12. Солдатская Любань. 1942. Майор Романовский

  На второй день февраля на помощь конникам и для их смены стали подходить 58-я отдельная стрелковая бригада и 57-я отдельная бригада. А за ними двигалась 191-я стрелковая дивизия. На правый фланг этих соединений к Сенной Керести выходила 4-я гвардейская дивизия генерал-майора Андреева. Через горловину Мясного Бора в прорыв втягивались всё новые и новые части.
  - Ну, что я говорил, смена подошла. Отдельные стрелковые бригады, да ещё с лыжниками. А то мы на копытах никак!
  - Ну, и добре. Теперь дело пойдёт.
  - Конечно, пойдет. Вон и майор наш говорил на построении, что мы выполнили большую задачу, вон какие просторы заняли и сдерживаем. Погибло, правда, много... А вы обратили внимание, как-то плохо майор выглядит. Измотался весь. Мы, правда, тоже не подарки, но он, чего-то того, здорово сдал.
  - Заботы много, вот и сдал. Весь спрос-то с него.
  Днём бойцы повзводно, около часа, проходили политобучение, но в основном находились в своих ненадежных укрытиях: от ветра и мороза немного спасало, а вот от случайного попадания бомбы с самолетов не спасло бы. В этом случае, как бог укажет, туда и судьба повернёт. Больше холода досаждал голод, продукты в полк поступали с большой задержкой. Выручал иногда постный бульон, приготовленный поварами из конины, да чай из хвои и коры. И чтобы отвлечь себя от нудного урчания в животе, отвлекались разговорами.
  Леонтий уже почти поправился. Даже по утрам опять стал обтираться снегом. Григорий это быстро подметил, а долго молчать он не мог:
  - Дюжий, ты, Леонтий! Как на собаке всё быстро зажило. У нас в деревне тоже один дед, ему лет сто, наверное, никто не знает точно, а он не говорит, живёт один бобылём на окраине. Всё травки собирает, отвары какие-то лечебные варит. Вся деревня к нему ходит за отварами этими при хворобах разных. Так помню, один раз он шипом боярки веко под глазом разорвал, так дня через два ничего и не видать было. Чисто, даже шрама не осталось. Во, дедок какой! На него даже собаки не лают, уважают. Так и у тебя мясо с руки и боку снесло, а глядишь, уже, как и ничего! Чудно!
  - Так к нему, поди, ещё и девки ходят!
  - Вань, вот насчёт девок не скажу! Не знаю. А некоторые молодки, после сорока, одинокие вдовушки, заходят. Совета спросить, поговорить, наверное.
  - А чё, моложе-то не могут найти? Мужиков что ли больше нет. Вот ты, например, чем не мужик?
  - Понимаешь, Вань, у нас в деревне бабы дородные, дюже серьёзные собственницы, если что не так, сразу в глаз или кочергой. Не допускают, понимаешь, нашего мужика к блуду. Сами ни-ни и нам не моги! Такая вот у нас идиллия в деревне. Бывали, случаи случались, редко, так вся деревня собиралась концерт посмотреть, комедь сплошная. Часа на три хоровод.
  - Не, у нас проще. Хотя тоже на показ не побежишь, а так бывает.
  - Леонтий, а как у вас в деревне народ поживает?
  - Да живут как все, как везде, наверное. Я вот тут вспомнил чего: мне вот сорок два года, а уже считай пятая война. Русско-Японская, Германская, Граждан-ская, Финская и вот эта опять с германцем. Вот, сижу и думаю: в Русско-Японскую не много мужиков воевало с деревни, человек двенадцать - погибло трое, в Германскую уже тридцать двух убило, в том числе и брательника моего старшего, Савелия, а в Гражданскую человек сорок колчаковцы порубали и молодых и старых, и в Финскую - четверых. Вот я и думаю, сколько в этот-то раз нашего брата поляжет, скольких бабы не дождутся, да сколько детишек сиротами станут. Вот и думаю. А ты, Гриша, бабы да девки!
  - Да то не я, Леонтий, то жизнь говорит. Вот убьют нас тут, а жёнкам-то как жить одиноким да молодым без мужика-то? Вот и думаю тоже, что внесёт эта война коррективы жизни и в мою деревню. Бабы ж без мужика всё равно не смогут. Особо молоденькие, которые овдовеют. Чего им-то делать, коли мужиков им хватать не будет! Вот он и расклад жизненный.
  - Тут ты прав, не спорю. Я ещё вот что думаю...
  Наверху заскрипел снег, и творило из еловых веток отодвинулось:
  - Здравия желаю, бойцы, спуститься к вам можно? Это был голос, хоть и охрипший, но узнаваем, голос майора Романовского.
  - Заходите, товарищ майор.
  В углу "берлоги" тускло мерцала коптилка.
  - Нормально обустроились.
  И немного погодя, привыкнув к полумраку, узнал старых знакомых:
  - Это Вы, братцы! Вот как мы с вами частенько встречаемся. Накурено у вас добре.
  - Так теплее, товарищ майор. Покурите? - Григорий протянул командиру самокрутку. - Вот по кругу обогреваемся.
  Майор затянулся и закашлял:
  - Что-то махра у вас крепкая?
  - Так боец Гуляев её своей кровью смочил, чтоб крепче за душу хватала.
  - Что ранен?
  - Скользом, товарищ майор. Всё нормально.
  - Ага, скользом. Подмышку насквозь прошило, теперь подсвистывает.
  - Да, ладно тебе, Гриша, балоболить! Мы вот тут, товарищ майор, говорили с мужиками про войны эти бесконечные. Вот, к примеру, в Русско-Японскую у нас отцы и деды с деревни воевали, так потом долго вспоминали о бездарности и безграмотности царских полководцев, которые тогда проявились ими во время военных действий. Наш сосед, отец моего друга детства, Волков Илья тоже часто вспоминал о том как они, молодые солдаты-сибиряки, были на Манжурских полях брани практически безоружны, и как вместо винтовок и снарядов к орудиям им привозили иконы, а они были беззащитным пушечным мясом... И после Германской, у нас в деревне, много кто погиб, а многие калеками вернулись, тоже говорили, что всё было плохо и с оружием и с питанием. Вот и сейчас мы по десятку патронов имеем, про еду я уже и не говорю. Вот и немец под Ленинградом и Москвой. Как он быстро добрался-то. Как-то не так опять получается, что ли?
  - Прав ты, Леонтий. Во многом прав. Не всё предусмотрели, много дров наломали, доверившись некоторым, да и заверениям гитлеровским. Но, вот что мужики, время сегодня тяжёлое и лучше не затевайте эти разговоры, особенно с кем попало, всякое может быть. Народ у нас разный. Со мной можно. А так, про себя думайте, а вслух не надо! Всё образуется, армия и народ у нас сильные, выдюжим. Заводы у вас в Сибири военные заработали и в Барнауле, и в Новосибирске на полную мощь, так что скоро сломаем хребёт фашисту. Обозлиться только надо. Ну, да ладно, хорошо с вами, прямо отдохнул, как дома побывал, но дальше двину. Скоро снова в ночную атаку пойдём, отдыхайте пока. А вообще, братцы, обозлиться надо крепко на немчуру! Надеюсь, что ещё увидимся, братцы- славяне!
  Майор ушел, а мужики ещё некоторое время сидели в тишине, молча докуривая самокрутку.
 
