вообще, здесь, за пределами, он предпочитал обычные кнопочные. Зачем лишний раз обозначаться. Но трезвонил смартфон: забыл выключить.
В окно бунгало шелестели беззвучно кроны пальм. Он встал и распахнул двери, тут же нахлынули звуки начинающегося тропического вечера. После моря он решил прилечь, да так и провалялся до вечера. Надо одеться, и в ресторан, что-ли, сходить. Там живая музыка, пару коктейлей. Он уже заприметил фигуристую, лет тридцати, с короткой стрижкой, она неплохо бы смотрелась на его огромной кровати. Токалов открыл бар, вытащил бутылку виски, положил лёд, и добавил сока.
- Да! – рявкнул он.
- Валерочка!
Карина.
- Я уехал. Приеду, позвоню, - Валера стянул шорты, и разложил на кровати лёгкие брюки.
- Ты не позвонишь. Я в больнице…я не…
Он отсоединился, и, не глядя, бросил трубку.
Карина чудом осталась жива. Преисполненная самых чудесных ожиданий, - беременность - хороший козырь, - она отправилась к подруге на дачу.
 «Я богата!!! «Дель Роса» мой! Мо-о-ой!!!» - билось и колотилось  висках; в машине что-то играло, она всё время прибавляла громкость. «Теперь эти лохушки узнают!!!» Она имела  в виду всех: от бездарных школьных учительниц, ставивших ей двойки, до маминых подружек, прозябавших в нищете, но тыкавшим матери на её загулы то с одним, то с другим. По крайней мере, у неё всегда были деньги. И какая разница, как они заработаны. Особую неприязнь Карина испытывала к столичным  модельным агентствам: со своими 1метром 65, не смотря на длинные ноги, ей везде отказывали.
«Плевать на вас всех!!!»
Токалов не  успел предупредить, и на выезде с дачи, прилично под шофе, Карину занесло. Травмы и переломы обеих ног. Телефон  Валеры теперь отзывался единственной фразой: «Абонент вне зоны действия сети».

Он вылетел, наспех собравшись, почувствовал что-то. Надо было срочно прояснить голову. И Мармарис идеально подходил.
Опрокинув пару коктейлей, он, наконец, переоделся. И телефон зазвонил ещё раз. Чертыхнувшись, Токалов взял телефон, и посмотрел на экран. Номер ровно ни о чём ему не говорил.
- Да.
- Привет, Токал.
Голос прозвучал уверенно, будто тот, кто там был, знал: трубку не бросят. И, действительно, Валера скривился, но не нажал «отбой». Он обтёр
- Ну, - выжидательно спросил он.
После разговора он некоторое время сидел на кровати, скрестив пальцы рук. Звонок правой руки Крола означал важность вопроса. В деловом мире это нормально: смотаться на денёк, а после вернуться. Но можно и послать. Кто сейчас Крол, и кто – Токалов: успешный бизнесмен со связями, которые позволяли в любое время заходить как к губернатору, так и в Управление МВД. 
Он крутил, взвешивал, слишком много лет прошло, слишком. И за всё это время – ни разу, ни звонка, ни напоминания о прошлом; ничего. Понятно, наблюдали.
В спортзале, куда он всё-таки решил зайти, мысли не покидали. Небольшой чёрный чемодан, лаконичный, и строгий, ждал в номере.
***
В тонированных окнах  «двухсотого» отразились столбы добротного забора,  за ним –  крыша особняка.  «Пришло время - сам Крол зовёт его, нуждается». А в начале!
Он почтительно внимал каждому слову из  раззявленного, хрипатого рта. Хотелось перенять и манеру разговаривать по душам: заходить издалека, не спеша, с расстановкой. Каждое слово укладывать ровно, правильно, уместно. Любил старик метафоры красочные. Сочувствие выказывал. Тут любой размягчался, дескать, не зло же держит батя, пожурит, да отпустит. И тут Крол поддавал жару: всё, обложен ты и тут, и тут, и там. И спасёт тебя - тут он указывал направление разрешения ситуации.
«А если нет, - настигал раскатистый голос удава, - хребет сломаю!!! Понял?!»

Хребты ломали редко, чаще – трясли долги, оберегали подопечных, лупцевали, превращая лицо в шар с опухшими чёрными выпуклостями глаз, угрожали. Умел Крол говорить и с братанами, и с властями.
Открывший ворота мужчина, смерив взглядом визитёра, жестом пригласил проследовать за ним, пересёк лужайку, и оставил ждать на грубо сколоченной лавке.
Токалов не успел поморщиться, как Крол лично вышел навстречу, широко расставив руки. Спускаться не стал, дожидался наверху.
«Не изменился, - мелькнуло у Токалова.
Он вылез из машины, кончиками пальцев, плавно, направил дверь.
Сутулый, рубашка старомодно заправлена в  тёмные костюмные брюки, выпирая шаром на животе, несуразные тёмные очки.  Весь какой-то средний: роста, наружности. Но голос можно было узнать из тысячи.
- Валера!
Точно! Удав из «38» попугаев, волк из «Ну, погоди». Что-то среднее. И хотя удав был гораздо добрее, Крол многих ввёл в заблуждение  задушевной бархатцой  голоса.

 - Приветствую, - сухо бросил Токалов, взбежав по ступенькам,  и расстёгивая на ходу пиджак. Увернувшись от объятий, проследовал в дом за хозяином. Старик передвигался как-то неравномерно. Выпить в своё время любил, но сейчас, наверное, завязал: годы не те. Больной: здоровье и раньше было не ахти, все знали. Невысокий, худой, с невзрачным, бледным, рябоватым лицом.
- Присаживайся, -  закрыв двери кабинета, указал старик на один из диванов. С облегчением опустился на другой, напротив, кинул очки на столик.
- Видишь, вась, - кивнул Крол на большую картину: море, пирс, маленькие белые домики,  -  обживаемся помаленьку. Ты ж у меня тут, в новом доме, не был, - с полуутвердительно-полувопросительной интонацией поинтересовался Крол. Поймав оттенок насмешки в кончиках рта собеседника, спешно добавил
- Ну, твоего-то поскромнее, а? –  рябое лицо ощерилось в улыбке, но тут же  скривилось, - ревматизм, - наклонившись, потёр беспомощно голень. - Старость. А ты ничего, молодцом. Смотрю, слежу.
- Михайлов – прокурор, друг твой, да? – кротко поднял он свои бесцветные брови.

Токалов ждал. Друг не друг, а не раз  уже обращался -  Токалов связи московские поднимал. Будет день, и вернётся должок, а пока пусть капает.
Крол, уловив нежелание говорить на эту тему, сразу отстал.
- Хотел как-то попросить. Не стал. 
 Валерий терпеливо ждал. Переход от  спокойствия к ярости у Крола был очень коротким:  уж это он навсегда запомнил.
- Времена какие были, - бесцветные глаза уткнулись в пиджак собеседника, - настоящие! Честный вор-гордо звучало, -  Крол затянулся, - понятия были! А сейчас бизнес, бизнес… 
Токалов  терпеливо ожидая, когда собеседник перейдёт к главному, мельком взглянул на часы.

Кряхтя, Крол поднялся, достал из бара коньяк и пару широких стаканов.
-  Раньше, - Крол не поинтересовался, что будет пить гость, просто разлил и поставил перед Токалом, - чуть что, к нам, а сейчас - к ментам. Помнишь, васянь, очереди на приём: мы и за администрацию, и за милицию. Депутатская приёмная!
Крол выпил,  закусив лимоном. - А? – опять ощерился в улыбке старикан.
Токалов не притронулся – его это уже не трогало: честь, понятия, общак. Помнится,  Крол своей жене, всю жизнь официанткой проработавшей, бриллианты купил, лапу свою вот туда, в общак, запустил. Поднялись люди – спихнули быстренько на Сизаря. Отлучили. Крол закурил, закинув ногу на ногу, замолчал.
Чего он хочет?

Токалов занервничал:  кабинет  проходной, - вон,  вторая дверь за стеллажом. Там  явно кто-то есть: слушает и вооружён. Облизнув губы, бизнесмен откинулся на диване.
«Крутит, страху нагоняет. Напоминает. Да только нет никаких долгов за Токаловым. Может, и были, да не у него, а у босяка того, который на зону малолеткой попал, которого Крол под крыло своё взял, - отец просил».
Нет больше того босяка, нет и не будет. А долги свои тот уркаган малолетний отработал. Как освободился, так и начал службу: где разговорами, где кулаками. Где какой замут, туда и отправляли. Так что, не обессудь, Дмитрий Иванович Крольченко, «разошлись, - как в той песне, - пути-дорожки. Кому – почёт, а кому – неотложка»
- Крол,  ты ж не для того меня дёрнул, - не выдержал первым Токалов. – Решить надо чего?
 
- Нетерпеливый, - перебил Крол, неожиданно легко для своих лет поднимаясь. – Ты думал, Валер, - у меня к тебе предложение деловое, да?! А просто так, к старику, к другу твоего отца, между прочим…эх…
- Ну, ты ж помнишь, раздрай был. Не порешали в тот раз. Хочешь, зайдём к тебе. С женой.,- добавил он после небольшой паузы.
Быстро оказавшись сзади гостя, Крол выглянул из-за его плеча
- С женой?! В гости? – изобразил он удивление, и в Токалова впились водянистые глаза.

Так учитель, зная, что ученик не готов к уроку, всё же слушает его, склонившись над журналом, усмехаясь, выбирая момент, когда лучше прекратить  театр. Валера вздрогнул. «Вот оно как. Вот оно что», - лихорадочно соображал Токалов.

 Костлявые, сильные пальцы Крола внезапно сомкнулись на толстой шее гостя.
- Семья, говоришь? - Крол враз остервенел. - Зазнался ты, вась, - старик не обращал внимание на хрипы, - это плохо. Нет у тебя семьи: ни прошлой, ни нынешней. Нет.
Токалов посинел, выпучив глаза,  хватаясь и отнимая ладони. Нехотя, Крол разжал пальцы. Валера рванул, тяжело дыша и откашливаясь, - перед глазами плыли синие круги, - к окну, ощупывая задний карман штанов. Не сделал и шага - из другой комнаты вылез  удалец в чёрной майке, пониже ростом, но гораздо худее, жилистее, и грубо толкнул, заломив руку.
- Не имеешь пра-ва! – взвыл гость, пытаясь достать мобильник левой. Парень заломил вторую, голова Токалова беспомощно свесилась. – Я…я…

- Ой, - Крол уже сидел на диване, нога на ногу, и курил, - васянь, как ты вот сейчас заговорил: я - то, я – это. А помнишь Сизаря? Упрямый был такой. Но куда деваться? Слушай, - перешёл на доверительный тон Крол, -  а не свою ли жену ты в психушку запихал, а? – прищурился Крол.
- Не твоё дело! – прохрипел Токалов, лишив главаря возможности поиграть в кошки-мышки.
- Ладно. Оставим. Не моё, - разгонялся Крол, - давай о том, что моё. Валер, я человек не злобный, не жадный, ты ж сам знаешь. Но не люблю хамства. Деньги где? – добро спрашивал удав, - за столько-то лет, чай, накопил, можно и поделиться, а? Что молчишь? Не вовремя, да? Ты тут такой весь крутой, белый и пушистый, во власть метишь. И друзья у тебя хорошие. Всё знаю, Валер. Только ты ими не прикроешься.
Самоуверенности у Токалова поубавилось.
Крол махнул парню в чёрной майке, тот ослабил хватку.
- А, кстати, жена-то твоя в курсах? – добавил старик, - кто муженька её вальнул? - тон опять стал ласковым, что означало самое худшее. - Не рассказывал ей? - притворно удивлялся Крол. - А-яй-яй! Валера, Валера.
Токалов скрипел зубами и ждал: что бы он ни сказал, не имеет значения. Молчать надо, хрен с ней, с женой – за неё Крол предъявлять не станет. Семейные, так сказать, рамсы, раскаяние изобразить, то-сё. Кстати, как вышла-то на Крола?

