За линией фронта. Часть пятая -21
Ход наступления фронтов уже на третий день с его начала не оставлял немецкому командованию надежд удержаться в Румынии, развеял иллюзии реакционного руководства этой страны. Вечером 23 августа король Михай под давлением обстоятельств сместил Антонеску с поста главы правительства и вооружённых сил, объявил по радио о создании нового правительства и принятии условий перемирия, которые Советский Союз предложил ещё 2 апреля 1944 года. Тогда в ходе Уманско-Ботошанской операции (5 марта - 17 апреля 1944 года) войска 2-го Украинского фронта форсировали реку Прут, продвинулись вглубь северо-восточной части Румынии более чем на 100 км, овладели городом Ботошани, вышли на подступы к Яссам и Кишинёву.
В обращении Правительства СССР от 2 апреля 1944 года Румынии предлагалось заключить перемирие, порвать союз с фашистской Германией и вступить в войну на стороне антигитлеровской коалиции. Однако правительство Антонеску не приняло эти предложения, скрыло их от румынского народа и продолжало принуждать подчинённые войска вести военные действия на стороне гитлеровцев.
В условиях успешного августовского 1944 года наступления советских войск сложилась благоприятная обстановка для решительных действий румынских антифашистских сил. В ночь с 23 на 24 августа в стране по инициативе коммунистов началось вооружённое восстание против внутреннего режима военно-фашистской диктатуры и гитлеровского господства. Отряды рабочих и части Бухарестского гарнизона заняли основные ключевые пункты столицы и приступили к разоружению немецких войск. Пришедшие от этого в ярость фашистские военачальники фельдмаршал Кейтель и генерал Гудериан предложили своему фюреру "принять меры к тому, чтобы Румыния исчезла с карты Европы, а румынский народ перестал существовать, как нация."
Но никакие меры нацистов уже не могли повернуть события вспять. Советское правительство, получив сообщение о восстании в Бухаресте, ещё раз подчеркнуло в специальном заявлении по радио о том, что главной своей целью оно считает освобождение Румынии от немецко-фашистского ига, восстановление совместно с румынским народом его национальной независимости. В заявлении указывалось, что если румынские войска прекратят военные действия против Советской Армии и обязуются вместе с ней вести освободительную войну против гитлеровских захватчиков, то они не будут разоружаться и им будет оказана всемерная помощь в выполнении освободительных задач.
Перед Румынией, таким образом, открылись возможности внести свой вклад в разгром фашистской Германии. Воспользовавшись этим, её прогрессивные силы и войсковые формирования начали всё активнее вступать в борьбу с частями Вермахта. Они отразили атаки фашистов в Бухаресте, очистили от них город и удерживали его до подхода советских войск.
Тем временем, главные силы 2-го Украинского фронта развивали наступление в сторону Северной Трансильвании и на фокшанском направлении, шли на подступы к Плоэшти и Бухаресту. Правофланговые силы 3-го Украинского фронта завершили ликвидацию окружённой ясско-кишинёвской группировки нацистов, 46-я армия наращивала темпы продвижения по юго-востоку Румынии, громя остатки раздробленных частей гитлеровцев, спеша на помощь восставшим антифашистским силам этой страны. Форсировав Прут, а за ним Сирет и низовье Дуная, войска армии освободили города Галац, Брэила, Тульча, Сулина, Констанца и ряд других.
Поскольку немецко-фашистское командование не оставляло намерений снова утвердиться в Бухаресте, для чего стало подтягивать к городу войска из других регионов, в том числе зенитные части из-под Плоэшти, командующий 46-й армией принял решение выслать от 31 гвардейского стрелкового корпуса на помощь бухарестскому гарнизону сильный передовой отряд. В состав отряда под общим командованием начальника штаба 34-й стрелковой дивизии подполковника Власюка вошли: артиллерийский полк со стрелковым батальоном, мотоциклетный полк и отдельный моторизованный батальон (амфибий).
С ходу разбив заслон гитлеровцев под Слободзией на реке Яломница, отряд на предельной скорости устремился через Урзичени на Бухарест. Ранним утром 29 августа он появился на улицах столицы Румынии в качестве первой реальной поддержки антифашистских повстанцев в столице. Далее проследовал в юго-восточную часть города, где занял оборону в ожидании подхода главных сил.
По этому поводу командование 3-м Украинским фронтом в боевом донесении от 29 августа сообщало в Ставку: "Подвижные отряды 46-й армии в 9:00 вошли в важнейший политический и экономический центр - столицу Румынии город Бухарест".
