Возвращение в прекрасное далёко

Призрачные нити оплетают твой страх, приклеиваются к ресницам
и опускают веки на глаза. Ты уже не смотришь на картину жизни
с волнением, оно бьётся только внутри тебя, кровавыми хлюпающими
толчками сердца. Ты хочешь всё же сохранить себя от разрыва на
кровавые кусочки,  передать себя завтрашнему и послезавтрашнему
дню, потому что там, возможно, случится, наконец, то, к чему ты
так долго шёл, вдохновлённый когда-то песней о прекрасном далёко. 

Ты мечтал о будущем, но теперь оно наступило, так на тебя наступило,
что ты хочешь вернуться в то далёкое прошлое, чтобы снова искупаться
в той мечте, отдаваться её волнам и не торопиться в будущее, из
которого так хочется вернуться в прошлое.

Ты читаешь Циолковского и Беляева, Ефремова и Обручева, и понимаешь,
как же оно, их будущее, ушло куда-то вбок, а может, назад. И кто
сейчас заступится за нас, брошенных в жестокое будущее, в это
жестокое далёко, о котором так пронизывающе светло пела далёкая
девочка из юности. А теперь она старушка над могильным холмиком
несбывшихся мечт. Хотя многое сбылось. Мы можем снимать фильмы
на телефон и тут же их демонстрировать, только это уже никому
не нужно, у каждого своё маленькое кино, как плошка со своей
кашей, которой мы хотим кого-то накормить, но все сытые и
обожравшиеся похлебенью друг друга.

И сейчас всяк бряцает на лире своей или просто орёт, как Мунк,
но никто его не слышит, а кто-то молчит и с тоской ждёт конца –
лишь бы он был не так ужасен, как задыхающийся под ИВЛ очередной
заболевший.  И это последнее издыхание даёт многим непонимание:
«за шо?»
А Лев Толстой, умирая, спрашивал: << и это всё? >>