- Долго я ждал, Валер. Думал, ладно, переметнулся, дело хозяйское, - не ты первый, не ты – последний, но своих хоть не забыл. Нет - нет, да  поможешь. Смотрю: артель свою сколотил, дела пошли, растёшь. Думал: недосуг тебе. Сам знаешь, вась, много не надо, пацанам табачку подкинуть, на Новый год яблоки – конфеты без обёрток.
«Куда клонит? За себя-то забыл уже, и не напомнить…» - стало душно, Токалов жестом попросил у чёрной майки воды.
Тот налил, подал, Токалов  залпом осушил стакан в его руках.
- Да не ёрзай, - Крол перешёл на почти дружеский тон. - Вопросы обсудим, да по маленькой,  в баньку, а, васянь? Или  западло с нами? Вижу, - Крол встал, и подошёл к окну, выходящему во внутренний двор, где, якобы, невзначай прогуливался ещё один из свиты, - в падлу. Вась, ты  весь как  блестящий, новый локомотив, вперёд бежишь, вагоны у тебя отцепляют-прицепляют, меняют, ты можешь туда, а можешь – туда, да хоть вообще с рельсов сдрысни, и лети. Но есть один вагон, - повернулся Крол, -  ни отцепить, ни оставить нигде, он всегда с тобой. Прошлое твоё.

Прошлого было с лихвой. Ни отца, ни маму Токалов не знал, воспитывала бабушка, преподаватель французского, но недолго. Потом попал в интернат – первые университеты выживания. Там быстро погрыз всех, кто пытался мешок ему на голову натянуть, и опрокинуть. Отец, вечный сиделец, позаботился: Крола наладил приглядеть. Так и попал малец именно туда, куда надо: настороженный, с холодными серыми глазами, волчонок. Чётко понимал, что от него требуется, и выполнял лучше других. Отцу было бы не стыдно: из Токала вышел толк
.
Дрожащий, обманчиво мягкий, голос Крола вернул Валеру к действительности, ныла шея, всё происходящее казалось нереальным. 
- Давай вспоминать. Отец твой за тебя просил. Не могу  смотреть, как ты в дерьмо превращаешься, беспамятное. Кто тебя десять лет назад отмазал, - в лоб начал он, -  когда ты Таньку, любовь твою ненаглядную, вглухую заделал? 
Токалова передёрнуло. Если бы не сидел, пошатнулся бы. Нашёл точку внизу, и упёрся туда.
-  Вещдоки, экспертиза, кто?  - продолжал злобно Крол, -  Михайлов твой? Или эти, как там твоя партия зовётся? Забыл, извини. Нет! Крольченко Дмитрий Петрович, собственной персоной. Кто протоколы осмотра стряпал, ментов, прокурора обихаживал, кто? – Крол развёл руками. – А ты с нами так, васянь?! –  нависая сверху, он поднял за подбородок оцепеневшего Токалова. – Поднялся? Оперился? – Крол больше не был похож на невзрачного дедка. Теперь внушительная фигура Токалова казалась съёжившейся и жалкой. Голос зазвучал более хрипло - удав начинал сжимать кольца.
- А кто, - отчего-то дрогнув, спросил авторитет, - ребят моих положил? – Думаешь, не знаю? Думаешь, дело давнее? Лёшка, Сашка, - лучшие  пацаны были.
Крол внезапно отошёл и встал лицом к окну, пронёсся тяжёлый вздох. Валера исподлобья метнул взгляд по сторонам, и на окно. Назад смотреть смысла не было, там, конечно, замер чёрная майка.
- А ты знаешь, - продолжил Крол после длительной паузы, - как я все эти годы Лёхиной матери в глаза смотрел? Знаешь?! Ей бы просто знать, куда к Лёхе придти. Или не помнишь?!

Валера мотнул головой.
- В глаза смотри, сволочь!!!!! – заорал Крол. – Не помнишь, как я их к тебе на завод послал? Одну машину обгорелую и нашли! С трясиной рядом! А ты горбатого лепил, что в городе тебя не было тогда. А машину твою видели, так-то.
Поправив ремень, Крол прошёлся туда-сюда.
-  Прилукин, кстати, хороший был человек. Не то, что ты, гнида! Спра-вед-ли-вый.
Токалов оцепенело молчал – отовсюду  обрушивалось прошлое. Бряцало, стреляло сквозняком, напоминало скрипом тюремных решёток, шаркающими подошвами, грибком на ногах, затхлостью камеры. Настоящее -тут, рядом, за дверью, рукой подать. Только не даст Дед ему уйти, не даст.
- Что ты хочешь? –  Токалов не узнал свой разом севший, постаревший голос.
- Смотри, разговор клеиться начал, - ещё злобно, но уже остывая, проговорил Крол. – Чтобы ты знал, я, лично я, ничего и никогда тебе не прощу. Ты всех нас опаскудил. Раньше со всеми договаривались. Они к нам – с пониманием. Чего всё это стоило. Шаг за шагом условия отвоёвывали. И на тебе уже столько, что, - Токалов, продолжая, покачал головой.
- Парня этого знаешь? – с фото смотрел молодой лет двадцати: высоко поднятая стрижка с обритыми  висками, задорный, светлый взгляд.
Токалов молчал.
- Внук мой. А могло его не быть. Только есть на свете люди добрые. Не то, что ты, шкура. И я тебе, - опять его пальцы хищно потянулись к самому лицу Валеры, - хребет переломаю, если ты ещё раз, хотя бы пальцем, хоть бывшую свою тронешь, хоть любую бабу другую. 
Крол кивнул бойцу в чёрной майке, тот быстро удалился, вернувшись с бумагой и ручкой.
- Чайку ещё принеси, - совсем миролюбиво добавил Крол. – Разговор тяжёлый. Но ты, васянь, сам виноват. Зазнался, делиться не хочешь, беспредел нам вот из-за таких, как ты, приписывают. Мы теперь, конечно, не то, что раньше. В тени. Скромненько. Но всё помним.
Извольте, как говорили раньше, - съязвил Крол, потирая руки, - сударь!
Не дожидаясь, спихнул оцепеневшего мужчину с дивана.

- Давай! Садись! – расхаживал нервно Крольченко, скрестив руки за спиной, - подписывай! – водянистые глаза впились в затылок, словно выстреливая каждое слово, - подписывай, и отпущу. Нет – здесь останешься, – и замолк.
Перед глазами у Токалова поплыло. Он выхватывал отдельные слова, верить не хотелось. Почувствовав движение за спиной, полуобернулся, - принёсший чай  замер сзади,  не собираясь уходить, - и склонился за столом.

Армен Георгиевич перебросил лёгкий плащ на левую руку, и, как много лет в подряд, взбежал (не без одышки), на четвёртый этаж. Он принципиально не пользовался лифтом, в отличие от своего заместителя, и приходил рано. Обозревал пустынное пока ещё пространство, и торопился скрыться в кабинете. Утро обещало замечательный осенний день. Он свернул в своё крыло, и в нос ударил этот запах. Главврач вырос в Сочи, и всячески это подчёркивал, мол, и климат не тот, и флора побогаче! Он не стал включать общее освещение, и в полумраке, приближаясь к дверям, жадно хватал его. А тот становился всё больше, объёмнее, богаче.
Два огромных букета гиацинтов. Боже, как он мог забыть! Армен Георгиевич наклонился к столику у кабинета, и вдохнул пьянящий шлейф полной грудью. Все знали его слабость. Так уж повелось, что старший медицинский персонал из года в год соревновался с младшим, к которому примыкали и уборщики с нищенской зарплатой. Причём началось всё именно с младшего, более молодого и харахористого. Старшим ничего не оставалось, как ни ударить лицом в грязь перед начальством, показать, что они не хуже.
- С днём рождения, Армен Георгиевич! – выпалила секретарь, когда он вошёл.
- Спасибо, Алла Захаровна, спасибо. Поставьте цветы…куда-нибудь…я поработаю, - он торопливо закрыл изнутри двери кабинета.

Вообще-то, официально, кабинет располагался в другом корпусе, административном, но ему нравилось здесь; сюда то и дело приходили с докладами начальники отделений, сюда, в конце концов, приходил то и дело жаловаться Саныч, - негласный смотрящий, - как про себя его окрестил Армен Георгиевич. Серый кардинал. Нет, до серого кардинала Саныч никак не дотягивал. И Армен бы сто раз подумал, прежде чем доверить ему информацию. Исполнитель им, ой ,как не помешал бы:почти всегда на месте, знает, где какой санитар, да и про больных в курсе;  На этом, в конце концов, настаивал Гюнтер. Саныч, конечно, был бы незаменим и в случае, если что-то вдруг пошло бы не так.
Посидев с несколько минут, Армен Георгиевич выглянул вновь
- Аллочка! Всё как всегда!
- Поняла!!! - энергично махнула головой сильно постаревшая красавица, которая ещё пыталась влезть в юбку двадцатилетней давности, отчего дышать было трудно, и напялить десятисантиметровые каблуки.
Она спешно нажимала кнопки вызовов, и терпеливо инструктировала каждого.
- Дим Саныч, привет! – поздоровалась секретарь.
- Виделись, -  оборвал Саныч, - ну чего там, будет, нет?
- Да, - тоном небожителя, включающего солнце для всех земных тварей, ответила Алла.
- Отлично!
- Как всегда, Дим, как всегда, - более проникновенно ответила секретарь. Она уже спустилась с небес, а, поскольку, о похождениях Саныча ходили слухи, а нездоровый флёр только разжигал в женском коллективе интерес, то на роль того, с кем можно наставить мужу рога, Дмитрий Саныч тянул.