Начальник штаба 5-й Ударной армии Кущёв Александр Михайлович осматривал трёхэтажное здание бывшей школы из красного кирпича, он выбирал место для армейского штаба. Здание хорошо сохранилось, к тому же там был просторный актовый зал на первом этаже и Кущёв решил остановиться именно тут. И уже вечером первого дня пребывания в Кишинёве в новый штаб были перевезены все необходимые вещи и документы.
- Ну, что же - фронт двинулся вперёд, товарищи! - произнёс с торжественной ноткой Одинцов. - А мы, пока остаёмся в резерве на этом месте. Вон, 46-я соседняя армия уже в Румынии, а мы будем ожидать в начале сентября новое пополнение войсками и техникой.
- Видимо, нас выведут в резерв Ставки, - добавил Кущёв и посмотерл на только что вошедшего командующего.
Берзарин вошёл в просторный актовый зал и разместился за большим круглым столом вместе со своим начальником контрразведки Даниловым. Они принесли и положили в полный разворот карту города Кишинёва и его окрестностей.
- Организационной работы много, - будто продолжая уже начатый ещё в коридоре разговор, произнёс генерал. - Привезли архив?
- Архивы гестапо нам не удалось обнаружить, абвергруппа свой архив, видимо, уничтожила. Фреттер Пико с собой забрал какие-то коробки, когда бежал от наших наступающих частей. Доложили, что ему на аэродром их привезли из штаба и погрузили в самолёт, - ответил Данилов.
- А то, что здесь обнаружено, что Павел изъял из штаба разведки? - переспросил Берзарин.
- Работают с этим материалом шифровальщики, пока туго. Все документы, включая карты - зашифрованы. Конечно, есть в этих папках и ключ к шифрованным кодам и схемам, но - долго искать придётся... А сам - молчит!
- Павел вместе с Бородиным ещё здесь, надеются, что удастся разговорить этого оберста и уже с готовыми материалами отправиться в Москву, - произнёс начальник штаба, а потом со злостью в голосе добавил. - Я бы отдал его оперативникам, вон, генералу Антонову - и пусть они там об него сами лоб расшибут! Ну, сколько можно с ним возиться?
- У Антонова, понятно, какие методы, а здесь с наскока всё не решишь, - ответил на это Берзарин. - Ну, давайте и мы познакомимся с этим загадочным Кампинским, не против? Я прикажу его сюда к нам доставить, может и будет какой-то результат, тем более, что есть повод.
В большом помещении с высокими окнами, превращённого из актового зала в рабочий кабинет, штабные работники вместе с оперативниками с любопытством разглядывали своего неразговорчивого пленника. Его привёл сюда Павел. Генрих Кампински остановился у двери и настороженно огляделся по сторонам. Каждый из присутствующих, глядя на него, думал о своём. Взгляд Берзарина был жёстким и строгим, он в упор разглядывал этот "экспонат" и не мог сейчас определиться в своих чувствах к этому немецкому полковнику, который не желая быть предателем, бросился за оружием, чтобы застрелиться и в то же время, боялся попасть в руки гестапо. Сам отдал документы, а сейчас молчит и не хочет помочь в их расшифровке. Лунин смотрел на него с простым обывательским любопытством, как эксперт и оперативник, а вот Данилов... У него сперва кошки на душе скребли, только при одном упоминании этого немецкого имени. Сколько требовалось душевных сил и смекалки, чтобы бороться с ним в битве двух разведок! А погибший Миша? Ведь это горе тоже от рук его агента, но кого? Пиртнисс не имел на руках никаких татуировок, это было уже подтверждено. Тогда кого мог видеть Миша, там у автобата, когда пришёл почтальон? Вопросов много, и злоба вперемежку с горечью была у Данилова не шуточная. Он думал, что как только этот немец войдёт сюда - надо сразу бросится и вцепится ему в горло. Но, вот увидел он этого оберста и злоба, почему-то пропала. Вот стоит он тут у стенки рядом с дверью и ждёт своей участи, смотрит на них своими синими, выразительными глазами и непонятно о чём думает.
- Ваши документы у нас, - начал Берзарин, подойдя к Кампинскому вплотную и встав рядом с ним, - но они, как вам известно, зашифрованы, а времени мало, надо сказать, что его совсем нет. Могут погибнуть ни в чём не повинные люди. Румыния выходит из игры, я надеюсь - это вам тоже понятно. И при отступлении ваши войска не будет церемониться, они уничтожат всех узников этих секретных подземных концлагерей. Наши штурмовые отряды и подвижные группы уже пошли на поиски, но нужны знать точные координаты местности. Я, почему-то уверен, что вы имеете здравый рассудок.