  "Когда 13-й кавкорпус Гусева и другие соединения вышли на линию Сенная Кересть, Ручьи и Червинская Лука, генерал Мерецков понял, что у него появилась возможность разгромить немецкие войска, сосредоточенные в районе Чудово, Любань. Достаточно перерезать Октябрьскую железную дорогу северо-западнее станции Чудово, и они окажутся отрезанными от главных сил, лишатся путей подвоза боеприпасов и даже не смогут отойти к своим. Но генерал армии явственно ощущал, как выдыхаются, становятся все слабее удары его прорвавшихся подразделений. Да, он потребовал от генерала Клыкова уничтожить противника в районе Острова и Спасской Полисти, а затем не позднее 6 февраля стянуть в район Сенной Керести и Ольховки 327, 374, 382 и 4-ю гвардейскую дивизии. Затем объединенными силами ударить в сторону деревни Пятница, после чего на станцию Бабино, что от Чудово в двадцати километрах. Гусевский корпус получил приказ выйти к Красной Горке, от нее близко Любань..." (4)
 
  "Конники не подвели. Внезапно атакуя противника, 25-я кавалерийская дивизия подполковника Трофимова на плечах отступающих немцев ворвалась в село Дубовик и к концу дня 6 февраля вышла к Большому и Малому Еглино. Конники нанесли удары по флангам этих укрепленных пунктов, а приданная им 59-я стрелковая бригада полковника Глазунова атаковала железнодорожную станцию Еглино с фронта. Совершая марш по маршруту Остров, Абрамцево, Нестерково, Глебово, Савкино, Вальяка, передовой отряд под командованием подполковника А.Н. Трофимова, в подчинении которого находился 236-й кавполк, уничтожал на своем пути вражеские гарнизоны. После ожесточенного боя, в ночь на 10-е февраля, эскадроны 236-го кавполка полностью овладели этими населенными пунктами. В этом бою было уничтожено до 80-ти гитлеровских солдат и офицеров. Передовые эскадроны 236-го кавполка, преследуя отходящего противника, на его плечах ворвались на южную окраину деревни Конечики, но были встречены минометным артогнём. После ожесточенного упорного боя, 236-й кавполк вынужден был отойти к линии железной дороги, что южнее 300-т метров селения Конечики, прочно закрепив за собой занятые позиции до подхода полков 25-й кавалерийской дивизии."(4)
 
  За неделю ночных боёв, преодолевая с трудом многочисленные снежные заносы на своем пути, где спешенными, а где в конном строю, измотанный 236-й кавалерийский полк, страдающий от отсутствия боеприпасов, продуктов и фуража для лошадей и, находясь в полной оторванности от тылов где на пятьдесят, а где и на добрую сотню километров, наконец-то закрепился в селе Конечки. Там и пришла малоприятная новость: командир полка, майор Романовский не выдержал нервного напряжения, сошёл с ума и был отправлен в тыл.
  - Ну вот, я же говорил, что мне не нравится вид майора. Жалко, хороший мужик был.
  - Ну почему был, подлечат, подправят. И опять в бой.
  - Вряд ли. Хотя всё может быть в нашей жизни. Неисповедимы пути... Вот неделю назад мы думали в тыл на отдых отойдём, а километров триста отмахали за это время. Сегодня видимо опять не сильно придётся отдохнуть. А командир у нас теперь капитан Надирадзе, тоже мужик, вроде бы ничего, дельный. А то, что молчаливый, так это и хорошо, значит, спокойно всё обдумывает, размеренно.