Обзвонив старший медперсонал, а ему она всегда давала небольшую фору, Алла поправила накрученные с самого утра кудри, и глянула в зеркало, округлив губы. Она просто не имеет права провести бесполезно. Сидящий вечно на даче муж в эти планы не входил.
От двух огромных букетов у неё просто голова шла кругом, она терпеть не могла гиацинты.
Робко протиснулась голова  медсестры Вилиной.
- Ал Захаровна, привет!
- Здравствуйте! – секретарь деловито копошилась в компьютере.
- Сегодня, как всегда?
Вместо ответа Алла показала на настенный календарь: красный кружок возле цифры «15 сентября», и буквы «д.р».
Вилина кивнула, и исчезла. И без календаря каждый помнил: 15 сентября – день рождения Армена Георгиевича. Учитывая, что пятница, для старшего медперсонала это означало  застолье, а для младшего – возможность немного расслабиться ввиду праздника.
***
 Саныч, который уже успел отмерить из бутылки в шкафу пятьдесят миллилитров, со своим спутником, громко смеясь, спускались с третьего этажа. Раскрасневшийся, он чуть не наскочил на Ивана.
- А, миротворец, мля!!! – заржал он, - приветствую. Что-то промелькнуло в его глазках, но тут же пропало. – Это…не в службу, Иван, на пару часов, подмени!!!! Паха-то..Ай!
Он недоговорил, и как дед на нерадивого внука, махнул рукой. Казалось, это разговор двух добрых сослуживцев, и не более. «Почему Саныч  не донёс?»
Протопавшая на каблуках Вилина, словно невзначай, коснулась Митрохина бедром, Ивану очень захотелось немедленно проследовать в её кабинет, но сейчас не время. Надо найти Пашу.
Заспанный Павел опоздал. Едва он вошёл, Митрохин потащил его в каморку.
- Паш, они праздновать долго будут?
- Что праздновать?! – протёр глаза Павел, - И вообще: с какой целью интересуемся? – неторопливо прикуривал он, высунувшись в форточку, - ааа, ты про Вилину, чтоль? – обернулся он.
- На вопрос ответь!!
- В прошлом году, говорят, тортик с барского плеча и шампусик барин подогнал, - хохотнул Паша.
- Па-а-аш! – терпение Митрохина лопалось, -  оглох, что ли?
- Ну, чего Паш, Паш!!! Откуда я знаю?! Я здесь месяцев десять только. У Вилиной своей и спроси.
- Я не понял. Ты чё злишься? Не дала, что ли, тебе?!
Пашка напустил на себя безразличный вид.
- Я бы её спрашивал. Забей! - он выбросил бычок на улицу, - короче. С Токаловой я поговорил, с Ириной – тоже.
- Никто не видел?
- Нет. Я чё, дурак, что ли?! Женщины понятливее тебя, между прочим.
- Паш! – терпение Ивана подходило к концу. Санитар, такое ощущение, издевался, -  Саныча нет.
- А-а!!! - развеселился санитар, - дошло!!! У Армена ж днюха! – хлопнул он себя по лбу, – Вань, нельзя было сразу?! Корефан вчера приезжал. Мы до утра почти...
- Усугубили, - понимающе сказал Митрохин.
- Типа того. Голова чугунная, а ты ещё орёшь!
- Давай, в кучу собирайся. Сегодня или никогда. Понял?
- А что? - промямлил Паша. Лицо и уши альтернативщика после вчерашнего были стойкого красного цвета, - всегда готов, как говорится.
- Ну, если готов, держи ключ. Сейчас разузнаю, как там у них всё, где, чего. Через пять-десять минут здесь же. Я к дежурному врачу метнусь, подожди.
- Слушай, запри меня тут пока. Покемарю.
Паша, натянув на себя тёплый халат, свернулся калачиком прямо на полу.

 Иван с порога оценил обстановку: дежурила молодая незамужняя Кышлина. Маленькие, быстрые глазки на узком лице, и стройная фигурка. Он перешёл в нападение, прикрыв дверь, и облапил девушку со спины.
- Ой, - тут же разыграл он спектакль, когда встретился с расширенными зрачками Кышлиной.
- Вы что?! – заорала она.
- Тихо, тихо, - Иван буквально отпрыгнул. Он сложил руки в умоляющем жесте, - извините, я перепутал.
Кышлина одёрнула халат, и двинулась на выход. Митрохин встал на её пути.
- Один вопрос. Что вы делаете сегодня вечером?
- Дайте пройти!!
- Пожалуйста! Ответьте. Вы сегодня похожи на ро…
- Отдойдите!!! – взвизгнула девушка, упёршись руками в его грудь.
- На розу! – договорил Павел, и обхватил её кулачки.
– Вы-пус-ти-те!!! – вырывала она руки, - Вы что, не понимаете?! У начальника день рождения!!! Мне надо быстрее!!! А времени уже десять!!! Мне идти надо.
- Куда? Отмечать?
- Поздравлять. Если не придёшь – у Армена Георгиевича память хорошая.
Кышлина, видимо, устала, или на неё подействовал запах одеколона. Митрохин тут же уловил.
- А давайте отметим его день рождения здесь, с вами?
- С ума сошли, что ли?! – на  лице девушки появилась хищненькая улыбка,  показались острые зубки.
- Сходите к больным, и начнём, - наглел Митрохин, - а вечером приглашаю в кафе. В ресторан. В караоке! Петь любите? Или танцевать больше? Я, знаете, как танго умею? Вы уме..?
Не дав опомниться, Иван задал следующий вопрос
- До скольки обычно гуляют?
- Допоздна. Сигарета есть? – спросила Кышлина.
- Конечно! – Иван полез в карман халата.
 Кышлина метнула оценивающий взгляд, и это от него не укрылось.
- А где гуляют обычно? – он приобнял девушку, слегка придвинув к себе. Та отодвинулась самую малость,  рука Ивана осталась на прежнем месте.
- Так здесь, на четвёртом, и сидят. Там  кабинет. В прошлом году, часа в два, наверное, собрались, уехали. В ресторан, что ли, Армен всех повёл. Ну, танцевать, покушать. «Фрегат», кажется. За городом
- Ясно. А как же такая красавица? Все гулять будут, а вы тут?
- Да что вы?! Поеду обязательно! А потом – сюда, дежурить. В прошлом году Евгения Борисовна не пошла, у зубного была, так он её премии лишил, - добавила Кышлина шёпотом. - Вот и делайте выводы!
- А санитары?
- Санитары, хоть и старший медперсонал, обычно у себя.
- Дмитрий Саныч, говорят, приближённый к телу. Это так?
- Да не, шеф близко никого не подпускает.
- А Арсений Мухтарович?
- Его - тоже. Не очень. Они не друзья, вы не думайте!
Врач давно забыла о руке Митрохина, обнимающей её её крепко и нежно.
- Да я и не думаю. Как с вами можно о чём-то думать? Так…можно ваш номер?
Кышлина колебалась недолго. Вынув небольшой листок, и карандаш, она высвободилась из объятий собеседника, и нацарапала номер.
«Вот они, врачи. Другая бы набрала цифры, мол, лови, сохраняй! Другое мышление, чёрт возьми. Ответственность!»
Он преисполнился уважения к Кышлиной, и посмотрел на часы. Они показывали 10.20 утра.

Пока что никого не встретилось. Иван самонадеянно подумал, что санитары (хоть и являлись старшим медперсоналом, на четвёртом этаже их не привечали), и вахтёры уже сели отмечать; как выяснилось, происходило это на первом. Завхоз, опять же, по рассказам Саныча, праздновал то с одними, то с другими, поскольку должность не предусматривала никакой точности в этом вопросе.
Больные тоже будто почувствовали некую свободу, то и дело выскакивали с дурным выражением на лице, напоминая ошалелых первоклашек. При них была только одна девушка-санитарка. Её Митрохин не видел прежде.
Когда он вернулся в каморку, Паша вовсю храпел.
Быстро закрыв помещение, и, для верности, водрузив железный штырь, Митрохин  спустился вниз. Сегодня было всё по-другому: главной медсестры, которая неизменно начинала маячить в коридорах, ожидая окончания обхода, не было видно. Не было видно ни дюжих санитаров, ни других медсестёр. По заведению витал новогодний запах шампанского и свеженарезанных апельсинов.
- Привет, Максимовна! Как дела? – поприветствовал Иван вахтёршу.
 Конторка была полна ключей, ключа начальника пока не было.
- Сегодня лафа, - ответствовала крупная, с двойным подбородком, дама с молодёжной стрижкой. – Сигаретки не будет у тебя? – ласково спросила она.
- Ирина Максимовна, свистнете, как главный уйдёт? А? – спросил он, передавая сигарету женщине. - Вот сюда, - постучал он по клочку бумаги.
- Конечно, - расплылась Максимовна, и закашлялась.
- А потом съесть надо! – добавил Митрохин, и зашагал прочь.
- О-ой, съесть! – весело сокрушалась Максимовна. Помусолив пальцы о сигаретку, она с удовольствием втянула терпкий запах табака.
Иван прогуливался по внутреннему дворику. Ввиду тёплого дня, оба кота лениво и уютно возлежали на пожелтевшей траве, котёнок, у которого заметно подросли ноги, а тельце осталось шарообразным, барахтался неподалёку. Покуривая, Митрохин неторопливо прошёлся до противоположного корпуса: тропинка, кирпичный забор, облезлая скрипучая калитка с нерабочим замком амбарного типа. Всё в порядке, обходить территорию Максимовна точно не будет. Вот её сменщица, та - да. Неукоснительно соблюдала инструкции, и лично, в сопровождении санитара, обходила несколько корпусов.

Он то и дело взглядывал на часы, чертовски медленно двигались стрелки.
- Вышел! – коротко сообщила вахтёр. – В смысле, ушёл.
- А зам?
- Пока нет. Мухтарыч же на больничном!
- Точно,  забыл.
Вот и хорошо. Мимо пронёсся завхоз. Он дохнул сильным запахом алкоголя, и пробормотал
- Ты ещё тут, что ли? - Пучков быстрыми шагами удалился.
Воспользоваться приглашением Вилиной  Митрохин решил позже.
- Да я не сплю, не сплю, – забормотал санитар, когда Иван отворил каморку, - пить охота.
- Мозги слипнутся!!! Бегом!!!
- Я быстро, к автомату, а?
- Бегом, сказал.

По мнению Вилиной, сегодня должны рассосаться совсем рано, поскольку де у Армена позже будут другие гости, и со своими он решил отгулять днём. Посему в 14.00 все, кроме дежурной санитарки, будут отпущены домой.
Паша вышел из лифта, и уверенно направился в правое крыло, карман отягощала пачка сигарет и флэшка.

 Стало душновато, Павел расстегнул воротник рубашки под халатом. И вовремя, потому что оттого, что наивно (после незатруднительных манипуляций) выдавал на экран компьютер, и впрямь стало трудно дышать.
Павлу стало казаться, что за окном – не 2007ой, а, как минимум, начало девятнадцатого века, и он не в  интернате, а  в богом забытом лепрозории на краю земли.
Как справедливо в своё время утверждал  преподаватель какой-то из непрофильных (профильные - компьютерные информационные  системы) дисциплин, даже незаряженное ружье раз в год стреляет, а ещё: даже самые опытные допускают досадные промахи.
 