Полковник молчал. Он опустил вниз глаза и не проронил ни слова.
- Вы знаете русский язык, поэтому с вами без переводчика разговаривают. Вы не против? - спросил Павел.
Кампински поднял голову. На столе с картами лежали и его папки из сейфа, ключ от которого любезно предоставил Павлу его секретарь и помощник Хассо.
- Нам нужны коды к шифрам, полковник. Можете сказать, где они находятся, в каких документах и папках? - сквозь зубы спросил у него Данилов.
Генрих молчал, только хлопал своими густыми ресницами.
- Послушайте, да он издевается над нами! - вспылил начальник штаба и перешёл к повышенным тонам. - И правда, давайте отправим его к спецам, там поговорят с ним по другому... Отправляйте, - и он хотел было вызвать сюда конвой, но тут поднялся со своего места Одинцов Фёдор Михайлович.
- Подождите, ну, надо же, как-то по другому... Надо, чтобы он понял, что не является таким уж грешным отступником, - и Одинцов, подойдя к Генриху, взял его за рукав синего кителя и повёл за собой к кожаному дивану с которого только что встал. - Присядьте, а то я себя сегодня неважно чувствую и стоять перед вами не могу.
Кампински послушно сел и взглянул на Одинцова. Тот доверительно положил свою ладонь ему на руку и начал разговор "по душам":
- Я вижу в ваших глазах вопрос - как бы мы отнеслись к своим офицерам, если бы они согласились служить на вражеской стороне. Конечно, как к предателям! Вот и вы им не хотите быть, и это правильно. Но здесь есть большая разница: мы свою Родину защищаем от нападения на неё ваших фашистских полчищ, а вы - получается, защищаете только Адольфа Гитлера и его приспешников, но не родину и не немецкий народ. Народ он там, не в Берлине, он сидит сейчас под бомбёжками американцев и англичан, прячется в подвалах и бомбоубежищах и ждёт своей горькой участи, и знает, что расплата за действия чудовищных маньяков и убийц упадёт на его голову. Кстати, в концлагерях, о которых идёт речь, много и ваших соотечественников, ни в чём не повинных женщин и детей, как ваша сестра с племянниками, например.
Кампински вскинул глаза на Одинцова:
- Что-то знаете о них? - спросил он. - Вижу, что знаете... Что?!
- Они у вас единственная родня? - спросил Фёдор Михайлович.
- Да, Берта и племянники и... ни кого больше не осталось. Отец умер в прошлом году, а мама - уже давно.
- Где похоронен отец?
- В Фокшанах.
- Скоро наши там уже будут через несколько дней, - проговорил Берзарин, наблюдая со стороны этот диалог. - Хотите туда вернуться?
- Там у меня никого больше нет. Павел обещал мне рассказать о сестре, как только придут какие-то известия...
- А вы, вы, что нам обещаете взамен? - кипятился Кущёв.
Но Берзарин его остановил поднятой вверх рукой:
- Так, я хотел по другому, но... Ладно, подойдите сюда, - и генерал выложил на стол из своего планшета пачку фотографий и небольшой лист бумаги.
Кампински встал с дивана, и неуверенно подошёл к столу.
- Тут список расстрелянных по делу о покушении на Гитлера, причём, список семей заговорщиков. А вот тут, - и Берзарин рассыпал по столу карточки, - эти фотографии, как отчёт о проделанной работе, сделал один из участников расправы и передал их в СД. Один из наших разведчиков их сумел раздобыть и нам предоставить. Подойдите и ознакомьтесь... Найдёте здесь своих?
Кампински судорожно глотнул воздух и дрожащими руками собрал со стола фото, взял их и стал внимательно рассматривать. Там были люди, лежавшие вдоль высокой стены, они были в безжизненных позах. Это были убитые люди - женщины и дети, старики и подростки... и она, Берта, лежала с полуприкрытыми веками, растрёпанная, в разорванной одежде, но такая узнаваемая и любимая сестра. На других фотографиях он нашёл и своих племянников, они лежали во рву уже присыпанные землёю. Что-то раскололось в сознании и голове, рука его опустилась вниз, а по телу пробежал леденящий холод. Но не только душевная боль навалилась как тяжёлый неподъёмный ком, щемящая боль в груди сперва наползала медленно, а потом расколола всю левую сторону тела. Захотелось кричать, не хватало воздуха, но он собрал последние силы и пошёл к двери. Не спрашивая разрешения выйти, он толкнул её и вышел за порог, но тут же опустился вдоль стенки и сразу провалился куда-то в светящуюся бездну. Павел шагнул за ним, а потом и Лунин. Они хотели поднять полковника, но взглянув на его бледное лицо, скорее вызвали санитаров.