Но для  Армена Георгиевича это не было ошибкой, он просто рассматривал компьютер, как удобное место хранения. Собрать в одном месте всё, что касалось его жизни. Почти всей жизни, потому что личной, как все знали, у него не было. Менялись барышни, имена которых не удостоились попасть в компьютерную память. Главной любовью была работа. И Павел очень удивился, а потом вошёл во вкус, и качал всё в подряд. Кадры из анатомички (их-то зачем?), страшные, реалистичные, были тщательно рассортированы по датам и годам. Порой какая-то заметка, предложение, и, наконец, цифры.
Слишком углубившись в прошлое, он решил копнуть ближе к дню сегодняшнему. С кем он имеет дело, Павел понял, осталось только надеяться, что ему удастся скачать всё безнаказанно, быстро, и не оставив следов.
Одно то, что начальник интерната осуществлял, при поддержке немцев, подобные проекты, наводило ужас, и было достаточно, чтобы упечь за решётку надолго.
«Мало в войну натешились! Фрицы грёбаные!!! -  Пашка сжал кулаки. Захотелось покурить, но нельзя.
Имя Гюнтера Шварца ему ничего не говорило, пояснений не было. Проект состоялся два года назад, в 2003 ем, прошёл «успешно», непременным требованием было участие 2/3 больных интерната.
Последняя запись была сделана несколько дней назад, опять Гюнтер Шварц.
Санитар почесал подбородок. Кроме проектной информации, Армен скрупулёзно записывал спорные случаи реабилитации, напротив некоторых фамилий – значились непонятные сокращения.

Быстрые шаги того, кто направлялся к кабинету, Паша уловил сразу. Спешно закрыл компьютер, сохранил информацию, выдернул флэшку. Бросило в дрожь: Армен? Нет,   он со своими сейчас, в администрации, поздравляется. Шаги принадлежали мужчине. Павел бросил быстрый взгляд на шкаф, с его комплекцией он мог спокойно там пересидеть.
Тот, кто подошёл, потоптался, потом, вероятно, вынул телефон, пару раз сказал: «Алло! Алло!», и уверенно вставил в замок ключ.

Пашка приоткрыл створку шкафа, возблагодарил щёголя Армена Георгиевича, - здесь висело множество пиджаков, плащей, пальто, - за то, что ему всё же удалось. Вошедший в спортивном костюме: среднего роста, подтянутый, в бейсболке, зачем-то оглядел стены с бесконечными регалиями шефа, а потом резко повернулся.
Пашку огрело: «Зам же на больничном!», из-за резкого движения очки сверзились на пол. Тонкая, лёгкая, как ноги паука, оправа, упала под ноги.
- Чёрт! – прошептал санитар.
Слава богу, Арсений Мухтарович ничего не заметил. Он извлёк из стола начальника два файла с бумагами, и быстро покинул кабинет, оставив Пашку в полном тумане.
«Что он забрал?»
Выждав, Павел решил, что пора выбираться, запихнул флэшку в задний карман джинс.

 Митрохин напевал себе под нос, выходя во второй раз покурить в ожидании новостей. Потом не вытерпел, и набрал сам.
- Есть чего? – буркнул Иван.
- Не то слово.
«Прав, значит, Паха. Мутит Армен, и давно».

На втором этаже бесшумно открылось окно. Быстрый, короткий свист даже не успел напугать. Митрохин завалился на ступени, с сигаретой в руках, на глаза хлынула кровь. В распахнутом окне второго этажа мелькнул чей-то силуэт. В метре-полтора от тела валялся окровавленный кирпич.
Когда новенькая медсестра вышла покурить, то охнула, и растерялась. Голова Митрохина
- А тут…На помощь!!! Ой…как же это…
В конце концов, долг пересилил страх. Трясясь, дежурная подошла поближе,  отодвинула воротник, и прижала два пальца к артерии. Слабый пульс ещё прощупывался.
- На помощь!!! – кричала новенькая медсестра по телефону, - Тут…из персонала…Упал, в общем, - она перевела взгляд на распахнутое окно.
На самом краю, стояла банка, какую курильщики обычно заводят в подъездах, на балконах.
Тот, кто спустился раньше нее, тщательно убрал кирпич, камни и мусор. Мол, сидел человек, курил на окне, - сколько раз можно говорить, опасно!!!
Он проверил пульс – санитар дышал, зрачки реагировали.
- Полежи тут немного.
Мужчина обыскал карманы, забрал ключи от запасного выхода, и выскользнул прочь. 
                ***
 - А ты ничего, - изрёк, пошатываясь, врач.
Он держался за стену. Старый лифт трясло, будто это был аттракцион «американские горки», а в здании было не четыре, а все 124 этажа.
«Только бы отстал!» - стучало в висках у Виктории. Стоять было трудно, новый препарат  давал о себе знать: ноги сводило судорогой, но даже большие проблемы не остановили бы её сейчас.
Она запрещала себе думать о том, как там мама, что творится в салоне (молилась, чтобы девчонки вывезли, выдержали, не сдались!!!); за Витю не переживала – он в надёжных руках. Поступил в колледж.

Белый халат сотрудницы прачечной оказался впору. Ирина, молодец, всё сразу поняла: уселась в самом конце комнаты отдыха, и, улыбаясь, никого оттуда не выпускала. Женщины не буянили, возвращались на свои места, не выясняя, где медсестра. Блажко несколько раз порывалась выскочить в коридор, но Ира терпеливо успокаивала
- Светочка, подожди. Подожди, немного подожди. Давай чайку! Пей! Пей, Светик!
Светик округляла глаза, что-то пыхтела.
«Подожди, Светик, совсем чуть-чуть!»
 Шаги старшей медсестры, хоть и не такие твёрдые, как обычно, раздались вовремя. Гречихина, с большой неохотой, спустилась после поздравлений, она уже записалась на макияж, поэтому предстоящие перед рестораном несколько часов не портили настроения.
- Давай, Светочка! Не подведи, милая!!! – Ирина ласково подтолкнула Блажко к выходу. Та, как упрямая корова, не желала никуда идти. – Ну, давай!!!
Света успела встать на цыпочки, провернуться вокруг себя, сведя обе руки в бутон как можно грациознее, после чего рванула в коридор. В этот момент Гречихина поравнялась с комнатой отдыха.
- Что…
Дальнейшая фраза потонула в потоке изощрённых ругательств. Тучная медсестра орала так, что бедная балерина от страха не могла остановиться.
- Пучко-о-ов!!! – заорала, вся мокрая, старшая медсестра, ругаясь, плача, и  бессильно колотя «сумасшедшую корову». – Да я вас всех!!! Да вы что тут думаете?!
Ира, наконец, открыла проход. Больные, одна за другой, трусили из комнаты отдыха, и столбенели перед совершенно обалдевшей медсестрой, которая поскользнулась на каблуках, и теперь сидела в луже…

За две минуты до этого в палату Виктории просунулась мужская рука с мешком. Стараясь не терять ни секунды, - шоу закончится, медсестра обнаружит её пропажу, - Виктория облачилась в халатик, тесноватый в бёдрах, и выскочила из палаты, почти на бегу подхватив тележку. Её заботливо оставили в углу. Нажимая кнопку лифта, Виктория дрожала. Вкатив тележку, она встала спиной к выходу. Сердце заколотилось, когда  немощный лифт задрожал, и впустил сильный алкогольный запах. Виктория так схватилась за тележку, что её пальцы побелели. Тот, кому принадлежал запах, как только лифт тронулся, подошёл вплотную, чуть не навалившись, и схватил Вику за запястье.
- Что вцепилась-то?! Новенькая, что ли…, - красное лицо молодого врача вынырнуло откуда-то сбоку. И эта манипуляция стоила ему потери равновесия. – А ты ничего, - заявил он, с трудом поднимаясь, - симпатичная. Врач явно был настроен на более близкое знакомство.
Вика молчала, в голове прокручивались слова Митрохина.
- Спустишься на первый, пройдёшь несколько метров вправо. Не перепутай двери. Там ещё кастелянша. Идёшь к последней двери. Ну, типа, покурить, если кто-то и увидит, то ничего страшного, там тётки постоянно бегают.
Врач, в приличном подпитии, никак не отвязывался,

- Постой, я тебя где-то, где-то видел…Идём выпьем! – объявил он, и схватил девушку за руку уже довольно сильно. – Если что, прикрою, - пробормотал он.
Та неожиданно развернулась, оказавшись вплотную с неугомонным врачом, и, не церемонясь, резко толкнула тележку за собой. Врач не удержался.
- Ну, ты...м-м-м, - замычал он, хватаясь за стены, и пытаясь встать. Ему на удивление быстро это удалось сделать. Мужчина резво ухватился за тележку
- Никуда я не пойду! Вези!!! – он стал забираться в тележку, кряхтя, закинул одну ногу.
- Ну-ка пошёл вон отсюда!!! – заорала Вика, - тебя сейчас вырвет, а мне стирать?! Кто бельё будет перестирывать?! Да я на вас…
- Понял. Не надо никуда…Я всё понял.. Уже ушёл.
На самом деле никуда он не ушёл, а встал, как столб, и смотрел на удаляющуюся Викторию.
- Эй!!! А ты куда вообще? Ты где там?! – не унимался он.
Вика спряталась  за  переплетениями старых труб, в нише. Она с трудом сдерживала слёзы, и кусала губы, что не разреветься. Приставала, вроде, удалился.
Но это ничего не могло изменить.
Дверь была заперта.
Сейчас там, наверху, всё успокоятся, медсестра примет душ, переоденется. И тогда всё.
 Виктория прикрыла глаза.
- Ой, ты что тут? – раздался тихий голос.
Тихо, как привидение, возник небольшой силуэт в белом халате, и Вика вздрогнула. Старушка подошла к ней поближе.
- Свои, - шепнула она, посветив фонариком, - пойдём! Я сюда тропку натоптала. Идём, идём!!! Покурить хочешь? Только никому!
Не веря удаче, Виктория вышла из укрытия, и пошла следом за женщиной. Та миновала закрытую дверь, и пошла ещё дальше.
- Я с кастеляншей задружилась, - поясняла оторопевшей Вике старушка. Та самая, в седых волосах, пациентка психоневрологического интерната, так непохожая на остальных.
Она закурила.
- А вы меня не помните? – спросила Вика.
Старушка долго не думала
- Помню. Память у меня хорошая, учителем работала, - вздохнула она, - к вам приезжали, всё помню. И тебя тоже...
Вика сжала руку старушки.
- Ну, ладно…я…
Ничего не говоря, она прошмыгнула к калитке в высоком кирпичном заборе.

***
Крупный мужчина в расстёгнутой рубахе приоткрыл глаза. Ещё расплывалось, но очертания вокруг прорезывались из тумана: картина с пирсом, диван. Приглушённо разговаривали двое.
- Яшиной подруги цифры помнишь? Пусть подъедет. Надо ж, - Крол помолчал, выпустив дым, - узаконить.
- Наберу её.
Заметив шевеление,  Вежирь ткнул лежащего в бок.
- Ожил.
- Слушай, у Яши все супруги - юристки или адвокаты, - заметил Вежирь.
- Наверное, до постели спрашивает: «Мадам, а вы адвокат?» - каркающе рассмеялся Крол.
- или юрист?
Токалов застонал, и начал подниматься.
- Тих, тих! – осадил лежащего Вежирь, - резкий ты больно.
- Всегда он таким был. Говорят ему, а он своё, - прохрипел голос, который нельзя спутать ни с кем, - Валера, Валера!!! – с укором добавил Крол.
Старик встал,и обошёл сидящего с согнутыми коленями.
- Вставай!
Токалов молниеносно схватил протянутую руку, хрястнул её изо всех сил, другой потянувшись в задний карман Крола. Вежирь среагировал молниеносно: потянулся к голени, но это не имело значения: старик взвыл от боли, и на него смотрело дуло собственного пистолета. Тяжело дыша, Вежирь замер.

Токалов сорвал с себя рубаху, отбросил в сторону. С пистолетом в руке он медленно отходил вправо, минуя стол, к окну. Не сводя глаз, сграбастал все бумаги на столе.
- Ну, ну, Валер…ты, кха, ты это…- левая рука Крола безвольно свисала.
- Узаконить, сука...Сейчас вас двоих тут узаконю, - он не спускал глаз с Вежиря, и потянул спусковой крючок, - Сравняю, - тяжело дыша проговорил Токалов.
- Да что ты?! – начал старик, - мы же..
Раздался выстрел, старик рухнул с окровавленной рукой. Вторая пуля окровавила Кролу живот. Вежирь резко разогнулся. Токалов раненым зверем прыгнул к окну. Он повернулся, чтобы покончить с обоими, да так и застыл с удивлённым выражением лица. Вежирь бросился к патрону.
Обеими руками Валера схватился за древко, нож глубоко вошёл в грудину, внутри нестерпимо жгло, и не давало вдохнуть хоть немного воздуха.
- Я не.., - и он криво завалился на бок.
Крол, тяжело дыша, подозвал Вежиря, который шёл рядом с носилками.
- Набери …Армен….Виктория зовут. Срочно.

 Никогда не знаешь, когда на тебя обратит внимание Его величество Случай. Младший лейтенант Серенький доедал уже второй из заботливо завёрнутых мамой бутербродов, а старший бросал насмешливые взгляды, не забывая цепко посматривать перед собой на редких прохожих, и на часы.
- Без двадцати пяти, а Германа всё нет, - изрёк Прядилин.
- Пафосное бестечко-то, - дожёвывал Серенький, - ничего там не перепутали?
- Там ничего, будет тебе известно, не путают. Такое на Кирова одно. Заведение. Тэк-с, - Прядилин начинал нервничать, - без двадцати.
- Одно?
- Ну, с вип-комнатами, - пояснил старший.
Напарник нервничал, и хватался за телефон. Они проторчали около часа на неприметной (не для службы безопасности заведения) площадке у торца, вдоволь напившись кофе, и бегая по одному отлить. Сгущались сумерки.
Серенький мечтал о расследованиях, анализе, допросах и погонях. В «наружке», он, конечно же, временно. Связей у младшего лейтенанта не было, а все лакомые места  как водятся, заняты. Вот напарника,  одинокого, 40 летнего, всё устраивало: не регламентированный график, и прочие, связанные с этим неудобства, компенсировались приличной для стажа и звания  оплатой.
Кнопочный аппарат просто взорвался у Прядилина в руках.
- Понял! Принято, - он нажал отбой, - вот жучара!!! – старший потёр глаза с набрякшими веками.
Тот, кого ждали, успел поменять место встречи с улицы Ульяновых на Кирова, оставив неизменным лишь время; до 20.00 оставалось ровно 18 минут.
- На Никольскую!!! – проорал Прядилин, - жми-и-и!!!
-  На мосту народу!!! – лейтенант вцепился в руль, - пятница!!!
Старший не услышал.
- Да, товщ нерал! – отчеканил напарник, схватив другую телефонную трубку. - Понял. Да.
- Взлетай, значит, мать твою!!!! – выпучив глаза, заорал старший. – Жми-и-и, родной!!!!
- Сплошная!!!!
- Жми-и-и-и-и-и!!!!! Разберёмся!!! У генерала!! На контроле!!!!
Прядилин, как фокусник, материализовал синее ведёрко мигалки. Старший открыл окно, и выставил её на крышу, – та заверещала.
 - А то без дела валяется, - пояснил старший.
- Мы же…нам же, - Серенький потерял дар речи, - нельзя.
- Мост проедем, сниму. Гони!
- Он же врач? – крикнул Серенький.
- Ну!
- Непохоже!!!
 Прядилин в ответ хмыкнул. Губы сомкнулись, лицо всё больше каменело.
- Чёрт!!! Упустим, как всегда, найдут козла отпущения.
-  Сообщили же вовремя.
- Да что ты?! – усмехнулся старший, -  эти сучки задарма хлеб жрут, сидят на жопе ровно. Звания да санатории. Что в их службе, что в нашей. Подтвердишь, если что. Понял?
Серенький кивнул.
Когда вышли из машины, было совсем темно. Рядом с «Сагой» - симпатичным заведением с дискотекой и хорошей кухней соседствовала закусочная. У дверей кафе-ресторана, с  роскошной, не смотря на класс заведения, подсветкой, кто-то курил, входили-выходили молодые, в большинстве своём, люди.
- Жди, - старик вытащил с заднего сидения пиджак в клетку (из немнущейся ткани), взял портфель, нацепил очки, и вышел из машины. Вот он попал в освещённую зону, Серенький хмыкнул: ни дать, ни взять, предприниматель средней руки: пиджак, джинсы, футболка, кожаный портфель.
- Закурить не будет? - Прядилин напряжённо всматривался в лица, успевая охватить тех, кто оказывался с ним справа или слева.
- Держи, батя!
Из стайки молодёжи, гуляющей явно на родительские деньги, отозвался шустрый парень.
- Спасибо! - Прядилин бросил сигарету, и вошёл внутрь. В открытую дверь полились звуки саксофона.

 Серенький сосредоточился. На переполненную стоянку въехало такси, притормозив у самой дороги. Высокий худощавый, в бейсболке, вышел, осмотрелся, хлопнул дверцей. Раздался женский смех, с другой стороны к нему присоединилась девушка. Мужчина кивнул, и они двинулись к заведению.
Когда поравнялись с машиной наблюдения, Серенький разглядел светлые волосы спутницы, спортивный костюм яркого цвета.
Что-то не так. Заверещала телефонная трубка; лихорадочно младший лейтенант  прижал к уху нужную.
- Перехватили только что, объект с неизвестного номера звонил, - сообщил мужской голос.
«Какого чёрта?!» - Серенький не выпускал из виду парочку.
- «Миндаль», - в голосе невидимого, который тоже целый день был «на нерве», явно слышалась досада, - в 20.30.
Серенький вынырнул из машины, наспех пригладив волосы и отряхнув крошки со штанов. Чутьё что-то подсказывало.
Он успел заметить, как брезгливо незнакомец обходит тусующихся перед «Сагой», как надвинул поглубже кепку, когда по нему ударил луч света. Даму он держал за руку так, словно это ручка портфеля.
Звуки саксофона приятно оглушили, а навстречу уже двигался напарник. Ворот расстёгнут, в руках пиджак и портфель. Серенький подошёл к стойке меню. Прядилин, слегка задержавшись возле, - покопался в одном, а после – в другом кармане, обронил ему в спину.
- Снаружи.
- Угу, - отозвался младший лейтенант.
Он в зале, голову на отсечение. Перед Сереньким пронеслась вся его короткая милицейская  жизнь. Он взглянул на часы: риск есть, но и времени, минимум, полчаса:если что, в "Миндаль"успеют.

Была не была. Он рванул вглубь, миновал первый, и второй залы.
- Молодой человек, там всё занято! – за ним увязалась девушка.
Полминуты. Полминуты на то, чтобы удостовериться, подать сигнал.
Здесь музыка звучала потише, и народу поменьше. Он припоминал фото, ошибиться нельзя.
Мужчина с девушкой потягивали коктейль, и вяло перебрасывались словами.
- Пра-а-сти-ти, бога ради! – незнакомый, сильно набравшийся, парень едва не растянулся у их столика.
Девушка бросила взгляд на спутника. Пьяный, улыбаясь, пытался встать, и притянул к себе спинку его стула. Мужчина,  сидевший спиной, не шелохнулся.
- Вали отсюда! – Серенький услышал её, но гипнотизировал затылок её спутника.
- А ба-бан-кетный зал…
Он повернулся. Красивое удлинённое лицо, мелкие морщины,  жгуче-чёрные глаза, седина. Изящные пальцы держали телефон. На фото он был явно моложе.
Лейтенант выставил вперёд руки
- Понял, понял, - с трудом лавируя между столами, парень удалился.
Покинув поле видимости, Серенький пулей вылетел наружу. Запыхавшись, выдохнул в трубку.
- Есть.
За несколько минут он страшно устал.
- Почему не сообщил о корректировке? – напустился Прядилин. - Чёрт те что. Выговор хочешь!?
- Антон!
- Отставить Антон! Последнее предупреждение! – Прядилин нервничал. – Рви!!!
- Уже едут, - тихо сказал Серенький.
- Не понял. В «Миндаль», мать твою!!!
- Опергруппа. Он в зале. Кстати, вот и второй. Херр, так сказать.
В «Сагу», блеснув лысиной, вошёл очень высокий, в светлых штанах.
- Не по-о-нял?! Ничего не путаешь? Тот в очках, и один. Чёрт, а!!! – с досадой взъерошил волосы Прядилин, - ну, Серенький!!! Ну, Серый, погоди! – напарника охватили противоречивые чувства, - твоя эта самодеятельность…
А ведь молодой прав. Патологонатомы, вообще, как бы помягче сказать. А у этого – такое «дно», и не одно. Только сейчас до него дошёл вопрос Серенького: «Он врач?»
Он что-то не мог припомнить обычных врачей, которые трижды меняют место встречи, да еще переодеваются.
- Шеф. Я отвечаю, - просто ответил напарник. 
Внутри всё тряслось, но какое-то десятое чувство, которое на службе у Его Величества Случая и Её Величества Везения, подсказывало: всё ок.
 
Когда  вернётся к обычному ритму жизни, Вика не знала. Буквально заставила себя не убежать, не скрыться, не отсидеться в каком-нибудь маленьком сельском домишке.
На опознании она не удержалась, разревелась. Выражение лиц покойников обычно, даже самых вредных, становится кротким, но лицо бывшего было насупленным, даже злым, брови сдвинуты к переносице, будто в следующий момент он откроет рот, и оттуда посыпятся ругательства, как тогда, когда он отчитывал подчинённых. В интернате развернулась настоящая охота на ведьм: в кратчайшие сроки была проведена проверка каждого, половина «так называемых» больных вернулись домой.
Ради Вити, ради мамы и отца ей надо быть в этих стенах, терпеть визиты молодого («дотошного». Почему во всех книгах эти два понятия соседствуют?) следователя; для него она давно перешла из «подозреваемой» в «пострадавшую», частично азарт в глазах пропал.