Павел снова вошёл в кабинет, где все стояли в ожидании и немного переполошились.
- У полковника оказалось слабое сердце, - произнёс Григорьев, стоя спиной к дверному косяку. - Сейчас ему окажут помощь, а потом отправят в госпиталь.
- Так-так, - произнёс генерал. - Значит, эффект отрицательный от этого известия?
- Да, не нужно было так вот сразу... - проговорил Данилов и потёр ладонями виски.
- Нет, я думаю, что ещё рано говорить про эффект, - в надежде заключил Одинцов, а в его глазах тоже стояли горечь и слёзы. Ведь и собственная семья у члена Военного Совета была неизвестно где и он прекрасно понимал этого немецкого полковника, но жизнь жестокая штука, в следующий раз он Кампинскому про это напомнит.
- Я тоже думаю, что всё-таки не зря, - снова проговорил Берзарин и стал перелистывать папки из сейфа начальника абверовской разведки.
Он лежал на койке в полосатом больничном халате поверх одеяла. Левой рукой он прикрывал глаза и, когда вошёл Павел, Генрих продолжал лежать в той же позе. Синий китель его со всеми знаками отличия и погонами немецкого полковника, висел на спинке стула рядом с тумбочкой. Павел в обычной гражданской одежде выглядел намного моложе и активнее. Он откашлялся и встал рядом с кроватью полковника.
- Как вы себя чувствуете? Вам уже легче? - спросил он с нескрываемым сочувствием.
Генрих шевельнулся и потёр ладонью прикрытые веки, потом убрал руку от лица, взглянул на Павла и попросил:
- Прикажите принести сюда стол, здесь есть свободное место... Пусть поставят у окна, - голос его был ещё слабым.
- Зачем вам это? - переспросил у него Григорьев.
- Найдите у меня в архиве папку с номером 9836 и принести мне сюда, - не ответив на его вопрос, продолжал полковник. - Потом в папке с номером 360 все расшифровки по квадратам, я их выписывал на отдельные карточки, они там должны быть. В них можно разобраться, но вы не поймёте принцип присвоенных номеров, которые соответствуют названиям населённых пунктов на карте. Сам шифровал и коды там сложные... Если боитесь за сохранность этих документов, можете присутствовать тут сами, не помешаете... Сам хочу сегодня же их разобрать и приступить к расшифровке. Здесь - потому что, я ещё слаб и не знаю, когда приступ повториться снова... А пока я в силах... Одним словом - принесите всё это побыстрее.
Павел выскочил из палаты и быстро побежал по коридору больничного корпуса на первый этаж, где его ждали Лунин и Еремеев. Все вместе тут же скрылись за дворовыми постройками, а через минуту от дороги послышался шум отъезжающего автомобиля.
Генрих Кампински сидел за маленьким столиком, поставленном по его просьбе в простенке между дверью и окном уже вторые сутки подряд с небольшими перерывами. Сидеть было не тяжело, он даже почувствовал небольшое облегчение. Павел был рядом всё это время и, когда входили в палату врачи или санитары, он по привычке чекиста, сперва обыскивал их.
- Это, скорее всего, даёт о себе знать ваша разбитая ключица, - заключил лечащий врач Генриха на последнем осмотре. - Боль сильная, отдаёт в левую половину груди и сердце, но это, слава Богу, не инфаркт. Там последствия были бы другие, - успокоил он Павла, который теперь присутствовал в палате постоянно, до полного перевода всех бумаг и карт.
- Когда его можно будет от вас забрать? - спросил Григорьев у врача.
- Ещё через несколько дней, максимум - неделю надо подождать, - ответил тот. - Лекарства принимать только строго по расписанию, обезболивающими не увлекайтесь, - добавил он и вышел из палаты.
После этого, сразу зашла молоденькая медсестра, она поставила на тумбочку микстуру и, повернувшись к полковнику, задорно хихикнула. Когда она вышла, Павел произнёс с некоторой долей юмора:
- Ну вот, ещё одна утонула в ваших синих глазах!.. - после этого он отвернулся к окну и тихонько рассмеялся.