Поскольку материалы были предоставлены, он очень скоро понял, с кем имеет дело. За такими людьми, как Токалов, водились долги из прошлого. А долги надо отрабатывать. Жаль, вдова ничегошеньки не знает, т.к. происходило всё задолго до неё. А какой мотив: муж денежный, любовник – классика жанра! Но ни черта не сходилось, поэтому следователь Вертюгов упокоился, сосредоточившись на личности покойного.

Он никогда ещё не имел дела с настоящими, из «мафии». Раньше, в школе, ему казалось, что они семьями живут в огромных домах с бассейнами, а на ужин им подают исключительно омаров или что там у них, у богатых, принято.
Уже во время работы, ближе познакомившись с представителями этой, не нашей, непризнанной официально ни в одном документе (а ведь они существовали бок о бок с мирными строителями социализма, в перестройку, расцвели пышным цветом в 90 ые, когда зарождались эти самые капиталистические отношения, и плавно перетекли в большой бизнес, сохраняя, в общем-то, никем не учитываемые и ничем не облагаемые, только свои капиталы), Вертюгова ждало много разочарований.

Крёстные отцы были непохожи на Аль Пачино, жили (по крайней мере поначалу) в обычных квартирах, группировки пополнялись за счёт молодых, ознакомившихся с тюремным уставом, парней. Являли собой сложную организацию, не хуже финансовых пирамид, и говорили о них исключительно с уважением: народу очень импонировало то, что есть-таки Робин гуды, которые, пусть и за их кровные (помогали выбить долг, к примеру, но за это брали мзду) но могли реально помочь; кому надо – настучать, а кого и – вразумить. И как ни крути, они знали реальную криминальную обстановку, к ним прислушивались многие уважаемые, признанные, при постах, официальные лица.

Вдоволь накопавшись в финансовых делах бывшего кандидата в депутаты Заксобрания, Вертюгов понял: там ничего интересного. Вернее, всё было интересно, и обычно. А, вот, резонансное, ничем не закончившееся дело десятилетней давности, вот это – да. Вот где интересно. Но к звонку домофона с утра пораньше, в выходной, следователь отношения не имел. Он гостил в родительском доме за городом, крепко спал, а старушка-мать, боясь разбудить, на цыпочках бродила возле комнаты сына, и радостно прислушивалась к его храпу.

Викторию ещё знобило от пережитого. Она прошлась к видеофону: незнакомая девушка на экране смотрела в сторону от глазка камеры.
- Что вы хотели? – уточнила на всякий случай хозяйка.
Журналисты предпринимали попытки проникнуть в дом, орали что-то в домофон, уговаривали, сулили денег, но скоро оставили попытки получить  хотя бы какую-то ниточку к случившемуся с депутатом в Законодательное собрание, и бросились выдумывать совершенно безвкусную чушь, будто назло Вике, хотя она и не читала ни жёлтой, ни какой-либо вообще прессы: «Прошлое догнало В.Токалова», «Из грязи – в князи. История В. Токалова: от сидельца до депутата в Заксобрание».

Как всегда, «жёлтеньких» интересовало лишь то, что на поверхности, шевелить мозгами им некогда, существующая версия о том, что Токалова физически устранили, как конкурента, в предвыборной гонке, все издания устраивала.
- Мне Викторию надо! – встрепенулась молодая женщина. – Я ненадолго.
Виктория накинула жилет, и подошла к воротам, откинула заслонку окошка. На неё глядели слегка припухшие от слёз, тщательно замаскированные косметикой, глаза.
- Вы что-то хотели? – по-прежнему, не открывая дверей, уточнила она, - я вас не знаю.
- Вот, передать попросили! – женщина что-то протягивала. Высота забора не позволяла передать что-либо из рук в руки. Осторожно, не снимая цепочки, Вика открыла боковую дверь в воротах, и отступила внутрь. Тут же, в проём просунулся пакет, скрывавший что-то похожее на коробку.
- Там что? – спросила Вика.
- Не бойтесь! Сестра просила передать. Она, - девушка начала шмыгать носом, - в больнице, в общем. Ладно, я пойду!!! – махнула женщина рукой.

Она уже почти скрылась за поворотом, когда её догнала Виктория.
- Как вашу сестру зовут? – задохнувшись от быстрого бега, спросила она.
Незнакомка повернулась:  короткая дублёнка, волосы, выбившиеся из-под платка.
- Она в больнице, - женщина вытащила платок, и выдохнула, - ходить сама не.. Совсем не сможет. Только на коляске. Авария.., - женщина разрыдалась, - я пойду. До свидания!
Она быстро удалялась, Виктория так и осталась стоять, обняв себя за плечи; меховой жилет не спасал в это уже по-настоящему осеннее утро.
- Сестру Карина зовут!!! – долетело до Вики, и не вызвало больше ни боли, ни злобы, ни раздражения. Жалость. Вот что она чувствовала.
***

- Ир, можно тебя попросить?
Вика приземлилась на диван рядом с подругой.
- Всё, что хочешь, солнце!
Ира теперь излучала уверенность и силу. Виктория смотрела, и не узнавала: причёска, маникюр, модный прикид. Сегодня она выглядела просто «айс», как бы сказал её Витя.
- Тут немного, час где-то.
Вика показала квадратную, старую, судя по царапинам на сгибах, видеокассету с надписью VHS. Молодому поколению это мало бы сказало:динозавров давно начали вытеснять цифровые, лёгкие, более вместительные носители типа компакт-дисков. Тем не менее, избавляться от проигрывателей не спешили, и почти в каждом доме пылилась (хотя с начала внедрения компакт-дисков прошло каких-то 3-5 лет!) подобная техника.
- Ой! – Ира хлопнула себя по лбу. - Мы ж к юристу, - вздохнула Ирина, - записались. Все эти…всё это так неприятно. Но надо. Я хотела всё сама, но Андрюшка со мной хочет, - счастливо засмеялась Ирина. – Боится, что опять пропаду. Слушай. Ничего. Что-нибудь придумаю!
Она достала из сумки серебристую «Нокиа», и пробежалась по кнопкам.
- Андрюш! Я по делам, сынок. Чуть позже поедем.
Потом она сделала ещё один звонок, и развела руками
- Я готова.
Молча, сопротивляясь самой себе, Вика подошла к проигрывателю. Его она предварительно достала из кладовой, и, чертыхаясь, дотащила сюда, в гостиную первого этажа. Потом дошло: ни одного провода нет. Пришлось опять искать. Поиски увенчались успехом. Всё, что надо, даже пульт - в полном порядке в коробке с разными техническими приспособами. Токалов никогда не прикасался ни к чему, связанному с техникой.
«Зачем это мне?» - спросила себя Виктория.
И, правда, что там? Соперница с перебитыми ногами решила отомстить в последний раз? У девчонок в «Дель Роса», наконец, наступили золотые дни. Они наперебой бросились жаловаться Виктории, и от всего услышанного женщина задыхалась, и злилась на саму себя: пожалеть такую змею!!!
Оказалось, Карина ежедневно приезжала, когда вздумается, проверяла работу мастеров, угрожала всех поувольнять, оскорбляла, напрочь позабыв, кем её приняли. Установила свои нелепые правила и систему штрафов; успела обзавестись двумя соглядатаями (их Виктория сразу же уволила), и начала воплощать свой план: полностью сменить штат мастеров.
«Так что же там?» – Виктория ещё сомневалась.
Амурные похождения покойного супруга? Змея решила укусить последний раз, и сдохнуть? Вполне вероятно: не раз и не два муж предлагал записать то, что происходило в их спальне. Вика боролась с желанием выбросить чёртову кассету, забыть. Тут опять в ней проснулась чёртова жалельщица, запричитала: «Ещё не прошло и месяца, какое ты имеешь право  лезть в его прошлое?»
- Имею, - отчеканила вслух Вика. -  Ещё как имею. Ты меня чуть к праотцам не отправил…
- Ты что-то сказала? – крикнула Ирина из гостиной.
Вика уставилась на любимое место Токалова – диван.
- Так что, извини, Валера, -  она сильно сжала кулаки, и ногти впились в ладони.
 Перед ней вновь пронеслось все.
«Да! Да! Жена не  себе!!! – опять убийственно-спокойным тоном говорил в трубку Токалов, - да, потеряла ребёнка. Бросилась с ножом!!!»
Опять Карина тенью метнулась в угол, а её губы дрожали, не в силах выговорить от страха: «Ви…Ви…»
А, может, кассета пустая? Нет, это не в его стиле – хранить ненужное; муж не был сентиментален от слова «совсем».
- Всё хорошо, Вик? – уточнила подруга.
- Да. Будешь что-нибудь? – крикнула Виктория.
В этой кухне всего каких-то несколько месяцев назад сидели её мама с сыном. И она. И всё было по-другому. Вику знобило. Почему так страшно? Она прислонилась затылком к стене. Кусая губы, представила, как кассета проваливается, как её хватают механические шестерёнки, чтобы вытрясти всю правду.
- Ви-ик! – тут же раздалось из комнаты, - начнётся сейчас! Тебя ждать?
Чего ещё она боится? Чего вообще можно бояться после такого?! Вика изо всех сил старалась унять стук в висках. Пакет с кофейными зёрнами шмякнулся на пол.
- Пустая, что ли? – шепнула Ирина, от нетерпения нажимая на перемотку. Она отмотала уже половину, но экран по-прежнему был непроницаем. – Ви-и-ик! Она пустая, вроде. Может, проигрыватель не работает? – пробормотала подруга.

Вика нарезала апельсин и потянулась к буфету. Она знала, коньяк ещё был там. Руки тряслись. Она плеснула, закрыв донышко высокого стакана. Да что же это. Яркой вспышкой, так, что потускнели софиты, возник тот день.
Муж попросил налить ему чего-нибудь бабского, и она достала из бара вино.
Валерий принял из рук супруги бокал. Ни слова не говоря, он вылил содержимое на оторопевшую Вику.
- Ва…
Взгляд  мужа стал равнодушным, страшным. Не дав Вике выскочить за дверь, он торопливо начал слизывать вино со всего тела, и грубо целовал. Не дав опомниться, не своим голосом приказал
- На колени!
- Валер.., - пролепетала Вика.
- На колени, я сказал.
Дальше случилось то, о чём она всё время хотела забыть, из-за чего считала себя грязной, и недостойной общаться с сыном. Хотела забыть, как ныли колени, как долго супруг  не давал встать, и удерживал за волосы.
Как неприятно зудела кожа, на которой высыхали сладкие капли. Она помнила, как завопила, когда Токалов резко дёрнул её за волосы.
Какой стыд. Что я скажу маме?  - Виктория  едва шевелила одеревянелыми губами, и благодарила бога за то, что в это время Витя был у друга.

По иронии судьбы, это произошло после того самого приезда мамы, когда Витя пожаловался Нине Степановне на отчима. А ведь сын не знал и половины из того, что порой происходило в его отсутствие; Токалов тщательно отслеживал, во сколько пасынок ушёл из дома, во сколько он вернётся. И если раньше Вика усматривала в этом желание помочь с воспитанием, приучить сына к определённому режиму дня, то после того раза у неё не осталось сомнений. Ведь и до этого эпизода было много более «безобидных», ведь он постоянно раздавал ей пощёчины, тычки, а она всё списывала на странные интимные пристрастия.

Как то супруг предложил покрасить ей волосы, очень настаивая на розовых прядях, Вика пыталась отказаться. В ней ещё жила учительница, а не хозяйка модного салона. Вика сдалась. Муж деловито надел фартук, перчатки, намешал краски, и плотно закрыл дверь. Увлёкшись, как художник, он мазнул рукой в перчатке по лицу.
- Валер! Можно…- робко начала Вика, и осеклась, подняв глаза. На неё, а, вернее, на её волосы смотрели стеклянные, абсолютно лишённые движения, тёмные зрачки голубых глаз.
- Заткнись, - прошипело чудовище с каплей красного цвета на бороде. Вика замолчала, закрыв глаза, её пульс учащённо бился. Через секунду шеи коснулось что-то прохладное, твёрдое, и острое, в чём она убедилась, неудачно повернув голову.
- Сиди ровно, - приказал Токалов. Он продемонстрировал и тут же убрал кухонный нож. Вика дёрнулась. - Дёрнешься - порежу.
Лезвие опять прогулялось по шее.
- Ты что?! – Виктория стала срывать с себя фартук. – Отойди!!! Я кричать буду. Сумасшедший!!!! – она уставилась на тонкое лезвие ножа…
Ей вдруг стало трудно дышать, а запах краски  стал абсолютно невыносимым. Очнулась Виктория в своей комнате.
***
- Так что там?
Вика принесла две чашечки кофе. Дрожь понемногу отпустила.
- Да пофиг!!! – сказала она, - давай, Ирочка, мотай!!!
- Ты че? - Ира вгляделась в бесшабашные глаза подруги. - Всё нормально?
- Более чем!
Виктория, закинув ногу на ногу, откинулась на спинку дивана. Ира молча взяла пульт.
- Девчонки из психушки разве чего-то боятся?! – усмехнулась Вика.
Женщины рассмеялись.
- Кстати, ты Тамару помнишь? – уточнила Ира.
- Тамару?
- Ну, Блажко. Тамару Блажко.
- Балерину?
- Сестра предпринимателя Горшкова. За пять лет вот такую балерину вырастили, - печально сказала Ира. Родной брат. Имущество делили.
- Вик, я всё спросить хотела. Дурацкий вопрос такой. Ты как со своим познакомилась? Не своим, прости. Я имела в виду…Ну, если тебе неприятно, то не..
- Я поняла, Ир, - кивнула хозяйка дома, - это очень смешно было. Я из школы выходила, поскользнулась, и на одно место грохнулась. Да! Вот прям: ба-бах!!! Смотрю, руку мне кто-то протягивает. Прошло где-то пару месяцев, и  на встрече со спонсорами он пригласил меня в…В общем, уже не важно, куда.
Ни тени улыбки, с какой окунаются в прошлое, не промелькнуло на лице Виктории.
Она закрыла лицо руками, изгоняя из памяти торчащую безжизненной проволокой бородку на восковом подбородке.
-  А давай я тебе расскажу про своего!
Ира говорила долго, сбивчиво, словно отогреваясь, набираясь в том коротком промежутке, который когда-то обозвала «счастьем», тепла и сил. Чтобы рассказать,и сжечь мельчайшие споры воспоминаний.
- Какие же мы дуры!!! – подытожила подруга.
- Копец, - согласилась Виктория.
Ира, наконец, нажала на кнопку пульта.
- Ерунда какая-то. – она подняла глаза на подругу. – Смотри, - Ира кивнула на экран. - Записи минут пятнадцать. И одна темнота.
Вика и сама пытливо вглядывалась. Судя по счётчику, кассета проигрывалась.
- Наушники есть? – спросила Ира. – Давай! Нет, подожди!
Вика, рванувшая из комнаты, застыла.
- Вот!!!– крикнула Ира, - здесь!! - Она нажала «паузу», а потом сразу «play», и передала наушники подруге.

- Мартин, сядь! Давай, с  нами, - крякнул незнакомый мужской голос, - на огонёк, так сказать.
Послышалось характерное движение, шорох подсохшей листвы.
- Вот, так сказать. По маленькой, друзья.
Говорящий слеплял два слова в одно, у него получалось «та скать».
- Костёр? – Вика вопросительно посмотрела на подругу. А потом, подтверждая свои слова,  прошептала, - костёр, Ир. 

Ира хранила полное молчание.
Ни голос, ни имя Виктории ничего не говорили, но предчувствие подсказывало: что-то там есть.
Она изо всех сил обратилась в слух, пытаясь понять, сколько там человек; кто такие, и, главное, как это связано с бывшим мужем.

Мужчины выпили,  тот же голос опять крякнул.
- Данилушка, а ты говорил, не стоит. Видишь, как оно вот всё. Дай-ка рыбки! У хооших людей фсё шалаживается! – добавил он, жуя. - А? Ха-ха! – говорящий пьяно, счастливо засмеялся.
- А сам он где? – уточнил второй голос.
- Да подтянется скоро. Дела ж! Не один будет, сказал.
- С дамой? – съехидничал второй, довольно приятный тенор.
Старшего сильно развезло, он поминутно счастливо вздыхал, и торопился выпить ещё.
- Дела-а-а. Давай! Это мы тут – гости, у Валерки-то..Дел у него хвата-а-ает.
- Понтов у него хватает! – вклинился совсем молодой голос. Его тут же осадил тот, что говорил больше всех.
- Остынь, Мартин!!! Остынь. Субординацию, ха-ха, надо соблюдать! В офисе, не в офисе, ты – подчинённый, я – кто? Правильно. Папке скажу, смотри!!! – как маленького, пожурил парня скрипучий голос.
Вика прижала ладони к лицу. Так и есть. Дела. Те самые, о которых почивший муж разговаривать не любил.
- Я бы не доверял, -  выбрав момент, начал опять молодой. 
- Это почему? – уточнил Данила.
«Третий, - отметила Вика. –Трое», - она напрочь забыла об Ирине, а та посматривала на часы.
- Да потому!!! – почти крикнул молодой, - у Крола авторитет! Что с администрацией, что с органами, и в ресторане за одним столом. А этот без году неделя, а против батьки прёт. Бурый он.
- Ну, почти как ты!!! – заржал старший, - Да? Мартин? – тут же тон сменился, стал резким, - Послушай-ка! – ухватился старший, -  ты ж образованный у нас. Крол с властями – заодно!!! Повязаны они. Сечёшь?! Они - ему, он - им. Не нам!!!! Им.
Мартин промолчал.
- Данилушка, напомни, что нам Крол сказал за тот участок? – не унимался скрипучий голос, - мы и так, и сяк. Поговори, мол, у тебя связи. А мы не постоим, что там надо. А он что? Ну?! Данила, скажи!
Видимо, Данила должен был придать вес тому, что итак было известно.
- Ну, он сказал, типа, не хочет отношений с друзьями своими…Друзьями, понял? – хохотнул Данила, -  портить. В друзьях у него -,менты и контора. Тут их прямой интерес. Не знаю, кого именно. Но не суть важно. Кто для него москвичи пришлые и кто они? Бог и царь. Остынь, Мартин. Токал дело предлагает. Я тоже не просто так 50 лет с лишним землю топчу. С кем-то общался, кого-то знаю. Соберут сход, и…почитай, как звали.
- Я предупредил, - стоял на своём молодой. – Нет у него полномочий это решать. У них это быстро. Вальнут, и мы под раздачу.
- Слушай, но там инспектора артачатся, - вставил Данила, - я слышал.
- Ну, - икнул старший, - возможно. -  Инспектора - не люди, что ли? Деньги им не нужны?! А?! Не боись!!! Там и то всё решается, а тут-то, ха!!
Послышался шум.
- О! Вот и они!
- Приветствую! – довольно бодро сказал старший, -  не один?
Виктории захотелось заткнуть уши, чтобы не слышать вообще ничего. Ирина вышла, и принялась звонить по телефону. Пятнадцать минут, похоже, растянулись.

Старший приглашал гостей выпить, завязался общий разговор, из которого было мало что понятно. А потом кто-то подсел к старшему поближе, их беседа шла шёпотом. Было очень хорошо слышно, из чего Вика сделала вывод, что камера (в том, что всё писалось именно на камеру, сомнений не было) находится рядом с этими двумя: старшим компании и одним из гостей. У Вики не было сомнений в том, кто это. Валера. Его голос почти не изменился, отметила женщина.
- Василий! – донеслось в наушниках, и у Вики опустилось сердце.
Вот так, оказывается, бывает. Друг друга её мужья едва знали, а она, выходит, слышит обоих.
- Располагайтесь! – душевно предложил старший, и тут же понизил голос до минимума.
- Решил с ними? – спросил он.
- Нет, - ответил Токалов.
- Что делать?
Ответа Токалов или не было, или она не расслышала; возможно, это был жест. Дальше Данила предложил ещё выпить, даже что-то такое сказал. Последовала пауза, как тогда, когда люди выпивают. Далее зашумление, из-за движения. Хлопок. Ещё один. Вика подняла глаза, разом онемев. Она шевелила губами, но не издавала при этом ни звука.
- Вик! Всё хорошо? – затормошила её Ира.
Вика приникла к самому экрану. Там ничего не было слышно. Какая-то суета. Ещё один хлопок.Третий .
- Идио-о-т! – орал кто-то. – Ты что …,.Мать твою?! Ты ж его …
- Такого уговора не было!!! Ты, б!!! Ты ж его…!!!
- Пульс пощупай…ааа…ит…ауиележ…
Далее шло нечто нечленораздельное…Неразбериха. Голоса, движения, обрывки фраз. «Скорую!!!».

- Я всё на завтра перенесла, - прорезался бодрый голос Ирины, - с тобой посижу, - На чайку!!! Сидишь уже два часа.
Вика повернулась к подруге, в глазах стояли слёзы.
- Ир!!! - всхлипнула она, не в силах произнести ни слова, - Ир..
- Я тут, мой хороший.
У Иры у самой глаза были на мокром месте.
- Там Валера, да?
Вика закивала, затрясла головой в беззвучном плаче.
- Да. То есть, нет. Да! Там Валера. И…та…там…Вася, - выдохнула она, наконец. – Вася мой там, - она сильно всхлипнула и опять разрыдалась.
- Всё, всё, всё!!! Ну, успокойся, милая. Всё позади. У тебя есть что-нибудь покрепче? – не дождавшись ответа, Ира встала и вышла на кухню.
Вика утопила лицо в ладонях и твердила только одно
- Он знал…Знал!!!Знал!!!