Кампинскому было не до смеха и юмора, занимаясь переводами, он подспудно отгонял от себя нависшие над ним воспоминания о виденных фотографиях на столе у генерала. И как только эти воспоминания брали над ним верх, и он ничего уже не мог сделать с этими кровавыми образами, то Генрих вздыхал со стоном и хватался рукой за левую сторону груди. Потом через некоторое время успокаивался и приступал заново к работе. Он вписывал расшифрованные названия населённых пунктов на карту вместо цифр, убирал по одной со стола свои карточки с ключами от шифра, и в конце второго дня написал коды для быстрого входа в подземные бункера.
- Там при входе в каждый блок, работают свои коды. Замки находятся на стене на специальных панелях с цифрами, как на телефоне. Нужно будет их набрать, чтобы попасть внутрь, - пояснил он Павлу. - Здесь карты на четыре подземных бункера, они мною расшифрованы и вам не составит труда найти их на местности. Один здесь, в горах Румынии, один в Карелии, и два на территории Болгарии. Они очень многочисленны, это самые крупные лагеря, которые сооружались под землёй для испытания нового оружия и поражающих газов. Все, кто работал над их сооружением, они и остались там, в этих подземельях...
После этого полковник с трудом поднялся и пересел на свою койку. Павел уже складывал все расшифрованные данные в папку, когда в палату вошёл в медицинской маске новый молодой санитар.
- Вам это врач выписал, - сказал он, поставив на стол банку с микстурой. - Примите сразу и запейте водой.
Потом как-то странно взглянул на Павла и поспешил выйти.
- Что это, новый медбрат? - спросил Григорьев у самого себя и взглянул на Генриха, который снимал колпачок с этой круглой банки.
После того, как ему удалось его открутить, по палате пошёл какой-то странный запах.
- Что это за странное лекарство? - спросил Кампински.
- Доктор вам уже такое давал? - Павел с тревогой в голосе выхватил из рук полковника эту странную жидкость.
- Нет, это впервые, как и тот санитар, - ответил Генрих и поднял на Павла вопрошающий взгляд.
Григорьев шагнул к двери, распахнул её настежь и позвал дежурного по коридору.
- Позовите лечащего врача сюда в палату к полковнику, - попросил он подошедшую медсестру.
Через несколько минут в палату вошёл доктор и Павел показал ему принесённый кем-то флакон со странным запахом.
- Вы это выписывали своему больному? - спросил он.
Врач взял в руки баночку и поднёс к носу, но сразу отшатнулся.
- Что это? Кто вам принёс? - доктор был в полном недоумении.
Павел выскочил из палаты и стал искать этого "нового санитара", но все попытки установить его личность, оказались тщетны.
Вечером того же дня он докладывал Бородину об успехе с расшифровкой карт и схем и рассказал о странном случае в больнице.
- Понятно, полковника хотят убрать. Выкрасть его не могут, не получается, охрана большая у госпиталя, а тут решили на удачу... Как повезёт! Но сегодня у них это не прошло, - говорил Бородин в присутствии Одинцова Фёдора Михайловича.
- Это сегодня не прошло, а завтра? - спросил член Военного Совета армии.
- Значит, полковника нужно из госпиталя срочно забирать, - задумчиво произнёс Григорьев. - Надо полагать, что они не смирятся с тем, что такая важная птица, знающая так много, сейчас у нас в плену. Для фашистского престижа - это большой урон. Надо ждать требование о его выдачи.
- Вы так полагаете? - переспросил Одинцов.
- Думаю, что - да!
Так и вышло. К командованию 5-й Ударной армии обратились представители штаба Фриснера о переговорах, по поводу выдачи полковника Кампински в обмен на наших пленных офицеров.
В это время для 46-й армии произошли несколько непредвиденные события. Новой правительство Румынии первоначально возглавлялось ставленником короля Михая генералом Санатеску и в нём доминировали консервативно-реакционные силы, проводившие двурушническую политику. Различными способами оно пыталось добиться от советского командования согласия оставить войска на рубеже Карпаты-Дунай и прекратить дальнейшее наступление вглубь Румынии. С такой просьбой представители румынского правительства обратились и к командующему 46-й армии генерал-лейтенанту Шлемину Ивану Тимофеевичу. При этом они заявили, что ликвидацию немецких войск на не занятой Красной Армией территории, румынское правительство берёт на себя.