Виктория, сидя в кресле, слегка наклонив голову, разминала виски. Внутри была абсолютная пустота, хотя радоваться бы надо: её ад позади. Вити, слава богу, рядом не было, и, возможно, он вообще не узнает о том, что случилось с отчимом. Если она не скажет. Пусть спокойно учится. Мама приходила в себя. После всего происшедшего она слегла с давлением, но убеждала дочку, что всё в порядке, и что за ней вполне может поухаживать папа.
 Отец, как все мужчины, был немногословен, только  взгляд и неудачные попытки заговорить говорили сами за себя. Он брал её руки в свои, и заводил глаза вверх
- Дочь…Ну, как?! Скажи мне как это возможно?! – потом надолго замолкал, - бедная моя, - ну, вот скажи, как?! Мы же не какая-то страна третьего мира, где всё там у них…и органами торгуют, и вообще! Мы же… войну выиграли…
- Папочка, - успокаивала Вика, - негодяи всегда были. Всегда...

- Иван!
Геннадий старался как можно тише, в голосе звучали непривычные для него заботливые  нотки. Умеет жизнь причудливо растасовать карты, бросить молодого на больничную койку.
Это состояние выключенности, расслабленности приходит к нам в детстве: все в школе, а ты дома. Все пишут, а ты с несчастным видом – в центре внимания мамы с папой; поедаешь варенье, печенье, и даже мороженое. Позже Митрохин не забывал переключаться тоже, но уже, исключительно, после бурных дней рождения. Подружки, с которыми он вновь погружался в приятное, с удовольствием добывали парню справки.

Но – это до службы. Здесь всё по-другому. Надо признать, Митрохину нравился новый статус, серьёзный взгляд на вещи. Пригодились, в конце концов, его навыки. Работая в частной рыбной фирме, Иван набрался ценного опыта, такой кадр был на вес золота. Но теперь, планы пришлось отставить в сторону. И, видимо, надолго: рана, к сожалению, была глубокой.

Иван лежал с перемотанной головой, и пытался растянуть рот в подобие улыбки.
- Привет, дружище! – подскочил Гена. Он неуклюже старался удержать пакет с фруктами в одной, цветы от коллектива – в другой руке, и, одновременно, приобнять коллегу.
Иван стремительно побледнел, в эту же минуту ворвалась медсестра.
- Всё хорошо, хорошо, Свет, - очень тихо сказал Митрохин, - нам поговорить бы, - кашлянул Иван.
Медсестра строго глянула на посетителя в сером костюме и небрежно наброшенном поверх халате.
- Я быстренько! – заверил её Геннадий. – Ну, а тебе есть смысл побыстрее! – набросился он на больного, как только медсестра вышла, - оклёмывайся! Звёзды, знаешь, и заржаветь могут, если, конечно, вовремя их не окунуть! Ха-ха!!! Мы-то уже сбрызнули, отрепетировали чутка.
- Какие погоны? – слабо проговорил Митрохин.
- Твои! – заулыбался начальник. - Какие ещё!! Вскрыл преступную сеть.
Митрохин замолчал.
- Шутишь?
Похоже, Иван не притворялся. Девчонку помог вытащить – да, а тут сеть…
- Какие шутки, дорогой! Гюнтер Шварц!!! Его Интерпол разыскивает уже несколько лет!!!
Незаконные лаборатории в банановых республиках. Производил там, кхм, разное такое, так ещё и тестировать взялся. Африканцы, понимаешь, не подходят, он же и там пытался проекты свои…Типа, Красный крест. Вот. Кто-то ему клинику порекомендовал, ой, психушку.
 - Воды! – попросил Иван.
Выпив, требовательно попросил:
- Ну!
- Ну, и наладил дело. Это, с позволения сказать, лекарство, запретили во всех странах. Он -сюда. Ему, понимаешь, результаты нужны, лицензию купить.  Препарат дорогой, очень. Что он там на самом деле лечит, это ещё выяснить предстоит. Слушай! – Гена не скрывал радости, - а ты молодец! Против меня попёр! Весь отдел наш, получается, в фаворе. Я под этот шум теперь новый уазик выпрошу. И компьютер.
- Ген! – слабо возразил Иван.
- Нет, ну, я так-то два компа попрошу. Заслужил, - продолжал Геннадий.
- Не я, Ген, - повысил голос Иван, - это Павел.
- Ну-у, кто качал, кто помогал, кто на шухере стоял, - улыбался без двух минут подполковник, - уже не важно. Павел сказал, что ты. Он, кстати, в Москву вылетел. Поощрили его тоже, всё такое, пообещали, что не заметут. В армию, в смысле. Работу предлагали, кстати.  Привет тебе передавал огромный. Во-от.
Гена покачал головой, и позволил себе отступление.

- Вот же мразь! Своих, значит, бабушек-дедушек из пансионов – ни-ни!! Европа, мать его!!! А наших, значит…Своими руками бы придушил!!!! Гнида фашистская…
Геннадий сделал усилие, чтобы остановиться. Всё-таки Иван тут надолго, ему покой нужен.
- Ну, я пошёл. Выздоравливай!!! – Гена похлопал себя по плечу, и подмигнул, - не забудь!!! Народ ждёт!!!
- А Виктория? – остановил его Иван у  дверей.
Гена понял, быстро не уйти, и общими словами не отделаться. Таков уж Иван. Он уселся на соседнюю кровать.
- Всё хорошо с ней. Проверка идёт серьёзная. Трясут интернат. Боюсь представить, сколько Армену светит. А кстати. Мужа её, помнишь? Кандидат в депутаты, артель рыбная. Он…
- Грохнули? – безошибочно определил Иван.
- Да. Кто-то следы заметает. Дело давнее, - уставился в потолок шеф, - давай, потом. – Начальник не собирался излагать все возможные версии, решив озвучить лишь ту, которая была у всех на устах.
- Новая метла, понимаешь, по-новому метёт!!! Кто бы мог представить, что этот хрен с горы, соперник его, победит. Пришёл, как водится, подчищать начал: окружение, соперников. Токалов силён, зачем он ему? Накопал всё, что можно. Что с Кролом начинал, где замешан, чего.
- Чё Мухтарыч? – больной вернулся к интернату.
- Зам? – замялся Геннадий, и  показал глазами куда-то наверх, признавая, что есть кто-то выше полиции, - он же с ними.  Разработка параллельной конторы.
- Раньше сказать не мог? – с досадой проговорил Митрохин.
- Я не знал, Иван. Вообще ни сном, ни духом про интернат этот! Ты мне веришь?!
- Верю, верю. Всё нормально.
- Мухтарыч давно на место начальника метил, - пожал плечами посетитель, - ну, и вышел на них. Я деталей не знаю, они, сам понимаешь, не особо…Даже в бане молчат, - усмехнулся Гена, - ну, - чего хорошего человека не поддержать? - контора пошла навстречу. Только ведь копали одно, а вылезли немцы. В общем, - Гена махнул рукой. – Ну их!!!
- Хочешь сказать, Арсению не светит?
Гена, усмехнувшись, покачал головой.
- Да он там по уши!!! Хитрец, хотел двух зайцев сразу: и деньги, и крышу.
- Брали вместе?
- Да. С конторой. Отработали вот так! – он показал большой палец, - на уровне. У них  наружка, прослушка, -  сам понимаешь.  Но - наш ОМОН. Кол-ла-бо-ра-ци-я!!! – радостно закончил Геннадий. – Кстати, Армен сразу потёк. Не успели взять, предъявить. Теперь другая проблема: как остановить!!! Много чего рассказал, - вздохнул начальник, и отвёл глаза.
Они помолчали.

- Кстати, дело прошлое, лет десять назад. Токалов тогда оперился, за спиной у Крола свои дела проворачивал. Инспектора пропали, и москвич.
- Читал! – Иван показал на тумбочку с ворохом газет. Главная полоса толстого еженедельника пестрела материалами: «Выстрел из прошлого. В.Токалов, депутат Заксобрания, найден мёртвым», «Блестящая операция милиции. Продажный директор психоневрологического интерната взят с поличным», «Глухарь десятилетней давности». – Говоришь, вместе отработали? – съехидничал больной.
- Ну, тык, - Геннадий развёл руками, - им нельзя! Им в тени - привычней!
Геннадий быстро встал.
- Зато на пресс-конференции все вопросы - к ним! Ну, бывай! – откланялся начальник Митрохина и вышел.

Оставил он на потом очень важное: вдова Токалова предоставила вещдок-видеокассету. Теперь не осталось никаких сомнений, что покойный виновен в исчезновении инспектора Прилукина, её бывшего мужа, сотрудника Рыбинспекции.
Такое сплетение судеб было, конечно, слишком для обывателя, но вполне укладывалось в милицейские будни.

Бывший начальник психоневрологического диспансера уже не боялся, и с радостью сбрасывал многолетний груз, не забыл он при этом и тех, кто его опекал. Один из высокопоставленных чинов уже находился под стражей.

Группа захвата, вызванная младшим лейтенантом Сереньким, отработала быстро и безболезненно.
Армена Георгиевича, не смотря на спортивный костюм, солидного, до конца не верящего в происходящее, вывели на улицу, надев наручники. Его спутницу отпустили. 

- Вот и они! - сказала дежурная детского дома темноволосой женщине.
Сияющая Ира, с таким же высоким мальчишкой, вышли, держась за руки. У Иры, даже сквозь смуглую кожу проступил румянец, а на глазах размазалась тушь.
Женщины обнялись.
- Ну, всё! – сказала  подруга по несчастью, -  документы подписали.
- Здравствуйте! – кивнул мальчик. – Вы – Вика?
Виктория кивнула.
- Спасибо вам. Мам, - повернулся он к Ирине, - я домой не поеду. Не хочу с ним…
- Ну, вообще-то, он, как узнал, дёру дал, - усмехнулась Ира, - соседи  с чемоданами видели. Так что, ребёнок, не бойся! Мы теперь – вот какая сила!!! – она взъерошила сына, и обняла.
- Думаю, решение суда поставит все точки над «i», дело громкое, резонанс большой, по всей стране – проверки,- добавила Вика.
Ира махнула рукой.
- Может, ко мне! Со мной поживёте. А то, - Вика поёжилась, - страшно. Кажется, вот сейчас его шаги услышу, и  опять…
- На опознании была?
- Да,  только оттуда. Господи, Ир, у меня никаких чувств. Ни-ка-ких!!!
Вика разревелась. Ира молча стояла рядом, и поглаживала подругу по голове.

 Мальчик  с небольшой сумкой ждал на улице. К нему спускались две стройные, длинноволосые женщины, одетые в деловом стиле. Невольно Гера поднял глаза, - тут же от окон третьего этажа отпрянули дети. Поравнявшись  с матерью и подругой, мальчик окинул взглядом здание, в котором провёл три последние года, и, не глядя, помахал.