На самом же деле это был манёвр, направленный на то, чтобы воспрепятствовать повороту румынской армией оружия против немецких войск. 24 августа румынский генеральный штаб издал приказ с требованием избегать вооружённого столкновения с германскими войсками. Кроме того, румынским войскам предписывалось отойти в центральные районы страны, оказывая сопротивление любым попыткам их разоружения. 25 августа было отдано распоряжение не чинить препятствий отступающим колоннам гитлеровцев. 26 августа - новый приказ, теперь о срочном отводе в тыл всех своих подразделений новобранцев, гарнизонов и любых воинских частей, "чтобы не быть упреждёнными русскими." Даже с началом развёртывания немецкими войсками активных боевых действий против патриотических сил и армии Румынии реакционное руководство этой страны не прекращало антисоветских манёвров. Их цель была очевидна: задержав продвижение Советской Армии, в том числе с помощью частей Вермахта, дождаться вступления в страну англо-американских войск. Правительство Санатеску просило американо-английское командование как можно быстрее высадить свои авиадесантные части в районе Бухареста.
Просьба эта не была вовсе безосновательной. США и Англия с декабря 1943 года предпринимали попытки склонить диктатора Антонеску к заключению с ними сепаратного мира, чтобы предотвратить "полную оккупацию" Румынии советскими войсками. Ради того, чтобы задержать наступление Советской Армии на Балканах, наши союзники прибегли к весьма неблаговидным действиям: 8 августа 1944 года американский посол в Турции сообщил румынскому военному атташе, что через пятнадцать дней советские войска должны начать большое наступление на Румынию.
Разумеется, информация сразу же была передана в Берлин. (То есть, о дате начала Ясско-Кишинёвской операции стало известно врагу таким, вот, предательским образом от наших союзников).
Теперь в расчёте на укрепление в Румынии сил американо-английской ориентации, пытались с их помощью затянуть выход этого государства из антисоветской войны, пренебрегая создавшейся угрозой разгрома гитлеровцами восставших патриотов в Бухаресте, игнорируя союзнические соглашения. Вступление в Бухарест крупного передового отряда 46-й армии, а 31 августа - войск 2-го Украинского фронта сняло угрозу штурма города немецкими войсками. Одновременно был положен конец попыткам румынской реакции добиться ввода в страну американо-английских войск.
К исходу 29 августа главные силы 46-й армии достигли рубежа реки Кэлмэцуй. Вступлением советских войск в Фокшаны и Плоешти, Бухарест и Констанцу завершилась Ясско-Кишинёвская операция, давшая примеры высочайшего уровня советского военного искусства. В ходе этой операции противник понёс огромные потери. Советские войска нанесли сокрушительное поражение группе армий "Южная Украина", уничтожили 22 немецкие дивизии и разгромили почти все румынские.
Перед Советской Армией был открыт путь в Болгарию и Венгрию. Складывались более благоприятные условия для оказания ею интернациональной помощи патриотам Югославии, героически сражавшимся против захватчиков.
Ясско-Кишинёвская операция закончилась, но изгнание остатков немецко-фашистских войск с территории Румынии ещё продолжалось.
30 августа Ставка потребовала от командующего 3-м Украинским фронтом моторизованный отряд 46-й армии, вошедший в Бухарест, направить на Джурджу с задачей к исходу 31 августа овладеть переправами через Дунай.
31 августа 46-я армия получила боевое распоряжение фронта, которое для Шлемина было несколько неожиданно. Приказывалось, не позднее 20:00 3 сентября силами 31-го гвардейского и 37-го стрелкового корпусов выйти на румыно-болгарскую границу на фронте Джурджу, Олтеница, Келераши по северному берегу Дуная и закрепиться там. Армия, начав операцию на левом фланге 3-го Украинского фронта, в ходе боёв за освобождение юга Румынии оказалась на его правом фланге. Ей предстояло участвовать в операции по освобождению Болгарии.
После завершения этой операции 46-я армия снова будет переправлена в Румынию. Из района города Крайова её соединения быстрыми переходами направятся в район южнее города Тимиошара на помощь румынским войскам, прикрывающим западную границу страны.
Спец.дивизия НКВД с полком мотопехоты под командованием полковника Деева будет выведена из состава армии и отправлена форсированным маршем на Буковину, где после освобождения нашими войсками территории Западной Украины на границе с Румынией особенно зверствовали бандеровцы.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
Свидетельство о публикации №223021701408